Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

Часть вторая

Кругосветные путешествия

ГЛАВА ПЕРВАЯ

КРУГОСВЕТНЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ РУССКИХ И АНГЛИЙСКИХ МОРЕПЛАВАТЕЛЕЙ

Торговля мехами в России. - Крузенштерн назначен начальником зкспедиции. - Нукухива. - Нагасаки. - Исследование берегов Японии. - Иессо (Хоккайдо). - Айны. - Сахалин. - Возвращение в Европу. - Отто Коцебу. - Стоянка на острове Пасхи. - Атолл Пенрин (Тонгарева). - Острова Радак, - Возвращение в Россию. - Второе путешествие. - Изменения, происшедшие на Таити и на Сандвичевых (Гавайских) островах. - Путешествие Бичи. - Остров Пасхи. - Питкэрн и мятежники с «Баунти». - Архипелаг Туамоту - Таити и Сандвичевы (Гавайские) острова. - Острова Бонин. - Литке. - «Квебрадо» Вальпараисо. - Неделя в Чили. - Ново - Архангельск (Ситха). - Колоши. - Уналашка. - Каролинские острова. - Пироги каролинцев. - Гуам, пустынный остров - Природа островов Бонин - Чукчи, их нравы и их шаманы. - Возвращение в Россию

В начале XIX века русские мореплаватели также стали совершать кругосветные путешествия. До этого времени их исследования ограничивались главным образом Азией, и из русских моряков известны были Беринг, Чириков, Шпанберг, Лаксман, Креницин и Сарычев93. Последний принимал деятельное участие в путешествии англичанина Биллингса, которое продолжалось десять лет, потребовало значительных затрат, но не дало тех результатов, каких можно было от него ожидать.

Иван Федорович Крузенштерн (1770 - 1846) был первым русским путешественником, совершившим кругосветное плавание с научной целью, а также для установления торговых отношений с Японией.

В 1793 году Крузенштерна направили в Англию для прохождения практического стажа на флоте, насчитывавшем тогда в своей среде самых искусных моряков мира. После шести лет этой суровой школы он вернулся на родину, в совершенстве овладев специальностью и воодушевленный идеями о той роли, какую может играть Россия в Восточной Азии.

Во время двухлетнего пребывания в Кантоне, в 1798—1799 годах, Крузенштерн имел возможность наблюдать оживленную торговлю, которую вели в Китае английские купцы, привозившие пушнину с северозападных берегов Русской Америки.94

Торговля эта завязалась после третьего путешествия Кука, и англичане уже извлекли из нее огромные прибыли в ущерб русским купцам, прежде снабжавшим китайские рынки пушным товаром, доставленным по суше

Впрочем, один русский предприниматель, по фамилии Шелехов, организовал в 1785 году торговую компанию, которая обосновалась на острове Кадьяк (в заливе Аляска), расположенном между Америкой, Камчаткой и Алеутскими островами, и стала быстро расширять свою деятельность. Правительство поняло тогда, какую выгоду оно может извлечь из своих далеких, ранее считавшихся бесплодными окраин, и направило через Сибирь на Камчатку военные подкрепления, продовольствие и строительные материалы.

Крузенштерну, однако, было ясно, что эти подкрепления недостаточны, что штурманы русских кораблей неопытны, а морские карты ненадежны. Из - за неточности карт ежегодно гибло много судов. Не следует забывать и о порче мехов за время двухлетнего пути от Америки до Охотска, а оттуда до Кяхты.

Хотя лучшими идеями всегда бывают самые простые, но они приходят в голову в последнюю очередь. Крузенштерн первый доказал настоятельную необходимость установить прямую связь морем между Алеутскими островами — местом промысла — и Кантоном — самым важным рынком сбыта.

По возвращении в Россию Крузенштерн попытался заинтересовать своими идеями графа Кушелева, морского министра, но получил от него совершенно обескураживающий ответ. Только после воцарения Александра I, когда на пост морского министра вступил адмирал Мордвинов, у Крузенштерна появились какие - то надежды.

Вскоре, по совету министра коммерции графа Румянцева, император поручил Крузенштерну самому привести в исполнение предложенные им проекты. 7 августа 1802 года его назначили командиром двух судов, которым предстояло исследовать северо - западные берега Америки.

Но пока что был назначен только начальник экспедиции: офицеры и матросы не были подобраны, а что касается судов, то от мысли найти их в пределах России пришлось отказаться. Не оказалось подходящих и в Гамбурге. Только в Лондоне капитан - лейтенанту Юрию Лисянскому, будущему помощнику Крузенштерна, и кораблестроителю Разумову удалось подыскать два корабля, признанных ими более или менее соответствующими своему назначению. Они были названы «Надежда» и «Нева».

Правительство решило воспользоваться случаем, чтобы направить в Японию посла, Н. П. Резанова, с многочисленной свитой и великолепными подарками ддя японского государя.

4 августа 1803 года оба корабля, полностью загруженные и имевшие на борту 134 человека, покинули Кронштадтский рейд. Они ненадолго остановились в Копенгагене и в Фалмуте, чтобы заменить часть купленной в Гамбурге солонины и проконопатить «Надежду», швы которой разошлись во время бури, застигшей экспедицию в Северном море;

После краткой остановки на Канарских островах Крузенштерн тщетно искал, как это делал до него Лаперуз, мифический остров Ассенцао, о существовании которого шел спор в течение трехсот лет. Затем Крузенштерн направился к Южной Америке и занялся поисками мыса Фрио, но при всем желании не мог установить его местоположение, так как самые новейшие описания и карты давали различные определения, колебавшиеся от 23°06’ до 22°34’ южной широты. Очутившись в виду берегов Бразилии, он прошел между островами Гал и Альварадо (Лаперуз ошибочно указал, что этот пролив опасен для плавания) и 21 декабря 1803 года пристал к острову Санта - Катарина. Необходимость сменить на «Неве» грот - мачту и фок - мачту вынудила Крузенштерна задержаться здесь на пять недель. Португальские власти оказали ему очень радушный прием.

4 февраля оба корабля возобновили свой путь. Они были готовы к тому, чтобы встретить опасности Южного моря [Тихого океана] и обогнуть мыс Горн — ужас мореплавателей.

До широты Земли Штатов (остров Эстадос) погода все время стояла хорошая, но затем налетели жестокие шквалы с градом и снегом, которые сменились густыми туманами, сопровождавшимися крупной зыбью. Все это сильно затрудняло ход кораблей. 24 марта неподалеку от западного входа в Магелланов пролив корабли в густом тумане потеряли друг друга из виду. Им удалось снова встретиться лишь на острове Нукухива.

Отказавшись от мысли пристать к острову Пасхи, Крузенштерн достиг Маркизских, или Мендосовых, островов и определил положение островов Фату - Хука и Уа - Хука, которые были названы островами Вашингтона открывшим их в 1791 году американским капитаном Инграмом. Инграм открыл их на несколько недель раньше капитана Маршана, давшего им название островов Революции. Крузенштерн посетил остров Хива - Оа (Доминико) и встретил на острове Нукухива двух европейцев — англичанина, по имени Роберте, и француза Кабри, которые оказали ему большую помощь благодаря знанию местного языка.

Во время этой стоянки не произошло никаких сколько - нибудь примечательных событий. В своем описании островов Крузенштерн во многом повторил то, что уже было сообщено Куком — те же подробности о нравах и поведении островитян, их познаниях в сельском хозяйстве, жадности к изделиям из железа и т. п.

Из наблюдений, сделанных Крузенштерном, следует привести описание многочисленных групп, во главе которых стояли вожди или их родственники, жрецы и выдающиеся военачальники, обязанные кормить своих подданных в голодные времена.

«Сочлены сих сообществ,— рассказывает Крузенштерн,— различаются одни от других разными знаками, насеченными на их теле. Так, например, принадлежащие к сообществу короля, коих числом двадцать шесть, имеют на груди четырехугольник, длиною в б, а шириною в 4 дюйма. Англичанин Роберте есть член сего сообщества... Роберте уверял меня, что он никогда бы не вступил в такое сообщество, если бы не принудил его к тому крайний голод. Сие уверение, по - видимому, столь противоречащее существу вещи (ибо принадлежащие к таким сообществам не только обеспечены в рассуждении их пропитания, но и, по признанию самого Робертса, пользуются отличием, о приобретении коего стараются многие), возбудило во мне подозрение и заставило думать, не сопряжено ли такое отличие с некоторой потерею естественной свободы?»*

Ознакомление с окрестностями порта Анна - Мария95, где бросили якорь русские корабли, повело к открытию бухты Чичагова; вход в нее, правда, труден, но она так хорошо защищена сушей, что самая сильная буря не вызывает в ней никакого волнения.

Во время посещения Крузенштерном Нукухивы там еще процветало людоедство. Однако путешественник нигде не упоминает в том, что он сам являлся очевидцем канибальских пиршеств.

В общем Крузенштерну был оказан ласковый прием местным вождем, который, по - видимому, не обладал большой властью над туземцами.

Русский мореплаватель признается, что вынес бы об островитянах благоприятное впечатление, если бы не встретил двух европейцев, чьи компетентные и объективные свидетельства полностью совпадали.

* Выдержки из отчетов русских путешественников приводятся по первым изданиям. (Ред.)

«В обращении с нами,— рассказывает он,— оказывали они [ну - кухивцы] всегда добросердечие. При мне были столько честны, что отдавали нам каждый раз кокосовые орехи прежде получения за оные по условию кусков железа. К рубке дров и налитию бочек водой предлагали всегда свои услуги... Общее всем островитянам сего океана воровство примечали мы редко. Они казались всегда довольными и веселыми. Открытые черты лица их изображали добродушие... Англичанин и француз, обращавшиеся с ними многие годы, согласно утверждали, что нукухивцы имеют жестокие обычаи; что веселый нрав их и лицо, изъявляющее добродушие, не соответствуют нимало действительным их свойствам, что один страх наказания и надежда на получение выгод удерживают их страсти, которые, впрочем, свирепы и необузданны. Европейцы сии, как очевидные тому свидетели, рассказывали нам со всеми подробностями, с каким остервенением нападают они во время войны на свою добычу, с какой поспешностью отделяют от трупа голову, с какой жадностью высасывают кровь из черепа и совершают, наконец, мерзкий свой пир... Долго не хотел я тому верить, все желал еще сомневаться в истине сих рассказов. Но, во - первых, известия сии единообразно сообщены нам от двух, не согласных между собой и разных земель, иностранцев, которые долго между ними живут и всему были не только очевидцы, но даже участники... Во - вторых, рассказы их согласовывались с теми признаками, которые сами мы во время краткого пребывания своего приметить могли, ибо нукухивцы ежедневно предлагали нам в мену человечьи головы, также оружия, украшенные человечьими волосами, и домашнюю посуду, убранную людскими костями; сверх сего движениями и знаками часто изъявляли нам, что человеческое мясо почитают они вкуснейшим яством».

Эти рассказы следует считать преувеличенными. Истина должна находиться где - то посередине между оптимистическими описаниями Кука и Форстера и утверждениями двух упомянутых европейцев, из которых, во всяком случае один, бывший дезертиром, заслуживал мало доверия.

А сами мы до того, как достигли высокого уровня цивилизации, на котором теперь находимся, не прошли ли мы все ступени той же лестницы? В эпоху каменного века отличались ли наши нравы от нравов первобытных жителей Океании?

Не станем же упрекать этих представителей человечества за то, что они не могли достичь более высокой ступени развития. Они никогда не представляли собой единого народа. Рассеянные среди безбрежного океана, разделенные на мелкие племена, не зная ни земледелия96, ни полезных ископаемых, не имея связи с окружающим миром, ни в чем не нуждаясь— благодаря климату, в котором они жили,— они неизбежно должны были остановиться в своем развитии, совершенствуя только отдельные второстепенные области искусства и ремесел. И все же сколько раз их ткани, инструменты, лодки, сети приводили в восхищение путешественников!

18 мая 1804 года «Надежда» и «Нева» покинули Нукухиву и направились к Сандвичевым (Гавайским) островам, где Крузенштерн решил остановиться, чтобы запастись свежей провизией. Сделать это на Нукухиве он не мог, так как достал там только семь свиней.

Но его надежды были обмануты. Когда корабли легли в дрейф у юго - западного берега острова Гавайи, туземцы привезли очень мало продуктов. К тому же в обмен они не хотели ничего другого, кроме сукна, которым Крузенштерн не мог их снабдить. Он сразу же пустился в дальнейший путь к Камчатке и Японии97, оставив «Неву» у деревни Кеалакеакуа, где капитан Лисянский рассчитывал раздобыть продовольствие.

14 июля «Надежда» входила в порт Петропавловска, главного города Камчатки; команду ожидали там свежая провизия и заслуженный отдых. 30 августа «Надежда» снова вышла в море и направилась в Японский порт Нагасаки.

Встреченный густыми туманами и штормами, Крузенштерн вновь безуспешно пытался разыскать несколько островов, которые были обозначены на карте, найденной на борту захваченного Антоном испанского галиона; существование этих островов картографами то признавалось, то отвергалось.

Затем «Надежда» миновала плохо изученный пролив Ван - Димена (Осуми) между островами Киу - Сиу (Кюсю) и Танегасима. Уточнив положение архипелага Лиу - Киу (Рюкю), который, по мнению англичан, находился к северу от пролива Ван - Димена, а по мнению французов — гораздо южнее, Крузенштерн заснял береговую линию провинции Сацума, вдоль которой он теперь шел.

«Сия часть берега,— рассказывает Крузенштерн,— весьма приятна. Мы, плыв от оного в недалеком расстоянии, могли видеть все совершенно ясно и любовались прекраснейшими видами... Частая и скорая перемена в положении корабля представляла взору нашему беспрерывные новые картины. Весь берег состоит из высоких холмов, имеющих вид то купола, то пирамиды, то обелиска, и охраняемых, так сказать, тремя облежащими высокими горами. Роскошная природа украсила великолепно сию страну, но трудолюбие японцев превзошло, кажется, и самую природу. Возделывание земли, виденное нами повсюду, чрезвычайно и бесподобно. Обработанные неутомимыми руками долины не могли бы одни возбудить удивление в людях, знающих европейское настоящее земледелие, но, увидев не только горы до их остроконечных вершин, но и вершины каменных холмов, составляющих край берега, покрытые прекраснейшими нивами и растениями, нельзя было не удивляться... Темно - серый мрачный цвет каменистого вещества, служащего оным основанием, в противоположность с плодоносными вершинами представлял такой вид, который был для нас совершенно новым. Другой предмет, обративший на себя наше внимание, была аллея, состоявшая из высоких дерев и простирающаяся вдоль берега через горы и долины, пока досягало зрение. В некотором между собою расстоянии видны были беседки, вероятно служащие местами для отдохновения пешеходцев. Нельзя, кажется, иметь более попечения об удобности прохожих. Аллеи должны быть в Японии необыкновенны. Мы видели одну подобную сей в близости Нагасаки, также и на острове Меак - Сима».

Как только «Надежда» стала на якорь у входа в бухту Нагасаки, на борту корабля появились многочисленные «даймио»*, передавшие Крузенштерну приказ не приближаться к берегу. Хотя русские были осведомлены о политике изоляции, которой придерживалось японское правительство, они все же не рассчитывали встретить такой оскорбительный прием, имея на борту посла России, соседней с Японией могущественной державы. Мореплаватели надеялись также, что им будет предоставлена относительная свобода и они смогут ею воспользоваться для сбора сведений об этой, в то время столь мало известной стране, о которой голландцы — представители единственного государства, имевшие в нее доступ,— считали своим долгом хранить полное молчание. Но гости из России обманулись в своих ожиданиях. Не добившись тех привилегий, которыми пользовались голландцы, русские моряки во время своего пребывания у берегов Японии находились под тщательным и унизительным надзором и даже были задержаны в качестве пленных.

Хотя послу разрешили сойти на берег с вооруженной охраной — неслыханная, беспримерная льгота,— матросы не могли покидать на шлюпках свой корабль. Когда им позволили высаживаться на берег, то небольшое пространство, отведенное для их прогулок, огородили высоким частоколом и охраняли двумя военными отрядами.

Запрещение посылать письма в Европу через Батавию, запрещение общаться с капитанами голландских судов, запрещение послу покидать отведенный ему дом, запрещение... Это слово лаконически характеризует не слишком сердечный прием, оказанный японцами.

* Даймио — японские чиновники. (Ред.)

Крузенштерн воспользовался длительной стоянкой в бухте Нагасаки для того, чтобы полностью разоружить свой корабль и произвести необходимые починки. Работа подходила к концу, когда японские чиновники сообщили Резанову о прибытии императорского посланца, носившего столь высокий сан, что, по словам переводчиков, «он удостаивался лицезреть ноги его императорского величества».

Эта знатная особа начала с того, что заявила об отказе от царских подарков под тем предлогом, что император вынужден был бы отправить посольство с ответными подарками, а это противоречит обычаям страны; затем было объявлено строжайшее запрещение какому бы то ни было русскому судну заходить в японские порты и категорическое предписание, чтобы русские моряки ничего не покупали. Но одновременно посланец сообщил, что японский император принимает на себя стоимость всех материалов, доставленных для ремонта судна, и всего продовольствия, которым русских снабдили до этого дня. Попутно он осведомился, скоро ли окончится починка «Надежды». Крузенштерн понял намек с полуслова и ускорил приготовления к отплытию.

Поистине не с чем было поздравлять себя, прождав здесь с октября до апреля и получив, наконец, подобный ответ! Одна из задач, поставленных правительством, не только не была достигнута, но напротив, ни один русский корабль не мог больше пристать в японском порту. Недальновидная, внушенная подозрительностью политика, на полстолетия задержавшая экономический расцвет Японии!

17 апреля «Надежда» снялась с якоря и приступила к гидрографическим исследованиям, давшим весьма успешные результаты. До Крузенштерна только Лаперуз изучал моря, простирающиеся между Японией и азиатским материком. Русский мореплаватель стремился связать свои исследования с работами предшественника и восполнить пробелы, которые за недостатком времени Лаперузу пришлось оставить в описании этих морей.

«Намерение мое состояло,— пишет Крузенштерн,— в следующем: обозреть юго - западный и северо - западный берег Японии и определить пролив Сангарский98, которого ширина по всем лучшим картам (как - то: Арро - Смита" и находящейся в атласе Лаперузова путешествия) составляет более ста миль, но японцы полагают одну только голландскую милю; исследовать западный берег острова Иес - со, отыскать остров Карафуто, который по японским картам должен находиться между Иессо и Сахалином и которого существование казалось мне весьма вероятным; описать с точностью сей пролив и исследовать остров Сахалин от мыса Крильон до северо - западного берега, откуда, если найдется там хорошее якорное место, намерен я был послать баркас в канал, разделяющий Сахалин от Татарии, дабы действительно увериться, возможен ли или нет проход оным... Наконец, пройти новым проливом между Курильскими островами севернее канала Буссоли».

Этот тщательно разработанный Крузенштерном план был почти полностью осуществлен. Ему не удалось лишь исследовать западный берег Японии и Сангарский пролив (Цугару), а также пролив, отделяющий остров Сахалин от материка. Задачу довести до конца эту важную работу русскому мореплавателю поневоле пришлось оставить на долю последующих путешественников.

Крузенштерн вошел в Корейский пролив и установил, что долгота острова Тсус - Сима (Цусима), по его определению, на 36 минут отличается от долготы, установленной Лаперузом. Русский путешественник пришел вместе с тем к одинаковому выводу с французским мореплавателем, отметив, что склонение магнитной стрелки в этом районе крайне незначительно. Так как местоположение Сангарского пролива (Цугару), отделяющего Иессо (Хоккайдо) от Нипона (Хонсю), было определено лишь приближенно, Крузенштерн решил уточнить его. Устье пролива между полуостровом Сангар (Таппи - Саки) на юге (4°16’30" северной широты и 219°46’ восточной долготы) и мысом Надежды (Шираками - Саки) на севере (4°25’10" северной широты и 219°50’30" восточной долготы) имеет в ширину не больше десяти миль. Между тем Лаперуз, который, не исследовав его, доверился карте голландского путешественника Фриза, указал ширину пролива в этом месте равной ста десяти милям. Поправка была существенная.

Крузенштерн не вошел в этот пролив. Он хотел проверить, существует ли в действительности остров Карафуто, Чока или Шиша, обозначенный между Иессо100 и Сахалином на карте, изданной в 1802 году в Петербурге и основывавшейся на карте, привезенной в Россию японцем Кода. Крузенштерн прошел на близком расстоянии вдоль берега Иессо, дал названия главнейшим мысам и заливам и ненадолго остановился у северной оконечности острова, у входа в пролив Лаперуза. Тут он узнал от японцев, что Сахалин и Карафуто101 — это один и тот же остров.

10 мая 1805 года, пристав у Иессо (Хоккайдо), Крузенштерн очень удивился, не обнаружив на берегу никаких признаков весны. На деревьях не было листьев, местами еще лежал толстый слой снега; по мнению путешественника, такую низкую температуру в это время года можно было наблюдать на широте Архангельска. Объяснение этому явлению смогли дать лишь позже, когда лучше изучили направление холодного течения, которое идет из Берингова пролива вдоль Камчатки, Курильских островов и Иессо.

Во время этой короткой стоянки, а также остановки, сделанной Крузенштерном на Сахалине, он имел возможность наблюдать жизнь айнов102,— народа, совершенно не похожего на японцев (во всяком случае на тех из них, которые изменились под влиянием общения с Китаем) и, по - видимому, владевшего всем островом Иессо до того, как там обосновались японцы.

«Их рост, одеяние, образ лица и язык,— сообщает путешественник,— доказывают, что они одного происхождения [с сахалинцами], почему Де Фриз, капитан корабля Кастрикома, хотя и был в Аниве и Аткизе, но, не узнав пролива Лаперузова, мог остаться при мнении, что оба сии места находятся на одном и том же острове...

Айны среднего и все почти ровного роста, не выше 5 футов и 2 или 4 дюймов; цвет лица так темен, что близко подходит к черному, борода густая и большая, волосы черные и жесткие, висящие книзу... Женщины чрезвычайно безобразны: весьма темный цвет их, черные как уголь, через лицо висящие волосы, синие губы и насеченные на руках изображения при нечистом и неопрятном одеянии, не удобны к тому, чтобы они могли понравиться... Впрочем, надобно отдать им справедливость в том, что они чрезвычайно скромных нравов... Айны более всего отличаются добросердечием, изображающимся ясно в чертах лица их. Примеченные нами поступки их подтверждали то совершенно...

Одеяние айнов состоит по большей части из кож дворовых собак и тюленей. Я видел некоторых, однако, в другом платье, подобном камчадальской парке, которая не иное что есть, как просторная рубашка, надеваемая сверху на нижнее платье. Жители берега Анивы одеты были все в шубы. Сапоги свои делают они из кож тюленьих. Женское платье вообще из оных же».

Миновав пролив Лаперуза, Крузенштерн остановился в заливе Анива на острове Сахалин. Там было столько рыбы, что для чистки и сушки ее две японские фактории нанимали свыше четырехсот айнов. Здесь не ловили рыбу сетями, а просто черпали ведрами во время отлива.

Затем русские мореплаватели произвели съемку залива Терпения, который раньше был лишь частично исследован голландцем Де Фризом; в глубине залива в него впадает река, названная Крузенштерном Невой. Прервав обследование берегов Сахалина, русские моряки приступили к съемке Курильских островов, положение которых было ранее определено недостаточно точно. 5 июня 1805 года «Надежда» возвратилась в Петропавловск, где высадила на берег посла и его свиту.

В июле, пройдя пролив Надежды (Расева) между Мацувой и Расовой, двумя из Курильских островов, Крузенштерн возобновил съемку восточного берега Сахалина, вблизи мыса Терпения. Прилегающая к нему местность с холмами, покрытыми зеленой травой и низкорослыми деревьями, и побережьем, окаймленным кустарником, имела довольно живописный вид. Дальше от берега взору представлялась унылая цепь высоких гор.

Путешественник прошел на своем корабле вдоль всего пустынного, не имеющего гаваней берега до мысов Марии и Елизаветы. Между ними простирается большая бухта, в глубине которой расположена маленькая деревня из двадцати семи домов — единственное поселение, увиденное русскими моряками после того, как они покинули бухту Анива. Деревня была населена не айнами, а гиляками.

После этого Крузенштерн вошел в пролив, который отделяет Сахалин от материка; но едва он оказался на расстоянии пяти миль от устья, как лот показал в средней части пролива глубину всего в шесть морских сажень. Нечего было и думать о том, чтобы двигаться дальше. Капитан отдал приказ лечь в дрейф, и от корабля отвалил баркас, который получил задание обследовать фарватер пролива, двигаясь от берега к берегу до тех пор, пока глубина окажется менее трех саженей. Баркасу пришлось бороться против очень сильного течения, идущего с юга, так что плавание было крайне тяжелым; это течение приписывают не без основания реке Амур, устье которой находится невдалеке103.

Помня совет губернатора Камчатки не приближаться к берегам Татарии, подвластной Китаю, чтобы не возбуждать недоверия и подозрительности этой державы, Крузенштерн отказался от продолжения съемки. Пройдя еще раз вдоль цепи Курильских островов, «Надежда» вернулась в Петропавловск.

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация.Айны. Со старинной гравюры

Начальник экспедиции воспользовался пребыванием в этом порту для того, чтобы произвести необходимый ремонт своего судна и чтобы восстановить памятник капитану Кларку, принявшему после смерти Кука начальство над его последней экспедицией, и Делилю де ла Кройеру, французскому астроному, спутнику Беринга в 1741 году.

Во время последней стоянки Крузенштерн получил собственноручное письмо русского императора, который, в знак удовлетворения его работой, прислал ему орден Святой Анны.

4 октября 1805 года «Надежда» двинулась наконец в обратный путь, в Европу, следуя вдоль восточного побережья Курильских и Японских островов, и затем, пройдя пролив Ваши, она вошла 21 ноября в гавань Макао (Аомынь). Крузенштерн очень удивился, не застав там «Невы», которая, согласно его инструкции, должна была доставить с Кадьяка груз мехов; на вырученные от их продажи деньги он предполагал закупить китайские товары; Крузенштерн решил ждать «Неву».

Макао (Аомынь) явил взорам путешественников картину былого величия.

«Обширные здания,—говорится в отчете,— на пространных местах, окружаемые великими дворами и садами, по большей части пусты. Число живущих здесь португальцев весьма уменьшилось. Лучшие дома частных людей принадлежат сочленам факторий голландцев и англичан... В Макао считается от 12 до 15 тысяч жителей, из коих большую часть составляют китайцы, умножившиеся в сем городе столько, что выключая монахов и монахинь, редко увидеть можно европейца на улице. «У нас более монахов, нежели воинов»,— сказал мне один из здешних граждан, и сие было совершенно справедливо. Число здешних солдат не превосходит 150, между коими нет ни одного европейца. Все вообще макаоские и гоаские мулаты, даже и офицеры не все из европейцев. С таким малым гарнизоном трудно защищать четыре великие крепости».

В ту минуту, когда «Надежда» собиралась сняться с якоря, появилась наконец «Нева». Это произошло 3 ноября. Оба корабля направились к острову Вампу, лежащему перед устьем Жемчужной реки (Си - Цзян), близ Кантона. После многочисленных, отнявших уйму времени проволочек, которые Крузенштерну удалось преодолеть благодаря твердой, но примирительной тактике, а также посредничеству английских купцов, доставленная партия пушного товара была там выгодно продана.

9 февраля 1806 года снова соединившиеся «Надежда» и «Нева» снялись с якоря и вместе двинулись через Зондский пролив. Пройдя Индийский океан, они в темноте опять потеряли друг друга, и до конца путешествия им больше не пришлось встретиться. 4 мая, после пятидесяти шести дней плавания от Зондского пролива и семидесяти девяти дней от Макао (Аомыня), «Надежда» стала на якорь в бухте Святой Елены.

«Кроме острова Святой Елены,— сообщает Крузенштерн,— неизвестно мне ни одно лучшее место для получения свежих потребностей по долговременном плавании. Рейд совершенно безопасен и удобнее, нежели в заливе Симона и Столовом у мыса Доброй Надежды. Вход, если с осторожностью держаться к берегу, весьма легок, а при отходе нужно только поднять якорь и поставить паруса, чтобы выйти в море. Здесь довольно всякого рода жизненных потребностей, а особливо наилучшего овоща. В два или три дня можно запастись всем достаточно».

Отплыв 21 апреля, Крузенштерн прошел между Шетландскими и Оркнейскими островами, чтобы избегнуть Ла - Манша, где можно было встретить французских корсаров, и после благополучного плавания 7 августа 1806 года возвратился в Кронштадт.

Путешествие Крузенштерна хотя и не может быть поставлено в один ряд с путешествиями Кука и Лаперуза, представляет значительный интерес. Мы не обязаны этому мореплавателю каким - либо важным открытием104, но он проверил и уточнил открытия своих предшественников. В конце концов, роль путешественников XIX столетия чаще всего должна была сводиться к этому, благодаря прогрессу науки на их долю доставалось завершение работ более ранних мореплавателей.

В кругосветном путешествии Крузенштерна сопровождал сын известного драматурга Августа Коцебу105. Молодой Отто Коцебу (1787 - 1846), бывший в то время гардемарином106, быстро продвинулся по службе. Он имел чин лейтенанта, когда в 1815 году ему было вверено командование только что построенным и снаряженным на средства графа И. П. Румянцева бригом «Рюрик». Этот небольшой корабль имел всего двадцать семь членов экипажа и был вооружен двумя пушками. Коцебу получил задание исследовать наименее изученные области Океании и отыскать Северо - Восточный морской проход из Тихого в Атлантический океан.

Коцебу вышел из Кронштадта 15 июля 1815 года, сделал остановку в Копенгагене, затем в Плимуте и после очень тяжелого плавания 22 января 1816 года обогнул мыс Горн и вступил в Тихий океан. Следуя вдоль американского побережья, он зашел в Талькауано на чилийском берегу, после чего продолжал свой путь. 26 марта «Рюрик» миновал необитаемый островок Сала - и - Гомес и направился к острову Пасхи, где Коцебу надеялся встретить такой же дружелюбный прием, какой был оказан его предшественникам, Куку и Лаперузу. Но едва русские высадились на берег и смешались с толпой туземцев, наперебой предлагавших фрукты и съедобные коренья, как их окружили со всех сторон и принялись с такой наглостью обворовывать, что пришлось пустить в ход оружие и как можно скорее вернуться на корабль, спасаясь от града камней. В течение кратковременного посещения острова русские моряки успели лишь заметить, что большое количество гигантских каменных статуй, которые Кук и Лаперуз видели, срисовали и измерили, теперь лежали опрокинутые.

16 апреля русский мореплаватель достиг острова Пука - Пука, названного Схаутеном Собачьим. Коцебу присвоил ему название Сомнительный, чтобы подчеркнуть расхождение между широтой, которую указывали для этого острова старинные мореплаватели, и той, которую он определил по своим собственным наблюдениям. По Коцебу, этот остров расположен на 14°50’ южной широты и 138°47’ западной долготы.

В последующие дни в северной части архипелага Туамоту был открыт необитаемый остров Румянцева (Тикен), получивший свое название в честь инициатора экспедиции, и остров Спиридонова с лагуной посредине, который является не чем иным, как атоллом Та - капото в том же архипелаге Туамоту; затем была открыта цепь мелких островов Рюрика (Арутуа) и остров Крузенштерна (Тикахау).

28 апреля «Рюрик» находился на траверзе предполагаемого местоположения островов Баумана, но поиски их оказались тщетными. По - видимому, это название было дано одной из групп островов, на которой русские моряки успели уже побывать раньше.

Как только прошли опасный архипелаг Туамоту, Коцебу направился к цепи островов, виденных в 1788 году Севером, который, не приставая к ним, дал им название Пенрин (Тонгарева). Мореплаватель определил центральные координаты этой группы островов (9°1’35" южной широты и 157°44’32" западной долготы), похожих на Туамоту, очень низких, но тем не менее обитаемых.

Когда «Рюрик» очутился в пределах видимости, от берега отошла большая флотилия, и туземцы с пальмовой ветвью в руке, под размеренный шум весел, сопровождаемый глухим заунывным пением многочисленных певцов, стали приближаться к борту судна. Чтобы избежать какой - либо неожиданности, Коцебу велел, чтобы все пироги выстроились по одну сторону корабля, и сразу же с помощью веревки началась обменная торговля. Прибывшие туземцы предлагали перламутровые крючки в обмен на куски железа. Островитяне были совершенно голые, если не считать набедренной повязки, и отличались крепким телосложением и воинственным видом.

Туземцы, которые с самого начала были очень возбуждены, вскоре стали вести себя вызывающе. Они принялись беззастенчиво жульничать, а на протесты отвечали самыми неприкрытыми угрозами. Размахивая копьями над головой, они издавали воинственные крики и, казалось, подстрекали друг друга к нападению.

Когда Коцебу счел, что наступило время положить конец этим враждебным демонстрациям, он приказал дать холостой выстрел из ружья. В мгновение ока в пирогах не осталось ни одного человека. При звуке выстрела островитяне, не сговариваясь, дружно кинулись в воду. Вскоре головы вынырнувших пловцов показались на поверхности; несколько успокоившись после такого предупреждения, островитяне снова приступили к мене. Наибольшим успехом у пенринцев, по мнению Коцебу походивших на жителей Нукухивы, пользовались гвозди и куски железа. Хотя туземцы и не татуировались, все их тело было испещрено крупными шрамами.

У большинства островитян были очень длинные ногти, а у командиров пирог они выступали на семь сантиметров — изумительная мода, которой никто до тех пор не наблюдал у народов Океании.

Теперь корабль окружали тридцать шесть лодок; на них находилось триста шестьдесят человек. Рассудив, что с теми слабыми силами, какими он располагал, со столь малочисленным экипажем «Рюрика» всякая попытка высадиться на берег была бы неблагоразумной, Коцебу поднял паруса, так и не собрав больше никаких сведений об этих воинственных островитянах.

Продолжая путь к Камчатке, мореплаватель 21 мая обнаружил две группы островов, соединенных между собой цепью подводных коралловых рифов. Он назвал их островами Кутузова (Утирик) и Суворова (Така), определил их местоположение и решил позже вернуться и побывать на берегу. Туземцы на быстроходных пирогах приблизились к «Рюрику», но, несмотря на настойчивые приглашения русских, не решались подняться на палубу. Они с изумлением рассматривали корабль, с исключительной живостью, свидетельствовавшей об их уме, говорили о чем - то между собой и бросали на палубу плоды пандануса107 и кокосовые орехи.

Гладкие черные волосы, в которые были воткнуты цветы, украшения, свисавшие вокруг шеи, домотканая одежда, закрывавшая их от пояса до колен, а главное — открытое и ласковое выражение лиц отличали туземцев этих островов, относящихся к Маршаллову архипелагу, от жителей Пенрина (Тонгарева).

19 июня «Рюрик» вошел в порт Петропавловск на Камчатке, и в течение двадцати восьми дней экипаж был занят починкой корабля. 15 июля Коцебу поднял паруса и спустя пять дней высадился на острове Беринга108, для северной оконечности которого им были установлены следующие координаты: 55°17’18" северной широты и 164°54’23" западной долготы.

Туземцы, встреченные Коцебу на этом острове, носили, подобно жителям американского побережья, одежды из тюленьих шкур и мор жовых кишок. Копья, которыми они пользовались, были снабжены наконечниками из зубов этих животных. Запасы провизии — китовое и тюленье мясо — хранились в ямах, вырытых в земле. От очень грязных, покрытых шкурами хижин туземцев несло отвратительным запахом тухлого жира. У них были лодки из шкур, и они ездили на санях, запряженных собаками.

Их способ приветствия очень забавен: они трутся носами, затем каждый поглаживает себя рукой по животу, словно поздравляя себя с тем, что съел какой - то вкусный кусок; наконец, если они хотят кому - нибудь выразить большое почтение, они плюют себе на руки и натирают слюной лицо своего друга.

Продолжая идти вдоль берега Америки к северу, русский капитан открыл у выхода из Берингова пролива бухту Шишмарева, остров Сарычева и под конец — глубокий залив, о существовании которого раньше ничего не было известно. Коцебу надеялся, что в конце залива обнаружится проход, и через него ему удастся попасть в полярные моря, но его ожидания не оправдались. Этот залив мореплаватель назвал своим именем, а мыс, расположенный у входа в него,— именем Крузенштерна109.

Подгоняемый ветром, «Рюрик» повернул на юг и б сентября достиг Уналашки (Лисьи острова), остановился потом на несколько дней в Сан - Франциско и направился к Сандвичевым (Гавайским) островам, где были произведены важные съемки и собран очень интересный научный материал.

Покинув этот архипелаг, Коцебу направился к островам Суворова и Кутузова, открытым им несколько месяцев назад. 1 января 1817 года он увидел остров Меджит, которому дал название острова Нового года. Четыре дня спустя он открыл цепь низких лесистых островов, окруженных барьером из рифов, сквозь который корабль с трудом проложил себе путь.

При появлении шлюпки под командой лейтенанта Шишмарева, туземцы убежали, но вскоре вернулись, держа в руке ветку дерева и крича «айдара» («друг»). Русский офицер повторил это же слово и подарил туземцам несколько гвоздей, в обмен на которые моряки получили ожерелья и цветы, украшавшие шеи и головы островитян.

После того как произошел обмен подарками, решились показаться и остальные туземцы. В течение всего пребывания русских на этих островах они видели сердечные проявления дружбы, встречали подобный же восторженный, хотя и скромный прием. Один из туземцев, по имени Рарик, отнесся к русским исключительно приветливо; от него они узнали, что его остров, как и вся примыкающая цепь островков и атоллов, носит название Отдия.

Чтобы отблагодарить туземцев за сердечный прием, Коцебу оставил им петуха и курицу и посеял в огороде, который по его распоряжению возделали моряки, семена некоторых растений в надежде, что они здесь вызреют, но он не учел крыс, расплодившихся на этом острове и уничтоживших посевы.

От одного из вождей, по имени Лангедиак, Коцебу получил подробные сведения, доказавшие, что эта малонаселенная группа островов недавнего происхождения, 6 февраля он пустился в дальнейшее плавание, дав открытому им архипелагу название островов Румянцева*.

* Не путать с островом Румянцева (Тикен) в архипелаге Туамот (Ред.).

На следующий день группа из пятнадцати островков, на которых русские моряки встретили всего трех человек, получила название острова Чичагова (Эрикуб). Далее лежала цепь островов Аракчеева (Кавен), Траверсе (Аур) и Крузенштерна (Аилук). На первом из этих архипелагов Коцебу встретил со стороны «тамона», или вождя, более чем дружеский прием. Все торжественно отмечали появление гостей: одни молчанием — как та «королева», которой этикет запрещал отвечать на обращенные к ней слова,— другие танцами, криками и песнями, где часто повторялось имя «Тотабу» (Коцебу). Сам вождь, приехав за Коцебу в пироге, нес его на плечах до берега, к которому лодка не могла пристать.

На островах Траверсе (Аур) русский мореплаватель заметил в толпе туземцев, взобравшихся на палубу корабля, двух островитян, чьи лица и татуировка говорили о том, что они чужеземцы. Один из них, по имени Каду, особенно понравился командиру, подарившему ему несколько кусков железа. Коцебу был удивлен, что тот не проявил такой радости, как его товарищи. Объяснение этому он получил в тот же вечер.

Когда все островитяне покидали корабль, Каду настойчиво попросил у Коцебу разрешения остаться на «Рюрике» и больше не возвращаться на Аур. Командир уступил этим настояниям лишь очень неохотно.

«...Каду,— рассказывает Коцебу,— обратился к своим товарищам, его ожидавшим, и объявил им решимость свою остаться на корабле... Удивление, произведенное тем на всех лодках, превосходит всякое описание; тщетно туземцы старались отвратить его от принятого намерения; он был непоколебим; наконец возвратился еще раз друг его Эдок, говорил с ним весьма долго и с жаром, а когда увидел, что все убеждения его остались безуспешными, то хотел увести его насильственным образом; но тут Каду оттолкнул от себя друга своего, после чего лодки отвалили... Я велел... постлать ему постель подле меня... Каду вменил себе в большую честь, что положили его подле Тамона корабля».

Уроженец одного из Каролинских островов, расположенного на расстоянии свыше трехсот лье от архипелага, где он теперь жил, Каду вместе с Эдоком и еще двумя земляками был застигнут во время рыбной ловли сильной бурей. В течение восьми месяцев несчастные находились в море, то спокойном, то разъяренном, увлекаемые ветрами и течениями. Все это время они не испытывали недостатка в рыбе, но жажда жестоко терзала их. Когда запас дождевой воды, расходовавшийся ими очень скупо, истощился, им не оставалось ничего другого, как нырять в море, чтобы раздобыть на глубине менее соленую воду, которую они доставляли на поверхность в кокосовом орехе с проделанным в нем небольшим отверстием. Когда они очутились у острова Аур, вид земли, близость спасения не могли вывести их из состояния полной прострации, овладевшей ими.

Увидев железные инструменты, находившиеся в пироге чужеземцев, жители архипелага Аура приготовились убить их, чтобы овладеть этими сокровищами, но тамон взял пришельцев под свое покровительство. С тех пор прошло три года, и каролинцы благодаря своим более обширным познаниям приобрели некоторое влияние на хозяев острова. Когда показался «Рюрик», Каду был в лесу, далеко от берега. За ним сразу же послали, так как он считался великим путешественником и, возможно, сумел бы объяснить, что за чудовище приближается к острову. Каду, которому пришлось видеть европейские корабли, уговорил своих друзей выйти навстречу чужестранцам и оказать им дружественный прием.

Таковы были приключения Каду. Оставшись на «Рюрике», он сообщил названия остальных островов архипелага и сильно облегчил русским сношения с туземцами. Завернувшись в желтый плащ, с красным колпаком на голове, как у каторжника, Каду смотрел теперь свысока на своих прежних друзей и, казалось, перестал их узнавать. Во время посещения величественного седобородого старика, по имени Тижедиен, Каду принялся объяснять своим землякам управление парусами и назначение всех находившихся на судне предметов. Подобно многим европейцам, он заменял знания невозмутимым апломбом и находил ответ на любой вопрос.

Когда его спросили, для чего служит небольшая коробка, из которой один матрос доставал черный порошок и засовывал его себе в ноздри, Каду пустился рассказывать самые дикие небылицы; в заключение, в качестве неопровержимого доказательства, он поднес коробочку к своему носу. Отбросив ее тотчас же подальше от себя, он стал чихать и испускать такие вопли, что его перепуганные товарищи разбежались во все стороны; но когда приступ прошел, он умудрился представить случившееся в самом выгодном для себя свете.

Каду снабдил Коцебу также некоторыми общими сведениями относительно группы островов, на которых русские провели целый месяц, занимаясь их съемкой. Все острова были подвластны одному и тому же тамону, по имени Ламари, и носили местное название Радак. Несколько лет спустя Дюмон д’Юрвиль назвал их Маршалловыми. Каду сообщил, что дальше к западу простирается параллельная цепь островков, атоллов и рифов, называемая Ралик.

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация. В доме на острове Рада к. Со старинной гравюры

У Коцебу не было времени на ознакомление с ними и, направившись к северу, он 24 апреля вновь достиг Уналашки, где ему пришлось заняться ремонтом корабля, который получил очень серьезные повреждения во время двух сильных штормов. Погрузив на борт своего судна «байдарки» (лодки, обшитые шкурами) и пятнадцать алеутов, имевших опыт в плавании по полярным морям, командир снова приступил к изучению Берингова пролива.

Коцебу страдал от сильной боли в груди, которая появилась у него с тех пор, как у мыса Горн он был сбит с ног чудовищной волной и едва не выкинут за борт, что стоило бы ему жизни, если бы он не успел ухватиться за какую - то снасть. Теперь его состояние настолько ухудшилось, что 10 июля, пристав к острову Святого Лаврентия (в северной части Берингова моря), он должен был отказаться от проведения дальнейших работ и повернуть на юг.

1 октября «Рюрик» снова ненадолго остановился на Сандвичевых (Гавайских) островах, взял там семена и животных и к концу месяца вторично бросил якорь у острова Отдия под восторженные приветствия туземцев. Те с радостью увидели, что им привезли много кошек, так как жаждали избавиться от бесчисленных полчищ крыс, которые наводняли остров и уничтожали насаждения. Одновременно праздновалось возвращение Каду. Русские оставили ему набор инструментов и оружия, сделавших его самым богатым человеком на острове.

4 ноября, исследовав группу атоллов Ликиеп (Гейдена), «Рюрик» покинул острова Радак и к концу месяца стал на якорь у Гуама, одного из Марианских островов. Затем Коцебу остановился на несколько недель в Маниле, где ему удалось собрать интересные сведения о Филиппинах, которые мы сообщим впоследствии. Благополучно избегнув жестоких бурь, налетевших на корабль, когда он огибал мыс Доброй Надежды, «Рюрик» 3 августа 1818 года вошел в Неву и бросил якорь против дворца графа Румянцева.

Три года путешествия не были потрачены даром смелыми мореплавателями. Несмотря на свою малочисленность и небольшие размеры корабля, они не побоялись вступить в единоборство с опасными морями, полярным холодом и тропической жарой, посетить малоизвестные острова. Экспедиция сделала важные географические открытия, но еще более важное значение имели поправки к прежним наблюдениям. Две с половиной тысячи видов растений, из которых больше трети были раньше неизвестны, многочисленные материалы для изучения языка, этнографии, религии и нравов туземных племен — такова была богатая жатва, свидетельствовавшая о рвении, способностях и знаниях капитана, равно как об отваге и стойкости экипажа.

Поэтому, когда в 1823 году русское правительство решило отправить на Камчатку военные силы для того, чтобы положить конец контрабанде, шедшей в его владениях на северо - западном побережье Америки, командование этой экспедицией было доверено Коцебу. Он был назначен командиром фрегата «Предприятие», и ему предоставили самому выбрать путь до Камчатки и обратно, какой он сочтет наиболее подходящим для выполнения возложенного на него поручения.

В бытность свою гардемарином Коцебу участвовал в кругосветном плавании Крузенштерна; теперь тот отдал под его начальство своего старшего сына; то же самое сделал и морской министр Молл ер. Это свидетельствовало о доверии, которым пользовался Коцебу.

15 августа 1823 года экспедиция покинула Кронштадт; после захода в Рио-де-Жанейро она 15 января 1824 года обогнула мыс Горн и направилась к архипелагу Туамоту, где открыла остров Предприятие (Фангахина), обследовала острова Аракчеева, Румянцева, Карлсгофа, Пализера и 14 марта вошла в бухту Матаваи на Таити.

Со времени посещения этого архипелага Куком в нравах и образе жизни населения произошла полная перемена. В 1799 году на Таити обосновались миссионеры; они пробыли там десять лет, не обратив в христианство ни одного человека, не завоевав уважения и доверия местных жителей. После того как разразившиеся в начале XIX века на Таити восстания заставили миссионеров искать убежища на Эймео и других островах архипелага, их усилия увенчались большим успехом. В 1817 году король Таити, Помаре, призвал миссионеров обратно, подарил им участок земли в Матаваи и сам принял христианство. Его примеру вскоре последовала значительная часть туземцев.

Коцебу был в курсе этих изменений, но все же не предполагал увидеть на Таити такое широкое распространение европейских обычаев.

Когда пушечный выстрел возвестил о прибытии русского корабля, от берега отделилась шлюпка под таитянским флагом, и на «Предприятие» взошел лоцман, который искусно провел его к месту стоянки.

На следующий день, в воскресенье, русские, высадившись на берег, были очень удивлены тишиной, царившей на всем острове. Эта тишина нарушалась лишь духовными гимнами и псалмами, которые распевали островитяне у себя в хижинах. Церковь — крытое тростником, простое опрятное здание прямоугольной формы, к которому вела широкая длинная аллея из кокосовых пальм — была наполнена внимательной сосредоточенной толпой; мужчины стояли по одну сторону, женщины по другую; все держали в руках молитвенники. Голоса таитян часто присоединялись к пению миссионеров с большим старанием, но, увы! — без всякой гармонии и невпопад.

Набожность островитян была поистине примерной, но наряды, которые носили эти необыкновенные христиане, давали достаточный повод для развлечения путешественников. Черный фрак или английская военная куртка составляли всю одежду одних, между тем как на других был только жилет или рубаха, или штаны. Самые богатые носили суконные плащи; но все, зажиточные и бедные, считали чулки и ботинки совершенно ненужными.

Не менее забавно были одеты и женщины: на одних мужская рубаха, белая или полосатая, на других простой кусок холста, но на всех европейские шляпы. Если на знатных женщинах было цветное платье — высший шик, то оно заменяло всю остальную одежду.

В понедельник состоялась торжественная церемония. Регентша и королевская семья нанесли визит Коцебу. Высоким особам предшествовал церемониймейстер. Это был своего рода шут, одетый только в красную куртку; его ноги покрывала татуировка, создававшая иллюзию полосатых брюк; на нижней части спины была нарисована четверть круга с точно размеченными делениями. Он с самой комичной серьезностью выделывал прыжки, кривлялся, гримасничал и скакал.

На руках у регентши спал маленький Помаре III. Рядом с ней шла сестра короля, миловидная девочка лет десяти. Хотя царственный ребенок был одет, подобно своим соплеменникам, по - европейски, он, так же как и самые бедные из его подданных, не носил обуви. По настойчивым просьбам министров и знатных таитян, Коцебу приказал сшить ему пару ботинок, которые он должен был надеть в день своей коронации.

Сколько радостных криков, сколько проявлений удовольствия, сколько завистливых взглядов вызвала раздача безделушек придворным дамам! Какая драка началась из - за позолоченной узорной тесьмы, мельчайшие куски которой они вырывали друг у друга! Какое важное дело привлекло на палубу фрегата столько мужчин, явившихся с огромным количеством фруктов и свиней? То были просители, мужья несчастных таитянок, не присутствовавших при раздаче тесьмы, которая представляла для них большую ценность, чем бриллиантовые ожерелья для европейских женщин.

По истечении десяти дней Коцебу решил покинуть эту необычайную страну, где так странно переплетались цивилизация и варварство. Он направился к архипелагу Самоа, знаменитому тем, что там в 1787 году были убиты многие спутники Лаперуза.

Как отличались они от жителей Таити! Дикие и свирепые, недоверчивые и воинственные, туземцы с острова Роза едва осмелились подняться на палубу «Предприятия». Один из них при виде голой руки какого - то матроса не смог даже удержаться от жеста, столь же красноречивого, как и свирепого, говорившего о его каннибальских наклонностях.

Вскоре по мере увеличения числа пирог возросла и наглость туземцев. Пришлось ударами багра отталкивать пироги, и фрегат возобновил свой путь, оставив позади утлые челноки свирепых островитян.

Острова Ойолава, Флат и Пола, составляющие, как и остров Роза, часть архипелага Мореплавателей (Самоа), были пройдены почти без остановки, и Коцебу направился к островам Радак, где он был так дружелюбно принят во время своего первого путешествия. Но при виде большого корабля островитяне испугались, набились до отказа в свои пироги или убежали в глубь острова, а на берегу выстроилась группа туземцев и с пальмовой ветвью в руках двинулась навстречу чужеземцам, умоляя о мире.

При этом зрелище Коцебу быстро спустился вместе с врачом Эшшольцем в шлюпку, приналег на весла и, приблизившись к берегу, закричал: «Тотабу айдара!» («Коцебу друг»). Произошла полная перемена. Обращенные к русским мольбы туземцев сменились веселыми криками, проявлениями неподдельной радости; одни бросились навстречу друзьям, другие помчались к своим землякам сообщить о прибытии Коцебу.

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация. Воин с Сандвичевых островов. Со старинной гравюры

Командир «Предприятия» с удовольствием узнал, что Каду все еще жил на Ауре под покровительством главного тамона Ламари, чью благосклонность он купил ценой половины своих богатств. Из всех животных, оставленных Коцебу на Отдии, уцелели только кошки, ставшие дикими, но они до сих пор не смогли уничтожить полчища крыс, наводнявших остров.

Мореплаватель провел несколько дней среди своих друзей, развлекавших его драматическими представлениями. 6 мая он пустился в путь к островам Ликиеп (Гейдена), которые не успел полностью исследовать во время своего первого путешествия. Приступив к их съемке, Коцебу предполагал впоследствии вернуться к изучению Радака, но плохая погода помешала ему, и он вынужден был направиться к Камчатке.

С 7 по 20 июля экипаж корабля наслаждался там вполне заслуженным отдыхом. Затем «Предприятие» снова вышло в море и 7 августа бросило якорь в Ново - Архангельске (Ситха) на американском берегу. Однако фрегат, на смену которому прибыло «Предприятие», все еще находился в порту и должен был оставаться там до 1 марта следующего года. Коцебу воспользовался этим промежутком времени, чтобы посетить Сандвичевы (Гавайские) острова; в декабре 1824 года он бросил якорь у острова Оаху.

Гавань Роно - Руру или Гонолулу является наиболее безопасной на всем архипелаге. Поэтому уже в то время в нее заходило много судов, и остров Оаху имел шансы стать важнейшим островом архипелага и затмить Гаваи или Овайги. Уже теперь город имел полуевропейский вид; каменные дома сменили первобытные хижины; правильно разбитые улицы с лавками, кафе, винными погребками, бойко посещавшимися матросами китобойных судов и торговцами пушниной, а также вооруженная артиллерией крепость были наиболее очевидными признаками быстрых перемен.

Со времени открытия большей части островов Океании миновало пятьдесят лет, и повсюду произошли такие же резкие изменения, как на Сандвичевых островах.

«Торговля мехами,— говорит Дезборо Кули,— возникшая на северо - западном побережье Америки, вызвала удивительные перемены на Сандвичевых островах, представляющих по своему местоположению выгодное пристанище для занятых этой торговлей судов. Купцы имели обыкновение зимовать здесь, чиниться и запасаться провизией; с наступлением лета они возвращались к берегам Америки, чтобы пополнить свой груз. Островитяне в обмен на продукты питания требовали железные орудия и, в особенности, ружья; не задумываясь о последствиях своего поведения, корыстолюбивые торговцы спешили удовлетворить их желания. Огнестрельное оружие и припасы, являвшиеся самыми ходкими предметами обмена, в изобилии доставлялись на Сандвичевы острова. В результате островитяне вскоре стали наводить страх на своих гостей; они часто захватывали мелкие суда и проявляли энергию (вначале сочетавшуюся с жестокостью), которая доказывала наличие у них стремления к независимости. В эту эпоху один из тех замечательных людей, какие нередко появляются на сцене, когда готовятся крупные события, завершил революцию, начатую европейцами, Камехамеха, вождь, уже прославившийся на этих островах во время последнего рокового посещения Кука, захватил королевскую власть, подчинил себе, став во главе армии в шестнадцать тысяч человек, соседние острова и собирался воспользоваться своими победами для проведения задуманных им обширных планов развития страны. Он отдавал себе отчет в превосходстве европейцев и считал делом своей чести подражание им. Еще в 1796 году, когда эти острова посетил капитан Бротон, король запросил, должен ли он его встретить артиллерийским салютом. Утверждают, что, начиная с 1817 года, он имел армию из семи тысяч солдат, вооруженных ружьями; в составе этой армии находилось не меньше пятидесяти европейцев.

Камехамеха, начав свою карьеру с убийства и узурпации, в конце концов заслужил неподдельную любовь и восхищение своих подданных, которые считали его каким - то сверхчеловеческим существом и оплакивали его смерть более искренними слезами, чем те, что обычно проливаются над прахом монарха».

После смерти Камехамеха, когда русская экспедиция прибыла на Оаху, островами правил молодой король Рио - Рио, который вместе с женой гостил в Англии, и управление островами на время его отсутствия находилось в руках вдовствующей королевы Кааху-Ману.

Коцебу, воспользовавшись пребыванием ее и первого министра на одном из соседних островов, посетил вторую жену Камехамеха.

Жилище было обставлено по европейской моде стульями, столами и зеркалами. Полы были устланы прекрасными циновками, на которых лежала Нома - Хана; на вид ей можно было дать не больше сорока лет. Ростом в пять футов восемь дюймов, она отличалась такой тучностью, что имела в обхвате бесспорно не меньше четырех футов. Ее черные как смоль волосы были тщательно подобраны кверху, увенчивая круглую, как шар, голову. Приплюснутый нос и толстые губы не отличались красотой, и все же у нее было благообразное, приятное лицо.

«Прекрасная дама» вспомнила, что десять лет назад видела Коцебу. Поэтому она приняла его очень хорошо; но, как только она начинала говорить о муже, слезы подступали к ее глазам, и ее печаль не казалась деланной. Для того, чтобы дата смерти государя всегда была перед глазами, она распорядилась вытатуировать у себя на руке следующую простую надпись: «6 мая 1819 года».

Христианка, строго соблюдавшая, как и большая часть жителей, религиозные обряды, королева повела Коцебу в церковь — простое большое здание, в котором, однако, было не так много народу, как в церкви на Таити. Нома - Хана производила впечатление очень развитой женщины, умела читать и проявляла особый интерес к науке письма, той науке, «которая приближает отсутствующих». Желая проявить свое расположение к русскому командиру и одновременно дать ему доказательство своих познаний, она переслала ему с послом письмо, составление которого отняло у нее несколько недель.

Другие дамы немедленно пожелали сделать то же самое, и Коцебу чуть не изнемог под тяжестью посыпавшихся на него посланий. Единственным средством положить конец эпистолярной эпидемии было поскорее сняться с якоря, что Коцебу и сделал без дальнейших промедлений.

Однако перед отплытием он принял на борту корабля королеву Нома - Хану, которая явилась разодетая в парадный туалет. Вообразите себе великолепное шелковое платье персикового цвета, отделанное широкой черной вышивкой, платье, сшитой на европейскую фигуру, а потому чересчур короткое и узкое. Из - под него виднелись не только ступни ног в грубой мужской обуви, рядом с которыми ноги Карла Великого могли бы показаться принадлежащими китаянке, но и коричневые икры, толстые и голые, напоминавшие балконные балясины. Ожерелье из красных и желтых перьев, гирлянда живых цветов, служащая знаком военного отличия, шляпа из итальянской соломки, украшенная искусственными цветами, завершали этот роскошный и смешной наряд.

Нома - Хана обошла корабль, расспросила обо всем виденном, а затем, устав от стольких чудес, проследовала в капитанскую каюту, где ее ждал обильный ужин. Королева опустилась на диван, но это хрупкое изделие не смогло выдержать такое величие и подогнулось под тяжестью принцессы, тучность которой, без сомнения, сильно способствовала ее карьере.

Покинув эту стоянку, Коцебу вернулся в Ново - Архангельск (Сит - ха), где оставался до 30 июля 1825 года. Затем он снова посетил Сандвичевы острова, придя туда спустя некоторое время после того, как адмирал Байрон доставил на Гавайи останки умерших в Лондоне короля Рио - Рио и его жены.

Пополнив в Оаху запасы продовольствия, русский путешественник достиг островов Радак, произвел съемку Пескадорских островов, открыл группу островов Эшшольца (Бикини) и 15 октября пристал к берегам Гуама. После многомесячного пребывания в Маниле, во время которого частые сношения с местными жителями дали ему возможность неизмеримо лучше изучить географию и природу Филиппин, он 23 января 1826 года двинулся в дальнейший путь. В это время на Манилу прибыл новый испанский губернатор со значительным отрядом войск; ему удалось подавить восстание, и население Филиппин надолго отказалось от мысли отделиться от Испании.

10 июля 1826 года «Предприятие» вернулось в Кронштадт после трехлетнего плавания. За это время русские моряки посетили северозападные берега Америки, Алеутские острова, Камчатку и Охотское море, произвели детальную съемку значительной части островов Радак и собрали новые данные о том процессе развития, какой переживали тогда многие племена Океании. Благодаря самоотверженным трудам сначала Шамиссо110, а потом профессора Эшшольца были собраны многочисленные образцы флоры и фауны, и последний подготовил к печати описание свыше двух тысяч животных; кроме того, он собрал очень интересные сведения относительно образования коралловых островов Южного моря (Тихого океана).

Между тем английское правительство энергично возобновило поиски Северо - Западного прохода, желая наконец внести ясность в эту волнующую проблему, решения которой так давно и тщетно искали. В то время, как Парри морским путем и Франклин по суше пытались достичь Берингова пролива, капитан Фредерик Уильям Бичи получил инструкцию пройти возможно дальше по этому проливу, а затем вдоль северного берега Америки, чтобы подобрать измученных лишениями и усталостью путешественников, если они, разумеется, смогут добраться до него.

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация. Фредерик Уильям Бичи

На корабле «Блоссом», отплывшем из Спитхеда 19 мая 1825 года, Бичи зашел для пополнения запасов в Рио - де - Жанейро и, обогнув 26 сентября мыс Горн, вступил в Тихий океан. После кратковременной стоянки у берегов Чили он посетил остров Пасхи, где разыгрались точно такие же сцены, какими сопровождалось пребывание там Коцебу во время его первого путешествия. Сначала такая же радушная встреча со стороны туземцев, вплавь добирающихся до «Блоссома» или привозящих на пирогах жалкие продукты своего острова; затем, когда англичане высаживаются на берег, те же нападения — с градом камней и палицами,— которые приходится энергично отражать ружейными выстрелами.

4 декабря капитан Бичи заметил остров, сплошь покрытый зеленью. То был знаменитый в те времена остров, где обнаружили потомков мятежников с «Баунти», высадившихся там в результате драматических происшествий, которые в конце XVIII столетия живо волновали общественное мнение Англии111.

В 1781 году лейтенант Блай, один из офицеров, отличившихся под начальством Кука, был назначен командиром «Баунти» и получил предписание взять на Таити хлебные деревья и другие растения, чтобы доставить их на Антильские острова, именовавшиеся у англичан Западной Индией. Обогнув мыс Горн, Блай сделал остановку у берегов Тасмании, а затем достиг бухты Матаваи, где погрузил хлебные деревья; некоторое количество их он взял также на Намуке, одном из островов архипелага Тонга. До тех пор плавание не было отмечено никакими особыми событиями и, казалось, должно было благополучно закончиться. Но высокомерный характер капитана, его грубое и деспотическое обращение восстановили против него почти весь экипаж. Был составлен заговор, и 28 апреля перед восходом солнца, когда корабль находился невдалеке от Тофуа, вспыхнул мятеж.

Захваченный в постели восставшими матросами, связанный по рукам и ногам, прежде чем он смог оказать какое - нибудь сопротивление, Блай в одной рубахе был выведен на палубу, и после некоего подобия суда, на котором председательствовал лейтенант Флетчер Кристиен, его вместе с восемнадцатью оставшимися верными ему членами экипажа спустили в шлюпку, снабдили небольшим количеством продовольствия и покинули на произвол судьбы среди открытого океана. Испытав муки жажды и голода, счастливо избегнув страшных бурь и зубов диких туземцев Тофуа, Блай сумел достигнуть острова Тимор, где ему был оказан теплый прием.

«Я предложил моим спутникам высадиться на берег,— рассказывает Блай.— Некоторые едва могли передвигать ноги. От нас остались лишь кожа да кости; мы были покрыты ранами, наша одежда превратилась в лохмотья. В этом состоянии радость и благодарность вызвали слезы на наших глазах, а жители Тимора молча, с выражением ужаса, удивления и жалости смотрели на нас. Так с помощью провидения мы преодолели невзгоды и трудности столь опасного путешествия!»

Путешествие действительно было опасным; сорок один день плыли они по плохо изученным морям в шлюпке, которая не имела даже палубы, с более чем скудным запасом продовольствия; ценой неслыханных лишений им удалось проплыть свыше полутора тысяч лье, потеряв за это время лишь одного матроса, убитого в самом начале туземцами Тофуа!

Что касается мятежников, то их история представляет исключительный интерес и чрезвычайно поучительна.

Они направились на Таити, куда их влекла надежда на беззаботное существование; те, кто принимал наименее активное участие в мятеже, остались там. Кристиен же снова пустился в путь; его сопровождали восемь матросов, решивших следовать за ним до конца, десять туземцев с Таити и Тубуаи и двенадцать таитянок.

Никто больше ничего не слышал о них.

Оставшиеся на Таити в 1791 году были схвачены капитаном Эдуардсом, командиром «Пандоры», которую английское правительство послало на поиски бунтовщиков с предписанием доставить их в Англию. Но «Пандора» налетела на подводный риф в проливе Энтерпрайз, и при этой катастрофе четверо мятежников и тридцать пять матросов погибли. Из десяти мятежников, доставленных в Англию вместе с потерпевшими кораблекрушение моряками «Пандоры», трое были приговорены к смертной казни.

Прошло двадцать лет, прежде чем были получены некоторые сведения о судьбе Кристиена и тех, кого он повел за собой. В 1808 году американское торговое судно пристало к острову Питкэрн, чтобы пополнить на нем свой груз тюленьих шкур. Капитан считал остров необитаемым; но, к величайшему его изумлению, к борту корабля подошла пирога с тремя юношами - метисами, довольно хорошо говорившими по - английски. Удивленный капитан стал их расспрашивать и узнал, что их отец служил под начальством лейтенанта Блая.

Одиссея* этого офицера английского флота в то время была известна всему миру и служила предметом вечерних бесед на баках112 кораблей всех стран. Поэтому американский капитан захотел подробнее разобраться в необыкновенном происшествии, пробудившем в его памяти воспоминания об исчезновении мятежников с «Баунти».

Спустившись» на берег капитан встретился с англичанином, по фамилии Смит, состоявшим когда - то членом экипажа «Баунти», и тот рассказал ему следующее:

Покинув Таити, Кристиен направился прямо к Питкэрну, который очень прельщал его своим изолированным положением к югу от архипелага Туамоту, в стороне от обычных морских путей. Выгрузив имевшееся на «Баунти» продовольствие и сняв все снасти, какие могли пригодиться, моряки сожгли корабль — не только для того, чтобы скрыть все следы, но также для того, чтобы ни один мятежник не мог убежать с острова.

Вначале пришельцы, увидев «мораи» (гробницы), испугались, не заселен ли остров. Но вскоре они убедились, что на нем никого не было. Они построили хижины и расчистили участки земли.

* Одиссея —здесь в смысле: жизнь, полная приключений. (Ред.).

Англичане милостиво предоставили туземцам, которых они увезли или которые сами добровольно последовали за ними, обязанности рабов. Как бы то ни было, два года протекли без особо крупных ссор. Но затем туземцы составили против белых заговор, однако те были предупреждены о нем одной из таитянок, и два главаря поплатились жизнью за свою неудавшуюся попытку.

Еще два года прошли тихо и спокойно, затем — новый заговор, в результате которого пять англичан, в том числе Кристиен, были зверски убиты. В свою очередь женщины, жалевшие об англичанах, зарезали оставшихся в живых таитян.

Находка одного растения, из которого можно было гнать что - то вроде водки, послужила несколько времени спустя причиной смерти одного из четырех уцелевших англичан; другого убили его товарищи; третий умер от болезни, и Смит, принявший имя Адамса, остался один главой маленькой общины из десяти женщин и девятнадцати детей, самым старшим из которых было не больше семи - восьми лет.

Этому человеку, много размышлявшему о своей прежней беспорядочной жизни, совершенно переродившемуся в результате раскаяния, пришлось исполнять обязанности отца, священнослужителя, мэра и короля. Своей справедливостью и твердостью он сумел завоевать неограниченное влияние в этой странной общине.

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация. Хижины стояли среди пандановых деревьев и кокосовых пальм

Необыкновенный наставник морали, который в дни своей молодости нарушал все законы, для которого раньше не существовало ничего святого, проповедовал теперь милосердие, любовь, согласие, и маленькая колония процветала под кротким, но в то же время твердым управлением этого человека, ставшего под конец жизни праведником.

Таково было моральное состояние колонии на Питкэрне в то время, когда у его берегов появился корабль Бичи. Мореплаватель, превосходно принятый жителями, пробыл там восемнадцать дней. Чистые хижины деревни стояли среди пандановых деревьев и кокосовых пальм, поля были хорошо возделаны; под руководством Адамса жители Питкэрна смастерили для себя с поистине изумительным искусством самые необходимые орудия. Эти метисы, обладавшие большей частью приятным и кротким лицом, были пропорционально сложены, что говорило о незаурядной силе.

После Питкэрна Бичи посетил острова Тимоэ, Гамбье (Манга - рева), Гуд, Клермон - Тоннер, Серл, Уитсанди, Королевы Шарлотты, Техаи, Лансье, составляющие часть архипелага Туамоту, а также маленький остров, которому он дал название Байам - Мартин. Здесь мореплаватель встретил одного островитянина, по имени Ту - Вари, которого занесло туда бурей. Выехав со стапятьюдесятью земляками на трех пирогах с островка Анаа, чтобы принять участие в торжествах по поводу вступления на трон короля Помаре III, Ту - Вари был унесен западными ветрами далеко в сторону. Затем ветры стали неустойчивыми. Вскоре запасы провизии совершенно истощились, и несчастные были вынуждены поедать трупы умерших товарищей. Наконец Ту - Вари добрался до острова Барроу, расположенного посреди Опасного архипелага (Туамоту), где он раздобыл немного провизии; он снова пустился в море, но на этот раз плавание продолжалось недолго, так как у острова Байам - Мартин его пирога дала течь и ему пришлось там остаться.

В конце концов Бичи уступил мольбам Ту-Вари и взял его с женой и детьми к себе на корабль, чтобы отвезти на Таити. Назавтра, когда Бичи пристал к берегу Хеиоу, по одной из тех случайностей, какие бывают только в романах, Ту-Вари встретил там своего брата, который считал его давно погибшим. После первого порыва радостных излияний оба туземца важно уселись рядом и, нежно сжимая друг другу руки, принялись по очереди рассказывать о своих приключениях.

10 февраля Бичи отплыл от Хеиоу, прошел в виду островов Мелвилл и Крокер и 18 - го стал на якорьу Таити, где ему с трудом удалось пополнить запасы продовольствия. Туземцы требовали теперь полноценные чилийские доллары и европейскую одежду — иначе говоря, то, чего на «Блоссоме» совершенно не было. После приема регентши на борту корабля капитан получил приглашение на вечер, который должен был состояться в его честь в королевской резиденции, в Папеэте. Но, когда англичане явились, оказалось, что во дворце все спали. Регентша забыла о своем приглашении и легла спать раньше обычного. Тем не менее она весьма милостиво приняла своих гостей и, несмотря на строгий запрет миссионеров, устроила небольшую вечеринку с танцами. Празднество, впрочем, должно было протекать, так сказать, в молчании, чтобы шум его не достиг ушей полицейских, разгуливавших на берегу. По этой детали можно судить о том, как мало свободы предоставлял миссионер Притчард высшей знати Таити. Какой же свободой пользовались широкие массы туземцев?

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация.«Мораи» в Каякакове. Со старинной гравюры

3 апреля юный король нанес визит Бичи, и тот подарил ему от имени Адмиралтейства превосходное охотничье ружье. Отношения стали самые сердечные, и влияние, которое сумели завоевать английские миссионеры, еще более укрепилось в результате радушия и предупредительности, постоянно проявлявшихся по отношению к островитянам командованием «Блоссома».

Покинув Таити, Бичи 26 апреля достиг Сандвичевых островов, где сделал остановку дней на десять, и направился в дальнейший путь к Берингову проливу и Северному Ледовитому океану. Полученные инструкции предписывали ему идти вдоль берега Америки до тех пор, пока позволит состояние льдов. «Блоссом» остановился в заливе Коцебу, малогостеприимном и малоприятном месте; там англичане много раз встречались с туземцами, но не могли получить никаких сведений о Франклине и его отряде. Затем Бичи выслал навстречу этому неустрашимому исследователю палубный баркас под командованием лейтенанта Элсона. Тот не смог продвинуться дальше мыса Барроу (71°23’ северной широты) и вынужден был вернуться к «Блос - сому». Надвинувшиеся льды заставили «Блоссом» 13 октября, при ясной и очень морозной погоде, покинуть Берингов пролив.

Чтобы использовать зимнее время, Бичи посетил гавань Сан - Франциско, а 25 января 1827 года снова стал на якорь в Гонолулу на Сандвичевых островах. Благодаря искусной политике английского правительства эта страна делала большие успехи на пути прогресса.

Количество домов увеличилось; город принимал все более и более цивилизованный вид; в порт часто заходили многочисленные английские и американские суда; создан был даже собственный флот, насчитывавший пять бригов и восемь шхун. Земледелие процветало; появились обширные плантации кофе, чая, пряностей, и предпринимались попытки использовать заросли сахарного тростника, прекрасно произраставшего на островах113.

После стоянки в апреле в устье реки Кантон в Южном Китае «Блоссом» приступил к съемке архипелага Рюкю, цепи островов, соединяющих Японию с Формозой (Тайвань), и группы островов Бонин, на которых исследователь не обнаружил никаких животных, кроме больших зеленых черепах.

Покончив с этими работами, «Блоссом» вновь направился к северу; но так как метеорологические условия оказались менее благоприятными, ему удалось на этот раз достичь лишь 70°49’. В этом пункте оставили на берегу продовольствие, одежду и инструкции на тот случай, если Парри или Франклину удалось бы сюда добраться.

Прокрейсировав здесь до 6 октября, Бичи скрепя сердце решил вернуться в Англию. По дороге он зашел в Монтерей, Сан - Франциско, Сан - Блас, Вальпараисо, обогнул мыс Горн, сделал остановку в Рио - де - Жанейро и 21 октября стал на якорь в Спитхеде.

Перейдем к рассказу об экспедиции русского капитана Федора Петровича Литке (1797—1882), давшей важные результаты. Отчет о ней написан очень увлекательно и остроумно. Поэтому мы кое - что позаимствуем из него.

«Сенявин» и «Моллер», два грузовых судна, построенные в России, прекрасно держались на воде, но второе из них было довольно тихоходным — недостаток, из - за которого на протяжении почти всего пути корабли шли отдельно. «Сенявиным» командовал Литке, «Моллером» — М. Н. Станюкович114.

1 сентября 1826 года оба судна покинули Кронштадт. Они зашли в Копенгаген и в Портсмут, где были приобретены физические и астрономические приборы, и сразу же по выходе из Ла - Манша потеряли друг друга из виду. «Сенявин», о плавании которого мы будем преимущественно рассказывать, остановился на Тенерифе, где Литке рассчитывал соединиться со Станюковичем.

Между 4 и 8 ноября на этот остров обрушился страшный ураган, какого там никогда не наблюдали со времени завоевания Канарских островов. Три корабля затонули на самом рейде Санта - Крус; два других, выброшенные на берег, были разбиты в щепу. Реки и ручьи, переполнявшиеся из - за небывало сильных дождей, снесли сады, каменные ограды, здания, уничтожили много больших плантаций, почти полностью разрушили один из фортов, превратили часть городских домов в развалины, загромоздившие ряд улиц. Триста — четыреста человек погибли при этом стихийном бедствии, убытки от которого исчисляли во много миллионов пиастров115.

В январе оба судна соединились в Рио - де - Жанейро и до мыса Горн шли вместе. Здесь им встретились обычные бури и туманы, которые опять разъединили их. «Сенявин» направился к бухте Консепсьон.

«3 марта расстояние наше,—рассказывает Литке,—до ближайшего берега по счислению было только 8 миль, но густой туман скрывал его. Ночью туман рассеялся, а рассвет явил нам зрелище неописанного величия и прелести: зубчатая с острыми пиками цепь Андосов резко обрисовалась на небесной лазури, первыми лучами солнца озаренной! Не буду умножать числа тех, кои терялись в тщетных усилиях передать другим чувства свои при первом виде подобных картин природы. Они неизъяснимы, подобно великолепию самого зрелища. Переливы цветов, постепенное освещение облаков и неба с возвышением солнца неподражаемо прелестны. К сожалению, зрелище сие, как все в высокой степени изящное в природе, было непродолжительно: с увеличением массы света в атмосфере огромный исполин сей, казалось, погружался в бездну, а взошедшее солнце сгладило и следы его».

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация. Экспедиция Литке к Новой Земле

Чувство, пробудившееся в Литке при виде бухты Консепсьон, не похоже на то, которое ощущали некоторые из его предшественников. Он еще не забыл пышной растительности, окаймлявшей бухту Рио - де - Жанейро. Неудивительно, что этот берег показался ему довольно бедным. Жители, поскольку он успел узнать их за время очень короткой стоянки, обладали, по его впечатлениям, более приветливым характером и были более культурны, чем люди того же класса во многих других странах.

Войдя в гавань Вальпараисо, Литке увидел «Моллера», снимавшегося с якоря, чтобы идти на Камчатку. Команды обоих судов попрощались, и с этих пор каждое из них пошло своим путем.

Первую экскурсию офицеры и естествоиспытатели с «Сенявнна» совершили в знаменитые «квебрадо».

«Это,— рассказывает путешественник,— ущелины в горах, улепленные, так сказать, маленькими хижинками, содержащими большую часть населения Вальпараисо. Наиболее населенное квебрадо есть то, которое подымается от юго - западного угла города; гранит, выходящий тут наружу, служит для строений надежным основанием, обеспечивающим их от разрушительного действия землетрясений. Сообщение этих жилищ между собой и с городом совершается по узким тропинкам, проложенным по утесам, без всяких перил или уступов, по которым дети, резвясь, бегали вниз и вверх, подобно сернам. К немногим только домам, и то принадлежащим иностранцам, проведены тропинки уступами. Чилийцы считают это роскошью, совершенно лишнею и бесполезною. Престранное зрелище представляет лестница черепичных или пальмовых крыш под ногами — над головой такая же лестница порогов и огородцев. Я сначала пошел было с натуралистами, но они скоро завели меня в такое место, что я ни шагу вперед, ни шагу назад более не мог ступить; и потому вместе с одним из товарищей оставил их, пожелав им явиться домой с целыми головами, но тысячу раз думал лишиться своей, прежде нежели сошел вниз».

Когда после утомительной прогулки за несколько лье от Вальпараисо русские моряки верхом вернулись в город, они были очень удивлены тем, что встретившийся патруль заставил их, несмотря на протесты, спешиться.

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация. Федор Петрович Литке

«Был Великий четверг,— рассказывает Литке,— от сего дня до Страстной субботы не позволяется здесь, под великим штрафом, ни верхом ездить, ни петь, ни играть на инструментах, ни даже ходить в шляпе. Всякое дело, всякая работа, всякое увеселение строго на эти дни запрещается. Пригорок посреди города, на котором стоит театр, обращается на это время в Голгофу. Посреди огороженного щитами пространства воздвигается крест с изображением Христа. Перед сим местом набожные души приходили громкою молитвою смывать грехи свои. Я заметил только грешниц, но ни одного грешника; большая часть из них, конечно, твердо были уверены в получении благодати — ибо по пути шутили, смеялись, приближаясь к этому месту, принимали вид смиренный, преклоняли колена на несколько минут и потом продолжали путь с прежними шутками и смехом».

Нетерпимость и суеверия, проявления которых иностранцы встречали на каждом шагу, вызвали у русского путешественника вполне понятные размышления. Он с сожалением отмечал, сколько энергии и сил тратятся бесполезно вместо того, чтобы найти себе применение для морального совершенствования и развития материального благополучия страны.

По мнению Литке, Вальпараисо и его окрестности очень далеки от того, чтобы походить на райскую долину. Голые горы, прорезанные глубокими «квебрадо», песчаная равнина, среди которой возвышается город, высокая цепь Анд на заднем плане — все это, по правде говоря, мало напоминало рай.

Следы ужасного землетрясения 1823 года еще не вполне исчезли, и русские видели большие пространства, загроможденные развалинами.

15 апреля «Сенявин» снова вышел в море и направился в Ново - Архангельск (Ситха), куда и прибыл 24 июня после плавания, не ознаменовавшегося никакими примечательными событиями. Необходимость заняться починками, неизбежными после десятимесячного перехода, и выгрузка продовольствия, которое «Сенявин» доставил в адрес Российско - американской компании, задержали Литке в бухте Ситха на пять недель.

Эта часть северо - западного побережья Америки имеет дикий, но живописный вид. Высокие горы, покрытые до самой вершины густым темным лесом, образуют задний план панорамы. У входа в бухту на две тысячи восемьсот футов над уровнем моря возвышается гора Эджком, представляющая собой потухший вулкан. Внутри бухта усеяна лабиринтом островов, позади которых расположен Ново-Ар - хангельск с крепостью, башнями и церковью. Город состоит из одного ряда домов, окруженных садами; в нем имеется больница, верфь, а за пределами городских стен раскинулась большая деревня индейцев из племени колошей. Город населяли русские, креолы и алеуты; из общего числа жителей в восемьсот человек триста находились на службе Компании. Но численность населения сильно колеблется в разное время года. Летом почти все уходят на охоту, а осенью, едва только успевают вернуться, снова отправляются на рыбную ловлю.

Ново - Архангельск не слишком богат развлечениями. По правде говоря, это поселение — одно из самых унылых, какое только можно вообразить, невыразимо мрачный, заброшенный уголок, где весь год, за исключением трех зимних месяцев, когда лежит снег, погода напоминает скорее осень, чем какое - либо другое время года. Все это не слишком важно для путешественника, находящегося здесь проездом; но те, кто там постоянно живет, должны обладать большим запасом философского терпения или очень сильным желанием не умереть с голода. Довольно крупная торговля ведется с Калифорнией, с туземцами и с иностранными кораблями.

Алеуты - охотники, состоящие на службе Компании, добывают меха выдры, бобров, лисицы и сусликов. Они бьют моржей, тюленей и китов, а во время хода рыбы ловят сельдь, треску, семгу, палтусов, налимов, окуней. На островах Королевы Шарлотты добывают раковины цукли, которые нужны Компании для обмена с североамериканскими племенами.

Индейцы, живущие между 46° и 60° северной широты, по - видимому, принадлежат к одному и тому же народу; во всяком случае, к такому выводу можно прийти на основании безусловного сходства их внешнего вида, обычаев, образа жизни и единства их языка.

Колоши, или ситкинцы, считают своим родоначальником человека по имени Элькх, пользовавшегося покровительством ворона — первопричины всего сущего. Любопытно отметить, что в мифологии жителей Кодьяка, принадлежащих к эскимосам, эта птица также играет важную роль. По словам Литке, у колошей существует предание о потопе и несколько легенд, которые он считает сходными с греческими мифами.

Их религия представляет собой не что иное, как шаманство. Они не признают никакого высшего божественного существа, а верят в злых духов и в колдунов, которые предсказывают будущее, излечивают болезни и профессия которых переходит по наследству. Индейцы верят, что душа бессмертна; во всяком случае, души вождей не смешиваются с душами простых смертных, а души рабов остаются рабами и после смерти. Конечно, это верование малоутешительно.

Общественный строй у здешних туземцев патриархальный; они разделены на племена, которые, как и повсюду в Америке, имеют своей эмблемой какое - нибудь животное: волка, ворона, медведя, орла и т. д. Название этого животного чаще всего носит и само племя. У колошей имеются рабы — взятые на войне пленные. Участь этих рабов очень жалкая. Их хозяева имеют над ними право жизни и смерти. При некоторых церемониях, например, по случаю смерти вождя, рабов, которые уже ни на что не годны, приносят в жертву или же, наоборот, отпускают на свободу.

Недоверчивые и коварные, жестокие, мстительные, колоши не лучше и не хуже других туземцев, обитающих по соседству. Они выносливы, храбры, но ленивы и все работы по дому возлагают на жен, так как у них распространено многоженство.

Покинув Ситху, Литке направился на Уналашку116. Самым крупным поселением на этом острове является Иллюлюк, в котором насчитывается всего двенадцать русских и десять алеутов обоего пола.

Жизнь на этом острове была бы очень удобна и приятна, если бы не полное отсутствие леса; местное население вынуждено собирать плавник, выброшенный морем на близлежащие берега; среди принесенных течениями деревьев иногда попадаются целые стволы кипариса, камфарного дерева и еще какого - то, издающего запах розы. На острове много хороших пастбищ. Поэтому на нем с успехом занимаются скотоводством.

Жители Лисьих островов к тому времени, когда у них побывал Литке, восприняли в значительной мере обычаи и одежду русских. Все они были христиане. Алеуты отличаются добротой, смелостью и ловкостью; в море они чувствуют себя как дома.

После 1826 года неоднократные извержения пепла произвели большие опустошения на этих островах. В мае 1827 года на острове Нунивак открылся новый кратер в вулкане Шишалдин, извергавший пламя.

Полученные Литке инструкции предписывали ему исследовагь остров Святого Матвея, названный Куком островом Гора. Результаты гидрографической съемки этого района превзошли все ожидания, но попытки собрать сведения о естественных богатствах острова оказались малоуспешными, так как пристать к нему было невозможно.

Между тем наступила зима с обычными своими спутниками — туманами и бурями. Нечего было и думать о плавании к Берингову проливу. Поэтому Литке направился на Камчатку, посетив по дороге остров Беринга. В Петропавловске он провел три недели, использовав это время на выгрузку привезенных запасов и подготовку к зимней кампании.

В инструкциях указывалось, что Литке должен посвятить зимние месяцы изучению Каролинских островов. Он решил прежде всего направиться к острову Юалан, открытому французским мореплавателем Дюперре, надеясь, что хорошо защищенная бухта даст ему возможность произвести опыты с маятником.

По дороге Литке безуспешно пытался на 26°9’ северной широты и 128° западной долготы отыскать несуществующие острова Колюнас, Декстер и Святого Варфоломея. Затем он подошел к группе коралловых островов Брауна, открытой в 1794 году англичанином Батлером, и 4 декабря оказался в виду Юалана.

С первых же минут радушный прием туземцев произвел на русских наилучшее впечатление. Многие жители Юалана, подплывшие навстречу в пирогах, проявили столько доверия, что остались ночевать на борту корабля, когда он еще двигался.

«Сенявину» не без труда удалось войти в бухту Кокий. Высадившись на островок Матанияль, Литке, по примеру Дюперре, построил там обсерваторию. Тем временем начался обмен с туземцами. Их простодушие и миролюбивый характер проявлялись на каждом шагу. Достаточно было задержать одного из их вождей в качестве заложника и сжечь одну пирогу, чтобы случаи краж со стороны отдельных туземцев прекратились.

«Можем мы,— пишет Литке,— с неменьшим удовольствием сказать перед светом, что трехнедельное пребывание наше на Юалане не только не стоило ни одной капли крови человеческой, но что мы добрых островитян могли оставить с прежними неполными сведениями о действии огнестрельных орудий наших, которые они почитают назначенными только для убивания птиц... Не знаю, найдется ли подобный пример в летописях раннейших путешествий в Южное море».

Покинув Юалан, Литке безуспешно пытался отыскать острова Музграва, указанные на карте Крузенштерна, но зато вскоре открыл большой, со всех сторон окаймленный рифами остров, который носит название Понапе. Большие красивые пироги с экипажем в четырнадцать человек и маленькие, всего на двух человек, немедленно окружили корабль.

Эти туземцы со свирепыми лицами, выражавшими недоверчивость, с глазами, налитыми кровью, наглые и шумные, пели, танцевали, жестикулировали в своих лодках и очень неохотно решались подняться на палубу.

«Сенявин» держался на некотором расстоянии от берега, высадиться на который можно было бы лишь с боем, так как во время одной попытки подойти к земле туземцы окружили шлюпку и отступили лишь после дружного сопротивления экипажа шлюпки и пушечных выстрелов с «Сенявина».

Увеличить иллюстрацию
Иллюстрация. Житель острова Юалан. Со старинной гравюры

У Литке было слишком мало времени, чтобы обстоятельно изучить архипелаг Сенявина, как он назвал открытые им острова. Поэтому сведения, собранные им о жителях Понапе и прилегающих островах, недостаточно точны. По его мнению, эти туземцы принадлежат не к тому народу, что жители Юалана, а приближаются скорее к папуасам, ближайшие племена которых населяют Новую Ирландию, отстоящую всего на семьсот миль.

Разыскивая, но не найдя остров Святого Августина, Литке вскоре увидел коралловые острова Лос - Валиентес, называемые также Севн - Айлендс (Семь островов), открытые в 1775 году испанцем Фелиппе Томпсоном.

После этого мореплаватель очутился в виду архипелага Мортлок, названного в старину Торресом группой Лугунор, жители которого были похожи на юаланцев. Литке высадился на главный остров, представлявший собой настоящий сад из кокосовых пальм и хлебных деревьев.

Туземцы обладали некоторой культурой. Подобно жителям Юалана и Понапе, они умели ткать и окрашивать волокна бананов и кокосовых пальм. Рыболовные снасти делали честь их изобретательному уму; особенно это относится к своеобразной верше, сплетенной из прутьев и бамбуковых побегов и устроенной так, чтобы рыба могла войти в нее, но не выйти. У них были также сети в форме большого кошеля, удочки и остроги.

Пироги, на которых они проводят три четверти жизни, прекрасно отвечают своему назначению. Построенные с немалым трудом и хранящиеся в особых шалашах, большие пироги имеют двадцать шесть футов в длину, два с четвертью фута в ширину и четыре в глубину. Они снабжены балансиром, поперечные брусья которого имеют настил. С другой стороны прикреплена снабженная крышей маленькая площадка в четыре квадратных фута, где хранится продовольствие. Эти пироги оснащены треугольным парусом из циновок, сплетенных из листьев пандануса, прикрепляемым к двум реям. Чтобы повернуть на другой галс, отдают шкот, наклоняют мачту к другому концу пироги, куда одновременно переносится галсовый угол паруса, после чего пирога движется вперед другим своим концом.

Затем Литке исследовал острова Намолук, жители которых ничем не отличаются от лугунорцев, и доказал тождественность острова Трук, описанного уже Дюперре, с Киросой. Далее он посетил архипелаг Намонуито, остатки обширной группы островов или даже одного большого острова, когда - то, по - видимому, существовавшего здесь.

Капитан Литке, испытывая недостаток в сухарях и во многих других продуктах, которые он надеялся достать на Гуаме или на кораблях, стоявших в порту, направился теперь к Марианскому архипелагу. Он рассчитывал повторить там опыты с маятником, производя которые Фрейсине обнаружил значительное отклонение силы земного притяжения.

Приблизившись к берегу, Литке чрезвычайно удивился, не заметив на нем никаких признаков жизни. На обоих фортах развевались флаги. Мертвая тишина царила повсюду, и если бы не присутствие на внутреннем рейде стоявшей на якоре шхуны, то можно было бы подумать, что остров необитаем. На берегу было очень мало людей, к тому же они производили впечатление полудикарей, и получить от них какие - либо сведения оказалось почти невозможно. К счастью, один английский дезертир предложил свои услуги Литке и передал его письмо губернатору, на которое вскоре последовал удовлетворительный ответ.

Губернатором был тот самый Мединилья, чье гостеприимство расхваливали Коцебу и Фрейсине; получить от него разрешение на устройство на берегу обсерватории и на доставку туда продовольствия, в котором русские нуждались, не составило никакого труда. Эта стоянка была омрачена несчастным случаем, происшедшим с капитаном Литке: на охоте он довольно сильно поранил себе руку случайным выстрелом из ружья.

Работы по починке такелажа и корпуса судна, необходимость сделать запас воды и дров задержали отплытие «Сенявина» до 19 марта. За это время Литке имел достаточно досуга, чтобы проверить точность сведений, собранных его предшественником Фрейсине, который в 1819 году провел здесь два месяца, живя в доме самого губернатора. С тех пор ничего не изменилось.

Для Литке еще не наступило время идти на север, поэтому он возобновил изучение Каролинского архипелага. Местные жители показались ему лучше сложенными, чем их западные соседи, от которых они, впрочем, мало отличаются.

Литке произвел последовательно съемку островов Фарройлап, Улеай, Ифалук, Фурипигзе, а затем 27 апреля направился к островам Бонин. Там он узнал, что английский капитан Бичи опередил его в изучении этой группы островов. Поэтому Литке немедленно прекратил все гидрографические работы. Два матроса, принадлежавшие к экипажу китобойного судна и спасшиеся от кораблекрушения, все еще жили на одном из островов Бонин.

Со времени широкого развития китобойного промысла китобои часто посещали этот архипелаг, где они находили надежную во все времена года гавань, пресную воду, изобилие дров, рыбу, в течение шести месяцев черепах, а также среди множества антицинготных трав прекрасную на вкус пальмовую капусту.

«Могучий рост дерев,— рассказывает Литке,— разнообразие и смешение произрастаний тропических со свойственными умеренным странам свидетельствуют уже о плодородии земли и благорастворении климата. Большая часть наших садовых и огородных растений, а может быть и все росли бы здесь как нельзя лучше; пшеница, сарачинское пшено117, маис, также для винограда лучшего климата и положения желать нельзя. Всякого рода домашние животные, равно как и пчелы, могли бы размножаться очень скоро. Словом, с немногочисленным, но трудолюбивым населением маленькая группа сия в короткое время могла бы сделаться изобильнейшим во всех статьях местом».

9 июня «Сенявин», на целую неделю запоздав из - за отсутствия ветра, вошел в гавань Петропавловска, где необходимость пополнить запасы продовольствия задержала его до 26 - го. После этого был проведен ряд исследований берегов Камчатки, заселенных коряками и чукчами. Плавание трижды прерывалось стоянками на острове Кара - гинском, в бухте Святого Лаврентия и в заливе Святого Креста.

Во время одной из этих остановок с Литке произошло забавное приключение. В течение многих дней он поддерживал дружественные отношения с чукчами, которым он пытался дать более ясное представление о том, что за люди русские и как они живут.

«Чукчи,— сообщает Литке,— все были ласковы и старались на наши шутки и ласки отвечать так же. Одного весьма дюжего чукчу потрепал я в знак дружбы по щеке и в ответ получил внезапно такую пощечину, от которой едва с ног не свалился. Придя в себя от удивления, вижу передо мною моего чукчу с улыбающимся лицом, выражавшим самодовольствие человека, удачно показавшего свою ловкость и приветливость,— он меня также хотел потрепать, но рукою, привыкшею трепать одних оленей».

Путешественники присутствовали также при сцене, когда один из чукчей с большим искусством изображал шамана или колдуна. Он прошел за полог, откуда вскоре послышались похожие на какое - то рычание звуки, сопровождавшиеся легкими ударами китовым усом о бубен. Когда полог поднялся, зрители увидели покачивавшегося из стороны в сторону шамана; звуки его голоса и удары в бубен, который он держал у самого уха, все усиливались. Через некоторое время он сбросил свою шубу, оставшись по пояс голым, взял гладкий камень, дал его подержать Литке, забрал обратно, и, пока он делал руками какие - то пассы, камень исчез. Указывая на опухоль на локте, чукча дал понять, что камень находится в этом месте; затем он заставил опухоль передвинуться в бок и, извлекши оттуда камень, объявил, что путешествие русских окончится благополучно.

Шамана похвалили за искусство и в благодарность подарили ему нож. Взяв его в руку, он высунул язык и принялся резать его... Рот наполнился кровью... Затем, окончательно отрезав себе язык, он продемонстрировал его в вытянутой руке. Но тут занавес опустился, так как искусство фокусника дальше этого, очевидно, не шло.

Общим именем чукчей называют коренное население северо - восточной оконечности Азии. Оно подразделяется на два народа: один из них, ведущий кочевой образ жизни, называется оленьими чукчами; другой, имеющий постояннее поселения,— оседлыми чукчами. Образ жизни двух этих народов, так же как черты лица и даже язык, сильно отличаются. Наречие оседлых чукчей имеет очень много общего с языком эскимосов. Байдарки, или обтянутые шкурами лодки, одни и те же орудия, одинаковая форма жилищ также говорят о сходстве между этими народностями.

Литке удалось повидать лишь очень немногих оленьих чукчей, поэтому он мало что мог прибавить к рассказам своих предшественников. Однако ему показалось, что в прежних описаниях их изображали в чересчур неблагоприятном свете и что созданная им репутация беспокойного и дикого народа сильно преувеличена.

Оседлые чукчи называют себя анкалыт118— «морской житель»,— зимой они живут в землянках, а летом в покрытых шкурами юртах. Последние, как правило, служат жилищем для нескольких семей.

«Женатые сыновья или замужние дочери,— сообщается в отчете,— живут вместе с родителями... Каждая семья занимает под пологом одно из отделений, на кои разделена широкая сторона юрты. Пологи сии шьются из оленьих шкур в форме колокола, подвешиваются к стропилам и опускаются до земли. Два, три человека, а иногда и больше, с помощью жирника, зажигаемого в холодное время, нагревают воздух под пологом, почти герметически заключенным, в самую большую стужу до такой степени, что всякое одеяние делается лишним, но дышать им могут одни чукотские легкие. В передней половине юрты лежит всякий скарб и посуда, котлы, корзины, чемоданы из нерпичьих шкур и пр. Тут же и очаг, если можно так назвать место, где тлеют с трудом собираемые по тундрам ивовые прутики, а за неимением их китовая в жиру кость.

Вокруг юрт, на сушилах, из дерева или китовых костей составленных, развешено нерпичье мясо, на куски разрезанное, черное и отвратительное».

Народы эти влачат жалкое существование. Они питаются полусырым мясом тюленей и моржей, за которыми охотятся, и мясом китов, которых море выбрасывает на берег. Их единственное домашнее животное — собака; они обращаются с этими бедными животными довольно плохо, хотя те очень ласковые и оказывают им большие услуги: собаки тянут на веревках байдарки и везут по снегу сани.

После второй, длившейся пять недель, стоянки в Петропавловске «Сенявин» 10 ноября покинул берега Камчатки и направился в обратный путь в Европу. Прежде чем зайти в Манилу, Литке некоторое время крейсировал у северной части Каролинских островов, которую он не успел заснять прошлой зимой. Он посетил одну за другой группы островов: Мурилле, Фанану, Намоноуито, Магыр, Фарройлап, Эар, Могмог. Прибыв в Манилу, он застал там ожидавший его корвет «Моллер».

Каролинские острова раскинуты на огромном пространстве; Марианские острова, равно как и острова Ратак, вполне можно было бы также причислить к ним, ибо все они населены одним и тем же народом. В старину географы долгое время руководствовались исключительно картами миссионеров. Не обладая достаточными познаниями и инструментами, необходимыми для точного определения величины и местоположения всех этих архипелагов, а также расстояния между ними, миссионеры преувеличивали их размеры и нередко определяли протяженность какой - нибудь группы островов в несколько градусов, между тем как она составляла всего несколько миль.

Поэтому мореплаватели благоразумно держались вдали от них. Фрейсине первый навел некоторый порядок в этом хаосе. Благодаря встрече с Каду* и с помощником губернатора Гуама доном Луисом Торресом, Фрейсине удалось установить тождество вновь открытых островов с ранее открытыми. Литке внес свою долю, при этом весьма немаловажную, в создание реальной и научной карты архипелага, который долгое время внушал ужас мореплавателям.

В то время как Лессон сближает жителей Каролинских островов с китайцами и японцами, Литке, напротив, считает, что их большие глаза на выкате, толстые губы, вздернутый нос роднят их с жителями Сандвичевых (Гавайских) островов и архипелага Тонга. В языке также нельзя обнаружить ни малейшего сходства с японским, но он очень близок к языку жителей Тонга119.

Пребывание в Маниле было использовано Литке для погрузки продовольствия и починки корвета; 30 января он покинул эту испанскую колонию, чтобы вернуться в Россию, и б сентября 1829 года бросил якорь на Кронштадтском рейде.

Остается еще рассказать, что произошло с корветом «Моллер» после того, как он расстался с «Сенявиным» в Вальпараисо. С Таити он пошел на Камчатку и оставил в Петропавловске часть своего груза. Затем в августе 1827 года он направился к Уналашке, где пробыл месяц. После съемки западного побережья Америки (программу этих работ пришлось сократить из - за плохой погоды), после стоянки в Гонолулу, продолжавшейся до февраля 1828 года, Станюкович открыл остров Молдера (Аману), определил положение островов Неккера, Гарднера (Табар), Лисянского и отметил в шести милях к югу от Акледнего очень опасный подводный риф.

Затем корвет прошел вдоль островов Кур, мели французских фрегатов, подводных рифов Марас, Перл - Банк и Гермес, после поисков нескольких островов, указанных на картах Эрооусмита, вернулся на Камчатку. В конце апреля он направился на Уналашку и произвел съемку северного побережья полуострова Аляска. Только в сентябре «Моллер» соединился с «Сенявиным»; с этого времени и до возвращения в Россию оба корабля разлучались лишь ненадолго.

Как можно судить по достаточно подробному пересказу, который мы сделали, эта экспедиция дала важные географические результаты. Необходимо упомянуть, что различные отрасли естествознания, физика и астрономия также обязаны ей многочисленными и серьезными достижениями.

* История приключений Каду рассказана выше, при описании встречи с ним Коцебу. (Ред.) .


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу