| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |

В НЕДРАХ ВЕЛИКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА

1

«Итак, мы на Днепрострое. В той заветной точке земного шара, к которой прикованы теперь взоры всего культурного человечества, с которой у наших друзей и врагов связывается один и тот же вопрос, только по-разному наполненный: выйдет или не выйдет? И подумать только, воздвигается энергетическая столица всего юга нашего Союза, к которой уже теперь стекаются паломники со всех концов земли: из Карелии и с Дальнего Востока, с Урала и из Америки, из Европы и Туркестана!»

Так гордо размышляли мы с приятелем, растянувшись на экскурсбазовских койках и предвкушая назавтра исключительные впечатления.

Внезапно за окном раздался крик: «Караул!», а за ним последовали беспорядочные выстрелы. Мой приятель, человек решительный и самоотверженный, вмиг сорвался с койки и был таков. Я, признаться, остался недоволен таким оборотом дела. Бандиты, видимо, вооружены до зубов — обязательно уложат его, безоружного... Вот этим выстрелом может и ухлопали... Сейчас внесут его окровавленное тело. Что я буду делать? Как вернусь без него?.. Мысли кружились в голове взбудораженной стаей.

Вот на стеклах растворенных окон вздрогнули зловещие отблески близкого огня. Экскурсанты вскочили с коек и к окнам. Так и есть: у соседнего перекрестка горел автобус. Бандиты ограбили пассажиров и сожгли машину. Но странно: никакой погони. К пожарищу со всех сторон бежал народ, невидимому не обращая никакого внимания им бандитов и возбужденный лишь редкостным зрелищем. В суматохе и звонах подкатил пожарный грузовик. Автобус горел как факел Плавились стекла, чернели и обугливались рамы и сиденья С минуты на минуту можно было ожидать взрыва бензина, но мощная струя пожарника уже насквозь пронизала злополучную машину Посыпались оплывшие кругляшки стекол, зашипело, затрещало в кузове, и минуты через две от красавца-автобуса остался один черный неуютный остов.

Событие расшифровалось так. В автобусе произошла какая-то незначительная поломка. Шофер залез под кузов. Не захватив фонаря, он зажег спичку, рассуждая так: сто раз зажигал — почему же не зажечь в сто первый? Но на этот раз под кузовом оказалась бензиновая течь, а под . течью — спичка. После такого совпадения шоферу ничего больше не оставалось, как кричать караул. По этому сигналу постовой милиционер открыл беспорядочную пальбу, которая в свою очередь являлась пожарным сигналом.

Через полчаса после шумного происшествия усталость и сон взяли свое, и экскурсбаза постепенно наполнилась видениями истекшего дня. Как это всегда бывает после плавания, тело продолжало жить ощущениями недавнего прошлого. Казалось, что мы снова в лодке и стали несравненно смелее. Мы едем напрямик, через кипящие бездны порогов Коваленко беспомощен и на втором плане. Мы с Заславским — неукротимые герои. Мощными взмахами весел (видны даже и вздувшиеся бицепсы на руках) мы обороняемся от камней и пучин. Лодка не дрогнет и слушается, кажется, не только наших движений, но и мыслей. Она делает ловкие зигзаги, а иногда в легчайшем прыжке летит через камни, как рыбка на вечерней заре, удирающая от подводных хищников. Вот и Ненасыгец. Первая, вторая лава... В ушах — свист, в глазах — вызов... Седьмой, восьмой пенистый гребень... Вот и двенадцатая лава — Пёкло! Уже ничего нельзя разобрать, кругом — прыгающая пена и черные провалы. Но, что это? Наша лодка как человек затряслась мелкой дрожью, В это мгновение справа выросла скала Монастырей и — о ужас! — она тоже покачнулась и тысячетонной смертью с грохотом рухнула на нас...

Я вскочил на койке. Лоб и руки холодно отсырели. Наша база и взаправду вздрагивала. Земля словно надувалась пузырем и лопалась. В открытые окна врывался рев и рык стихий. Это гремел днепровский будильник. Было половина шестого — начались подрывные работы.

Сон улетел. Забирало нетерпение. Хотелось скорее туда: увидеть, понять, убедиться. Часа через четыре проделав необходимую процедуру по лучения пропусков, мы уже стояли на скале Богатырь Туго досталось этому гиганту: человек в клочья изорвал его гранитные одежды, разворотил его тело, искрошил, проткнул сверлами и заложил новые адские патроны, чтобы окончательно растрясти бездельника Богатыря. Отныне и он будет полезным членом общества: его гранитное тело кусками ляжет в плотину.

С нами был техник, один из тех сивоусых низеньких людей с носом-культяпкой, которые комично серьезничают и проводят экскурсию как заседание парламета, но за этой мишурой простодушны, честны и юношески увлекаются своим делом, Мы разместились на остатке Богатыря. Кругом зияли шурфы и ямы с новыми зарядами, наскоро перекрытые бревнами. Кто-то из спутников покосился на них и опасливо спросил:

— А не взорвутся?

— Экая важность!— серьезно пошутил техник. - Полетаете немного, а там небось снова вернетесь на землю.

Перед нами как на полу развернулся грандиозный план строительства. Наш водитель вскочил на одно из бревен, торчавшее пробкой над зарядом, горделиво огляделся кругом, поднял правую руку и — эпопея началась...

Почти прямо пролив нас, из середины Днепра торчала серая круглая будочка с витой лестницей кверху. Это — геометрический центр плотины. Если воображаемый гигантский циркуль укрепить острым концом в будочке, а другой отвести вперед примерно на полкилометра, то он прочертит дугу, которая и должна впоследствии обрасти камнем и бетоном и превратиться в мощную плотину. Уже и теперь отчетливо видны заштриховки, которые циркуль титанов сделал с обоих берегов: и с нашей и с противоположной стороны навстречу друг другу врезались в Днепр два коридора шириной в не сколько десятков метров. Люди опу стили в реку огромные металлические щиты, насыпали к ним горы камня и песку, а затем выкачали во-ду из образовавшихся коробок, и теперь там, на вековом дне реки, копошится целый муравейник, катятся поезда и ходят стальные чудовища Две трети русла уже отвоеваны. Днепр уплотнен: ему оставили по-ка только самую серединку Непривычно старику в этих неумолимо сжимающихся клещах.

Плотина обопрется на Большой и Малый острова, выгнется дугой навстречу течению и разделил воды Днепра на две мощных струи. И ринутся правые поды по окружью и будут недоумевать: кто же, дерзкий, загнал их в ловушку? А сзади будут напирать все новые и новые валы стихии. И добегут воды до конца дуги у правого берега. Тут они наткнутся на круглые отверстия в стене по пять с половиной метров в диаметре. Человек откроет заслоны и скажет днепровским водам:

— Хотите попасть в Черное море? Полезайте сначала в мои турбины, повертите их, займитесь общественно-полезным трудом, а потом — пожалуйста, на все четыре стороны! Воды вознегодуют: — Как! Нас, вольную стихию, совать в какую-то дыру? Мы до самого Черного моря мечтали только о безграничных просторах степей, о с к а л а х порогов, приключениях и красоте, а ты нас хочешь лишить всего этого?..

Но не успеют передние воды докончить своего монолога, как задние массивы насядут на них, и нырнут они первыми в черные стальные трубопроводы к. турбинам. Вздрогнут подводные гиганты и закрутятся под необычайным напором. Человек тогда улыбнется: 350 000 лошадиных сил впрягутся в его дело! Круговой вихрь по вертикальному валу перейдет в верхний этаж на генераторы — и 245 000 киловатт энергии электрической кровью насытят тело страны. Вырвутся воды с другой стороны, на 37 метров ниже входа, возмущенные, взлохмаченные, в пене и гневе на невиданное надругательство. А человек посмотрит на них сверху с радостной улыбкой творца и повелителя-.

Левая струя вдоль плотины забежит в тупик, образуемый концом дуги и валом шлюза. Воды сгрудятся здесь, оттолкнутся от каменных стен и удвоят напор в правую сторону, к электростанции. С нашего места видны были величественные осыпи на противоположном берегу, заводы, массивные как средневековые замки, и машины, машины...

Рисунок. Перед нами развернулся грандиозный план строительства.

По Днепру от наметившейся впереди дуги полотины до грозного острова Хортицы разбросано много скал и камней. У левого берега доживает свои дни скала Сагайдачного, связанная с именем знаменитого козацкого атамана. Невдалеке от нее из воды вздымается Дурна скала, половина которой будет срезана; посреди реки торчит Средний скат и наконец Кресло Екатерины. Веселая путешественница сделала очевидно немало привалов на своем пути: на всем протяжении порожистого Днепра раскидано много ее каменной мебели. Екатерининскому Креслу на Днепрострое повезло: оно не помешало и потому не будет снесено.

Неожиданно раздался злой угрожающий вой сирены. Наша группа встрепенулась.

— Что это?..

— Одиннадцать часов—сейчас начнутся взрывы,— сказал техник.

— В каком месте?

— Не могу сказать: взрывы происходят по всей территории строительства, — как приговор изрек техник.

Люди и внутренне и физически сжались. Кто его знает: кругом затычки-заряды... Послышался набат. Звуки неслись спереди, из «котлована» — огромной гранитной лохани, расчищаемой для будущей электростанции. Видно было, как в нескольких сотнях метров от нас люди разбегались мышиной рассыпкой. И вот над котлованом мгновенно взбухло облако дыма с яркими огненными точками — и воздух разорвался. Жидкий кислород¹) триумфально разметнулся в пространстве: земля подскочила как на пружинах, а вверх взлетел пальмовидный фейерверк камней. Жуток был не взрыв, а минута, когда камни дождем вернулись на землю, захлюпав в воду до середины Днепра и металлически зацокав по ближайшим машинам и рельсам. Некоторые упали у подножья Богатыря.

¹) Жидкий кислород добывается на специальном заводе: сначала сжатием до 200 атмосфер, а потом охлаждением за счет разрежения воздуха доводят температуру его до —184". Кислород превращается в жидкость; ее наливают в особо приготовленные патроны, которые и закладывают в гранит. Эффект — сильнее динамита.

Американцы, приехавшие на Днепрострой для консультации, привезли с собой одну поговорку. В ее немногих, но жестоких словах звучит что-то неумолимое как смерть:

«Каждый миллион требует жертвы»

С одном стороны — миллион, вложенный в производство, с другой — человек. И когда увидишь, какие могущественные силы природы пробуждает это мягкотелое, но дерзкое существо, именуемое человеком, кажется, что мертвая материя мстит ему за свое разоблачение, — и тогда становится понятной холодная фабрикантская статистика крови.

Мы спустились вниз. Весь береговой откос на протяжении километра представляет собой сплошной завод: все раскопано, разворочено, загромождено временными постройками, лесами, щитами, помостами, горами материалов, опутано железнодорожными путями, деревянными переходами. Непривычный человек теряется в этом лабиринте, тем более, что со всех сторон на него несутся паровозы, вагонетки, платформы с невиданными машинами и даже над головой грозно раскачиваются стальные коробки под'емных кранов. Грохот, лязг, звон, свистки, сопенье и фырканье машин — все это сливается в одну лихорадочную и величественную симфонию труда.

Вот мы перешагнули через стальные волнообразные щиты, отгородившие строительство от воды, — слева, глубоко внизу, открылась впадина котлована будущей электростанции. Человек вгрызается в донные вековые граниты Днепра, чтобы возвести свое строение на незыблемом фундаменте. Непрерывно работают помпы, откачивающие просочившуюся воду; тарабанят пневматические сверла, протачивая в граните червеобразные дырки для подрывных работ; кaк циклопы ходят краны и экскаваторы царапая и загребая все своими стальными ручищами, — их многосильные совки и коробки то хищно распускаются когтистыми розетками, с тем чтобы, врезавшись в землю, снова сомкнуться, то опускают переднюю стенку как нижнюю челюсть и человекоподобными движениями жуют и заглатывают свою пищу — речные наносы и камни.

Здесь праздник технического гения человека. Фантастические машины Уэллса, которые в его романах как кошки роют землю коленчатыми суставами, перестают быть фантазией, и пожалуй молодой рабочий-днепростроевец скажет про них:

— Эка, землю! Наши кошки гранит колупают.

Мы стояли внизу, на уровне днепровских вод, и нас обступали видения недалекого будущего. Через весь Днепр изогнется огромный каменно-бетонный вал плотины в тридцать во семь метров ширины у основания По его гребню вырастет частокол железобетонных столбов, в пазы которых войдут гигантские стальные щиты Стоннея. Выше поднимутся мостки, по которым будет ходить электрический кран, поднимающий стотонные заслонки для спуска лишней воды. Там же, на восемнадцатиэтажной высоте пройдет шоссе. Гигантское сооружение на пять метров врежется в гранитное дно реки, пятнадцать пройдет под водой и на пятьдесят метров взметнется над теперешним уровнем реки, — иными словами, десятки Иванов Великих мысленно надо поставить в ряд, чтобы составить себе некоторое представление об этом величайшем сооружении наших дней. Мы глядели вверх и в головокружительной, небесной голубизне старались уловить будущие очертания этой сверхплотины.

Наш водитель видимо остался доволен тем изумлением и даже некоторой растерянностью, которые мы проявили перед чудовищными размерами сооружения. Он даже улыбнулся под своими сивыми усами, как улыбаются взрослые при виде наивного удивления детей, и сказал:

— Вот здесь, рядом с будущими турбинами стояла скала Любви. Теперь ее взорвали. Кончилась, товарищи, романтическая любовь со скалами, порогами, луной и прочей чепухой. Эта любовь теперь нареки разбита. Зато у нас выросла, товарищи, великая гидролюбовь!

Слова техника были потрясающи по своему внутреннему смыслу. Дело не только в том, что одна из деталей строительства потребовала сноса скалы с таким поэтическим названием, а главным образом в том, что каждый шаг в строительстве новой жизни требует переделки и человеческой психики, отказа от устаревших понятий и приукрашенных иллюзий. В старое понятие о красоте неизбежно включались днепровские лунные ночи, неподвижные массы темных скал, километры бессмысленно бушующей и вспененной стихии.

Но такая природа требовала многих часов беззаботного уединения и меланхолических размышлений. Правда, эти часы посвящались ей в приднепровских виллах и дачах,— не даром царское правительство к своему концу накопило тринадцать с половиною тысяч кило проектов днепровской плотины! Оно бы вероятно, копило и до миллиона во имя «инертной красоты» приднепровских помещиков.

Но теперь хотят другой красоты! Ее ищут в творческом пересоздании природы, в подчинении ее сил человеку. От природы ждут не девственности и романтики, а самой активной помощи в деле раскрепощения трудящихся, чтобы досуг не был привилегией счастливых одиночек.