На суше и на море 1990(30)

Станислав Старикович

РУКОКРЫЛЫЕ РАДЕТЕЛИ ЛЕСА

ОЧЕРК

Громадные сосны немного расступились, и справа от асфальтовой ленты подмосковного шоссе просматривался очень крутой спуск. Возле него желто-красный, бросающийся в глаза щит-указатель. Он предупреждает, что мы приехали на Звенигородскую биостанцию МГУ. Щит просит не разводить костры, не ставить палатки, не собирать ягоды й грибы, не рвать что-либо. Все правильно — биостанция не только место, где проходят практику студенты-естественники, но и исследовательский полигон, где работа идет и зимой. В общем многое здесь устроено как в заповеднике.

Стоят последние дни июля. Жарко. Включаю первую передачу, ставлю ногу на педаль тормоза, и машина, натужно ревя двигателем, несмотря на все эти предосторожности, набирая скорость, устремляется вниз. Но по-настоящему разогнаться она все-таки не смогла: круча плавно переходит в террасу Москвы-реки. Сосен здесь уже нет — кругом ели и березы.

Между двухэтажными и одноэтажными деревянными домиками, спрятавшимися среди деревьев и занятыми лабораториями, столовой и студенческими общежитиями, выруливаю в дальний угол, туда, где супруги Светлана Петровна Каменева и Константин Константинович Панютин вот уже много лет держат микрозоопарк. Они изучают повадки экзотических тенреков и лемуров, а также отечественных, вроде бы обычных, но до сих пор весьма загадочных летучих мышей. Здесь, пожалуй, единственное место в стране, где рукокрылые ночные летуны, служа науке, пользуются преимуществами полувольной жизни.

Таинственный ночной образ жизни, бесшумный полет — вот, пожалуй, и все, что о рукокрылых знают неспециалисты даже в наш просвещенный век. Правда, лет пятнадцать назад научно-популярную литературу захлестнула волна публикаций об эхолокаторах летучих мышей. Но и эти статьи и заметки мало что конкретного говорили об их жизни. А между тем даже названия зверьков зачастую прямо связаны с эхолокацией: подковоносы, гладконосы, листоносы... Причудливые мясистые выросты вокруг ноздрей как раз и нужны для того, чтобы фокусировать ультразвуковые сигналы. Гладконосые же рукокрылые, охотясь, испускают ультразвук изо рта.

До сих пор в учебниках и зоологических сводках сведения о ночных летунах самые общие, в основном об облике и строении. А ведь кроме приполярных районов и некоторых -океанических островов летучие мыши обитают везде —? и там, где не ступала нога человека, и там, где миллионы ног топчут городские тротуары. Так, в Москве рукокрылые прижились не только в окраинных лесопарках, но и в укромных местах высотного здания МГУ. Весьма охотно они селятся в Ростове-на-Дону и других городах, особенно в Средней Азии.

На берегу реки Москвы, среди берез и елей биостанции, вернее, в том ее уголке, где стоит жилой домик Светланы Петровны Каменевой и Константина Константиновича Панютина, на стене висит необычный распорядок дня и ночи. В нем черным по белому написано, что завтрак приходится йа 23 часа, а обед — на пять утра. Ничего не поделаешь: летучие мыши—зверьки ночные, и исследователям приходится приноравливать быт к периоду активности своих подопечных.

На протяжении нескольких ночей я задавал вопросы зоологам. Вот что они рассказали и о чем я прочитал в научных книгах.

Рукокрылые, обитающие в нашей стране, сплошь насекомоядные зверьки, а за рубежом, в особенности в Латинской Америке, кроме летучих мышей, питающихся насекомыми, рыбой или лягушками, есть и такие, кто пристрастился к нектару, плодам и даже крови сельскохозяйственных животных, причиняя тем самым громадный ущерб. Вампиры пьют кровь лошадей и крупного рогатого скота, что обессиливает животных. В слюнных железах вампиров содержится секрет, близкий к гирудину, выделяемому медицинскими пиявками. Он не дает сворачиваться крови и обезболивает укус. Надрезав острыми зубами кожу лошади или коровы, вампиры слизывают кровь. За 10—30 минут они нализываются до того, что тяжелеют на половину собственного веса и по этой причине не могут взлететь. Здесь их выручают сверхмощные почки, вероятно, лучшие среди почек млекопитающих. Почки вампира начинают выделять жидкость спустя 2—3 минуты после еды. И он, оставив в теле белки, жиры и углеводы чужой крови, мигом излив воду прочь, обретает способность к полету.

Молва о тропических вампирах, конечно, не была доброй. Да и вообще ко всем летучим мышам многие долгое время относились с опаской. Так, всего сто лет назад французский натуралист А. Туссенель высказывался весьма категорично: «Всеобщая неправильность и чудовищность, замеченные в организме летучей мыши, безобразные аномалии в устройстве чувств, допускающие гадкому животному слышать носом и видеть ушами, все это как будто нарочно приноровлено к тому, чтобы летучая мышь была символом душевного расстройства и безумия». К сожалению, и на Руси отношение к летучим мышам было скверным. Иное дело страны Востока — там их любили и уважали, считали символом счастья.

Массу впечатлений, порой неизвестных даже очень и очень маститым натуралистам, Панютину подарило восьмилетнее ночное выслеживание летучих мышей в Воронежском заповеднике. Он смог выработать в себе такое понимание мира рукокрылых, что, попав в безлесную Среднюю Азию, угадывал, в каких щелях под крышами зверьки станут жить, а где их искать бесполезно.

Панютин шутил, что будто бы только через десять лет наблюдений за рукокрылыми в неволе он понял, как мало о них знает. Например, то, что когда-то в ночном лесу он расценивал лишь как любовную песнь самца, оказалось еще и боевым, предупреждающим кличем. Если песня не помогала и соперник или летучая мышь другого вида все же пытались забраться в дупло, разъяренный певец кусал непрошеного гостя. Но не клыками, а слабенькими передними резцами, чтобы не причинить тяжких телесных повреждений. Убедиться в этом просто: в искусственное убежище, откуда раздается любовно-боевая ария, просуньте палец. Зверек, не разбирая, кто именно пожаловал в гости, тут же укусит. Я проделал такой опыт — миниатюрный рыцарь не смог прокусить кожу, и палец не пострадал.

На биостанции стоит громадная вольера из капроновой сети. Над вольерой висит ультрафиолетовая лампа, которая, словно магнит, притягивает ночных насекомых. Под лампой — воронка, куда вентилятор засасывает прилетевших бабочек, комаров, жуков и переправляет их под сеть. Летучие мыши влетают сюда из убежищ, удачно имитирующих дупла, пещеру и чердак. Задние стенки убежищ — прозрачные и выходят в темное помещение. Сидя здесь, можно, не тревожа зверьков, подсмотреть их скрытую жизнь.

Спокойно сидишь на стуле. За спиной среди темных торжественных крон мерцают звезды. А перед тобой, за тонкой плексигласовой стенкой, копошатся крохотные мохнатые зверьки. Ползком они ловко протискиваются к выходу. Вот один выполз, нырнул вниз и начал мерять вольеру бесшумным завораживающим полетом.

Прошусь внутрь вольеры, думая, что это нехорошо. Но меня охотно пускают туда, предупредив, однако, чтобы вел себя тише воды, ниже травы. Неземной свет ультрафиолетовой лампы окрашивает все вокруг в фантастические тона. Когда вокруг скользят рукокрылые летуны, бесшумно поворачиваясь, бесшумно садясь на здоровенный засохший сук, бесшумно цепляясь коготками в капроновые ячейки стен, чувствуешь себя будто на другой планете. Ночных мотыльков они хватают так быстро, что и не уследишь. Оторваться от этого безмолвного зрелища нет никакой возможности. И, несмотря на то что давно царит ночь, спать не хочется ни капельки.

В вольере обычно живет 20—25 особей нескольких видов. Конечно, ночных насекомых, которых привлекает ловушка, маловато для прокорма этой компании. И летунам приходится наведываться к кормушке, куда насыпан так называемый мучной червь (личинки мучного хруща).

Если мы что-то проглотим, то тут же начинаем переваривать. Летучие же мыши поступают иначе. Вот вкратце, что пишет Г. К. Жарова в статье «Некоторые особенности пищеварения у летучих мышей», которая была напечатана в «Зоологическом журнале». После ночной охоты, когда рукокрылые спят, то есть днем, снизив температуру тела, ферменты в их желудке бездействуют, хотя он набит кормом, кишечник пуст, кислотность такая, что гидролиз белка идти не может. Вывод исследовательницы таков: при глубоком дневном сне у насекомоядных зверьков пищеварение задерживается на пять часов.

Примерно так же, но сложнее обстоит дело с секрецией молока, которым они выкармливают детенышей.

У летучих мышей много странного. Так, человек через кожу отдает в воздух только 1,4% углекислого газа от общего ее выделения организмом. А рукокрылые зверьки в основном с помощью перепонок крыльев избавляются от 10% углекислого газа. Мы привыкли думать, будто можно обойтись одним сердцем. Ничуть не бывало! У многих животных есть добавочные сердца. Так, у насекомых они трудятся в основании усиков (антенн), на ногах и там, где к спинке прикреплены крылья. Нечто подобное есть и в перепончатом крыле летучей мыши — так называемая пульсирующая вена гонит кровь к настоящему сердцу.

Из 3500 видов млекопитающих земного шара более 900 — рукокрылые. То есть каждый четвертый «зверь» планеты — летает! Например, в оазисах Средней Азии обитает до двух тысяч этих существ на квадратном километре; их там больше, чем всех других млекопитающих, включая и самих создателей оазисов. Если в средней полосе в сумерках перед вами мелькнули одна-две летучие мыши, смело можете считать, что здесь на квадратном километре живет 50—100 этих зверьков, в свое время названных мышами по недоразумению. Ибо никакого отношения к грызунам они не имеют.

Мыши, как известно, портят растения, а наши насекомоядные рукокрылые зверьки не щадя живота своего, защищают зеленое покрывало Земли. Подсчеты К. К. Панютина свидетельствуют, что в центре европейской части страны их охота на насекомых-вредителей на 10% ускоряет рост деревьев. Полезная деятельность ночных летунов дала основание принять законодательные положения, приравнивающие истребление этих радетелей леса к браконьерству. Но, увы,их все еще губят злые и безграмотные люди, в особенности подростки. И если вы узнаете о внушительных скоплениях летучих мышей в какой-то пещере или где-то на чердаке, либо о случаях массовой их гибели или встретите окольцованного зверька, пожалуйста, сообщите об этом в Комиссию по рукокрылым АН СССР (Москва, Ленинский проспект, 33).

Туда поступили, например, сведения о недоумении работников Центрального банка одной из среднеазиатских республик и жалобы сотрудников телеграфа города Воронежа. В начале осени в эти почтенные учреждения, вернее, в лампы под потолками набиваются сотни летучих мышей. Такое случается и в Западной Европе. Где-то их нежно выпроваживают, а где-то и безжалостно выносят на помойку ведрами. Обычно нашествия вызваны тем, что взрослые зверьки уже улетели к местам зимовок, а неопытные первогодки, собравшись ватагой, начинают кочевать, медленно, как бы нехотя продвигаясь поближе к зимним квартирам. Но вот чем именно их приманивает здание Воронежского телеграфа?

Зиму летучим мышам положено проводить в укромном месте. Лучше всего — в пещере, где температура около нуля (чтобы не хотелось есть) и достаточная влажность (чтобы не хотелось пить). Увы, в пещерах ныне беспокойно — то и дело шмыгают туристы. И приходится рукокрылым существам на зиму прятаться в заброшенную шахту, на чердак, в копну сена или даже в норы береговых ласточек.

В ласточкину нору много летучих мышей не влезет, а они страсть как любят компанию, и тем более холодную: в спячке их тельца остывают до двух градусов, дыхание и пульс в сотни раз реже, чем летом. Кстати, по части остывания и нагрева ни одному млекопитающему не под силу тягаться с летучими мышами — температура их тела без ущерба для здоровья может меняться от минус 7,5° до плюс 48,5°! Вот это да — разброс в 56°: то вроде бы ледышка, то почти как горячая сковородка!

Казалось бы, при такой выносливости плевать мышам на коммунальные услуги. Но среди этих существ есть почитатели двойных рам и центрального отопления. Не верите? Вот факт: более сорока лет с летучими мышами не было сладу в учебном корпусе химфака Ужгородского университета. Зоолог И. Туря-нин пишет, что работать в комнатах, где между рамами висели гирлянды рукокрылых зверьков, было неприятно. И вправду, запах аммиака, исходящий от зимующей тысячеголовой стаи, резкие крики, пока мыши не впали в спячку, вряд ли способствовали гладкому течению учебного процесса.

Насекомоядным зверькам шли навстречу, старались улучшить их жилищные условия. Спящих складывали в ящики и уносили в Другие дома, где условия для них были вроде бы получше. Но едва спадал мороз, мыши возвращались! Однажды их спровадили за 22 километра, но они вернулись и оттуда. Если бы так поступили с нами, нашли бы мы родную постель?

Вообще-то все рукокрылые очень привязаны к своим зимним квартирам. Наша самая большая колония веками обитает в одной из пещер Нагорного Карабаха. Здесь зимуют около 12 тысяч зверьков.

Летучие мыши, окольцованные в Воронежском заповеднике, во время сезонных миграций встречены на Кавказе, в Крыму и за границей. На лето они прилетают в те же дупла, на те же чердаки, где жили прежде. Но вот парадокс: у некоторых мигрирующих видов на летние квартиры, на свою настоящую родину возвращается лишь один самец на 20 самок, а у других, очень близких видов, вообще все крылатые мужчины остаются в курортных местах.

Что же влечет беременных самок из благодатных краев на Север? А вот что. В июне — июле, когда они выкармливают детенышей, насекомых, летающих ночью, здесь явно больше, чем там, где остались самцы. Именно обилие насекомых позволяет крошечной матери-самке нетопыря-карлика, весящей всего пять граммов (вес пятака) и родившей двух детенышей весом в один грамм (вес копейки), за четыре недели выкормить молоком обоих до 4,5 грамма.

В вольере под Звенигородом, наблюдая сквозь заднюю, прозрачную стенку убежищ, мы видели, как голодный детеныш, мать которого решила передохнуть в другом укрытии, подкарауливал чужих кормилиц. Он успевал вцепиться в сосок влетевшей самки и вместе с ней быстро семенил туда, где она оставила свое потомство. Родное дитя, убедившись, что место занято, спешило прильнуть к свободному соску. Выходит, что рукокрылые мамаши бескорыстно дают молоко всем двух-трехнедельным малышам.

И дело тут не только в доброте душевной, но и в физиологии. Количество образующегося у самок молока очень и очень велико для таких мелких созданий. И если его не отцедят дети, самке грозит мучительное воспаление молочных желез. И избежать его они готовы даже ценой риска.

Вот тому подтверждение. Однажды днем (!) во время съемок учебного фильма в Воронежском заповеднике Панютин поймал десяток самок, имевших трехнедельных малышей. Вечером их выпустили. Испуганные светом прожекторов, они куда-то улетели. С коробкой, в которой сидели их пищащие нелетные детеныши, Панютин полез на крышу бывшей церкви, из-под которой взял их днем. Но добраться до убежища летучих мышей не успел — был атакован мамашами. Достав горсть детенышей из коробки, открыл ладонь. Самки стали садиться на ладонь одна за другой. И едва детеныш успевал зацепиться, уносили его с собой.

Только после этого стало понятно наблюдение 1937 года, сделанное В. С. Лавровым. Он нашел самку лесного нетопыря, кормившую детеныша двухцветного кожана, по величине большего, чем она сама. Разбирая дневники Лаврова, погибшего во время войны, Константин Константинович выяснил, что за неделю до этого случая в этом же дупле Лавров отлавливал рукокрылых для кольцевания. Вероятно, при этом самка лесного нетопыря лишилась детеныша и усыновила двухцветного кожана, жившего рядом.

Наверное, уже ясно, сколь нежелательно тревожить летучих мышей в их жилищах. Особенно в июне и июле. Ведь обычно у них лишь по одному-два детеныша, рождаемых раз в год. Однако не менее опасно и беспокойство зимой, во время спячки. Насильственное пробуждение и поиски другого места — это громадные траты жира, накопленной летом энергии. В средней полосе примерно полгода теплится жизнь лишь за счет запасенной летом энергии жира. Зверек экономит изо всех сил. Если во время полета сердце делает 400—6X10 ударов в минуту, а температура тела около 40°, то в спячке — вялых 3—4 удара, а тело остывает до температуры подземелья или чердака. Скорость биохимических процессов падает в 100 раз! И если спячка протекает в тиши и спокойствии, износа организма почти нет.

Но и летом, днем, когда рукокрылые спят, тело остывает почти до температуры окружающей среды. Правда, самке такой отдых не приносит особых благ — ей надо вырабатывать молоко. Зато у ленивых самцов, проводящих в зимней спячке и дневном оцепенении девять десятых жизни, срок пребывания на белом свете больше, чем у подруг. Некоторые из них живут и по 30 лет. Однако настоящей активной жизни у них всего два-три года, столько же, сколько у прочих теплокровных созданий такого же размера.

Обитающие в нашей стране летающие зверьки безопасны. Даже рукокрылая великанша — гигантская вечерница (численность в РСФСР — 16—20 тыс.), кормящаяся жуками внушительного размера, например жуком-носорогом и жуком-оленем, весит лишь 50 граммов и вполне безобидна. Кстати, и гигантская вечерница, и эти жуки, к превеликому сожалению, ныне значатся в Красной книге СССР.

В отечественные Красные книги разного ранга внесены несколько видов летучих мышей. В основном те, которые особенно уязвимы при прямом воздействии человека. Но для некоторых хозяйственная деятельность оказалась благоприятной, даже ее издержки. В небрежно построенных кирпичных и панельных зданиях, представляющих для рукокрылых своего рода скалы, щели между панелями, кирпичами и над оконными коробками напоминают убежища в горах. Так, зазоры между бетонными плитами зданий одного из маслоэкстракционных заводов Краснодарского края стали для них любимой квартирой. А здание МГУ на Ленинских горах, богатое всякого рода «излишествами», один из перелетных видов — двухцветный кожан — начал использовать для зимовки. Трудно сказать, за что кожаны принимают высотный дом, но раньше они летали на Кавказ.

Еще будучи на студенческой практике в Воронежском заповеднике, С. П. Каменева в конце лета привезла в Москву нескольких рыжих вечерниц. О содержании летучих мышей в неволе тогда не было никаких публикаций. Она старалась угодить им, как могла, и зверьки, прожив в квартире больше года, были опять выпущены в заповеднике. Потом путем проб и ошибок, стоивших жизни нескольким питомцам, удалось выработать целую систему содержания рукокрылых в неволе. Этот опыт и стал той базой, на которую в 60-е годы опиралась жизнь подопытных существ в лаборатории бионики МГУ.

По научной литературе кочевало утверждение, будто подковоносы злобны и склонны к «каннибализму». Светлана Петровна доказала, что это не так. Анатомическое строение подковоносов таково, что если их держать в руке горизонтально, как других собратьев, то у них через несколько минут наступает жестокое кислородное голодание. И не мудрено, что, задыхаясь, зверьки начинают биться в руке и кусать все, что подвернется. Дело в том, что их жизнь течет либо в спящем положении вниз головой, либо в полете. Ребра у них неподвижны — они затягивают в себя воздух с помощью диафрагмы. В горизонтальном же положении обескровливались соответствующие мышцы, и подковонос попросту задыхался. Когда это стало ясно, пойманных зверьков начали сажать не в мешочки, а в капроновые или металлические сеточки, где они могли подвеситься вниз головой. И оказалось, что подковоносы милые и добродушные, смышленые существа, охотно идущие на контакт с человеком.

Пара этих симпатичных постояльцев дома у С. П. Каменевой облюбовала для подвешивания край одной из верхних книжных полок. Они быстро научились прилетать на свист и садиться на указательный палец руки, за что получали мучного червя.

Однажды вечером у нее в гостях был большой знаток мира рукокрылых Г. Н. Лихачев, который к тому времени уже более десяти лет изучал рукокрылых в Приокско-Террасном заповеднике. Однако с подковоносами дела не имел — те обитают в более южных районах страны. Закончив обсуждение зоологических новостей, муж Каменевой — Панютин привычным жестом вытянул руку и свистнул. Тут же подковонос сел на палец. И тут же Панютин возмутился: таким свистом он всегда звал другого подковоноса. Стряхнув с пальца незваного гостя, он повторил сигнал, и тогда прилетел тот, кто требовался. Это не только изумило Лихачева, но и разрушило его нелестные литературные представления об интеллекте подковоносов.

Подковоносов очень и очень интересовало человеческое лицо. Ночью, зависнув в воздухе в 15—20 сантиметрах над спящим человеком, они своим ультразвуковым локационным пучком то и дело тщательно «ощупывали» лицо, особенно закрытые веками глаза. Вероятно, движение глазных яблок в так называемой фазе быстрого сна интересовало их в первую очередь. Стоило крылатому зверьку заметить, что со стороны за ним кто-то следит или шевельнулся спящий, как подковонос тут же стыдливо мчался прочь, будто застали его за скверным занятием. А между тем при свете они преспокойно садились на лицо, цепляясь задними лапками за брови или даже за незаметные глазом морщинки.

Или вот такой факт. Не было случая, когда бы зверьки пытались укусить за лицо. А вот за палец кусали часто.

Как же истолковать столь разное отношение подковоносов к рукам и лицу? Во всяком случае у звенигородских исследователей сложилось убеждение, будто для летунов руки и лицо кажутся разными существами. Такие крошечные зверьки, наверное, просто не могут представить себе, что есть «мышь», которая по размеру превосходит их в тысячи раз.

Кроме того, у подковоносов очень узкий локационный пучок, несущий информацию лишь о крошечной площади. Из небольших фрагментов они и складывают мозаику представлений о любом существе и предмете. Поэтому подковоносам весьма трудно обживать новое помещение. Когда им разрешили летать в прихожей, они целую неделю, выпорхнув туда на несколько секунд и обследовав маленький кусочек стены или шкафа, тут же возвращались в знакомую комнату. Лишь заложив в память «услышанное» с помощью локатора, снова летели в переднюю за новой порцией новостей. Но зато когда прихожая была обследована, стали вести себя там столь раскованно, что поймать их стало невозможным.

Значит, если эти зверьки, потревоженные человеком, станут переселяться на другой чердак или в другую пещеру, то, не зная досконально новой обители, долго будут беспомощны. Именно фрагментарное восприятие мира делает их очень ранимыми. Недаром в Западной Европе численность подковоносов за последние 30 лет сократилась в сотни раз, в основном из-за наплыва экскурсантов в пещеры.

Подавляющее число летучих мышей держать в неволе невозможно или крайне трудно. Дело не только в том, что нет полноценных заменителей живых насекомых, но и в том, что способы их поимки ночными летунами очень и очень разные. Приучить зверьков брать корм из кормушки отнюдь не просто. Так же не просто и следить за тем, чтобы подопытные не переедали и достаточно двигались, иначе они заболеют. При недостатке движения воспаляются и теряют эластичность летательные перепонки, на запястьях появляются опухоли.

В одной из зарубежных лабораторий сделали маленькую катапульту, которая выстреливала в воздух мучного червя. И летучие мыши стали охотиться за ним, словно за летящим насекомым. Скоростная киносъемка показала, что охотники пускали в ход крылья, хвостовую перепонку или неимоверно ловко хватали червя ртом. Человеческий глаз уследить за всем этим не в состоянии. Еще бы — когда выпустили дрозофил, то за час одна летучая мышь изловила 600 крохотных шустрых мушек! На обнаружение, преследование и поимку каждой тратилось в среднем лишь десять секунд!

В ненастье летучим мышам приходится «потуже затягивать пояса» — в плохую погоду почти нет летающих насекомых. И не примечательно ли, что в общем-то прожорливые зверьки легко переносят голод. В научной литературе описан вполне достоверный факт, когда невольная затворница, проголодав 18 дней, как ни в чем не бывало улетела на охоту и быстро восстановила свой крошечный вес.

«За двадцать три года работы с летучими мышами я убедился, что эти милые зверьки не бывают агрессивны!» У американца Мерлина Тэттла есть весомые основания для такого утверждения: двадцать три года — не шутка. Недавно Тэттла заинтересовали охотничьи повадки листоносов, летучих мышей, обитающих возле одного из панамских озер. Основное блюдо в их меню — лягушки, именуемые на местном наречии «тунгары».

Вообще-то ничего удивительного в том, что летучие мыши ловят водную живность, нет. Любопытны лишь детали. Так, долгое время зоологи ломали голову над охотой рыбоядных летучих мышей в тропиках Южной и Центральной Америки. Думали, будто рукокрылые рыболовы в качестве сачка пользуются перепонкой между лапами и хвостом. Мол, обнаружив добычу, зверек этим тралом выхватывает жертву из воды. Были и вовсе фантастические гипотезы, будто летучие мыши ныряют за рыбой и даже преследуют ее под водой. Реальная жизнь оказалась проще. На задних конечностях любителей рыбы есть длинные пальцы с острыми загнутыми коготками, очень похожие на маленькие багры. На кинопленке засвидетельствовано, как рыболовы опускали в воду лапки и, забагрив жертву, молниеносно перехватывали ее зубами.

Но вот как именно летучая мышь находит рыбу под водой? Эхолокация-то здесь вроде бы ни при чем. Ибо почти вся энергия звуковых волн на границе воздух — вода отражается от воды. Сила звуковой волны, отраженной от рыбки, вернется уменьшенной в миллион раз. Лишь недавно выяснилось, что рукокрылые замечают очень слабые колебания воды от плавников рыбы, плывущей близко к поверхности.

Тэттл же захотел выяснить, как летучие мыши находят и как отличают съедобных лягушек от ядовитых, обитающих на тех же болотах. Ведь здесь эхолокатор и вовсе ни при чем. То, что летающие зверьки реагируют на кваканье, то есть ловят лягушек на слух, подтвердили приборы ночного видения. Лягушки переставали квакать, едва в небе появлялись охотники, и, замолчав, спасали себе жизнь. Мыши, случалось, проносились в сантиметрах от примолкшей земноводной красавицы, вернее, красавца, потому что именно самцы оглашают свадебными песнями болота и канавы.

Вообще-то слуховой аппарат рукокрылых настроен на ультразвуковые частоты. Однако у летучих мышей, едящих лягушек, есть еще один пик чувствительности слуха в области низких частот — ниже 5 кГц. А именно в этом диапазоне кваканье тунгар раздается наиболее громко.

Мышей интересует не только настоящий лягушачий квак, но и его магнитофонная запись. Вот доказательство. Нескольких летунов выпустили в большую вольеру. Когда они успокоились и привыкли к сетке, начались эксперименты. Из замаскированных в углах вольеры динамиков по очереди или вперемешку неслись крики вкусных съедобных лягушек и ядовитых жаб.

«Мы с трудом сдержали крик ликования, — пишет Тэттл, — когда первая летучая мышь отправилась именно к тому динамику, из которого галдели лягушки, относящиеся, по разумению листоносов, к деликатесам. Зоологи меняли расположение динамиков, но летучие мыши, все как одна, торопились на зов только съедобных лягушек. Из следующей серии опытов узнали, что они различают лягушек не только по породам, но и по размерам. Во всяком случае магнитофонные записи кваканья слишком большой, с точки зрения летучих мышей, лягушки не вызывали энтузиазма охотников.

Не обошлось и без забавных происшествий. Когда динамики поставили не в вольере, а на берегу пруда, на первый же магнитофонный квак тут же явилась отважная летунья. Сперва она отгоняла соперниц, а затем решительно двинулась к динамику. Надо было видеть ее удивление, когда вместо обычной квакушки она обнаружила нечто металлическое.

И с ушами наших мышей не все просто — уши могут быть не только антеннами, но и просто ушами. Недавно зоологи А. И. Константинов и Б. В. Соколов получили неожиданный результат: летучие мыши по крайней мере двух отечественных семейств (гладконосы и кожаны) добывают пропитание (летящих насекомых), в основном полагаясь на обычный слух, а не на эхолокацию. Вот это да! Противоположно укоренившейся точке зрения.

Сие явление в науке помог открыть стеклянный цилиндр, куда на тонюсенькой проволочке подвешивали аппетитно жужжащее насекомое. Вот что пишут исследователи: «Цилиндр лишь ослаблял низкочастотные шумы, которые возникали при движении крыльев насекомого, но полностью исключал возможность эхолокационного обнаружения. Подковонос обнаруживал добычу с расстояния около трех метров, подлетал к цилиндру и пытался сбить насекомое ударом крыла по стеклу». Зрение тут ни при чем — поступали так и слепые подковоносы. Ну а учуять еду летучие мыши могут разве лишь в нескольких сантиметрах от носа, о трех метрах не может быть и речи. Пустой же цилиндр не интересовал ни слепых, ни зрячих рукокрылых.

Неужели и без эхолокатора летучие мыши были бы сыты? Вряд ли. Хотя гладконосые сперва именно с помощью обычного слуха узнают, что в нескольких метрах поодаль жужжит обед, зато потом включают локатор на всю мощь: локатор следит за виражами поживы. Кожаны, напротив, отключают локатор в момент преследования. Они гонятся за добычей, следя за ней быстро и замысловато двигающимися ушами. Это мудро — подковоносы ловят тех ночных насекомых, кто воспринимает ультразвук, кто услышав погоню, либо удирает во всю прыть, либо складывает крылья и шлепается на землю, где любой подковонос не страшен.

Хотите верьте, хотите нет, но кинопленка запечатлела, как подковоносы оставались ни с чем, если ночная бабочка, которую они почти догнали, к которой подлетели на 15—20 сантиметров, вдруг складывала крылья.

Уши — столь важный инструмент, что скороговоркой о них ничего не скажешь. К тому же совсем недавно появилась оригинальная концепция слуховой чувствительности животных.

Эта концепция опровергла ходячее мнение о том, будто острота слуха не зависит от величины животного, якобы слон и мышь могут слышать одинаково. Конечно, общего много, но и отличия разительны. И у слона, и у летучей мыши звук почти всегда достигает правого и левого уха за разное время и давит на перепонку с разной силой. Повернув голову, мышь и слон точно найдут источник звука, который может предвещать и неприятность, и радостное событие.

Но вот звуки-то они слышат разные. И самое важное тут — расстояние между ушами. Это не досужий вымысел, это экспериментально доказали американские исследователи. Отныне границы частотного диапазона, доступного восприятию того или иного животного, можно узнать по простенькой формуле, куда входят скорость звука и расстояние между ушами; чем ближе уши, тем выше воспринимаемая ими частота. Из подопытных животных 34 видов у слона было самое большое расстояние между ушами, и он слышал самые низкие звуки (слон слышал звуки частотой от 17 Гц до 12 кГц, собаки — до 44 кГц, крошечные летучие мыши — до 115 кГц!).

А что, если проверить границы слуха маленького слоненка и его крупной мамы? Какие звуки слышат капельные детеныши летучих мышей, ведь уши-то у них почти рядом?

А теперь опять заглянем в вольеру под Звенигородом. Длинноухая ночница, живущая в западных районах нашей страны и в Западной Европе, — редкая летучая мышь, и обстоятельно наблюдать за ней в природе еще никому не удалось. Да и в музейных коллекциях лишь несколько десятков экземпляров. А вот в вольере под Звенигородом держали пять таких зверьков. И выяснилось невероятное: длинноухие ночницы добывают пропитание не в воздухе, а собирают бабочек со сводов в начале пещер. Именно наблюдения в вольере позволили понять эту ключевую особенность в поведении длинноухой ночницы, и разрозненные до этого факты об экологии вида выстроились в логическую цепь.

У других, тоже редких летучих мышей удалось выявить иные, но столь же странные для науки особенности. Так, некоторые дальневосточные летучие мыши предпочитают ловить насекомых, бегая по земле. Полет им нужен только к местам кормежек. После того как узнали о том, что у трубконосов такая же структура шерсти, как и у ондатры, бобра и выхухоли, стало ясно, что это не что иное, как приспособление к полету под дождем. Значит, именно шерсть позволяет трубконосам выживать в тех местах, где по нескольку месяцев льют дожди...

Такого рода сведения, добытые при содержании летучих мышей в неволе, заставляют по-новому взглянуть не только на их экологию, но даже и на физиологию. А это в свою очередь дарит возможность обобщения данных разных дисциплин, позволяет обрисовать «синтетический» облик реальной жизни летучих мышей того или иного вида.

Прежде чем распрощаться с рукокрылыми, надо хоть немного поговорить о невзгодах в их жизни.

Представьте, что милые для многих людей скворцы ведут себя по отношению к рукокрылым просто по-хамски, не ставя их ни во что. Об этом хорошо написано в книге С. С. Мосияша «Летающие ночью». Если дупло, обжитое рукокрылым обитателем, приглянулось пернатому соседу, тот, не стесняясь, гонит хозяина прочь. Летучая мышь противиться не в силах — скворец больше, сильнее и вооружен клювом и когтями.

Если скворец подобен квартирному вору, то есть враги посерьезнее — совы, сычи, хорьки, куницы могут отнять жизнь. Обзавелись рукокрылые и захребетниками, причем общими с нашими: блохами и клопами. Клопы очень похожи на постельных. Специалисты полагают, что нас, ласточек и летучих мышей терзают одни и те же клопы еще с тех времен, когда человек жил в пещерах бок о бок с птицами и рукокрылыми. Вот так.

Светлана Петровна и Константин Константинович говорят, что любители довольно часто просят их дать летучих мышей на воспитание или сами раздобывают зверьков в природе в надежде подержать дома, чтобы щегольнуть перед знакомыми и друзьями. И если по современному законодательству это браконьерство, то с человеческой точки зрения — безнравственно, потому что приемыши обречены на быструю гибель. Исследователей же оправдывает только то, что накопленный ими опыт стал необходимым для науки. Благодаря навыку некоторые зверьки прожили у них более десяти лет. Но ранее десятки других заплатили за это своей жизнью...

Утро. Солнце уже вышло из-за леса, но еще не разъярилось. Светлана Петровна зовет меня на короткую прогулку к студенческим общежитиям. Говорит, что если стайки прилетевших из лесу вольных зверьков спрячутся на день вот под эту затененную крышу, то день будет жаркий, а если вот под эту, то скоро небо нахмурится, несмотря на иные утверждения бюро прогнозов. И еще не было случая, чтобы мыши ошиблись. Вот бы было хорошо, если б и сотрудники Гидрометцентра, прежде чем направить свой прогноз погоды на радио и телевидение, советовались с рукокрылыми радетелями леса.