На суше и на море 1990(30)

Александр Чегодаев

«САД ЗНАНИЙ» АВАНСКОГО УЩЕЛЬЯ

ОЧЕРК

Сияющим солнцем морозного ноябрьского утра, желтизной и багрянцем листвы — в богатую осеннюю палитру как нельзя лучше вписывались дома из красноватого туфа — меня встретил город Ереван, современник Рима и Вавилона.

Столице Армении всегда есть что показать гостю. Но путь мой вел не на развалины Эребуни — всего, что осталось от некогда могущественного государства Урарту, не в хранилище древнейших книг Матенадаран, не в картинную галерею с богатой коллекцией живописи западноевропейской, русской, современной.

Обычный автобус затормозил у входа в ущелье, которое зовут здесь Аванским. Он был перекрыт массивными воротами — камень и толстые прутья, — а их венчали статуи двух гривастых, оскалившихся львов, выполненных «под Ассирию». За воротами в ущелье расположился Ереванский зоопарк.

Мне уже доводилось бывать здесь ранее, и потому бросались в глаза перемены: возрос видовой состав коллекции, сооружены новые вольеры и загоны.

Удачно оформленные щиты с рисунками и надписями дополняли экспозицию, как и предельно лаконичные, но содержащие емкую информацию таблички. На многих клетках, например с тайваньскими фазанами, на табличке красовался значок — кружок, а в нем косолапый черно-белый медведь. Иногда его называют бамбуковым медведем, но это вовсе не медведь, а гигантский енот, и правильное название — большая панда. Это редчайшее из млекопитающих знакомо борцам за охрану животного мира и неспроста стало символом Всемирного фонда охраны дикой природы. На других клетках панда была заключена в треугольник, на третьих красовались оба значка. Разобраться в этой нехитрой символике помог мне заместитель директора зоопарка по научной части Левон Шахиджанян. Ему недавно минуло всего сорок, но заботы и тревоги изрядно выбелили волнистую шевелюру.

Ереванский зоопарк, где он стал работать вскоре после окончания Ветеринарного института, сравнительно молод, он возник в 1940 г. Впервые идея о том, что зоопарк необходим столице Армении, зародилась в стенах того же Ветеринарного института в 1930 г. За эти десять лет неудавшуюся попытку создать зоопарк в Ереване предпринял Союз охотников Армении. Но наконец энергия носителей идеи (среди них первым был профессор-зоолог А. А. Саркисов) взяла верх, и в 1940 г. на сессии Верховного Совета Армянской ССР вопрос был решен в пользу будущего зоопарка. Строительство было начато в грозном для страны 1941 г. и возобновилось лишь после конца войны. Ядро зоопарка составила передвижная зоовыставка, эвакуированная цирковая «труппа». Сложная по рельефу местность (кроме Аванского зоопарк располагается на территории соседнего Бердадзорского ущелья) осваивалась и осваивается медленно — из 35 га площади задействовано пока 7.

Первым директором парка стал, естественно, уже упомянутый нами крупный ученый, доктор биологических наук, профессор А. А. Саркисов.

В прошлом здесь содержались животные, которых в ту пору нельзя было увидеть ни в одном зоопарке СССР, да и впоследствии в очень немногих: антилопа куду, аноа, лошадь Пржевальского, дымчатые леопарды, персидские львы.

Сейчас животных около тысячи, а видов 150. Хозяйство беспокойное, но Левон полон энтузиазма и проектов расширения «зоо». Он подумывает об экспозициях «зебры и фламинго», «остров гиббонов». Коллектив во главе с директором, биологом Джульеттой Акоповной Степанян, его чаяния полностью разделяет. У ереванцев налажены прочные связи с другими зоопарками страны, зоопарками ГДР и Чехословакии. «Без этого в нашем деле нельзя никак. Пусть всего лишь крупицы опыта накоплены, но обмениваться им надо — зоопарк не может и не должен вариться в собственном соку». Присматриваются в Ереване к достижениям других европейских зоопарков. Вот пример: в неволю попадают животные откуда угодно, а научно обоснованных рационов питания до недавнего времени нигде не было. Копировать природу нелепо, зачастую невозможно, иначе пришлось бы калана обеспечивать морскими ежами, панду и коалу — ростками бамбука и листьями эвкалипта, трубкозуба — термитами, а садового удава — живыми колибри. Так недолго и прогореть. О потребностях животных в неволе мы знаем пока еще мало. Разработать унифицированные зоопарковские рационы, содержащие необходимый набор витаминов и микроэлементов, смогли швейцарские зоологи — сотрудники Базельского зоопарка. Об этих рационах немало лестного сказал не нуждающийся в представлении Джеральд Даррелл. В Ереване освоили базельские рационы, и благодаря им животные стали лучше себя чувствовать, а многие виды — размножаться.

У Шахиджаняна два «конька»: пресмыкающиеся и хищники. К первым Левон питает слабость с детства. Бывают такие дети, и дотошные психологи даже подсчитали их процент — 0,02%: когда их спрашивают: «Кто тебе в зоопарке больше всего понравился», — они отвечают безоговорочно: «Змеи». От банок с ужами и ящерицами на подоконнике Левон пришел к огромному акватеррари-уму площадью 200 кв. м. Посетителей сюда пускают два раза в неделю — рептилии капризны, малейшие изменения в привычной среде могут спровоцировать у них отказ от пищи, длительную голодовку.

Под убаюкивающее журчание микрокомпрессоров «рыбьего царства» мы идем вдоль стекол, где среди причудливых нагромождений камней снуют, роясь в песке, ящерицы, ползают черепашки, лежат, свернувшись, ленивые змеи. Вот пара тигровых питонов с юго-востока Азии. Хотя аппетит питонов считают отменным, эти змеи постились более года и лишь недавно стали есть. Темные тигровые питоны — одни из самых крупных среди семейства удавов (до десяти метров), а королевские, которых в зоопарке целых три, — одни из самых мелких (всего лишь полтора). Но Шахиджанян гордится куда больше не этими экзотами, а невзрачными закавказскими удавчиками — так сказать, «карманное издание» гигантских сородичей. Удавчики в Ереванском зоопарке неоднократно размножались, причем размножались, как подчеркивает Левон, спариваясь в неволе.

Это немаловажно — зачастую тот или иной зоопарк или частное лицо провозглашают, что им удалось добиться приплода от каких-нибудь пресмыкающихся. На деле же оказывается, что потомство получено от самки, оплодотворенной в природе еще до поимки. Конечно же это нельзя считать полноценным «размножением в неволе». Столь же успешно, как удавчики, плодятся в Ереванском террариуме носатые гадюки. Они вообще-то широко распространены в Южной Европе и Передней Азии, но подвид, встречающийся в пределах СССР, — закавказский — очень редок, он недаром «состоит» в Красной книге СССР и МСОП. Тут-то и прояснилось дело с пандами: если на табличке панда взята в кружок, то животное внесено в Красную книгу Международного союза охраны природы (МСОП), короче говоря, во всемирную; если в треугольник — то в Красную книгу СССР. Есть в коллекции виды и подвиды, занесенные в обе книги.

Но вернемся к змеям: они представлены в зоопарке богато — здесь есть почти все виды ядовитых змей, встречающиеся на территории нашей страны, среди них еще два «краснокнижных»: среднеазиатские кобры и малоазиатские гадюки, или гадюки Радде, уроженки Армении. С кобрами пока не везет, а гадюки Радде приплод -уже давали; хорошо размножаются в террариуме зоопарка эфы, щитомордники и гюрзы, чей яд охотно используют фармацевты. Есть и экзотические гостьи: прекрасные экземпляры техасских и зеленых гремучих змей, водяных мокасиновых, шумящих африканских гадюк. Вся эта братия, с виду столь ленивая, предельно опасна; недаром на террариумы наклеен еще и другой значок-предупреждение: череп со скрещенными костями.

ФОТО. Североамериканский черный медведь (берибал)

ФОТО. Тигр. Занесен в Красную книгу

Есть и два крокодила: китайский аллигатор и гребнистый крокодил. Эти ящеры — антиподы в крокодильем мире. Первый — карлик, не более полутора метров взрослая особь; среди вторых известны чудовища до десяти метров длиной! Отсюда и нравы: аллигатор-недоросль ест рыбу, лягушек, моллюсков; гребнистый топит и пожирает оленей и буйволов, охотится за людьми, может разнести в щепы рыбачью лодку, особенно опасен в период размножения. Они и в зоопарке верны себе: аллигатор незлобив, смирен; крокодил гребнистый свиреп и неукротим, хотя живет в неволе с младенчества — за потенциальную пищу он считает все, что падает к нему в бассейн, и всех, кто у его края появляется. Так же «контрастно» распределение этих видов по земному шару: если ареал гребнистого крокодила охватывает едва ли не половину восточного полушария, простираясь от Индии и Шри-Ланки по всей Южной Азии, охватывая даже Новую Гвинею, Австралию и острова Океании, то китайский аллигатор, как ясно из его названия, живет только в Китае, да и то лишь в нижнем течении реки Янцзы. Одно их сближает: оба они резко сократили свою численность в природе и угодили в Красную книгу. Ясно, что в худшем положении оказался аллигатор — слишком уязвима его популяция из-за ограниченности ареала.

После рептилий Левон повел меня к хищникам. Львы и пумы; ягуары и гиеновидная собака; скунсы и носухи... Привязанность к хищникам у Левона сравнительно недавняя. До того как он возглавил научный сектор зоопарка, ему довелось заведовать именно этим отделом, где было зверье самое разное — от львов до куниц. У хищных млекопитающих с рептилиями общего мало — разве что степень риска сохраняется при уходе. Однако звери способны на проявление симпатии к человеку, чего не скажешь о змеях, хотя есть любители фотографироваться с ними на шеях (до поры до времени), пытающиеся доказать обратное.

В этом отделе у Левона много искренних друзей и «крестников». Не одного малыша, покинутого нерадивыми матерями, выходил он в своей городской квартире. Черная пантера (ну конечно же кличут ее Багирой) так и льнет к нему с эдакой лаской. А свидание с огромным амурским тигром-самцом Диком всегда трогательно. Дик просовывает через прутья розовый нос, щурит свои янтарные глаза, подставляет для почёсывания причудливо испещренный пятнами и полосами лоб. Пятна и полосы на лбу у тигра загадочным образом слагаются в иероглиф «ван» — «господин», за что и бьют поклоны зверю в странах Дальнего Востока. Приветствуя Левона, Дик издает странные звуки. Они совсем не соответствуют его грозному облику восточного владыки или демона — это серия коротких отрывистых выдохов. Так, по свидетельству замечательного писателя-натуралиста и несравненного знатока этих зверей Джима Корбетта, общаются тигры с себе подобными. Ничего странного, ведь Дик, прозрев, увидел подле себя не мать-тигрйцу, а Левона и его домочадцев — он до сих пор «наивно почитает» их за своих близких. Наверное, так оно и есть. Товарищем Дика по играм стал Левонов сын Сурен, и память об этих играх осталась у Дика пожизненно — это... половина правого уха. Другую половину откусил маленький Сурик, когда ему было три года, а Дику шесть месяцев: они с тигренком, кажется, не поделили мяч. Но Дик незлопамятен и поныне полон доброжелательности к людям, особенно к тем, кто его поставил на четыре когтистые лапы.

Разведение амурских тигров — дело очень нужное. Обеспечивая самих себя и другие зоопарки животными, родившимися в неволе, мы избавляемся от необходимости отлавливать их в дальневосточной тайге, способствуем росту и сохранению природной популяции.

Хороша здесь коллекция медведей: барибалы из Северной Америки, лохматый медведь-губач из Индии, маленькие, с мордами мопсов, бируанги Малайского архипелага, гималайские, с белым треугольником на груди, белый медведь, ну и конечно же герои русского фольклора и цирковой арены — бурые медведи. Среди них в отдельном загоне, не отличимом от их природных местообитаний — с нагромождениями валунов и горной речкой, что журчит по камням, — живет четверка медведей особенных. Они более мелки, чем их российские собратья, и шерсть у них палевая — это так называемые сирийские медведи родом из Армении. Они тоже оказались в Красной книге — систематическое их положение не выяснено до конца, а ведь уже есть немало примеров, когда животные искезали раньше, чем мы успевали разобраться в их систематике и накопить знания по их биологии.

Сирийские медведи чувствуют себя «как дома»: спят, развалясь на солнышке, подставив мохнатое брюхо нежарким лучам, роются под камнями, переворачивая их длинными когтями в поисках съестного, портят впечатление дикой жизни, лишь когда начинают выпрашивать у посетителей подачку, как и все медведи во всех зоопарках мира.

В том же отделе Левон показывает мне предмет особой гордости — родившегося в неволе южноамериканского дикого кота оцелота и его родителей. Родители недовольно фыркают при знакомстве, а оцелотик, выпущенный в просторную вольеру, начинает носиться по нему как угорелый и тут же ставит метки по углам, задирая хвост. Сибирские рыси тоже принесли потомство — хотя кошки эти не редкие, рысятами может похвастаться не каждый зоопарк, их содержащий.

В такой же большой дружбе, как с тиграми и пантерой, Левон с гиенами, хотя на них столько наговорено, что у большинства людей они вызывают эмоции негативные. Полосатых гиен в Ереванском зоопарке три пары, а потомством их обеспечены едва ли не все зоопарки Союза, заинтересованные в этом. Звуки приветствия полосатой гиены — жалобное похныкивание, совсем как у грудного младенца, — тоже не вяжутся с ее обликом зверя, способного разгрызть трубчатую кость и панцирь черепахи. Этот вид удостоился занесения в столь часто упоминаемый нами источник, поскольку сохранился в наших Закавказских и Среднеазиатских республиках в очень малом количестве.

Показанный мне в зоопарке Еревана мелкий хищник, пестрый хорек-перевязка, также занесен в Красную книгу, это редкий и скрытный зверек, на мордочку которого словно бы надета черная маска,

К вольере с закавказскими каменными куропатками, которые здесь хорошо разводятся, примыкают такие же «семейные» вольеры филинов, степных орлов, дикобразов. Степные орлы тоже в Красной книге СССР, так же как и винторогие козлы, уриалы, куланы. Отрадно, очень отрадно видеть, что все перечисленные животные в Ереванском зоопарке благоденствуют, и первый показатель их благоденствия — потомство. На пруду поодаль розовые пеликаны, а в отдельном павильоне карибские фламинго. Наших фламинго в Ереване нет, и Левону остается пока только мечтать о них. А мечтать стоит — карибские фламинго уже делали робкие попытки к размножению. У этих птиц сложные гнезда, они похожи на цилиндры из ила, в углубления которых откладываются яйца, и самка их высиживает, примостившись на такой «печной трубе». В вольере попросту не нашлось нужного материала для сооружения гнезда, оттого дело не сладилось.

Пришлось заняться и редкими копытными, и налицо результат: размножаются исчезающие безоаровые козлы. Ереванский зоопарк — единственное место в СССР, не считая гор Малого Кавказа, где можно увидеть безоаровых козлят. Численность безоарового козла сократилась из-за людских предрассудков. Он обитал ранее на юго-востоке Европейского континента и в Передней Азии — и всюду считалось, что некая мифическая субстанция из его желудка «безоар» — отсюда и название зверя — может служить талисманом. Суеверие глупейшее, но козлов осталось немного. Это далеко не единственные животные, заплатившие жизнью за суеверия, предрассудки, прихоти моды. «Ты видел у нас тигра и аллигатора из Китая — на родине их почти истребили, веруя, что зола из костей тигра дает человеку звериную жизнестойкость, а из частей тела аллигатора можно состряпать препарат, способствующий плодовитости. Полосатую гиену выбили в Марокко и Алжире, поскольку волос ее использовался для ворожбы, а мозг — в знахарстве».

ФОТО. Степные орлы. Размножаются в Ереванском зоопарке

ФОТО. Гиеновая собака — редкий хищник Африки

Между тем безоаровому козлу люди многим обязаны — он слывет единственным диким предком домашней козы. А в происхождении овцы сыграл немалую роль сосед безоарового козла по зоопарку и по ареалу — закавказский подвид горного барана, или арменийский муфлон. В Ереване живет прекрасный чистокровный самец этого подвида в единственном числе. Но Левон надеется через несколько лет обзавестись стадом — есть возможность получить самок из заповедника. В природе этих баранов осталось не более 600...

На другой день я оказался свидетелем прибытия новоселов в зоопарк, с утра и до позднего вечера Левон носился на товарную станцию, привозил ящики с животными — каждый зверь в отдельном ящике. В Ереван прибыли бизоны, яки, буйволы, антилопы. Ящики, если не мешали деревья, поднимали автокраном и осторожно ставили прямиком в вольеру, а там, где были помехи, приходилось тащить на руках и вталкивать в загоны. В этих ящиках животные могут только стоять и лежать — свободного пространства там почти нет, иначе нервные антилопы покалечатся, а агрессивные быки разнесут свою временную тюрьму. Через выпиленные отверстия им в пути предлагают еду и питье. Выгрузка и вселение антилоп, яков и бизонов прошли напряженно, но успешно. Сложнее всего пришлось с буйволами. Вначале подтащили ящик с буйволицей, но вход в отведенный им загон шел под уклон, получался перекос. К тому же из соображений безопасности открывать ящик надо было стоя на его крыше, и несколько метров пути от ящика до двери загона отгородили временной решеткой. Буйволица вырвалась так стремительно, что я успел разглядеть лишь ее мелькнувший огузок. Настал черед самца — ящик вскрывал сотрудник зоопарка, а буйвол изнутри помогал ему лбом и рогами, ящик ходил ходуном, его прямо-таки распирало запертое внутри и спрессованное бешенство — вот высунулась рогатая голова, и, окинув взглядом нас, подпиравших решетку всего лишь руками, бык ринулся в загон. Такова магия хлипкой преграды для зоопарковского животного. Перво-наперво буйвол с ходу протаранил лбом столб, подпирающий навес. То ли удар отрезвил его (вряд ли чей-нибудь череп выдержал бы такой удар) — у буйвола расцвела на утолщенных основаниях рогов, закрывающих лоб, кровавая ссадина, то ли смирила встреча с разлученной подругой, но он вдруг застыл как вкопанный, лишь струи пара вырывались из ноздрей. Ранее я никогда не видел этих зверей живьем, кроме как в кино, но хорошо помнил из читанных в детстве записок Джона Хантера: каффрский буйвол входит в пятерку наиболее опасных для человека животных Африки. Его закрытый рогами, как забралом, лоб берет лишь пуля тяжелых крупнокалиберных ружей. Вспомнил и Эрнеста Хемингуэя: «...старый самец выскочил тогда из кустарника, качаясь как пьяный, и я разглядывал его рога, бугристый лоб, вытянутую вперед морду, маленькие глазки, видел, как на серой шее под редкой шерстью перекатываются мускулы и комки жира, в нем чувствовалась могучая сила и ярость, и я глядел на него с восхищением и даже некоторым почтением...»*

* Хемингуэй Э. Избранное. «Зеленые холмы Африки». Т. 11. С. 363.

Мы все, человек тридцать, смотрели на него, испытывая те же чувства, хоть нас отделяла преграда и это было не на зеленых холмах Африки, а в Ереване. Для того и зоопарк городу — здесь сможешь ощутить трепет и волнение, умиление и восторг перед лицом дикой жизни, если тебе недоступно ощутить их в природе.

Зоопарки. Каждый раз, попадая сюда, мы совершаем путешествие не только по земному шару. Это путешествие в страну своего детства, к истокам мировосприятия. А каковы были истоки самих зоопарков, когда они стали нужны людям, и нужны ли они им сейчас?

Говорят, их некогда называли «садами знаний», но мы к этому еще вернемся. Ереванский зоопарк уместнее было бы назвать садом, заставляющим задуматься. После двух дней, там проведенных, после бесед с Левоном и Джульеттой Акоповной Степанян в те урывки времени, что они смогли мне уделить, я много раз возвращался в мыслях к этой поездке.

Если рассмотреть все многообразные формы взаимоотношений человека с дикой природой и животными на протяжении истории, то их можно условно разделить на две. Одна имела место в древнейших очагах человеческой культуры — в Средиземноморье, Передней Азии, Китае, Индии. Здесь наступление человека на природу началось тысячелетия назад, и, хотя оно носило не менее неумолимый характер, чем сейчас, темп этого наступления, обусловленный техническим уровнем древних цивилизаций, был замедленным. Обезлесение горных склонов, эрозия почвы — вот то, что осталось на «поле боя» в этих регионах на сей день. Обычно животные в такой ситуации успевают приспособиться, перестроить структуру своего ареала, освоить новые местообитания — вымирают наиболее специализированные или слишком уж излюбленные объекты охоты. Потому-то за несколько тысячелетий до начала XIX в. все названные области Земли потеряли лишь по нескольку видов крупных животных.

На другом полюсе — «взрывной» темп уничтожения, «блицкриг», объявленный природе, начавшийся лет двести назад. Он вспыхивал там, где уже достаточно оснащенный homo sapiens дорывался до нетронутых природных богатств и вел себя ненамного разумнее саранчи на посевах. Последствия этого «блицкрига» испытали на себе бизоньи стада в Америке, стада травоядных — от слонов до мелких антилоп в Тропической Африке. Итоги его — многочисленные, пухнущие как на дрожжах Красные книги и конвенции. Армянское нагорье было одним из очагов возникновения цивилизации, а существовавшее здесь с начала IX в. до н. э. государство Урарту — первым государством на территории СССР. Как показывают раскопки, урарты содержали непомерное количество скота, они успели свести леса вокруг озера Севан, охотились на безоаровых козлов, арменийских муфлонов и других копытных.

Пресс охоты в прошлом, несмотря на то что знать любила ею тешиться, был все же не так велик — охотились единицы, а не каждый желающий. Вот что говорит летописец, свидетельствующий о правлении царя Артавазда из династии Аршакидов, воевавшего с легионами Помпея: «Он весь был предан яствам и питию: бродил, блуждал по болотам, по чаще тростников, по крутизнам, охотясь на куланов и кабанов»; а средневековый путешественник Барбаро видел у одного из армянских князей в 1474 г. при дворе более сотни ручных гепардов, натасканных для охоты.

ФОТО. Ягуар. Занесен в Красную книгу

ФОТО. Европейский подвид горного барана

Гепарды и куланы исчезли в Армении еще в доисторическую эпоху, а с ними заодно зубр, тур, дикая лошадь и лев. Все это итог более чем трехтысячелетнего хозяйствования человека, но стоило ему оказаться помноженным на хищничество последних двух веков, как к семи видам в Армении добавились сразу три: тигр, серна и джейран, хотя в соседних республиках тигр исчез недавно, так сказать, «на глазах», а джейран и серна дожили до сих пор. Лавина промысла дичи, обрушившаяся за последние полтора века на окраины России, не уступала той, о которой любят писать популяризаторы, воскрешая призрак Буффало Билла. Однако даже это было не столь пагубно, как хозяйственное освоение территории. Поэтому нет ничего удивительного, что, листая первое издание Красной книги СССР, мы обнаруживаем: из 63 видов и подвидов занесенных туда птиц 27 отмечены в Закавказье, из 62 млекопитающих 15 родом из Закавказья. Во втором издании неуклонно выросли цифры и те и другие. Закавказские амфибии и рептилии составляют почти половину занесенных в Красную книгу СССР, хотя большинство из них свели никак не охотники.

Процесс пополнения Красной книги необратим; если уж быть оптимистами, обратим лишь в единичных случаях: вместо одного-двух видов, исключенных из списка при новой редакции, человечество будет вносить в нее десятки новых. И самые завзятые природоборцы навряд ли представляют себе стада возрожденных тарпанов на полях Украины и тьму бизонов в распаханных прериях Америки. Времена, когда, пользуясь строкой Редьярда Киплинга, «...лось ревел там, где Париж ревет теперь...», не вернутся, они канули в небытие, и не стоит об этом сожалеть. Всякие же околонаучные разглагольствования о примирении животных и человека путем насильственного вселения их в города и предоставления им там полной свободы пока что остаются блажью — для этого пригодны очень немногие виды и очень немногие города. Поэтому генеральная стратегия — охрана в природе, а охрана в неволе, разведение на фермах, в питомниках, зоопарках — лишь резерв. Этот резерв выступает на первый план там, где терпит крах генеральная стратегия. Так спасли оленя Давида, зубра, белого орикса, лошадь Пржевальского, гавайскую казарку. Питомники служили и служат подспорьем в спасении и охране бизона, редких видов оленей, антилоп, подвидов тигра, кулана, журавлей, фазанов, хищных птиц, некоторых крокодилов и черепах. Правда, у зоопарков цели несколько иные, нежели у питомников: им приходится считаться с тем, что первоочередная их задача — знакомить горожан с животным миром планеты, а для рядового посетителя куда интереснее лев, медведь, обезьяна, нежели какая-нибудь эндемичная землеройка или ящерица, к тому же еще и скрытная. Поэтому успехи зоопарков в разведении редкях видов не так велики, как хотелось бы друзьям природы. Из 291 вида и подвида млекопитающих, внесенных во всемирную Красную книгу, в 836 зоопарках планеты содержалось 162 вида, а размножалось лишь 73. Так было в 1962 г. А к 1980 г. 97 видов и подвидов зверей, 88 — птиц, 37 — амфибий и рептилий из Красной книги размножались в неволе по меньшей мере единожды. Семь форм млекопитающих ныне представлены только зоопарковским поголовьем — в природе их уже нет... Весомым вкладом зоопарков в охрану фауны является хотя бы то, что они обеспечивают сами себя многими видами животных. Ностальгия по увеличивающемуся разрыву с природой, как и любая ностальгия, чаще принимает формы трогательные, иногда смешные и уродливо-болезненные. Это и домашние зоопарки, и отдельные животные в домах, содержать которых их владельцам не под силу, и гигантская тяга к познанию животного мира, хотя бы теоретическому. Ее показатель — рост зоопарков и рост числа посетителей (за 30 лет количество зоопарков выросло втрое, а число посетителей — в 10 раз).

Возникли они в эпоху детства человеческого рода, и в тогдашних зоопарках разыгрывались самые фантастические побоища и поединки. Из книг мы узнаем: один из первых зоопарков существовал в Древнем Китае еще в 1150 г. до н. э., и его величали «садом знаний», но о том, кто получал знания в этом саду и какие это были знания, книги обычно молчат. Но вот что сказано в китайском манускрипте той поры: в Нанкинском «саду знаний»... лишь за одну охоту было убито 22 тигра, 2 дикие кошки, 18 барсуков, 5236 благородных оленей и 3508 пятнистых, 721 як, 12 носорогов, 69 бурых медведей, 352 кабана, 16 лосей, 50 кабарог. Выходит, едва ли не единственным знанием, приобретаемым в таких садах императорами Ханьской династии, была практика в стрельбе из лука по живой мишени. Запад в этом отношении превзошел Восток. Здесь императоры предпочитали смотреть из безопасных лож, как гибли на аренах гладиаторы и звери, содержавшиеся в специальных «бестиариях» — зоопарках Древнего Рима. Не все, вероятно, представляют себе масштабы этих боен. Император Траян в честь своей победы над даками устроил в цирке сражение, где участвовали десять тысяч пленных даков с одной стороны и десять тысяч зверей с другой. Они свозились в «бестиарии» со всех окраин империи: от зубров и лосей из лесов Европы до слонов и носорогов из Африки. Ученые считают, что интенсивный вывоз для гладиаторских боев был одной из причин исчезновения слонов в Северной Африке — тех самых боевых слонов, что несли на своих спинах воинов Ганнибала и Пирра, тех, что более способствовали поражениям своих хозяев, чем их победам. Та же участь постигла и берберийского льва. Правда, темногривые великаны пережили слонов в Северной Африке, хотя тоже были излюбленными объектами кровавых цирковых забав.

И тем не менее в эти жестокие для людей и зверей века закладывались основы содержания диких животных в неволе и ухода за ними. Кстати, по своему размаху римские «бестиарии» не превзойдены до сих пор ни одним из современных зоопарков. В отдельных случаях животные доживали там до преклонного возраста. Так, бегемот у императора Августа прожил четыре десятка лет.

Неизвестно, были ли зоопарки на прародине Армении — в Урарту, но в соседней Ассирии они возникли ненамного позднее, чем в Китае. Ассирийский царь Тиглатпаласар I не без гордости повелел записать (запись дошла сквозь века до нас) о том, что он «собирал стадами... газелей, оленей, горных козлов, антилоп и считал их, как считают стада овец», а также о том, что он «поймал живьем четырех слонов». Отловом и содержанием зверей люди стали заниматься с момента своего становления. Тогда животных не делили на продуктивных и непродуктивных (продуктивным могло стать любое из них), они содержались как запас мяса на случай долгого невезения на охоте. До сих пор у некоторых народов Африки дикие животные обозначаются словом «ньяма» — мясо. Вторично отношение к дичи как предмету забавы, потехи, оно воплотилось в красноречивом английском «гейм» — это и «дичь», и «игра». Правда, путешественники пишут, что индейцы Амазонки, влачащие жизнь суровую и убогую, держат в своих хижинах огромное количество животных вроде бы никчемных, и обилие их зачастую просто поражает.

В конце прошлого века на Суматре и Калимантане ловил животных для зоопарков предприимчивый американец Чарльз Майер. Как и все звероловы, он опирался в первую очередь на помощь коренного населения — даяков. Старый вождь спросил у Майера, для чего он ловит в джунглях, рискуя жизнью и здоровьем, слонов и носорогов, тигров и леопардов, орангутанов и крокодилов, хлопочет с ними и для чего их потом везут за тридевять земель.

Майер объяснил, как мог: в далеких, непостижимо далеких Европе и Америке мужчины, женщины и дети приходят посмотреть на невиданных доселе зверей и получают от этого удовольствие. Старый даяк долго думал, потом резюмировал: «Ну что ж, я объявлю людям племени, что у вас, белых, таким способом принято лечить глаза».

В какой-то мере этот старик оказался провидцем. Если глаза — отражение души, то сейчас, как никогда ранее, мы лечим глаза и души, уставшие от скоплений домов-муравейников, стад автомашин, лесов заводских труб и антенн, серого асфальта и бетона под ногами и такого же серого неба, глядя на животных, траву, цветы, еще не замутненные (остались ли такие?) озера и родники.

Они нужны всем нам, эти дикие животные, и были нужны всегда. Среди зевак-бюргеров средневековых городов, приходивших поглазеть на зверей из заморских стран, были ученые-натуралисты; были также, и в доказательство они оставили нам свои пережившие века работы, Рембрандт и Дюрер, Рубенс и Пизанелло. Фантастическое обличье носорога, тяжелая грация льва и легкий склад гепарда, грузная морщинистая фактура слона... Персидский миниатюрист Мансур, невзирая на строгий запрет ислама рисовать животных и людей, запечатлел удивительную лошадь тигровой масти — зебру.

Их живые прообразы не менее ценны для людей, чем творения человеческого гения. Последние мы бережно храним — носорог, нарисованный Дюрером, может пережить живого индийского носорога, рукописи Матенадарана — леопарда и муфлонов Армении, где они упомянуты среди прочих достояний армянской земли. Это не преувеличение. В национальной галерее Лондона хранится картина венецианского художника Пьетро Лонги «Носорог». Картине суждена долгая жизнь, а изображенного на ней яванского носорога в природе практически нет.

Чтобы сохранить животных, во всем мире работает множество людей: от глав государств до подростков, ученых и писателей, священников и кинозвезд. В их рядах и сотрудники зоопарков нашей страны, в том числе и Ереванского.