Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений
журнал "Вокруг света" №21-1929

== ПО ГОРАМ И ЛЕСАМ ВАЛДАЙСКИМ ==

Очерк С. Будинова Рисунки худ. В. Щеглова

I

Дядя Петр, мой родственник. — Путанная дорога. — Каменный посев. — «Собачья Матка» и пятьдесят младенцев.

Надо уметь видеть. Можно просидеть с человеком в вагоне целый день, негодовать на его слишком длинные ноги, не помещающиеся на полке, возмущаться его манерой говорить скучным монотонным голосом о ценах на хлеб — и не знать, что с этим человеком придется прожить целый месяц и что он, этот крестьянин, бывалый человек. Мечта О новых землях погнала дядю Петра на восток. Он попал на Камчатку. Оттуда, спасаясь от голода и белого безмолвия, повез в Петропавловск свою десятилетнюю дочь зимой на санях. В дороге пришлось с'есть всех упряжных собак и пройти семьсот километров на лыжах до ближайшей фактории. Но это относится к прошлому. В настоящем дядя Петр — крестьянин и охотник.

На станции Бологое, Октябрьской железной дороги, я с дядей Петром пересели на поезд, идущий на Псков через Старую Руссу. В восемь часов утра мы приехали в город Валдай. Оба мы вышли и тут, на станции, познакомились, при чем оказалось, что мы дальние родственники.

Валдай — город маленький. Пока проезжали по его кривым улицам, все время видели стоящую на возвышенности церковь и кусочки озера. Поднялись на гору. Валдайское озеро раскинулось перед нами во всей своей красе. Не особенно широкое, оно очень извилисто и тянется километров на двадцать пять. Против Валдая, на острове, стоит знаменитый Иверский монастырь. Когда-то кружки в рост человека, поставленные у монастырских ворот, текли медные гроши богомольцев. Теперь в монастыре — совхоз.

Путь шел вдоль озера, уходя немного в сторону и опять возвращаясь

— Места у нас путанные, — говорил дядя Петр, тыча кнутовищем в леса и холмы. — С горы да под гору. Прямиком никак не проедешь.

Станки остались позади. Спустились вниз. Вдруг вижу налево деревню.

— А это что за деревня?

— Эва! — удивился дядя Петр. — Да Станки ж.

Хорошо. Едем дальше. Дорога делает замысловатые петли. Впереди видна деревенька на берегу озера.

— А это какая?

— Эва! — хлопает себя по сапогам кнутовищем дядя Петр в востор-ге от моей несообразительности. — Да опять Станки.

В четвертый раз я увидел эти же самые Станки уже правее. Но не спросил, так как узнал деревню. Действительно, дорога очень путанная. Ее надо было прокладывать, обходя болота и овраги.

Железные шины колес скрежетали по камням. Камни валялись в лесу и лежали на полях иногда в таком количестве, что невольно возникал вопрос: что здесь посеяно — камни или рожь? Убрать их все невозможно — плуг вынесет на поверхность новые миллионы голышей. Крупные камни вывозятся с полей, погружаются в вагоны и отправляются в города.

Дорога шла то вверх, то вниз в частом, но мелком лесу. Между стволами сосен то и дело мелькали ясные глади озер. В некоторых местах дорога шла по болоту. Телега медленной черепахой ползла по качающимся бревнам. Между ними выступала вода. Почти каждый год приводится крестьянам рубить новые деревья и класть на дорогу. Болото засасывает настил.

Наконец приехали и деревню Борисово. Здесь жил дядя Петр. В деревне сорок дворов. У каждого крестьянина две избы: летняя и зимняя, стоящие рядом и соединенные общими сенями. Разница между ними только в том, что в летней избе на одно окно больше, чем в зимней. Я не понимал, зачем два раза в год переселяться из помещения в помещение, перенося утварь и кадки с кислой капустой. Но потом нашел об'яснение: поочередно то в той, то в другой избе за зиму и за лето пропадают тараканы и другая нечисть.

Обедали мы в летней избе. Меня посадили под образа. Положили на колена «рушник». Угостили неизменным квасом с солеными огурцами. Навалили на стол «кокорок» (вид ватрушек), подали в глиняных плошках «прасолипу» — так называют здесь пшенную кашу — и «сульчину» — сухие блины, смазанные гречневой кашей. Их надо было сворачивать трубочкой и макать в масло, смешанное с яйцом. Очень трудно донести до рта такой блин. Хлебали все из одной чашки, важно и медленно, кладя ложку после каждого глотка на стол обязательно горбом вверх.

К концу обеда пришла, опираясь на две палки, «Собачья Матка». Это была совершенно лысая, но со всеми зубами старуха, с остановившимся взглядом. Ей было больше ста лет. Когда-то ее звали теткой Аленой. Старуху эту почему-то очень любят бродячие собаки и бегают за нем целыми сворами. Она выжила из ума. — Сейчас она перекрестится, — сказал сын дяди Петра, маленький, всегда ухмыляющийся парень.

«Собачья Матка» перекрестилась.

— Сейчас она попросит хлеба, — предсказал он и продолжал предугадывать все ее действия. На традиционную обидную фразу она откликнулась традиционной прибауткой. Мне стало от этого немного страшно. «Собачья Мяска» показалась мне символом устоявшегося болота, тихого и засасывающего.

— Родные есть у нее?— спросил я.

— Есть. Четыре сына. Им всем, почитай, по восьмидесяти лет. Но она не живет с ними.

— Ну, может внуки есть?

— Есть. Шесть внуков. На хутора расселились. Тоже семейные, лет по шестидесяти. И с ними не хочет жить.

— А кто еще есть?

— Да у ней в каждой деревне родня. И все подолгу живут, как и она. У нее одних правнуков девятнадцать человек, и у всех сыновья поженились.

У меня волосы зашевелились на затылке. У «Собачьей Матки» пять поколений! Я подсчитал в уме. Если б она жила в одной и той же избе и если бы никто из сыновей и внуков не отделялся, ей вместо одного-двух внучат пришлось бы няньчить не больше не меньше как пятьдесят пра-пра-правнуков зараз.

Ночью мне снились эти младенцы в избе размером в Колонный зал Дома Союзов, ползающие и гукающие...

II

Мы ищем лошадь. — Пила и человеческое ухо.— Погоня. — Я еду по-всякому. — Бомбя из рукомойника. — Серафимова овца. — Медвежья мерка. — Труп в муравьиной куче.

Утром я пошел с дядей Петром за лошадью. Он выпустил ее в поле. Ее надо было поймать. Мне казалось немного странным, как это он найдет лошадь, которая за ночь могла уйти очень далеко. Дядя Петр посмеивался в свою черную остроконечную бороду. Мы шли по лесу. Я рвал по дороге ягоды — бруснику, чернику и гонобобель. Дядя Петр взбирался па холмы и слушал. «Что он может услышать?» — думал я. И увидеть ничего нельзя: солнце еще не взошло, а в полях и низинах распластался молочно белый туман.

Я вижу дядя Петр начинаем беспокоиться. Мы ходим что-то очень долго, по крайней мере час. На вершинах холмов нога погружается в мох. След заполняется водой. На некоторые холмы нельзя всходить. Они представляют собой болота! Все вверх ногами в этой местности: и пади, где должна быть вода — пе-сок, камень и совершенно cухо, а на холме — топь.

Лес был большой и старый. Выпархивали куропатки и тетерева. Дядя Петр шел, читая землю как книгу: здесь прошел заяц, здесь был барсук. Но вот дядя Петр останавливается и весь превращается в слух. Однако я ничего не слышу. Потом оборачивается ко мне и делает знак рукой: молчи. Глаза у него совсем круглые, и руки сжал в кулаки. Теперь услыхал и я: звякнул колокольчик.

— Места у нас путанные, — говорил дядя Петр, тыча кнутовищем в леса в холмы

В Валдайской области скоту подвешивают колокольчики. Их делают из отрезков пилы, которые сгибают и обливают медью местные кузнецы. Звук получается протяжный и чистый. Каждый крестьянин знает звук своего колокольца. Здесь спрашивают: «Не слышал ли, где моя буренка?» Дядя" Петр по звуку колокольчика может сказать все, что делает скотина.

Мы стоим и слушаем. Я больше ничего не разбираю, а у дяди Петра глаза наливаются кровью.

— Лошадь крадут, — шепчет он. В деревню надо—за другой, а то угонят. Это цыгане, что пришли вчера. Вот провалиться мне на этом месте —- крадут!

Я узнал потом, что дядя Петр понял по звукам и паузам, что к лошади подкрадывались, что она пугалась именно человека, а не зверя, что ее поймали, зажали колокольчик рукой, что она мотнула головой, но нор колокольчика из рук не вы-пустил, что он испугался отдаленного стука колес и. не теряя времени на отвязывание колокольчика, напихал в него травы, сел на лошадь и погнал ее. Все это услышал дядя Петр.

Через час па двух неоседланных лошадях, с одной берданкой мы мчались в погоню. По всем признакам вор ехал вдоль озера. Мы проскакали Новую деревню, затем, километра через три — Терехово. А потом пошли куралесить по таким лесам, чащам и оврагам, что я потерял направление.

Это была дико пересеченная местность. С вершины горы видны де-сятки других вершин, покрытых густым лесом. Блестели серебряными пятнами озера, темно зеленели заболоченные пространства. Казалось, Валдайская возвышенность пропитана водой как губка, толща атмосферы давит на эту губку, и вытекают из нее реки в разные стороны: на восток — Волга, на юг — Днепр, а на северо-запад — Западная Двина. Леса необ'ятны, коварны светлые лужайки — ступишь и провалишься, колыхнется травяной ковер, расступится и снова сомкнётся. Не выплывешь, не крикнешь... Ходят по лесу красавцы «сохатые», грузно продираются медведи, зарываются в землю барсуки и легко карабкаются по деревьям куницы. В январе волки собираются на «свадьбу» по двадцать-тридцать штук. Если ходить по этим местам с опытным охотником, можно узнать жизнь и привычки многих зверей.

Я отстал от дяди Петра. Очень неудобно сидеть на голом хребте лошади. Увлеченный погоней, дядя Петр только махнул мне рукой, указывая направление, а сам поскакал дальше, сообразуясь с какими-то ему одному известными приметами. Я ехал шагом, иногда садился на лошадь по-дамски, а один раз для разнообразия даже задом наперед. Хорошо, что лошадь попалась спокойная.

Проезжая мимо речки Суховейки, неизвестно пешему так названной, я увидел на ее берегу странно согнутую человеческую фигуру. По длинному кнуту и берестяной трубе, лежащим недалеко на траве, я понял, что это пастух. Но что он сторожит, держа в руке глиняный горшок и напряженно всматриваясь в воду? Останавливаюсь и жду.

Рисунок. «Собачья Матка»

Пастух застыл камнем. Потом вдруг садится на корточки и начинает возиться с горшком. Через несколько минут он выпрямляется и бросает горшок в воду. К моему удивлению горшок глухо взрывается. Пастух входит и воду и начинает собирать всплывающих брюхом вверх рыб к торбу.

Я познакомился с пастухом. Его зовут Серафимом. Ему двадцать лет. Этим летом он вступил в профсоюз., а осенью достает путевку на рабфак в Ленинград. Пастушествует с четырнадцати лет.

Пастухи устраивают на холмах шалаши, спят в них весь день, изредка проведывая стадо. Но Серафим не спал, а жадно читал все, что попадалось под руку: куски газет, обрывки книг и учебников. А сейчас он ловит рыбу. В одной избе он выпросил старый рукомойник. Они делаются из глины в виде горшочка с двумя носиками и подвешиваются на веревке над кадкой. Чтобы умыться из такого сосуда, нужны ловкость и терпение. Серафим обматывал рукомойник лыком, напихивал и него негашеную известь и шел к реке. Заметив в воде стаю рыб или одну особенно большую, набирал и горшок воду и ждал. Известь вскипала. Серафим герметически закупоривал горшок. Когда рукомойник сильно нагревался, это означало, что ему время лопнуть. Тогда пастух бросал своеобразную бомбу в реку и глушил рыбу. Но это занятие довольно опасно. Рукомойник мог преждевременно взорваться в руках рыболова.

Серафим оказался страстным охотником. Места свои он любил, а о других слушал с тоской в глазах Он не знает, что такое скука. Старая берданка — его верный товарищ. Берданка у него только три года. Раньше была шомполка, с которой он ходил зимой по лесам и горам. Но шомполка иногда шалила. Отсыреет порох, захолодеет ствол, и охотнику приходится держать у плеча ружье, пока оно не соизволит выстрелить. А потом на морозе стягивать с рук «дянки» (варежки) и заряжать шомполку не особенно приятно. С незаряженным ружьем ходить нельзя, того и гляди на зверя набредешь.

— А есть? — спросил я. — Есть. Да из-за них у меня и шомполка пропала. Уж потом берданку приобрел.

Серафиму однажды захотелось пойти в заповедник, называемый здесь «заказником». Он расположен

близ станции Крестцы. Но с оружием туда вход запрещен. Пастух заявляет и совет о пропаже овцы, говорит, что она ушла в заказ ник, и просит разрешения пойти и него с ружьем. Без ружья оттуда не выйти: медведи и волки иногда любят полакомиться человечинкой. Разрешение дали. Пошел он с собачкой-пиявочкой, с какими раньше ходили на охоту на медведей. Поймала эта собачка зайца. Серафим устроит силок: согнул два молодых деревца, скрепил их петлей, подвесил бичовочные петли, замел свои следы, привязал зайчонка и ушел. На другое утро он увидел разогнутые деревца. В петле висела лисица. Тут же он из шомполки убил ползущих по дереву двух куниц. Но на этом же самом месте его поймал об'ездчик. Пришлось пожертвовать шомполкой и тремя месяцами свободы.

— Зачем же тебе в заказник надо было итти? Места мало, что ли?

— Да не мало, уж там гораздо много сразу зверей, и мало человека боятся.

— А что у тебя выговор какой странный?— спросил я Серафима. — Ты русский?

— Русский. Мы все здесь русские. А говор — так это от карелов.

В Валдайской области очень много карельских деревень. Карелы это финское племя, но они обрусели так, что их можно узнать только по интонации да но складу лица.

— А медведи и здесь ходят. Из деревни Нелюшки — вот здесь, недалеко — ушел мужик Савельев и пропал. Уже три дня ищут. Куда девался? Не иначе, медведь задрал. После войны их тьма развелось.

Пока я беседовал с Серафимом, под'ехал дядя Петр, ведя на поводу найденную лошадь. Вор ее бросил, испугавшись погони.

— А если бы ты вора увидел, как бы ты с ним справился?

Дядя Петр мрачно взглянул на меня. Я понял. Раньше конокрадов били всей деревней. Теперь, когда самосуды запрещены, крестьяне расправляются с ними один-на-один. Цыгана никто искать не станет...

— Ну, — говорит дядя Петр. — Видел Савельева из Нелюшки. Надо мужикам сказать. Похоронить надо.

И дядя Петр расскажи! все, что произошло с Савельевым, словно он был сам на его месте. Крестьянину пятьдесят лет. Застрявшая в колене германская пуля мешала ему ходить. Он прихрамывал, и след получался неровный. Савельев пошел в лес надрать лыка для коробов и лаптей. Забрался он очень далеко. Навязав большую вязанку, присел на пенек отдохнуть и закусить. Но он успел с'есть только половину «кокорки». Из чащи вышел чем-то рассерженный медведь. Крестьянин попытался напугать его, размахивая сломленной еловой ветвью. Медведь встал на задние лапы. Он был зол. Только что он обнюхал на стволе сосны «мерку» своего врага-медведя и оставил в знак угрозы и презрения свою «мерку». Это бывает так: медведь прислоняется спиной к дереву, поднимает морду вверх и на уровне носа сдирает когтями кору. Получается нечто вроде вызова на драку других медведей: вот, мол, какой я большой и ничего не боюсь. Медведь шел на задних лапах и, помахивая передними, от чего ломались ветки и сучки, насел на крестьянина. Савельев ударил топором. Топор скользнул по черепу зверя. Лезвие снесло лишь кусочек медвежьей кожи. Зверь убил крестьянина одним ударом. Голова свернулась на-сторону. Но медведь был сыт и потому зарыл прозапас труп человека в громадную, построенную из хвои муравьиную кучу.

— Муравьи об'едят его. Что же медведю-то останется?

— Нет, — качает головой дядя Петр. — Не с'едят. Перенесут муравейник в другое место, и все. А медведь, если вспомнит, придет, и то, пожалуй, не тронет. Он падаль не ест. Этим летом медведи третьего в нашем округе загрызают: двух девок да этого мужика. Охотников мало... А лицо у Савельева гораздо неявно видно.

«Еще бы, — подумал я, а по спине пробежал холодок. — После медвежьей-то лапы...».

III

Я «сглазил» лампу. — Чудовищный аппетит.— Хозяйство в «голубице».— О цыганах. — Запыленные путники. — Разработка торфа. — Как пучилось озеро. — Капризы природы. — Когда река течет вспять.

Сегодня утром случилось два несчастья, ускорившие мой от'езд из Борисова. Рано утром, часа в два, жена дяди Петра, шестидесятилетняя старуха, приняв таракана на стене за гвоздь, повесила на него лампу. Лампа упала на пол. Этому виной был «сглаз». «Сглазил» я. Я с удивлением выслушал эту приятную для меня новость. Очень мило! В деревнях еще существует «сглаз». Это недалеко от железнодорожной линии, в районе, где производится коллективизация крестьянских хозяйств, где почти каждый мужчина побывал на каком-нибудь фронте! За неделю до моего приезда над деревней треугольником пролетело сразу восемнадцать аэропланов. И «сглаз»! А меня в таком случае кто «сглазил»? Пока я сидел на завалинке, подкравшаяся коза сперла лежавшую рядом со мной коробку с папиросами и с'ела все двадцать четыре штуки. Аппетит козы меня обидел. Папирос достать негде. Где-то там, в одной из деревень есть бабка Татьяна, торгующая всякой всячиной. Придется пойти сегодня же. С репутацией человека, способного «сглазить» не только живое существо, но и лампу, я ушел из Борисова. Мне хотелось обойти вокруг Валдайского озера.

Рисунок. На неоседланных лошадях, с одной берданкой мы мчались в погоню

Передо мной развертывались дали. Я заметил с вершины одного особенно высокого холма, что озера и озерки имеют в большинстве случаев продолговатую форму — вытяну ты с севера на юг. Пропитанная водой земля указывала на гранитную подпочву. Картина получалась приблизительно та же, что и в Финляндии, где под слоем почвы (иногда только в метр толщиной) находится каменный массив. Озера были разной величины. На некоторых имелись островки. Лес заполнил все пространство. Он немного отступал от деревень и опять смыкался за ними вечно шумящей темной сырой громадой. Росли на старых пнях древесные грибы, похожие на вросшие наполовину колокола; из Гниющих поваленных стволов берез выползали змеи, а в норки между корнями и в опавшие листья прятались ежи. В особенно глухих местах я примечал впереди себя деревья на случай встречи с косолапым мишкой. Смущала мысль, что он умеет великолепно лазить, но больше прятаться было негде. Ничего, авось отбрыкаюсь!

К полудню я подходил к селу Шуя. Навстречу шел человек. Несмотря на лето, на нем были «чуни» (валенки). На шесте, каким достают из колодцев воду, имеется крюк, за который цепляют ведро, называют его «гоговкой». Так вот на эту «готовку» и походил его нос, четырехугольный, прямой и длинный. Человек подпоясан веревкой, а за плечами — «голубница» — род кошолки, сплетенной из лыка и похожей на лапоть. Шел торопливо, согнувшись, словно обнюхивая дорогу. Со мной поздоровался. Я не заметил у него серпа или топора, следовательно он шел не на работу.

— Это куда идешь? Незнакомец молчит.

— Где идешь?

— То-то,— отвечает он. — А то закудыкал!.. В Валдай иду.

— А что несешь?

— Несу-то? Думаешь что — дом, да пару лошадей, да коровенку.

Я смотрю на него с сомнением. Нет, как будто нормальный, а говорит такую ерунду.

— Не смотри так. Думаешь, меня в пясть можно зажать, я сильный,— продолжает балагурить встречный, вставляя по новгородской привычке кстати и некстати слово «думаешь». — Не шучу, мил человек. Охотник я: Четыре шкурки несу.

Крестьянин, прозванный за свой чудной нос «Гоговкой», больше охотничал чем крестьянствовал. Уходил в лес и ставил «железа», (капканы). Много надо знать, чтобы перехитрить зверя. Прежде чем ставить капканы, их очищают от ржавчины, варят в щелоке и смазывают жиром. Готовка ставил больше двадцати «желез» за раз. Но мечтой охотника были выдры. Они живут в воде. Норы -делают под берегом с двумя выходами — на берег и под воду. Выдра никогда не выходит на берег прямо из воды, а из берегового хода. Человека чует издалека и прячется. Из ружья ее было жалко бить и трудно. Расставляя капканы, выслеживая выдр, просиживая статуей целыми часами на берегу озер и рек, Готовка провел год. И за год с помощью собаки и палки с развилкой на конце добыл четыре бесценных шкурки. Только теперь я понял слова охотника: действительно в его «голубницу» вместилось целое крестьянское хозяйство.

Готовка прощается со мной и уходит. Я иду дальше.

Как во всякой горной местности, везде видна забота о неизвестных запыленных путниках. У ключей и родников висят на сучках кустарников берестяные ковшики для питья. Кто-то складывал на тропу хвойные ветки, перекидывал через буераки деревья-мостики, устраивал настил на болотах.

На краю дороги я увидел человека. Он сидел и тщательно связывал вязанки хвороста мочалой. Рядом лежала груда готовых пучков. Оказывается, он готовил их, чтобы положить на тропу, где старые прошлогодние ветки ушли в почву. Человек шел издалека и в эти места никогда не вернется, но он не мог видеть разрушенную непроходимую тропинку. Возможно, что за сотни километров отсюда другой странник связывает другие пучки хвороста, чтобы этот мог свободно пройти там по сухой дороге.

Рисунок. «Гоговка».

А дороги здесь требуют особенно бдительного надзора. В частности, из-за отсутствия хороших дорог здесь почти не развивается торфообрабатывающая промышленность, а торфа много. Случайные изыскания указывали на мощные пласты толщиной в три метра. Возле станции Угловка, Октябрьской железной дороги, я видел землечерпалку. Странная высокая машина потихоньку пятилась назад. Беспрерывно покачи-ваясь, спускались по особым шестам, издали похожим на нити основы, железные ковши-ножи. Машина пыхтела. Ножи спускались все ниже и ниже и вырезали из слоя торфа аккуратные квадраты. Торф подавался по бесконечной ленте в нутро землечерпалки и оттуда прямо на вагонетки, легкие как самоедские нарты, доставлявшие торф к кучам. Я долго смотрел, как машина, не торопясь, уверенно откусывала кусок за куском от черной земли, углубляя ров. Сотни тонн торфа лежат в земле, а сколько тысяч тонн, неизвестных, неучтенных, спрессовано на дне этих многочисленных тоней!

Ночуя в деревнях, шагая по дорогам, тропам, обходя озера, взбираясь на горы, достигающие иногда километра в высоту, забираясь в чащу, я пропутешествовал семь дней, видел десятки больших озер и сотни маленьких, безыменных, любовался лесом и в дождь, и в грозу, и в полдень, и в полночь.

В деревню Борисово вернулся усталый, но довольный.

Утром я пошел с дядей Петром на соседнее озеро. По слухам, оно «пучилось», и мы хотели воочию в этом убедиться. Лежало оно в котловине. Берега заросли осокой и травой «гогове-гой», из которой плетут цы-новки. С ним делалось что-то непонятное: оно росло. За одну ночь вода поднялась приблизительно на метр. Я окинул взглядом котловину. Озеро будет продолжать пучиться, пока не найдет стока.

Рисунок Из чащи вышел медведь.

Дядя Петр рассказал о местных озерах любопытные вещи. Иногда подземный выход из озера закупоривается, вода прибывает, и маленькое озеро неожиданно превращается в большое.

Бывают и обратные случаи: озеро исчезает в несколько дней. Природа не знает покоя — строит, воздвигает горы, наливает воду, проводит русла рек, но вот ей не нравится созданный ландшафт, и она егo капризно изменяет. Порой она выделывает удивительные фокусы. Есть в районе деревни Борисово два озера. Из одного вытекает река шириной в три метра и впадает в другое. Вероятно у другого озера имеется подземный сток. Расположено оно ниже первого, в яме с крутыми боками. Иногда, большей частью весной, это второе озеро начинает взбухать и растет до тех пор, пока воды из него не начинают гнать речку назад. Ре ка меняет течение и устремляется вспять.

Вода ходит в недрах земли, прорывает подземные русла, образует озера, выгрызает целые пещеры, просачивается, процеживается на поверхность. Жизнь земной коры не прекращается. Пласты почвы сдвигаются, сжимаются, и вода начинает искать новые русла. В Валдайской области наблюдались случаи выхода из земли подземных рек. Одна речка, которой еще не дано названия, появилась несколько лет назад километрах в десяти от Борисова на север, на поле, запаханном под яровые хлеба. Вода выбилась из земли фонтаном. Дня два бил гигантский ключ. Выпирались из земли старые корни, трава, камни, песок. Новая речка протекла километр и влилась в озеро. Со временем речка превратилась и

ручей. Вода продолжает итти на убыль. Года через три и этот ручей исчезнет, и его русло снова превратится в распаханное поле...

Через неделю дядя Петр отвез меня в город Валдай. Жаль было расставаться с озерами, болотами и лесами. Телега маленьким жуком взбиралась на горку. Кружились вокруг нас хутора и деревеньки, появляясь то сзади, то спереди, а железные шины колес скрежетали по камням.

 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу