Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений
С.В. Обручев. В неизведанные края


Снова олени


В Средне Колымске мы провели самые тяжелые и холодные месяцы — до начала февраля. Горсовет отвел нам для зимовки юрту на окраине города, в которой мы устроились с большими удобствами. После восьми месяцев почти беспрерывной езды было приятно отдохнуть в теплом помещении, разобрать и привести в порядок свои материалы, проявить фотоснимки.

Зима в Средне Колымске по сравнению с Оймяконом и Якутском теплая; за то время, что мы пробыли здесь, только три раза температура спускалась ниже 50 градусов.

В середине декабря скрылось солнце. Город лежит немного к северу от полярного круга, и настоящей полярной ночи здесь нет. Солнце скрывается на двадцать дней, но и в это время в продолжение четырех часов среди дня бывает достаточно светло, чтобы можно было читать у окна. Это скорее сумерки, чем ночь.

При сильных морозах столбы дыма над городом поднимаются прямо кверху, горизонт становится темно серым. Вскоре за лесом на юге начинает вырисовываться красный полукруг солнца.

Как только появилось солнце, нам надо было думать о поездке на юг.

Для того чтобы изучить возможно полнее бассейн Колымы, необходимо было сначала подняться по одному из больших правых притоков Колымы — выйти по нему куда нибудь в верховья Омолона и затем спуститься по последнему до Нижне Колымска. Наибольший интерес в первой части пути представлял Коркодон. По Коркодону в 1900 году прошел этнограф В. Иохельсон. Попал Иохель сон в эти края не по своей воле: в конце XIX века он был сослан на Колыму. Так же как и другой политический ссыльный — В. Богораз, он в течение нескольких лет производил этнографические исследования в составе экспедиции Восточно Сибирского отдела Географического общества.

Летом 1900 года Иохельсон вышел из Гижиги на лошадях верхом, перевалил через хребет и проехал до среднего течения Коркодона. Отсюда он спустился на плоту в Верхне Колымск. Съемки пути при этом он не вел и описания маршрута не давал, интересуясь только этнографическими исследованиями, так что после его экспедиции вся эта область изображалась на карте по прежнему по расспросам.

С Колымы проникнуть по Коркодону к Омолону очень трудно, и из местных торговцев никто не ездил торговать в верховья Коркодона. Точно так же никто из якутов не поднимался вверх по Коркодону с Колымы, и из числа эвенов, общавшихся с русскими и якутами, не было ни одного, который знал бы реку в ее среднем и верхнем течении. Таким образом, среди всего населения Колымы не было ни одного проводника, который мог бы повести нас по Коркодону и найти перевал на Омолон. На Коркодоне, конечно, не может быть никакой зимней накатанной дороги, и ее придется прокладывать самим.

Единственный человек, который, как полагали, может найти дорогу на Омолон, — это якут Дьячков, по прозванию Бека. В середине зимы, во время его приезда в Средне Колымск, мне удалось повидать его. Бека ездил несколько раз по другому притоку Колымы, Сугою, на Охотское побережье. На самом Коркодоне он был только в низовьях, но ему были знакомы в горах многие эвены, ион надеялся, что удастся отыскать среди них проводников. Он согласился взять на себя организацию оленного каравана для переезда на Омолон. Мы должны были явиться в середине февраля в Верхне Колымск и оттуда уже на заготовленных Бекой оленях двинуться дальше вверх по Колыме и затем по Коркодону. Бека уехал обратно еще в декабре, и после этого мы не имели от него никаких известий до самого отъезда из Средне Колымска.

Зимой нас покинул радист Бизяев, которому надо было вернуться в Москву, и К. А. Салищев кроме топографической съемки и астрономических работ взял на себя также и прием сигналов времени, необходимый для определения астрономических пунктов.

Нам предстояла, казалось, сравнительно простая задача — собрать в Средне Колымске продовольствие и затем отправиться с ним до Верхне Колымска. Но и то и другое оказалось очень трудным.

Продовольствие, отправленное нам Академией наук, лежало еще в Нижне Колымске, куда его доставил осенью пароход. Нам с большим трудом удалось получить от Якутгосторга в счет этого продовольствия необходимые продукты. Оленей для проезда из Средне Колымска в Верхне Колымск мы могли собрать очень малой большею частью истощенных. В конце января я отправил вперед с партией груза колымчанина Ваню Березкина (ездившего с нами в низовья Колымы), а 12 февраля мы вышли сами с остальными оленями.

Найти на Колыме проводника для Омолона так же трудно, как и для Коркодона: колымчане ездят только в низовья этой реки.

Один лишь Березкин в прошлом году вместе с экспедицией гидролога Б. Зонова прошел через среднее течение Омолона в Гижигу и, выйдя оттуда обратно в верховья Омолона, проплыл весной по нему около 700 километров . Таким образом, он являлся здесь единственным человеком, знающим Омолон.

Я послал Березкина вперед, с тем чтобы он с первой партией груза возможно скорее достиг Верхне Колымска и там проверил, подготовляются ли олени для поездки вверх по Коркодону, и по возможности ускорил их заготовку. Но уже через несколько дней после его выезда я стал получать от него душераздирающие письма. В первый же день (26 января) он писал мне:

«Доехали до первых жителей; сообщаю вам, чтоуже два

оленя в дороге упали, кое как довели до отары, не знаю, как дальше будем ехать, олени очень плохи, вблизи корма нет для них. Всем привет, доехал хорошо».

Далее было с каждым днем все хуже, и 31 января он писал:

«Уведомляю вас, что я в безвыходном положении… Олени не могут без дороги груз (везти), только осталось восемь оленей, которые могут еще идти, везти груз, отара очень далеко. Некоторые олени без нарты кое как тащат ноги, а дать долгий отдых оленям — нет такого кормовища хорошего и снег глубокий, олени пристали, они и снег не могут как следует копать, очень, очень плохие олени».

И последнее письмо, адресованное «Товарищу начальнику Академии наук», сообщало, что он остановился в 200 якутских верстах (около 160 километров ) в местности Алы Кюёль и ехать далее не может: «Если ехать, то пошлите распоряжение, как ехать, а олени эти не повезут, а если повезут, то будут пропадать. Я не желаю, чтобы убивать оленей».

Олени, на которых едем мы, не в лучшем состоянии: они истощены гоньбой. Первый день мы проезжаем (выехав под вечер) только пять километров. Путь очень тяжел: снег глубок и дорога занесена.

На второй день нарта нашего подрядчика Петра Сивцова наехала на одного из оленей и повредила ему спину. Олень не мог встать, и его пришлось бросить. Останавливаемся в трех километрах дальше. Остальные олени так устали, что на следующий день решаем сделать дневку; ясно, что груз, который у нас с собой, увезти невозможно, хотя при выезде из Средне Колымска я уже оставил почти тонну разного груза. Здесь же у ближайшего жителя мы оставляем еще два мешка муки, ящик свечей и станки от палаток. Но это не помогает; в девяти километрах от юрты Сивцов оставляет в лесу двух уставших оленей и бросает одну нарту, чтобы забрать их на обратном пути.

В следующие дни проезжаем в день всего лишь километров пятнадцать, причем на половине пути мы останавливаемся и даем отдых оленям.

Нанять еще оленей или лошадей негде: местность почти безлюдна.

На пятый день мы с Говязиным выезжаем вперед, чтобы достичь мест, где можно нанять лошадей и достаточное количество подвод для помощи нашему каравану. В бедном селении Камса мы проводим около двух суток в ожидании отставшего каравана. Здесь недавно был «муньях» — собрание, и поэтому скопилось довольно много якутов.

Я предлагаю очень щедрую плату — вдвое против обычной, и нам удается нанять шесть подвод.

Во время переезда до Верхне Колымска мы могли хорошо ознакомиться с бытом колымских якутов, потому что часто приходилось сидеть полсуток или даже целые сутки в юртах в ожидании лошадей. Покосы колымских якутов представляли тогда основу их хозяйства, так как скотоводство наравне с рыбной ловлей являлось главным источником питания. Поэтому богачи, владевшие близкими и хорошими покосами до раскулачивания, которое было проведено в 1930 году, могли широко эксплуатировать безземельных бедняков.

Обычно в юртах нас встречали очень гостеприимно, как и на западе Якутии, но угощение здесь несколько иное. В то время как в Западной Якутии дают масло или хаяк, здесь основное угощение — строганина. Чтобы изготовить ее, превосходного большого чира (шириной в во семь десять пальцев, по здешней мере), только что принесенного с мороза, немного нагревают у камелька, срезают ножом чешую вместе с кожей и затем настругивают очень изящными тонкими стружками. Строганину эту едят обычно только с солью, без хлеба, , и она превосходна на вкус.

Один путешественник писал, что ничто не может сравниться по вкусу со строганиной: она гораздо нежнее, чем устрицы, и замечательно тает во рту. Даже в бедных юртах, где и самим нечего было есть, старались принять нас как можно лучше и давали иногда несколько кусочков мяса на блюдечке.

От Камсы наш караван разделился. Салищев уехал на лошадях и должен был ночевать в юртах, так как лошади зимою, когда они заняты работой, нуждаются в сене. Я поехал дальше более медленно на утомленных оленях. Встреча была назначена в Алы Кюёль, где ждал нас Березкин. После шума в юрте в Камсе мне доставило большое удовольствие ночевать в палатке, несмотря на мороз, который достигал еще 45 градусов. Теперь эта температура не казалась мне так ужасна, как в 1926 году, и вечером, приехав к месту ночлега, я вместе с моим спутником, рабочим Василием, ставил палатку, заготовлял дрова и растапливал печку, а потом в ожидании, пока вскипит чай, ел строганину из чиров, которыми мы были снабжены в достаточном количестве.

Салищев по мере движения вперед все увеличивал свой караван, нанимая лошадей. Таким образом, он мог высылать мне подводы навстречу, и я постепенно отсылал обратно наиболее утомленных оленей.

Колымская упряжка лошади представляла тогда очень забавное зрелище: здесь еще не применяли оглоблей и в оглоблях ходили только быки. Лошади возили сани за веревку, привязанную к обычному седлу. В сани клали только десять пудов (сто шестьдесят килограммов), а сам ямщик садился верхом на лошадь. Когда нужно спускаться с горы, то, чтобы сани не наезжали на лошадь, ямщик слезал и придерживал сани за задок. Колымчане утверждали, что лошадям так гораздо легче.

В Алы Кюёль я догнал Салищева и нашел там Березкина с нашей первой партией.

От Алы Кюёль мы едем, разделившись на четыре отряда, из которых три передовые на лошадях, а сзади — отряд на оленях. За этот путь я больше, чем во время перевала через Верхоянский хребет, познакомился с предельной силой оленей. Олень — очень покорное животное и тянет до тех пор, пока у него остается хоть немного сил. Самый верный признак, по которому узнают, устал олень или нет, — это хвост. Когда олени бегут бойко и держат свой маленький хвостик кверху, значит, они свежи и полны сил. А когда хвостик опущен, значит, олень устал. Особенно уставших оленей, которые не могли идти, Петр Сивцов лечил очень оригинальным способом. Он связывал им четыре ноги вместе и потом, подняв оленя за ноги, встряхивал несколько раз в воздухе.

Первый раз, когда я это увидел, я подумал, что Сивцов хочет убить бедное животное. Но он развязал оленю ноги, и тот, как встрепанный, побежал в лес; очевидно, это местное народное средство.

Раз по дороге нам удалось нанять несколько нарт с оленями в помощь нашим. Это были совсем молодые, годовалые оленята с прелестными темными глазами, окруженными светлой каймой. На остановках у юрт они грызли куски рыбы, которые валялись на дворе, и старались их копытить, как мох. Все окружающие обращались с ними чрезвычайно нежно.

Невдалеке от Верхне Колымска нас обогнал Бека, ехавший из центра улуса, где он собирал последних оленей, и сообщил, что все уже готово.

2 марта, с опозданием на две недели, последняя из наших партий пришла в Верхне Колымск, или Крепость, как поселок еще назывался по старой памяти.

Таким образом, путь от Средне Колымска до Верхне Колымска, обычно простой и легкий, был проделан нами с затратой больших средств и сил.

В Верхне Колымске после долгих переговоров был заключен договор с Бекой и Верхне Колымским нацсоветом. Олени принадлежали целому ряду жителей наслега, и Бека являлся только их уполномоченным. Для нас должны были заготовить тридцать нарт с четырьмя проводниками. За каждую упряжку я платил сто семьдесят пять рублей — за эти деньги можно было целиком купить обоих оленей с нартой. Но такую высокую цену пришлось заплатить, чтобы соблазнить владельцев отпустить оленей в страшные и неизвестные места.







 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу