Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений
Вокруг Света № 8-1929

КУМАНАХ-ОТВЕРЖЕНЕЦ

Рассказ Д. Кадцева. (К рис. на обложке)
Рис. худ. В. Щеглова

Молодой эскимос Куманах стоял на высоком скалистом берегу Ледовитого моря и печально смотрел вниз на груду камней у самой воды. Под этими камнями в неглубокой могиле покоилась его мать — единственный человек, с которым Куманах мог общаться. Он и его мать были отверженцами и до последнего времени жили далеко от морского берега, вдали от своего племени. Умирая, мать Куманаха завещала сыну похоронить ее на берегу моря, «у самого соленого льда», который в течение многих лет находился для нее под запретом. Юноша исполнил ее желание и теперь не знал, куда ему итти и что делать.

Он вспоминал прошедшие невеселые годы, проведенные им с матерью в гористой пустынной местности. Мать его Натик подверглась изгнанию из племени тагмуитов со дня рождения сына, потому что не захотела исполнить дикий, бесчеловечный обычай своей страны. Обычай этот заключался в том, что всякий ребенок, родившийся на суше, должен был умереть. В живых оставались лишь те младенцы, которые рождались на льдах или на воде. Тагмуиты установили такой обычай с давних пор, чтобы не слишком увеличивалось число едоков; иначе не хватало бы пищи, которую с каждым днем все труднее становилось добывать.

Рисунок. С малюткой в руках ушла Натик в глубь страны...

Куманах родился на суше. На требование шаманов и старейший убить ребенка Натик ответила отказом, за что подверглась изгнанию. С малюткой на руках ушла она в глубь страны по направлению к большому Медвежьему озеру и поселилась в пограничной области между страной эскимосов и местностью, населенной разбойничьим индейским племенем иткиликов. Там и провел свое детство и юношеские годы Куманах. Он жил в вечном страхе: с одной стороны он боялся своих одноплеменни-ковтагмуитов, встреча с которыми грозила бы ему смертью, с другой— индейцев, которые совершали набеги почти до самого морского берега.

Двадцать лет прожила Натик в изгнании, и всю жизнь она посвятила тому, чтобы из слабого хилого ребенка вырастить сильного смелого воина. Кумаках научился прекрасно владеть копьем и метко стрелять из лука, и часто его длинные стрелы с медным наконечником пронзали карибу (северного оленя). Нередко одной стрелой Куманах убивал взрослого мускусного быка. Страшный бич эскимосов — голод — не был страшен Куманаху.

Воспоминания глубоко волновали юношу, который теперь, после смерти матери, не хотел возвращаться в горы. Самое дорогое и близкое для него — прах матери — находилось здесь, на берегу большого моря, где так много тюленей, моржей и белых медведей. К тому же в голову Куманаха закрадывалась тайная мысль попытаться восстановить себя в правах, сбросить позорное клеймо отверженца.

Найдя в уединенном месте, недалеко от могилы матери, заброшенное игло, Куманах решил в нем поселиться. Он починил крышу и из двух оленьих шкур сделал дверь; единственное окно он затянул рыбьим пузырем, отчего в игло постоянно царил полумрак. В углу стояли нары.' Посредине находился каменный столик, на котором стоял светильник, по форме напоминавший чашку. Он был выдолблен из стеатита—полупрозрачного камня с жирным перламутровым блеском. Над светильником, одновременно служившим и очагом, Куманах повесил котелок, в котором варил себе пищу. В пище не было недостатка: тюлени, моржи и белые медведи часто становились жертвами смелости и ловкости Ку-манаха.

Рисунок. Под покровом полярной ночи Куманах нередко подкрадывался к стано-вищу своего племени...

Под покровом полярной ночи, когда серебряная луна Арктики освещала обширные снежные равнины, Куманах нередко подкрадывался к становищу своего племени. Лежа на животе за ледяной глыбой, он робко наблюдал за жизнью становища. Он видел охотников, возвращавшихся с тюленьими тушами. Навстречу охотникам выбегали с радостными криками женщины и дети и живо принимались за обработку туш.

Однажды один из эскимосов убил возле становища белого медведя. Из раны животного сочилась кровь. Тотчас же сбежались женщины, совали руки в свежую рану зверя и с наслаждением пили теплую кровь, при чем каждая из них громко называла ту часть тела, которую ей хотелось бы получить. Жена счастливого охотника побежала в игло и принесла чашку с водой. Все выпили по глотку. Делалось это для того, чтобы всегда была удача на медвежьей охоте. Кровь же пьется, чтобы доказать медвежьему роду, что люди—его непримиримые враги. Голову медведя отрезали и внесли в игло охотника, убившего медведя. Куманах знал, что произойдет дальше, и сердце его сжималось от тоски от сознания, что он отверженец и не имеет права принять участие в обряде, который ему так нравился.

Ему вспомнилось, как первый раз, когда он убил небольшого белого медведя, мать отрезала голову зверя и положила ее на подставку для светильника. Рог и ноздри медведя она вымазала остатками жира, а голову украсила лоскутками, стружками и бусинками. С интересом и любопытством смотрел юноша на странное зрелище. Мать объяснила ему, что ноздри и нос зверя смазываются жиром для того, чтобы медведи, которых удастся убить в будущем, не могли почуять приближающеюся к ним человека. В рот медведю кладется кусок жира, чтобы угодить зверю: всем известно, как любит медведь пригорелый жир. Лоскутки и прочие украшения предназначались для предков эскимосов. А так как медведю требовалось пять суток для того, чтобы переселиться в царство «духов», голова его съедалась лишь на шестые сутки из боязни, что если его потревожить раньше, то он по дороге растеряет все дары, предназначенные для предков.

Но бывали дни, когда охотники возвращалась с пустыми руками. Уныние охватывало тогда становище. Вместе с соплеменниками скорбел и Куманах. Так как он был хорошим охотником и не съедал всего, что убивал, то часто тайком глухою ночью пробирался к становищу с тушей тюленя. Он оставлял тушу в6ли-зи в надежде, что кто-нибудь из тагмуитов увидит ее и возьмет себе. Эти туши почему-то всегда попадали в руки шамана Алукука. Появление туш он объяснял другим как дар его любимых «духов»; сам же он точно установил, откуда берутся благодетельные дары, так как однажды ночью увидал Куманаха, прокрадывавшегося к становищу с тушей тюленя.

Прошел год после смерти матери. Тоска Куманаха все усиливалась; одиночество стало ему невыносимо, ему хотелось общаться с людьми, жить среди родного племени.

«Лелю» — так эскимосы называют солнце — вновь вернулось из своего далекого путешествия, а с ним пришло тепло, и жизнь для эскимосов стала легче. На подветренной стороне холмов начали появляться цветы—пурпурные, белые, желтые. Особенно много было желтого полярного мака. Дикие гуси огромными стаями потянулись на север искать пристанища на укромных островках Ледовитого моря. Самцы-моржи рычали в полыньях между льдами, призывая товарищей на лед — погреться на солнце, которое с каждым днем поднималось все выше. Тюлени выводили своих детенышей и прятали их в снежных пещерах. Побежали ручейки. Днем снег так сверкал, что охотники-эскимосы иногда слепли, прежде чем успевали надеть костяные очки с тонкой пленкой из рыбьего пузыря...

Куманах спустил на мере свой каяк, захватил гарпун и стрелы, про-тиснулся в отверстие для сиденья и отпихнулся от берeгa. Погода стояла тихая, и волны лениво набегали на камни. Над водой и в узких проливах между скалами носился легкий туман. Тишину нарушал лишь плеск весел.

Вот из воды показалась темная круглая голова тюленя. Куманах пригнулся к палубе каяка и стал тихонько приближать я к тюленю, который спокойно покачивался на волнах. Внезапно животное насторожилось. Оно услышало плеск весел и посмотрело на охотника круглыми глазами. Куманах перестал грести и начал внимательно следить за добычей. Тюлень вскоре успокоился и продолжал нежиться на солнце, высоко подняв гладкую морду и втягивая воздух. Как медленно приближался. Куканах осмотрел и приготовил гарпун, но вдруг животное скрылось под водой. Приходилось ждать, пока тюлень вынырнет где-нибудь поблизости. Время тянулось медленно, но Куманах, как и все эскимосы, обладал замечательным терпеньем: он неподвижно сидел в каяке, осторожно осматриваясь го сторонам.

Рисунок. Раненый, но все еще сильный зверь набросился на охотника.

Наконец вдали показалась голова тюленя, и юноша быстро начал грести в ту сторону. Теперь Куманах настолько приблизился, что решился бросить гарпун. Гарпун просвистел в воздухе, увлекая за собой длинную лесу, к концу которой был привязан пузырь. Тюлень бросился в сторону, но острие гарпуна уже вонзилось ему в бок, и тюлень от боли захлестал хвостом, взбивая кровавую пену. Между тем пузырь прыгал в волнах, указывая местонахождение животного под водой '). По временам пузырь исчезал год водой, затем снова появлялся, а каяк мчался за ним вдогонку.

!) Для того чтобы раненое гарпуном животное не скрылось под водой, к верхнему концу стрелы на узком ремне привязывают пузырь, изготовляемый из горла чайки или баклана.

Куманах схватил копье, чтобы нанести тюленю последний удар. Взбешенный тюлень выскочил из воды и, разорвав в клочья пузырь, бросился с разинутой пастью на своего преследователя. Эта минута очень опасна: один неверный удар — и охотник погиб. Но храбрый юноша спокойно снял копье и с такой силой вонзил его в открытую пасть животного, что конец копья вышел нa затылке. Затем всадил ему под передний ласт другое копье, которое прошло сквозь легкое и сердце. Животное вздрогнуло в смертельной судороге. Битва окончена.

Привязав тюленя к каяку, Куманах принялся выслеживать следующую добычу. Иногда ему удавалось убивать трех-четырех тюленей в один 1ыезд. Тогда тагмуиты находили около становища обильные дары «добрых духов».

* * *

Однажды Куманах охотился на тюленя в полынье. Вдруг он увидал невдалеке на ледяном выступе другого охотника в мертвой схватке с огромным белым медведем. Повидимому, раненый, но все еще сильный зверь набросился на охотника, когда тот не ожидал нападения. Охотник этот был шаман племени тагмуитов — Алукук.

Куманах не долго наблюдал эту неравную борьбу, и когда зверь повалил охотника на лед, одним прыжком очутился у места борьбы, прицелился, и стрела с молниеносной быстротой пронзила сердце зверя. В смертельной агонии медведь всей тяжестью навалился на шамана и порядочно помял его. Когда Куманах вытащил шамана из-под медведя, Алукук был без чувств. Остожно взяв раненого на реки, Куманах перенес его в свое игло, положил на нары, устланные мехом, обмыл раны соленой водой и тюленьей кровью. Через некоторое время шаман пришел в себя и спросил, где он находится и что с ним произошло.

Не сразу заговорил Куманах. Помимо волнения, которое он испытывал при виде одного из своих одноплеменников, он затруднялся в подборе слов, так гак за год молчания почти разучился говорить.

— Я Куманах, сын Натики, —с трудом вымолвил он. — Я скрываюсь в этом заброшенном игло от людей, потому что я «отверженный».

Изумленный шаман долго не мог говорить. Наконец сказал:

— Я часто видел тебя, когда ты приносил тюленей в наше становище, но не знал кто ты.

— Да, я старался помогать тагмуитам. Я хороший охотник и не поедаю всего, что дает мне охота; тогда я делюсь добычей с племенем моей матери. Она учила меня этому и говорила, что таков обычай жителей Севера.

Старый шаман закрыл глаза от сильной боли и долго оставался неподвижным. «Уж не умер ли старик?»— думал Куманах. Но вот глаза шамана начали медленно открываться, и он произнес твердым голосом:

— Ты мой племянник. Я знал твою мать еще маленькой девочкой. Я Алукук, старший брат твоего отца...

— Отца?—перебил его Куманах.— Я никогда его не видел.

— Он умер уже давно. Его убили индейцы недалеко от Медвежьего озера.

Алукук уснул, а юноша остался сидеть у его постели, со страхом прислушиваясь к его слабому дыханию. Мать часто рассказывала ему о всемогущем шамане, брате его отца. В долгие зимние ночи, когда ледяной ветер завывал вокруг одинокого игло, Кумаках с волнением слушал рассказы матери о чудесных вещах, которые мог проделывать этот человек. Этот всемогущий дядюшка должен теперь помочь ему войти в родное становище...

Проспав несколько часов, Алукук почувствовал себя бодрее. Куманах поставил на пол около нар, на которых лежал Алукук, котелок с супом из тюленьей крови '), помог шаману подняться, дал ему ложку, сделанную из рога мускусного быка, и поддерживал его, пока тот ел суп. Подкрепившись, Алукук подозвал Куманаха и усадил его около себя. — Племянник,—начал он,—я видел во сне твоих родителей и белого крылатого медведя. Я знаю, что скоро умру. Мои амулеты сильны, но когда умершие зовут нас, мы не должны противиться. Однако прежде чем я умру, я должен сделать одно важное дело.

!) Эскимосы едят суп из тюленьей крови во избежание цынги. Это блюдо считается у них большим лакомством.

Пошарив в своей шубе из шкуры карибу, Алукук вытащил мешочек, сшитый из шкуры белого медведя. Передавая мешочек племяннику, он продолжал:

— В этом мешочке хранятся мои амулеты, и ты—единственный из таг-муитов, который достоин держать его в своих руках. Открой его и посмотри на хранящиеся в кем могущественные талисманы.

Куманах, на лице которого выступил холодный пот, открыл мешочек и высыпал его содержимое на камень. В мешочке оказалась маленькая коробочка, сделанная из черепа нырка и украшенная резьбой из моржовой кости, и крохотные медные фигурки людей и животных. Когда все содержимое мешочка было расставлено на камне, Алукук пытливо посмотрел на Куманаха.

— Куманах, сын Натики, ты «дитя земли» и согласно закону нашей страны должен был умереть при рождении...

Юноша боязливо смотрел на шамана, не понимая к чему клонится его речь.

Рисунок. Алукук бы мертв...

Алукук засмеялся, прочитав на лице Куманаха его страхи и печаль.

— Племянник, — продолжал он, — ты кровь моего брата, и тебе нечего меня бояться. За то, что ты не дал мне умереть в когтях медведя, я обучу тебя моему искусству, сделаю из тебя шамана. После моей смерти ты пойдешь в становище тагмуитов, покажешь им все то, чему я обучу тебя, и тагмуиты поверят, что мой дух воплотился в тебя, и примут тебя с радостью. Не будем же терять времени, потому что мне осталось недолго жить...

И мало-по-малу перед изумленными глазами Куманаха открывалась тайна шаманства, и со смешанным чувством разочарования, протеста и негодования слушал Куманах речь шамана и смотрел на все махинации, посредством которых тот обманывал доверчивых людей. Все то, на что все эскимосы смотрели как на чудо, о чем его покойная мать рассказывала с благоговением и суеверным страхом, было не что иное, как грубый обман.

Утомленный долгими пояснениями, Алукук откинулся на шкуры и впал в забытье. Потрясенный Куманах долго сидел неподвижно. Разнородные чувства волновали его. С одной стороны, предложение Алукука давало возможность осуществить его заветную мечту — войти в родное племя, с другой — его честная прямая натура восставала против лжи и обмана, которыми был усеян этот путь. Ведь Натик всегда учила его быть правдивым и честным. Лучше оставаться отверженцем, чем путем лжи войти в становище. И Куманах твер-до решил отвергнуть предложение Алукука.

Придя к этому решению, Куманах почувствовал, как к нему возвратилось спокойствие, словно тяжелое . бремя свалилось с его плеч". Он встал, отрезал кусок медвежьего мяса, положил его в котелок вместе со снегом и повесил котелок над очагом. Затем взял молоток, сделанный из рога мускусного быка, натолок го-рвани и бросил ее на тлеющие угли. Вспыхнуло яркое пламя, красные языки, извиваясь, потянулись вверх, отбрасывая причудливые тени на стены игло. Снег в котелке начал быстро таять, от котелка пошел густой пар.

Когда пища была готова, Куманах подошел к старику и принялся его будить, но все попытки юноши были напрасны. Алукук был мертв...

* * *

Быстро промчалась полярная весна, а вслед за ней и короткое лето. С каждым днем солнце опускалось в:е ниже к горизонту и на несколько часов совсем скрывалось. Долгая зимняя ночь потянулась темной пеленой с полярных льдов. Дикие гуси и утки с криком понеслись на юг. Огромные айсберги проплывали по Дельфинову проливу и разбивались о берега. Однажды ночью грянул сильный мороз, а наутро беспокойное море застыло, скованное льдом.

Куманах держался около своего жилища. Однако вскоре голод заставил его перекочевать на другое место, так как тюлени покинули этот район.

Часто с высоты холмов он наблюдал охотников-тагмуитов, которые уходили далеко в море в поисках тюленей и медведей. С каждым днем число охотников все уменьшалось, так как более слабые не выдерживали трудностей охоты и падали от изнеможения. Тагмуиты голодали. В этом году тюлени ушли из залива, и эскимосы вынуждены были убивать своих собак, чтобы не умереть с голода. Куманах, сильный и здоровый, уходил далеко в море в надежде на удачную охоту. Си сгорал желанием облегчить страдания своего племени, но старания его были напрасны. Маленький медведь, которого он недавно убил, все ра:но не смог бы утолить их голод, тогда как Куманаху он помогал сохранять силы для дальнейшей охоты.

Однажды на небольшом островке Куманах напал на след мускусного быка. Он пошел по свежему следу, который вел к небольшим холмам. Здесь след сливался со множеством других следов, указывавших на присутствие в этих местах целого стада мускусных быков.

Наконец в низкой долине между холмами Куманах открыл пастбище мускусных быков. Огромное стадо мирно паслось, не подозревая о близкой опасности. Куманах неслышно обежал вокруг стада. Животные, увидев человека, быстро сошлись в круг: внутри стояли коровы и телята, быки же образовывали наружное кольцо. Короткие толстые шеи были опущены, мощные, причудливо изогнутые рога выставлены вперед. Это единственный способ защиты мускусных быков от врагов — медведей и эскимосов. Куманах знал, что теперь может настрелять их сколько угодно — быки не двинутся с места. Сердце его радостно забилось. Наконец-то ему повезло, племя его спасено от голода! Стрела за стрелой вылетали из его лука и впивались в огромных животных. Когда же Куманах израсходовал все стрелы, он подошел к убитым животным, вытащил стрелы из их тела и вновь стрелял ими. Быки яростно мычали, вздымали землю большими широкими копытами, но не двигались с места.

Убив более тридцати быков, Куманах в изнеможении свалился на снег рядом с одним из убитых животных. Пока он собирался с силами, оставшиеся в живых мускусные быки скрылись в горах...

Между тем в становище тагмуитов царило уныние. Все запасы были давно съедены. В пищу шли собаки и даже вороны *). Дошло до того, что варили похлебку из кусков старой подошвы. Страшный призрак голода протягивал к становлищу костлявые руки и ежедневно уносил по нескольку человек.

!) Эскимосы очень неразборчивы в еде и протухшее мясо считают большим лакомством, но ворон они едят только во время сильного голода.

Тагмуиты собрались в большом снежном игло и сидели, тесно при жавшись друг к другу, стараясь согреться. Не имея ни топлива, ни тюленьего жира, эскимосы не могли отеплить свои

ледяные игло, в которых было так же холодно, как и на открытом месте. Стояло гробовое молчание, изредка нарушаемое всхлипыванием женщин.

Вдруг у входа послышался подозрительный шум. Раздался крик испуганной женщины. Один эскимос зажег камнем мох. Огонь осветил фигуру Куманаха с огромной ношей на спине.

— Не бойтесь меня,— сказал юноша, — я отверженец Куманах. Мне удалось напасть на целое стадо мускусных быков, и я настрелял их более тридцати штук. Вот часть одного из них.

С этими словами Куманах бросил на землю часть туши мускусного быка. Эскимосы с жадностью набросились на еду.

Подкрепившись пищей, эскимосы пошли за Куманахом туда, где он оставил убитых быков. Все Становище ликовало. Куманах-отверженец спас их от голодной смерти, дал им и пищу и тепло. Тагмуиты отвели Куманаху лучшее игло, осыпали его подарками и дали ему в жены дочь начальника племени.

С тех пор тагмуиты перестали убивать детей, рожденных на суше.

 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу