НОЙ XX ВЕКА

Так окрестили американцы доктора Вильяма Манна, главу Смитсоновской экспедиции, отправившейся летом 1926 г. в Африку за большей партией диких зверей для Вашингтонского зоосада. Действительно ни одна экспедиция не доставляла такого количества «чистых» и «нечистых» животных. В трюме и на палубе парохода «Город Калькутта» размещено было свыше 1700 самых разнообразных зверей.

Манн, смеясь, говорил:

— Я побил рекорд Ноя: он пропутешествовал сорок дней, при чем больше вертелся на одном месте, я же псовел с моими зверями сорок пять дней в море — и каких дней! Почти все звери отчаянно страдали от морской болезни, и я с моими помощниками сбивался с ног, ухаживая за ними. А ухаживать за тигром или пантерой, когда они воют от мирской болезни,— дело не легкое...

С экспедицией отправился и кинооператор, увлеченный идеей набрать редкий типаж в обстановке диких джунглей. Местом назначения экспедиции намечена была обширная территория Тангипати в Западной Африке, где можно найти самые редкие экземпляры зверей. Прибыв на место, разбили лагерь в небольшой туземной деревушке на опушке дремучих джунглей и начали готовиться к работе. Решено было ловить животных при помощи различных силков, тенет и западней, устроенных таким образом, чтобы они не причиняли пойманным серьезного вреда. Туземцы обрадовались предстоящему заработку, при чем их прельщали не столько 12 центов (около 24 копеек) в день, сколько перспектива обильной мясной пищи, ибо в этой местности зверь чаще лакомится человеческим мясом, чем человек звериным.

Когда экспедиция выступила в поход, со стороны ее можно было принять за маленькую армию: около 500 туземцев шли под предводительством пяти белых. Среди туземцев были носильщика, тащившие на спине около 30 кило багажа в течение двенадцатичасового дневного перехода; разведчики, рыскавшие по сторонам и приносившие сведения о следах зверей; опытные трапперы, навострившиеся в искусстве ставить силки и тенета, стрелки, помощники кинооператора и повара.

Выследив зверя, отряд останавливался, и туземцы рассыпались по лесу, охватывая кольцом убежище зверя; устанавливались тенета, и загонщики диким улюлюканьем, свистом к криками загоняли зверей.

Только для жирафа и носорога тенета не годятся, так как эти звери легко разрывают их и убегают подальше от шума, поднятого людьми. Поэтому за поимку жирафа назначена была высокая премия, и когда первая попытка поймать его не удалась, туземцы были очень опечалены. Вождь одного из негритянских племен нанес белым визит:

— Такова была воля богов, — говорил вождь. — Они приготовили для вас в сто раз лучшего жирафа. Этот же был плохой жираф, недостойный высоких белых гостей.

Впрочем предсказание вождя не оправдалось, и первым был пойман жеребенок жирафа, которому туземцы туг же дали длиннейшее и странно звучавшее в ушах белых имя, означавшее в переводе: «Наш вождь, который отправится послом в чужие страны». Но бедный «посол» околел через несколько дней от неизвестной причины.

Мало-по-малу лагерь начал заселяться четвероногими. Клетка за клеткой выстраивались рядами на опушке леса, и оттуда несся день и ночь несмолкаемый рев, вой и рычанье.

Негритянский поселок, близ которого находилась база экспедиции, жил в вечном ужасе перёд владыками джунглей — тиграми и леопардами, поэтому' намерение белых выловить часть этих хищников было встречено с неописуемым восторгом. Охотники выследили место водопоя гигантского леопарда, который в течение последних двух лет наводил панику на округу и уволок в чащу не один десяток ребят, не довольствуясь четвероногими жертвами. Приготовили капкан и в виде приманки посадили за решотку козу, которая отчаянно блеяла, чуя приближение зверя. Леопард, ринувшись к решотке, попал в капкан. Полумертвую от страха козу вытащили из клетки, а леопарда поволокли в лагерь под исступленно радостный вой и пляски туземцев. Целую ночь перед клеткой пойманного людоеда горели костры и плясали туземцы, импровизируя песни, в которых они издевались над зверем и унижали пойманного врага.

Во время своих экскурсий Манн попал к племени карликов, рост которых не превышал 1 1/4 метра. Тем не менее они умудряются охотиться на слонов, при чем ранят их стрелами, а сами тотчас же бросаются врассыпную в кусты и возвращаются лишь на следующий день, когда слон умрет от полученных ран.

Но жирафы упорно оставались неуловимыми, и лишь за месяц до отъезда на родину удалось не поймать, а купить пару жирафов» самца и самку, у туземца, приведшего их за сотни километров. Хотя джунгли не имеют телефонов и телеграфов, но вести распространяются там достаточно быстро.

Надо было пускаться в обратный путь с этим «ноевым ковчегом». Манн говорит, что в течение нескольких недель после возвращения ему все еще мерещились звуки дикого концерта, оглашавшего по ночам пароход: рев льва, резкий крик пантеры, визги диких кошек, неумолчная болтовня обезьян, рычание леопарда и бе?умный пронзительный хохот гиены. Посадка на пароход, погрузка разнообразного продовольствия для диких «пассажиров»— все это отняло немало времени. Пришлось нанять двух негров, привычных к обращению со зверями, так как белые отказывались ухаживать за ними.

Продовольственный вопрос был самым острым. Гигантского журавля-китоглава, которого оценили в Америке в 5000 долларов, надо было кормить живой рыбой; нужна была специальная диэта для «аки-лизато» — обезьяны, которая, как утверждают туземцы, понимала человеческую речь; для жирафов нужно было сено из сочного клевера и т. р.

В день прибытия этого транспорта в зоосад Вашингтона не только люди, но и звери, старожилы сада, проявляли лихорадочное волнение. Животные высовывали морды из клеток и рычали, глядя на своих вновь прибывших собратьев. В числе новинок были: «дикер», или крошечная антилопа—ростом не больше собаки; землеройка-слон — ростом с крысу, но с вытянутым наподобие хобота носом; говорящий черный дрозд, выкрикивавший ряд фраз, которые он заучил в пути; ряд новых птиц со странным и ярким оперением и т. д.