Молоко океана

Фантастико-юмористический рассказ В. Ветова

Трое суток нас немилосердно трепало в Северном Ледовитом море. Оно словно поставило себе задачей поглотить наш старенький пароход, который трещал и жалобно стонал под напором разгулявшихся могучих валов. Вначале, покуда еще не слишком мотало, я пробовал бороться с самим собою. Я мог даже развлекаться, наблюдая двух гренландских китов, когда эти гигантские животные проплыли невдалеке от парохода. Меня, сухопутного человека, совершавшего свое первое морское путешествие, киты несказанно поразили своими размерами, и я все надеялся, что еще раз увижу их. Однако вскоре нас до того отвратительно стало мотать во все стороны, что я проклял и море и китов. Шатаясь, доплелся я до своей каюты, где и пролежал, не вставая, двое суток.

За это время морская болезнь не покидала меня ни на минуту. Двое суток я ничего не мог есть. Двое суток я не мог заснуть. Я был измучен и на исходе третьих суток до того обессилел, что у меня даже нехватило энергии послать к чорту Форшельда—второго помощника капитана, когда тот внезапно появился на пороге моей тесной каюты и с улыбкой уставился на меня глупыми бараньими глазами. Я с ненавистью взглянул на его красную рожу, от которой так и веяло здоровьем... Впрочем, Форшельд пришел с самыми добрыми намерениями. Он сочувственно покачал головой и проговорил:

— Послушайте, дружище, на вас тошно смотреть, честное слово! Эк вас выворачивает!.. Попробуйте вот это средство. Оно должно вам помочь. Это— чудные капли против морской болезни...

С этими словами здоровяк вынул из кармана пузырек и, достав кружку, накапал в нее несколько капель. Я молча взял кружку и выпил ее горькое содержимое. Форшельд ушел, а я внезапно почувствовал большое облегчение. Капли Форшедьда оказались чудодейственными, — кажется, они заключали в себе наркотическое средство. Ужасная морская болезнь покинула меня. Наконец-то я мог заснуть... Я вдруг почувствовал, словно лечу в бездну, но это не было страшно, а только очень приятно. Я вспомнил китов, которыми накануне так заинтересовался. Мне вдруг почудилось, что я в воде и киты подплывают ко мне. Это тоже не пугало меня, а было так интересно! Тут я понял, что наконец засыпаю.

О, как дивно я спал!.. Сон возвращал мне силы. Мой измученный организм оживал. Я спал чертовски долго, и, когда сознание вернулось ко мне, заметил, что проклятая качка совсем прекратилась. Я прислушался: не слышно было стука машины. Повидимому, мы стояли на якоре. Я встал и выглянул в иллюминатор.

Было дивное солнечное утро. В полумиле от нас виднелся пологий берег. Там живописно раскинулось какое-то местечко. Виднелись постройки и дымившиеся фабричные трубы.

«Неужели это Трольсе—конечный пункт моего путешествия?.. Неужели я так долго спал?.. Ведь когда я заснул, до Трольсе оставалось еще двое суток пути!..»

Я быстро оделся и вышел на палубу. Команда приготовляла шлюпку к спуску.

— Вы еще живы? — улыбаясь, спросил меня капитан.

— Как видите... Я чертовски доволен, что этому проклятому путешествию пришел конец!

— Должен вас немного разочаровать. До Трольсе нам остались еще целые сутки пути, а пока что мы стоим в Шердене. Порча машины заставила меня свернуть с пути и зайти сюда. Лишь вечером я надеюсь тронуться дальше.

Я был разочарован. Итак, предстоял скучный и тоскливый день! Капитан, повидимому, угадал мои мысли и, улыбаясь, сказал:

— Хотите на берег? Через четверть часа я отправлю туда шлюпку.

Палуба парохода порядочно опротивела мне. Захотелось побывать на твердой земле, и я с радостью согласился на предложение капитана. Я наскоро подкрепил себя завтраком, и через четверть часа уже сидел в шлюпке рядом со здоровяком Форшельдом. Мы подплывали к небольшой пристани, за которой высился пологий берег с постройками. Где-то на берегу раздался фабричный гудок.

— Восемь часов, — сказал Форшельд. — Стадо выгоняют в залив.

— В залив?— переспросил я.

— Да, китов выгоняют на кормежку в залив.

— Странно... никогда не слыхал...

— Ничего странного нет. Неужели вы не слыхали про знаменитую Шерденскую китовую ферму? Она считается образцовой и известна всему свету.

Я смутно припоминал, что где-то уже слыхал про существование китовых хозяйств, однако, никак не мог вспомнить, от кого я это слышал и где.

— Если вас интересует китовая промышленность, — продолжал Форшельд, — то вы сможете сегодня осмотреть ферму, Я знаком с директором, и охотно буду вас сопровождать.

Я поблагодарил.

Мы причалили и вышли: на пристань. Расположенное на голом берегу, местечко Шерден оказалось порядочным норвежским селением. Чистенькие и аккуратненькие домики выглядели очень уютно. Встречные мужчины, женщины и дети были типичными норвежцами. Они приветливо здоровались с нами -и говорили нам что-то ласковое на непонятном для меня языке. По словам Форшельда, все они работали при китовой ферме.

Мы прошли на почту, где Форшельд отправил телеграммы. Этим и ограничивалась его миссия на берегу.

— Теперь я к вашим услугам,— обратился он ко мне. — Пойдемте разыскивать директора фермы. Он большой добряк и любит похвастаться перед приезжими иностранцами своим хозяйством.

Мы завернули за поворот маленькой улички. Чудная картина предстала перед моими глазами. Мы находились на высоком холме. Под нами расстилалась длинная широкая бухта, загороженная молом у входа в залив. Бухта глубоко вдавалась в берег, У противоположного берега вода, казалось, кипела. Многочисленные столбы пара беспрестанно появлялись то тут, то там над водою в разных местах. Порой из воды выныривали какие-то черные предметы.

— Киты на кормежке,— проговорил Форшельд.

В бухте суетились маленький пароходик и два Крошечных паровых катера. Внезапно на одном из них показалось облако белого дыма, и до нашего слуха долетел звук пушечного выстрела.

— Что там такое происходит? — спросил я своего спутника.

— Пастухи загоняют китов. На пароходике плавает «пастух», а на катерочках—«подпаски». С них они управляют всем стадом. Выстрелы из пушек имеют то же значение, что и щелканье бичами пастухов при коровьих стадах.

Я любовался интересным зрелищем. С высокого берега вся бухта была видна, как на ладони. С моря подходил к молу порядочный пароход. Когда он приблизился, мол начал медленно раздвигаться. Пропустив в бухту пароход, мол тотчас же закрылся, за ним.

— Это тральщик, — пояснил Форшельд, указывая на пароход. — Он везет пищу китам. Тут работает несколько таких тральщиков, снабженных специальными драгами и сетями. Тральщики ежедневно уходят в море добывать пищу для стада. Нужно добыть громадное количество моллюсков, чтобы накормить стадо чуть не в сотню взрослых китов, не считая молодняка,

Я стоял, как зачарованный. Форшельд указывал на массивные постройки, расположенные на берегу, и пояснял:

— Холодильники... Маслобойни.,. Сепараторная... Сыроварня... Кито-обделочная... Салотопенный завод... Склады... Казармы для рабочих...

Мы направились вниз по извилистой тропинке. Через четверть часа ходьбы мы достигли небольшой и неглубокой огороженной бухточки, которая узким проходом сообщалась с большой бухтой. Здесь тоже кипела жизнь, Волновалась вода.

— Китята,— пояснил Форшельд.— Питомник молодых китов. Здесь выращиваются молодые животные, пока они не окрепнут. Тогда их пускают в другой, более обширный бассейн, где они воспитываются, покуда не станут совсем взрослыми. Тогда самцов убивают, и их туши поступают на китообделочный завод, а молодые самки выгоняются в общее стадо, где живут до старости.

У наших ног резвились молодые китята. Весело было смотреть на их забавные и неуклюжие игры. Они гонялись друг за другом и кувыркались, громко фыркая и с шумом хлопая хвостом по воде.

К нам подходил прилично одетый юркий старик с бритым лицом. При виде Форшельда лицо его расплылось в приветливую улыбку.

— Здравствуйте, Форшельд!—воскликнул он. — Какими судьбами?

Старичок крепко жал руку моему спутнику. Форшельд, улыбаясь, отвечал на приветствие.

— Позвольте вас познакомить с нашим пассажиром,— проговорил он, указывая на меня. — Он — русский и очень интересуется китами.

Рисунок. В бухте суетились маленький пароходик и два паровых катера, загоняя китов...

Старик протянул мне руку.

— Весьма приятно, — проговорил он на чистейшем русском языке.— Я люблю вашу родину. Когда-то я там жил. Позвольте отрекомендоваться: Батисен, директор китовой фермы. Вы, конечно, хотите посмотреть на наше хозяйство? Очень рад! Иностранцы со всех стран приезжают сюда знакомиться с моей постановкой дела. Очень рад, очень рад!.. Итак, пойдемте на завод. Там как раз разделывают старика «Фритиофа». Это был редкий по своей величине китище...

Рисунок. ...Матрос опустился по веревочной лестнице и ловко подцепил крюком китиху „Геллу" за кольцо, продетое в носу... Доильщицы облачились в водолазные скафандры...

Через несколько минут мы подходили к заводу, расположенному у самой воды. В самую бухту вдавалась постройка, напоминавшая ангар с широкими воротами. Они были отперты, и благодаря этому можно было видеть какую-то покатую плоскость, которая одним концом постепенно опускалась в воду. Другой конец наклонной плоскости уходил внутрь завода.

— Это — гусеничный элеватор,— пояснил директор. — Тушу убитого кита в сто пятьдесят тысяч кило весом буксируют на пароходе до самых ворот. Здесь кит поступает на элеватор, который представляет собою движущуюся на роликах бесконечную ленту. Она вращается вокруг стальных барабанов и приводится в движение мощным электродвигателем. По этой ленте кит из воды постепенно втаскивается внутрь завода.

Мы вошли в обширное здание завода. Здесь пахло каким-то специфическим запахом. Стучали и шипели механизмы, вращались громадные маховики, всюду ползли бесконечные ремни, гудели электромоторы.

Множество рабочих было занято делом. Батисен водил нас по обширной светлой зале. Самодовольная улыбка не сходила с его лица. Старый норвежец без умолку говорил, объясняя все детали производства. Из его пояснений я понял, что вся работа по разделке китовых туш происходила исключительно механическим путем. Особые механические приспособления сдирали кожу. Другие механизмы потрошили. По словам Батисена, из всей гигантской туши ни одно кило не пропадало даром. Кожа, сало, мясо, внутренности, кости и, наконец, ценный китовый ус — все было использовано до последней крошки. Завод выпускал сало, искусственное удобрение и даже мясные консервы.

Завод был электрифицирован и представлял собою последнее слово техники. Мы пробыли здесь добрых два часа и беседовали с рабочими. Узнав, что я русский, они с нескрываемым интересом расспрашивали меня о СССР.

В конторе завода мы ознакомились с отчетами. Они поражали своими чудовищными цифрами и итогами, красноречиво говорившими о выгодности предприятия.

Ровно половина двенадцатого — прогудел фабричный гудок.

— Сейчас пригонят китих. Не хотите ли посмотреть, как их будут доить? — обратился ко мне Батисен.

— Неужели их доят? — с удивлением спросил я директора.

— А как же! — улыбнулся он.— Китовое молоко, можно сказать, самая выгодная и основная отрасль нашего хозяйства... Я — пионер этого дела, — с гордостью добавил старик.

— Простите, но что навело вас на такую идею?

— Прежде всего — колоссальная выгода этого дела. Кит — величайшее млекопитающее. Одна гренландская китиха весит в 200 раз больше, нежели крупная молочная корова. Молока же китиха приносит приблизительно в 100 раз больше ко-ровы. Таким образом, стадо в 50 китих по производству молока равно стаду в 5 000 дойных коров! Морские моллюски, которыми мы кормим китих, обходятся нам в три раза дешевле сена, жмыхов и кормовых корнеплодов, которыми кормят коров. Теперь прибавьте к этому, что китовое молоко содержит в себе свыше 4 % жиров, то-есть в два с половиной раза больше, нежели коровье молоко! Таким образом, с наших пятидесяти китих мы ежедневно получаем столько масла, сколько могли бы получить со стада в 12 500 коров! Судите же сами, насколько это выгодная затея, когда наше стадо ежемесячно выбрасывает на заграничный рынок 160 000 кило сливочного масла, по своим качествам не уступающего коровьему! А китовый сыр? Что вы на это скажете?..

— Китовый сыр? — переспросил я. — Какая гадость!.. Ведь от него должно вонять рыбой...

Батисен громко расхохотался.

— Почему вы так думаете? — спросил он меня. — Наши гренландские киты никогда рыбы не едят. Они питаются исключительно моллюсками. Китовый сыр — превосходный питательный деликатес. На заграничном рынке он ценится дороже голландского сыра. Неужели вы никогда не ели так называемого гренландского сыра? Гренландский сыр и есть продукт из молока гренландских китих.

Громкая пушечная стрельба раздалась в стороне моря. «Пастухи» на пароходиках гнали обратно китих. Мы вышли из китообделочного завода и пошли по берегу, направляясь к пристани, возле которой пыхтел пароход необыкновенного вида.

— Это — доильный пароход, — пояснил Батисен. — Поспешим к нему. Смотрите, доильщицы уже собрались на палубе, и пароход сейчас отойдет.

Мы прибавили шагу и через несколько минут уже отчаливали от пристани на странном пароходе. На палубе находились доильщицы. Они облекались в водолазные костюмы. Пароход медленно и осторожно подвигался вперед. На палубе звонил колокол, сзывая китих. С каждого борта парохода торчало по длинному стальному шесту, на концах которых свисали толстые цепи с массивными крюками, купавшимися в воде. С шестов опускались веревочные лесенки. На каждом шесте сидело по матросу.

Кругом нас громко фыркали прирученные китихи, показывая гигантские темные спины. На носу стоял Батисен и громко посвистывал:

— Гедда, Геддочка, сюда, моя крошка!.. О-о-о, милая, сейчас, сейчас, не волнуйся, фью, фью, фью!..

К правому борту подплывал зверь чудовищных размеров. В машинном отделении затрещал звонок. Машина застопорила и дала задний ход. Китиха «Гедда» на минуту показала из воды свою страшную морду. Громадное медное кольцо было продето у нее в носу. Матрос, сидевший на конце шеста, спустился к воде по веревочной лестнице и, ухватившись за свисавшую массивную цепь, ловко подцепил крюком китиху «Гедду» за кольцо, продетое в носу. Матрос ласково потрепал «Гедду» по широкому лбу.

Тотчас же с борта был спущен особый наклонный трап и две доильщицы, облеченные в водолазные скафандры, смело опустились по трапу в воду. Доильщицы держали в руках длинный шланг, напоминавший пожарный брантсбойт. На конце шланга торчало приспособление, напоминавшее колокол. Через минуту обе женщины скрылись под водой. Где-то прозвонил электрический звонок. Раздалась команда, и тотчас же заработал механический насос. Китиха «Гедда» громко пофыркивала от удовольствия. Я бросил недоумевающий взгляд на Батисена.

— Доильщицы дали знать посредством звонка, что они приставили колокол к вымени китихи. Теперь насос выкачивает из китихи молоко. Не угодно ли вам взглянуть, как идет работа?— предложил любезный директор.

Он повел нас в трюм. Здесь были устроены большие резервуары наподобие баков. В один из них широкой струей лилась белая, пенившаяся жидкость.

— Парное молоко, — проговорил Батисен, опуская в резервуар стакан.

Он зачерпнул полный стакан и протянул его мне.

— Вот, не угодно ли? Это очень здорово — в особенности натощак.

Я залпом выпил стакан — и нашел молоко превосходным на вкус! Батисен сиял. Мы снова поднялись на палубу. В наше отсутствие к левому борту успела пришвартоваться китиха «Фрекен». К корме подплывала гигантская «Фру Берта». Доильщицы спускались под воду, и вскоре все пароходные помпы дружно работали, выкачивая молоко трех китих.

Неподалеку от нас работал второй доильный пароход. Кругом нас столпились китихи. Они с явным нетерпением дожидались своей очереди быть подоенными. Пастуху и подпаскам на катерочках, повидимому, стоило немало хлопот поддерживать порядок среди нетерпеливых животных. Поразительно было то, что киты были совсем ручные!..

Батисен рассказывал, что приручение китов дается довольно легко. Дикие китихи приручаются несколько труднее; что же касается рожденных в неволе, то они с детства легко приручаются и очень смышлены. Самое трудное — это операция, которую приходится делать, чтобы пропустить в нос кита массивное кольцо. Эта операция требует от людей большого навыка и сноровки. На ферме есть люди, которые специально ведают этим делом.

Когда китихи Батисена были наконец выдоены, мы повернули обратно. От самой пристани были проложены длинные трубы, покоившиеся на столбах. Они уходили в большое круглое кирпичное здание — сепараторное отделение. При помощи помп по этим трубам перегонялось молоко с парохода в сепаратор, где отделялись сливки. Из здания сепараторного отделения сливки перегонялись по другим трубам в соседнее здание маслобойни. Здесь сбитое масло промывалось, прессовалось и упаковывалось в бочонки. Отсюда масло поступало на склады, где и дожидалось погрузки на пароходы, увозившие его за границу.

Батисен водил нас решительно всюду. Мы посетили образцовый сыроваренный завод «Гордость Норвегии», как окрестил его Батисен.

— До мировой войны у нас дело было поставлено еще шире, — говорил он. — Взгляните на здание, которое стоит на горе. До войны там помещался корсетный завод, поставлявший корсеты на всю Европу. Мы сами рационально использовали добываемый китовый ус. Теперь дамские корсеты вышли из моды, и завод больше не работает.

Батисен улыбнулся. Мы были очень утомлены и чувствовали волчий аппетит.

Батисен любезно пригласил нас к себе. Он жил в просторном и уютном доме. Здесь он на славу угостил нас молочными продуктами. Гренландский сыр, варенец и кито-кваша обильно запивались китысом, несколько напоминавшим татарский кумыс. Китовая пища оказалась великолепной на вкус, и мы с аппетит том уплетали все, что нам подавалось на стол.

Радушный хозяин занимал нас разговором. Его беседы о жизни и нравах китов, его смелые планы на будущее настолько заинтересовали меня, что я почувствовал громадное сожаление, когда Форшельд напомнил мне, что пора возвращаться на дожидавшийся нас пароход.

Мы распростились со стариком, которому я обещал еще раз заехать на ферму, когда буду возвращаться из командировки обратно в СССР. Мы на шлюпке отчалили от Шерденской пристани. Толпа рабочих провожала меня как представителя СССР..

Я был страшно утомлен. Повидимому, перенесенная мною накануне морская болезнь сильно ослабила мой организм. Голова кружилась, в ушах звенело. Когда я взошел на палубу нашего старого парохода, то почувствовал, что силы оставляют меня. Я едва доплелся до своей каюты и, плюхнувшись на койку, тотчас же заснул тяжелым сном...

* * *

Проснулся я с горьким вкусом во рту и невероятной головной болью. Передо мной стоял здоровяк Форшельд и энергично толкал меня в бок. Когда я раскрыл глаза, Форшельд испустил радостное восклицание:

— Ура, наконец-то!.. Ну и спали же вы, дружище!.. Вы проспали без перерыва двое суток и побили все рекорды сна. Честное слово, никогда я не думал, что человек способен так долго проспать! Признаться, я здорово перетрусил, когда сообразил, что дал вам слишком сильную дозу капель против морской болезни. Это очень сильное средство... Не правда ли, оно действует великолепно?..

Я протирал глаза, еле соображая, о чем говорил Форшельд.

— Однако, Дружище,— продолжал он. — Вставайте скорее! Мы уже несколько часов, как стоим в гавани Трольсе... Проклятая непогода только сегодня затихла... Покуда вы спали, мы пережили отчаяннейший шторм...