Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1987(27)


Вячеслав Пальман

КАНАЛ

ОЧЕРК

I

Заглянем в прошлое нашей древней столицы.

Николай Михайлович Карамзин в «Истории Государства Российского» написал: «По крайней мере мы знаем, что Москва существовала в 1147 году, марта 28, и можем верить новейшим летописцам в том, что Георгий (Юрий Долгорукий) был ея строителем... Плененный красотою места, основал там город. «Москва есть третий Рим, — говорят сии повествователи, — и четвертого не будет»».

Чем привлекла князя-воина, князя — собирателя городов русских эта срединная на Русской равнине местность, где стояла небольшая усадьба боярина Кучки, — как раз там, где Неглинная впадала в Москву-реку, ограждая Боровицкий холм? Наверное, прав Карамзин: красотою места. А они и впрямь были красивы, эти высокие лесистые холмы, ручьи и реки, изобильно текущие к Москве-реке. И сама эта река, широкая и глубокая, соединяющая через волоки как юг с севером, так и запад с востоком. По ней плыли ладьи и барки с товарами, значит, кто сидел здесь, тот и мог собирать дань со всех купеческих судов...

Конечно, князь оценил и удобства обороны Боровицкого холма от возможных неприятелей, прежде всего от восточных орд, уже рыскавших южнее Оки и восточнее Днепра. Этот холм, если его укрепить прочной стеной, становился крепким орешком для нападающего: с трех сторон его окружали реки Москва и Неглинная, а за ними болота и леса. Одну короткую сторону можно было оборонить глубоким рвом и тыном.

Не стало Юрия. Пришел, спустя время, Даниил — великий князь, младший сын Александра Невского, тоже оценивший Москву с ее срединным положением. Город этот стал быстро строиться и населяться, хотя все еще оставался просто удельным городом Владимиро-Суздальского княжества. Великий князь Даниил еще отроком сделался первым московским князем и положил начало самостоятельному Московскому княжеству.

У историка В. О. Ключевского есть такое выражение, очень подходящее к судьбе Москвы-реки: «Трудно сказать, что было ближе русскому человеку, сама река или земля на ее берегах. Он любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил он в песнях таких ласковых слов, и было за что. При переселении река указывала ему путь... Он жался к ней, на ее берегу ставил свое жилье, село или деревню...»?

Москва-река не была исключением.

Затейливо петляя, она проходила по срединному району Русской равнины, а ее притоки подходили к притокам Дона, Верхней Волги и к рекам, текущим к Ильменю и Волхову, к Днепру и Двине, предоставляя возможность двигаться по воде и через волоки во все стороны от града Москвы. Истра, Клязьма, Сходня (Всходня — в старину), недалекие Сестра, Дубна и Яхрома сближались на возвышенности, откуда до Волги уже рукой подать. И впадала Москва-река в Оку, по которой — пусть и дальним ходом, но можно плыть к самой Волге.

Такое на редкость удачное положение во времена всеобщего бездорожья, когда одни только реки и являлись средством сообщения, торговли и расселения, выдвинуло Москву на первый план, определило ее будущее.

Москва с близким Дмитровом, куда «на полюдье» по Яхроме съезжались «изо всех городов и из волостей Московские земли, и новгородец и псковитянин, и тверитин, и казанец, и рязанец, и иноземец всякой», стала центром соединения людей России, постепенно опередив города раннего великого княжения — Владимир и Суздаль.

Много ли тогда думали о воде люди? Пригоршня-другая для утреннего умывания, два ведра хозяйке да пяток ведер для субботней бани — вот и все потребности, благо скотина сама находила дорогу к берегу и жажды не знавала. Реки текли беззаботно, в чистых зеленых берегах и, как говорится, отмывались о свои берега сами. Зато как дорога — вот она, рядом. Сел в лодку — и куда душа пожелает или нужда заставит...

Так шли века. Город Москва разрастался, на него нападали и жгли, а он снова возникал и снова населялся — все больше и скорей, так что к началу XVI века здесь уже постоянно проживало до ста тысяч горожан и лодки их стояли вдоль берегов едва ли не впритык. К всеобщему удивлению, еще через столетие население Москвы удвоилось. Потом еще. В царствование Петра Первого в городе числилось почти полмиллиона жителей.

Оставаясь по-прежнему хорошей дорогой во все концы света, Москва-река начала, как говорилось в те времена, «плошать». Вода ее серела, потом чернела и уже мало годилась для питья. Велик город...

В XV веке был построен первый централизованный водопровод в Кремле, сначала самотечный, грунтовой (1492 г.), а потом Москворецкий напорный (1633 г.). Для этого использовалась Арсенальная (Собакина) башня.

В книге «Гидротехническое прошлое великого города», откуда приведены эти сведения, далее находим, что в 1779 году началось строительство Екатерининского водопровода в виде наклонной кирпичной галереи, доставлявшего в центр города самотеком 40 тысяч ведер воды в сутки. Строили его 26 лет, а в 1826—1835 годах уже перестраивали. Инженер Н. И. Яниш заменил городской участок от Ростокинского акведука в Мытищах трубопроводом и создал резервуар в Сухаревой башне. Водопровод подавал ежесуточно через водоразборные фонтаны и открытые водоемы 180 тысяч ведер. С 1843 года стала действовать Водовзводная башня.

В середине XIX века строили водопровод из Москвы-реки по проекту инженера Максимова — на 200 тысяч ведер в сутки..

Далее такие работы шли ежегодно с переменным успехом. Разросшаяся Москва требовала все больше воды и часто сидела на голодном водном пайке, особенно в засушливые годы. Канализации в городе не было, грязь с улиц и дворов уходила в реку.

Уже работали новые Ходынский, Преображенский, Андреевский и Артезианский водопроводы, потом новый Мытищинский. Вся городская сеть давала населению три с половиной миллиона ведер воды в сутки. Очень мало.

В 1917 году город получил воду из Рублевского водопровода, вода пошла на Воробьевы горы, центр был более или менее обеспечен, но тогда же дала о себе знать промышленность, которая потребляла все больше и больше воды.

К началу 30-х годов Москва-река настолько обмелела, что ее переходили босиком напротив Кремля, где Большой каменный мост. Вся водопроводная сеть подавала в город 15 миллионов ведер воды. А население возросло до 3 миллионов человек.

Как решалась проблема снабжения чистой водой в ту пору — сказать трудно. Все эти малые водопроводы, поиски грунтовых вод, конечно, не могли снять проблемы или решали ее на время. Заглядывать вперед было страшно. Река входила в город и... пропадала в сотнях водозаборов одних только фабрик и заводов. Об очистке воды тогда мало думали.

Но попытки найти способ и возможности для коренного улучшения снабжения водой Москвы не ослабевали.

И вот взоры обратились к далекой от Москвы Волге. Только эта матушка-река могла спасти растущий город от безводья. Но Волга текла севернее Клинско-Дмитровской гряды, высота которой достигала 60 метров над уровнем Москвы-реки. Прорыть канал подобной глубины казалось затеей безумной, тем более что расстояние в 128 километров по прямой...

Инженерная мысль вернулась на два столетия назад: вспомнили вышневолоцкую гидросистему, которую строили при Петре и Елизавете — дочери Петра Первого. Эта система преследовала совсем другую цель: создать водный путь от Москвы до Невы, где уже строился второй великий город — Санкт-Петербург. Строился, не имея хорошего сообщения со столицей, с Волгой, с районами, где выращивали хлеб, где делали корабли и пушки для войны со шведами.

Тогда в русском переводе Б. Волкова (1708 г.) вышла книга французского гидротехника Буйе, которая учит «проводить и углубжать каналы и чинить, дабы реки были проводимы ради удобности коммерции, також учит, что строить надобно в море, делать доки, дамбы, шлюзы, архитектуры гидроличные или водяные».

Надо отдать должное Петру Первому. Для достижения государственных целей он умел находить и использовать людей талантливых и независимо от их, так сказать, социального положения — дворян ли или из бедняков-середняков — предлагать работу и средства, обласкать при удачах, приблизить ко двору.

История с Михаилом Ивановичем Сердюковым, крепостным-найденышем, проявившим незаурядные способности в «гидроличных делах», как раз и служит доказательством государственного ума, способного выделять и награждать людей талантливых — без оглядок на их прошлое.

История интересная, долгая по времени, поучительная по разумению состоит в том, что Сердюков при поддержке Петра все-таки создал Вышневолоцкий водный путь — от Москвы до Санкт-Петербурга без переволок и мучений на порожистых реках Мсте, Тверце, внес много нового в тогдашнее представление об исправлении несудоходных рек.

В одной из книг о Сердюкове (Виргинского и Либермана) сказано: «До Сердюкова никому из русских и иностранных специалистов не пришла мысль о создании запаса вешних вод и сооружении с этой целью резервных водохранилищ, с тем чтобы использовать их в летнее время. Это сооружение было последним звеном в комплексе гидротехнических сооружений на водораздельном участке Вышневолоцкого водного пути. Его создание, несомненно, являлось замечательным достижением русской гидротехники первой половины XVIII века».

Сам Сердюков писал:

«Сею заплотиною воды очень много скопить можно, ибо ей по ниским болотным местам разливаться весьма удобно, так что во время крайнего маловодия накопленной в сем месте водою Тверцу реку столько снабдить можно, что по ней барки через все лето... без выгрузки итти могут... и из всего государства к Санкт-Петербургу проходят свободно и туда всякие съестныя припасы, железо с разных заводов, мортиры, пушки и прочие артиллерийские вещи провозятся водою, не токмо без всякого труда, но и весьма сносным коштом».

Он автор «тарас» — струеотводных дамб, спрямляющих каналов, шлюзов, он — пионер в создании новых водных коммуникаций, обеспечивших успешное функционирование первой из водных систем, соединивших Балтийское море с Каспийским, — Вышневолоцкого пути.

Оценивая работы и прозорливость Сердюкова, Ф. Н. Глинка, член «Союза благоденствия», писал в его биографии: «В основе успехов Сердюкова лежат наблюдения за природой; многочисленные, постоянно повторяемые собственные опыты и изыскания; проверка последних наблюдениями и опытом других».

В 1838 году гидротехник Штукенберг пишет: «Этот искусственный водный путь огромностью и сложностью своих средств и пользою превосходит все подобные пути на свете».

Петр Великий наградил бывшего крепостного бриллиантовым перстнем со своим изображением.

Позже, когда построили железную дорогу из Москвы в Санкт-Петербург, Вышневолоцкая система утратила свое значение. Но опыт по освоению рек, несомненно, пригодился, когда изыскивали трассы и методы постройки на Беломорско-Балтийском и, конечно, на канале имени Москвы. Вот здесь, как и на Вышнем Волочке, для переброски воды создали на Волге крупное водохранилище, откуда вода по каналу подавалась на нужды судоходства и в Московский водопровод.

Канал имени Москвы задумывался и строился прежде всего для снабжения столицы чистой питьевой водой и для обводнения самой Москвы-реки — проблемы, казалось, неразрешимой, поскольку все перечисленные нами устройства для водоснабжения, включая Истринское водохранилище, смогли лишь частично решить задачу. Город развивался очень быстро. Еще в 20-е годы река в черте города быстро обмелела, ее глубина не превышала 100—120 сантиметров. Русло заиливалось, пересекалось бесчисленными отмелями. По реке ходили только плоскодонные лодки. Будущее реки представлялось в самых мрачных тонах.

Водоснабжение Москвы мог решить только очень смелый, пусть и дорогостоящий проект соединения Москвы-реки с великой Волгой, водные ресурсы которой поистине огромны.

С какой стороны подойти к подобному крупному проекту?

Современные познания в области гидрогеологии, инженерном деле, отечественный опыт создания крупных гидротехнических сооружений, в том числе и в Вышнем Волочке, на Беломорско-Балтийском и других каналах, наконец, та самая «русская смекалка», о которой писал Ф. Н. Глинка, наблюдения за природой, опыт и изыскания — все было использовано для подготовки проекта, спасительного для нашей столицы.

Волга протекает от Москвы на довольно близком расстоянии, я бы сказал, на дразняще-близком. Ну что такое 130 километров! И разницы высот двух рек невелики и выгодны. Москва над уровнем моря находится на высоте 120 метров, меридиональные долины у Дмитрова — на высоте 162 метра, а село Иваньково на Волге много ниже, всего 107 метров над уровнем моря. Ниже Москвы на 13 метров, но между ними бугор более чем сорокаметровой высоты.

Эта манящая разница уровней приходила на ум прежде всего людям рискового, авантюрного характера, которые всегда пытаются достичь цели любыми средствами, нисколько не заботясь о целостности и сохранности природы.

Одним из первых проектов подобного рода можно назвать Ста-рицкий вариант переброски воды из Волги в Москву. Проект учитывал высоты на Волговерховье, где русло реки выше уровня моря почти на 228 метров. И все казалось очень просто: перепрудить Волгу плотиной недалеко от города Старицы, там получится водохранилище в 2,5 миллиарда кубометров воды, и от этого водохранилища остается прорыть канал до Москвы-реки — через Клин и Волоколамск. Где надо, копать выемки глубиной до 35 метров и больше. Где низины — а их тут великое множество! — заливать их водой. Так Волга самотеком и пойдет к Москве и вольется в оскудевшую реку где-то в районе Сходни. Да, конечно, под водой исчезнет много земли. Так у нас этой земли хватает! Нужно сделать миллиард кубометров земляных работ? В 30-е годы это не проблема, землекопов в период коллективизации хватало! И зато никаких других проблем. Волга сама потечет в Москву-реку.

Предприимчивый автор сумел заручиться поддержкой некоторых высокопоставленных лиц, критику проекта дерзко пресекал. Успели начать проектные работы, пресса уже похваливала этот вариант...

Но против Старицкого проекта выступили самые опытные гидростроители, свои доводы они представили тогдашнему начальнику Главэнерго Г. М. Кржижановскому, он согласился с ними, его авторитет как гидростроителя был очень высок. В результате проект удалось снять с обсуждения. И как говорится, слава богу. Один этот канал длиной в 230 километров, проходивший по низменным старорусским землям, мог нанести такой урон природе, что трудно себе представить. Под водой оказались бы сотни тысяч гектаров пашни, лугов и лесов, пришлось бы сносить, переселять несколько городов и множество деревень. Бескрайнее водохранилище на северо-западе меняло всю природно-естественную обстановку в обширном регионе России.

Правда, тогда еще понятие «экология» было знакомо только ограниченному кругу специалистов, об охране среды обитания заботились не очень настойчиво. Но все же нашлись люди, которые сумели отстоять собственный взгляд на предложенную гигантскую стройку, все отрицательные последствия которой даже представить себе трудно.

Волга у г. Дубна. Здесь начинается канал им. Москвы Волга у г. Дубна. Здесь начинается канал им. Москвы Шлюз № 2 Шлюз № 2 Шлюз № б. Скульптура «Каравелла Колумба» Шлюз № б. Скульптура «Каравелла Колумба»

Серьезных проектировщиков больше привлекала трасса будущего канала в тех местах, где реки Волга и Москва подходили друг к другу на самое близкое расстояние. От московского района Тушино до устья рек Яхромы или Дубны, впадающих в Волгу, было, как уже говорилось, около 130 километров. Выше этого места Волга поворачивала на северо-запад и отходила от Москвы дальше. Вспоминали, что именно по Яхроме, Сестре и Дубне когда-то плавал Петр Первый. Здесь сходились древние водные пути из Москвы на Волгу, кстати, послужившие причиной для основания города Дмитрова, а на истоках речек до сих пор сохранились следы волоков...

Очевидно, лучшего места для задуманного канала найти было трудно. Хотя и здесь природа нагромоздила немало преград. Будь это изыскания только для водного пути судам, все выглядело бы легче: канал и шлюзы. Но проектировали не просто водный путь, а одновременно канал для переброски большой воды — дело сложнейшее, когда придется использовать и опыт, и знания всех последних лет. Опыт того же Сердюкова — при обязательном создании больших водохранилищ на самом Клинско-Дмитровском водоразделе, где, к счастью, не было густого населения и пахотных угодий, зато предостаточно низменных болот, мелколесья и тяжелых грунтов, оставленных некогда вытаявшим ледником во времена так называемого московского оледенения.

Без крупных водохранилищ высоко над уровнем Москвы-реки — этих резервуаров, всегда готовых по воле человека пролиться вниз, к Москве, обойтись было нельзя. Они являлись, таким образом, сердцевиной намечаемых проектов. Оставалось поднять сюда волжскую воду. И спускать ее к Москве уже по потребности.

Порешив в главном, изыскатели приступили к созданию сразу двух проектов канала — Шошинского и Дмитровского. Эти варианты мало чем отличались один от другого. В обоих случаях канал должен был начинаться в южном заливе Верхневолжской низины, берега которого носят название Московского Полесья. Дубненская и Яхромская низменности с устьями рек Яхромы, Дубны и Волгуши в этом месте глубоко врезаются в пологий северный склон Клинско-Дмитровской гряды, которая идет с запада на восток — где шире, где уже, но одинаковым по высоте горбом.

В районе Верхневолжской низины началась подробная геодезическая съемка местности. Вскоре она охватила обе покатости на гряде — северную и южную. Топографические карты в разных масштабах довольно подробно «отпечатали» рельеф местности, показали все высоты и впадины, долины и овраги, которыми могли воспользоваться строители для уменьшения объема земляных работ.

Реки и речки — эти архитекторы и строители рельефа местности — предстали во всей своей сложности на более чем двухстах картах. Гряды высот и холмов, изрезанных протоками и закрытых, с озерами и озерцами, низинные болота с растительностью, свойственной каждому природному ландшафту, теснились по пологому северному и более крутому — южному склонам водораздела Волги и Москвы.

Люди, не лишенные эстетического воображения, уже могли представить себе, как будет выглядеть вся эта возвышенность, когда по ней пройдет канал, и как на месте низин и болот разольются водохранилища, а большой лес подступит к их берегам...

Много работ выполнили гидрогеологи. Они изучили грунты, поверхностные и глубинные воды, ледниковые напластования и более древние породы, укрытые от взора строителей. Как поведет себя вода на этих грунтах? Не убежит ли в глубину?..

Проектные работы вели специалисты «Москаналстроя», организации, созданной при Моссовете еще в 1930 году. Все документы с места изысканий поступали сюда, их анализировали, сравнивали и, конечно, подвергали критике. Иначе говоря, выискивали ошибки и поправляли, стараясь прежде всего не допустить урона природному равновесию в регионе, куда придет большая вода. Одним из руководителей проектной организации в те ответственные годы был опытный инженер-гидростроитель Иван Семенович Семенов, признанный мастер трассировки каналов.

За работами по проекту канала с неослабным интересом следили в Центральном Комитете ВКП(б). И вскоре, 15 июня 1931 года, на Пленуме Центрального Комитета было принято решение: «...ЦК считает необходимым коренным образом разрешить задачу обводнения Москвы-реки путем соединения ее с верховьем р. Волги и поручает московским организациям совместно с Госпланом и Наркомводом приступить немедленно к составлению проекта этого сооружения с тем, чтобы уже в 1932 году начать строительные работы по соединению Москвы-реки с Волгой».

Постановление историческое для Москвы. В нем — забота о будущем развивающегося города, столицы, ее населения, ее промышленности, ее облика, наконец.

Можно было переходить от предварительных работ к серьезному строительству. Время споров, гипотез и сомнений ушло. Теперь — дело.

Главным инженером «Москаналстроя» (позже — Управления) был назначен руководитель кафедры гидротехнических сооружений Московского института инженеров транспорта профессор Александр Иванович Фидман. Это был человек вдумчивый, не щедрый на долгие речи, но хорошо знавший, что и как надо делать при самых сложных ситуациях. Невысокий и подтянутый, с худощавым лицом, коротко подстриженными усиками, с добрыми и умными глазами — таким он остался в памяти сотрудников. Коллеги уважали его за широту и четкость мысли. Жизненный опыт у Фидмана, только что вступившего в пору зрелости, был не велик, но самостоятельность инженерного, мышления давала ему право на руководство большим проектированием и строительством.

Кроме И. С. Семенова, о котором мы уже упомянули, в Управлении начали работать Георгий Семенович Михальченко, специалист по земляным плотинам. К сожалению, он вскоре погиб в авиакатастрофе. Николай Владимирович Васильев, инженер по проектированию шлюзов, человек с разумным и решительным взглядом на проблемы, которые предстояло воплотить в жизнь. Надо упомянуть и Александра Ивановича Баумгольца, мастера по гидромеханизмам, и в частности по насосам; Василия Васильевича Киреева — строителя мостов и дорог. И наконец, Георгия Андреевича Руссо, правда вскоре покинувшего канал и перешедшего на более высокую работу. В ядро Проектного управления вошел профессор Владимир Дмитриевич Журин, молодой и энергичный организатор, за плечами которого был опыт строительства каналов в Средней Азии.

Сегодня, полвека спустя, для Москвы и ее граждан эти фамилии почти неизвестны. А память о них должна сохраниться — прежде всего этим людям столица обязана полувековым нормальным водоснабжением, сохранности и улучшением Москвы-реки, а значит, и красоте городских и пригородных ландшафтов.

Управление еще и еще раз рассмотрело два варианта канала, представленные проектным бюро: Шошинский и Дмитровский; различия у них были небольшие, но предстояло остановиться на лучшем. Таковым был признан Дмитровский вариант, за него высказалось больше сведущих людей.

20 мая 1932 года, когда инженерные группы уже обозначали колышками будущую трассу, в Московском горкоме партии собралось широкое совещание для утверждения Дмитровского проекта, его деталей, где определилась и роль столичной организации коммунистов в строительстве первоочередной важности.

И строительство канала началось.

Еще устойчивая тишина стояла над местом будущего канала. Молчаливые ельники сохраняли привычный покой, над болотами звенели комариные тучи, перевальные низины поражали безлюдьем, лишь на возвышенностях редко стояли малые деревеньки с огородами. Стада коров и овец меланхолично бродили по опушкам. Пастухи да ребятишки с удивлением встречали группы незнакомых людей с рейками и приборами. Они ставили колышки по болотинам и прорубали узкие просеки в мелколесье. Белые головки реперов появлялись в разных местах, обозначая ось будущего канала и границы водохранилищ. Пошли слухи о переселении. У истоков рек Яхрома, Сестра, Клязьма, Уча, Черная, Воря, Волгуша, Вязь изыскатели натоптали площадки, поставили палатки, а по вечерам жгли костры.

Ближе к берегам Волги строительство уже началось.

Около села Иваньково скопилось множество больших барж. На берег сходил приезжий народ, строил для себя бараки и сразу выходил на работу с лопатами и кирками, с пилами и топорами. Говорили, что здесь будет плотина, которая перегородит Волгу и поднимет ее уровень так, чтобы вода поначалу сама текла в будущий канал.

К началу лета 1933 года лавина людей затопила уже всю трассу канала.

Совет Народных Комиссаров СССР перепоручил дальнейшее строительство канала Народному комиссариату внутренних дел. Надо ли говорить, что именно в те годы это ведомство имело более чем достаточно рабочего люда для самых тяжелых и крупных строек...

Как раз в июне 1933 года руководство НКВД рапортовало правительству об окончании многолетних работ на Беломорско-Балтийском канале, где в тяжелейших условиях Приполярья и безлюдья по каменным увалам и мелким озерам был прорезан глубоководный судоходный канал — ББК — длиной 227 километров.

И сразу же, без единого дня промедления, в район строительства канала Волга — Москва-река с севера, водой и по железным дорогам, на юг двинулись организованные «каналоармейцы» со своим инструментом, походными кухнями. Первые бригады высаживались по южному берегу Волги рядом с Иваньковом. Другие шли пешим порядком в сторону Дмитрова и Яхромы. С другой стороны, от северных предместий Москвы, рабочий люд двигался со стороны Химок навстречу тем, кто уже копал землю ближе к перевалу.

Вся Клинско-Дмитровская гряда как бы опоясалась лентой из работящего народа, для которого спешно ставили бараки и палатки. Особенно густо стало у Иванькова, Яхромы, Икши, между Вязью и Учей, за поселком Хлебниково и в бассейне речки Химка, где готовили ложе для одного из водохранилищ и место для будущего речного вокзала.

В среде инженеров и техников, особенно среди зачинателей канала, произошли крупные перемены.

Одним из первых в Москву с Севера возвратился хорошо известный в кругах гидростроителей инженер Сергей Яковлевич Жук, уже получивший высокое воинское звание. Человек твердого, даже жестковатого характера, он производил впечатление волевого и дерзкого руководителя. Сама энергия сквозила в его лице. Коротко стриженный, круглоголовый и плотный телом, он был достаточно известен в зданиях на Лубянке. Сразу же принял на себя обязанности главного инженера строительства, Александра Ивановича Фидмана, учитывая его знания и опыт, перевел на должность главного инспектора нового Управления строительством.

Проект канала, составленный ранее, новый главный инженер почел, видимо, удовлетворительным и перемен в нем не делал.

Штат инженеров сильно вырос. Первоначальная группа проектировщиков и изыскателей превратилась в инженерный корпус, куда вошли три тысячи инженеров и столько же техников и мастеров.

Стройка разворачивалась быстро и решительно. Со всех концов страны в район канала потянулись машины и агрегаты, которые надо было монтировать и осваивать на месте. Менее чем за год стройка получила около двух сотен экскаваторов, полтораста паровозов, полторы тысячи автомобилей, много мотовозов, тракторов, платформ. Появились и гидромониторы, впервые освоенные здесь инженером Николаем Дмитриевичем Холиным.

Карамышская плотинаУ Северного речного вокзала
Провожают пароходы на Северном речном вокзалеПлавучий кран у г. Дубна
Пристань-пансионат — одно из любимых мест отдыха москвичей
Парусники на канале

Предстояло вырыть и переместить 150 миллионов кубометров грунта, уложить три миллиона кубометров бетона, построить 240 разных сооружений, среди них —11 шлюзов, три железобетонные и четырнадцать земляных плотин и дамб, пять насосных станций, восемь ГЭС, много мостов, переходов, четыре путепровода и туннеля. В списке строек числились пассажирские вокзалы в Москве и Дмитрове, пристани, маяк, водопроводная станция с современной очисткой.

Для канала работали самые крупные заводы страны, такие, как Ленинградский металлический, «Электросила», московские заводы им. Калинина, «Динамо», «Электроаппарат», «Ленинская «Искра»», «Электроприбор», Харьковский электромеханический, Ковровский экскаваторный, десятки не столь больших предприятий.

Перед машиностроителями поставили задачу — быстро создать крупные насосы оригинальной конструкции, краны, сложную гидротехническую аппаратуру. И все срочно, все одновременно, под жестким контролем. Инженеры на месте проверяли конструкции и аппаратуру, по существу учились управлять ею уже в процессе сборки.

Теперь строительство развернулось одновременно почти на всем протяжении канала. Создавали ложе для воды, для фундаментов и покрытий будущих шлюзов, к берегам подвозили камень, облицовочные материалы, ставили бетонные заводы.

Особенно спешили отсыпать самую длинную, восьмикилометровую плотину, которая перегораживала Волгу от берега до берега. В большом Иваньковском водохранилище предполагалось накопить свыше миллиарда кубометров воды. Уровень его поднимался над естественной меженью реки на 11 метров. Здесь же строили довольно большую ГЭС и сложные сооружения первого гидроузла.

На другом конце канала, уже за его пределами, на самой Москве-реке тоже строили гидроузлы: девятый (Карамышевский) и Перервинский. Они должны были регулировать уровень реки в районе города, а когда придет волжская вода, поднять межень Москвы-реки на 5—6 метров, сделав реку проходимой для судов с осадкой около 3 метров.

Двойной подъем воды на Волге и Москве-реке заметно «срезал» разницу высот на канале, как бы упрощал инженерные задачи. Но в то же время и вносил экологические нарушения.

Речь идет прежде всего о Волге и ее берегах. Из зоны водохранилища пришлось перенести много деревень и городок Корчеву, вырубать лес в зоне затопления, очищать ложе. Поднятая плотиной Волга, конечно, изменила режим грунтов на ближних землях, часть их подтопила, появились заболоченные луга и пашни. Изменился режим Волги и ниже Иваньковской плотины, поскольку часть воды собиралась в хранилище, а потом отходила в канал. Стремление как-то улучшить положение на Волге вызвало необходимость постройки плотины возле Углича, где тоже создалось водохранилище.

Все в природе связано. Отдавая Москве-реке и городу более ста кубометров воды в секунду, великая река что-то теряла...

Еще не наполнилось Иваньковское водохранилище, а с правого берега стал возникать деривационный канал и шлюз номер один с гидростанцией. В этом низком месте канал не особенно углублялся, местами несколько поднимал насыпные свои берега над окрестными болотами и лугами и доходил до шлюза номер два, верхний бьеф которого был уже на 6 метров выше уровня Иваньковского водохранилища.

Лесенка шлюзов шла дальше и заканчивалась на водоразделе. Сколько земли перекопано, сколько труда вложено в эту крайне нужную для всех нас нитку воды в красивых травяных и каменных откосах и берегах — можно только догадываться! Ушли в безвестность многие из тех, кто проложил рукотворную реку через возвышенность. Установились насыпные берега, заросли лесом и травой. Потускнел бетон на шлюзах и башнях...

Водораздел, точнее, верхняя часть канала сегодня протягивается от шестого шлюза до седьмого на 50 километров, из которых собственно канал в выемках и полувыемках заметен лишь местами, тогда как широкой воды, безбрежного раздолья здесь бездна.

Там, где было комариное болото, редколесье и реденькие деревушки, на самом Клинско-Дмитровском водоразделе, разлилось водохранилище общей площадью 60 квадратных километров — тихое и особенно привлекательное своими извилистыми берегами, заливами, непременно лесистыми, где в солнечный день свет играет с тенью и смеется на искрящейся воде — на волжской воде, которая обречена двигаться — и двигается! — только в сторону Москвы-реки, только туда, где она очень нужна людям и городу.

Это то самое место, где начинались реки, текущие и к Волге, и к Москве-реке. Их пришлось перекрыть пятью плотинами, чтобы не упустить по руслам волжскую воду, когда она пришла сюда, поднявшись по пяти ступеням. Их истоки теперь — за плотинами, там сочится вода из-под земли и уходит по старым руслам, сохранившим свои древние названия.

Здесь же только голубая и чистая вода с солнечными зайчиками, светлая зелень берез над заливами, черные ели, отступившие от уреза, да яркие лесные поляны — все чистое, нетронутое, поражающее многоцветьем и первобытностью.

Чего стоило создать эту красоту и целесообразность?

Все 60 квадратных километров под водохранилищами потребовалось очистить от растительного слоя — от дернины, торфа, ила, леса и кустарников, очистить до минерального грунта, чтобы ничто не загрязняло воду, которая проходила здесь в Москву.

Из зоны застройки на всем протяжении канала пришлось переселить 6800 хозяйств, в некоторых местах деревенские избы перевозили на тракторах целиком, чтобы поставить их на фундаменты в другом месте. Чаще дома разрушали, а жилье строили новое и на новом месте. Сохранились цифры отчуждения территории под канал. Под строениями и под самим каналом исчезло 2,9 тысячи гектаров усадеб и огородов, 15,3 тысячи гектаров пашни, 14,7 тысячи гектаров лугов, 14,2 тысячи гектаров лесов и 8,1 тысячи прочих земель. Это плата за спасение той, давней Москвы от безводья в пору, когда столица насчитывала только 3,6 миллиона жителей. И Москвы нынешней с населением более 8 миллионов.

Смотрю на цифры затопленных земель и диву даюсь: 55 тысяч гектаров... С какой бережностью надо было отнестись к окружающему зеленому миру, чтобы уложиться большой стройке на таком маленьком куске, или полоске, земли! Если бы только эти гектары! Нет, много больше. Еще 7700 усадеб, перенесенных из ложа Иваньковского водохранилища. И затопленных этим водохранилищем 327 тысяч гектаров низин и леса — тоже. И все же такая площадь не идет ни в какое сравнение с теми 6,6 миллиона гектаров лугов и полей, которые ушли под воду после постройки плотин по энергетическому проекту «Большая Волга». Вот где был поистине неудержимый размах! И назвать этот размах целесообразным никак не повернется язык. Скорее расточительным, когда технократизм взял верх над человечностью: шесть с половиной миллионов гектаров могли кормить всю жизнь по меньшей мере 20 миллионов человек. Но ушли под воду...

Канал Москва — Волга с этих нравственных позиций стоит неизмеримо выше, чем плотины «Волгостроя»...

Проект проекту рознь.

На водораздельном водохранилище, этом резервуаре для Москвы, постоянно находится 350 миллионов кубометров волжской воды.

Отсюда вода расходится на два русла: сам канал, широкий и вовсе не похожий на искусственный, идет от водораздела на юг, к Москве, движение воды в нем почти незаметное, поскольку до самого Химкинского водохранилища тут отметки высот почти одинаковы. Все так же зелены берега, красивы редкие башенки заградительных, невидимых под водой ворот, бакены на судоходном пути. Изящны и легки пристани и причалы: «Солнечная поляна», которая принимает в иной день до 60 тысяч отдыхающих, оживленные пристани «Хвойный бор», «Троицкое», «Пирогово», «Пестово», в окрестностях которых находится более 200 пансионатов, домов отдыха, санаториев и детских лагерей.

Впечатляет «Глубокая выемка». До сих пор крепки и зелены ее уступы, поднимающиеся на десятки метров к лесам, затем выемка незаметно расширяется, воды в ней прибавляется, и за мостами, через канал, показывается Химкинское водохранилище, южная сторона которого теряется в голубоватом от дали лесном «заднике». Это сохраненный заповедный лес Покровское-Стрешнево, правее которого белеют башни шлюза номер семь. Здесь заканчивается водораздельная часть канала, дальше канал круто спускается двумя ступеньками к Москве-реке.

Второе русло в верхней части водораздельного моря отходит левее, оно отделено от водохранилища разделительными плотинами и является зоной строгого санитарного режима. Они ограждают Учинское водохранилище, куда не заходит ни один корабль, ни одна лодка. Здесь отстаивается вода, примерно 200 миллионов кубических метров, которая далее следует в район села Листвяны, где начинается специальный водопроводный участок.

Химкинское водохранилище уже в Москве подпирается земляной плотиной длиной полтора километра. Она самая высокая на канале, самая, пожалуй, солидная, ширина ее основания более 200 метров. И одна из красивейших.

Достаточно сказать, что сохраненный лес стоит прямо за плотиной, чуть левее ее. Это старинный парковый лес со следами дворца, давно разрушенного, но с еще заметным фундаментом на высоком обрывистом берегу исчезнувшей реки Химки. Все здесь поросло лесом и травой. Ниже плотины, в крутом обрыве из глубин, бьют ключи холодной и чистой воды, за этой водой через лес приходят сюда москвичи с ведерками, бидонами и канистрами. Говорят, что нет чая и кофе лучше, чем на этой воде...

Именно в этом районе, пока он стал таким нужным и привлекательным для людей, четыре года в предельном темпе работали тысячи землекопов. Это они очистили ложе реки Химки для водохранилища, они насыпали тачками и грабарками плотину, одновременно выкопав глубокое ложе для шлюзов номер семь и восемь, самых больших, двухкамерных, поскольку здесь на протяжении всего в полтора-два километра спускают воду и суда сразу на 32 метра вниз, в Москву-реку.

Изящный, похожий на корабль с высокой мачтой речной пассажирский вокзал, известный как Северный, украшает левый берег водохранилища. Вокруг него устроен большой парк, множество причалов, а чуть ниже начинается водно-спортивная база «Динамо», где летом не умолкают веселые голоса любителей водного спорта.

Но если смотреть на канал и его водохранилища глазами не туриста, а практика, то следует еще раз сказать и о другом, пожалуй, наиболее важном, что дает нам канал.

Он дает волжскую воду.

Более половины москвичей пьют воду из Волги. Вторая половина получает воду из других источников — Можайского, Истринского, Вазузского и других водохранилищ, из скважин в черте самого города. Уточним, что каждую секунду Москва получает 100 кубометров чистой волжской воды, треть которой идет на обводнение, оздоровление Москвы-реки.

А вот что было с водой в столице немногим более полувека назад. В 1934 году на каждого москвича приходилось 136 литров воды в сутки при нормальной потребности в 500 литров. Сравним, что в Париже приходилось на человека 460 литров, в Нью-Йорке — 545 литров. Всего наша столица — население и промышленность — требовала 500 литров на человека в сутки, или 35 кубометров в секунду. В пять раз больше, чем в старой Москве-реке! К тому же в те годы вода в реке уже была практически непригодна для питья — в ней было в пять раз меньше кислорода, чем нужно. Все былые водопроводы справиться с такой задачей не могли.

Канал принес столице в среднем 100 кубометров воды в секунду, сразу решив проблему снабжения водой и населения и промышленности. Правда, в последнее время что-то уж очень много воды стала забирать промышленность. Около половины воды загрязняется и идет в стоки. Это расточительно, и, пожалуй, даже каналу не под силу — ведь он рассчитан на умелое водопользование, а не на истребление воды. Замкнутый цикл водоснабжения на всех заводах и фабриках — веление времени! И тут решающее слово остается за Моссоветом. Ведь именно расточительство воды на предприятиях (да и в квартирах тоже!) вынуждает идти на создание новых водозаборов вроде Ржевского — очень, очень спорного гидроузла!

Канал обводняет и саму реку Москву.

Смотрите, какая она ныне полная, наша Москва-река! Куда там перейти ее пешком!

Средние глубины в черте города до трех метров, она значительна по ширине, воды хватает и для регулярной промывки русла, когда открываются затворы москворецких плотин и вал весенней воды как бы выбрасывает из реки, с ее дна все наносное и грязное.

На обводнение реки канал затрачивает около 40 процентов волжской воды. Зато Москва-река теперь судоходна для больших судов, которые приходят в нее из Волги с грузами и уходят туда же с московскими грузами.

В 1937—1939 годах газеты с гордостью писали, что за навигацию на канале произведено десять, пятнадцать, даже семнадцать тысяч шлюзований, то есть в оба конца прошло столько судов.

Сегодня, вспоминая эти цифры, диспетчеры канала лишь улыбаются. Только в 1985 году канал шлюзовал за навигацию уже 64 тысячи судов, причем это были суда крупных габаритов типа «Волго-Дон» с 5 тысячами тонн грузов на каждом!

До сооружения канала Москва получала всяких грузов по железной дороге 97 процентов, а по воде — 3 процента. Сегодня канал взял на себя куда более значительную часть грузовых перевозок.

Канал сократил путь до Волги в четыре раза. Путь до Ленинграда и портов Белого моря более чем на тысячу километров. И не потребовал от Мосэнерго много энергии. Механизмы, системы насосных станций и шлюзов в значительной степени питаются энергией собственных электростанций, которая заставляет работать двадцать мощных насосов на пяти станциях, поднимающих воду от Волги к Москве.

Украшение и улучшение природы в зоне канала, вблизи почти десятимиллионного города, развитие туризма и плавания во все стороны от Москвы — все это не оценивается в рублях, но является неотъемлемой частью красоты и полноты человеческой жизни. Тоже немаловажный фактор в наше время!

Над Иваньковской плотиной, над Волгой выше и ниже плотины, над зданиями Волжского гидроузла почти полдня лил нудный и холодный дождь. Сквозь сетку воды размыто просматривалась башня шлюза и нижняя камера, где стояли, поднимаясь вместе с водой, три темных и больших судна. У самой плотины светился желтыми лампами туннель, по которому с одного берега Волги на другой катились автомашины. От большого здания ГЭС, освещенного изнутри, доносился шум турбин и генераторов. Высоко над гидроузлом поднималась фигура В. И. Ленина.

Вокруг гидроузла теснились большие тополя, ясени и липы. Зелень и цветы бросались в глаза повсюду, они придавали этому индустриальному сооружению комфортность и домашний уют.

— Этим деревьям и кустарникам почти полвека, — сказал главный инженер района Валентин Иванович Гнучих, распорядительный и скорый на слово человек с бездной забот и обязанностей в голове. — У нас постоянно работают свои озеленители во главе с Людмилой Анатольевной Лисиенко. Они и обустроили гидроузел. Как в парке...

Не без гордости Гнучих успел показать и новый плавучий кран грузоподъемностью 350 тонн, и электростанцию, которая вырабатывает на. падающей воде более ста миллионов киловатт часов энергии. Руководит этой ГЭС опытный инженер Галина Сергеевна Сухомлинова, в ее подчинении только мужчины — инженеры, мастера, электрики. На ГЭС столько объемных, великанских агрегатов, кранов, вообще металла, что поначалу ощущаешь некоторую растерянность. Как и что можно понять?..

Вот отсюда, с Иваньково, со шлюза номер один на Волге и начинается канал имени Москвы. Здесь, в начале канала, особенно ощутима напряженность и непрерывность процесса, рассчитанного по минутам для каждого гидроузла, шлюза. Башни управления над шлюзами, где денно и нощно перед щитом управления находится начальник вахты, где мигают огоньки пульта, а из динамика звучат голоса с подходящих судов, следуют короткие приказы, вслед за которыми сходятся или расходятся тяжелые створки ворот, кипит вода и словно вздыхает ее грудь, то опускаясь, то поднимаясь...

В Москве круглые сутки дежурят диспетчеры. Это может быть Надежда Митрофановна Пекова или Галина Петровна Сидорова, Маргарита Васильевна Горелова, Людмила Петровна Сорокина или Ирина Тимофеевна Авдонкина... Лист ватмана перед ними покрывается сеткой разноцветных линий, движением судов, находящихся вот в эту минуту в Карамышеве, на Икше, Яхроме или на первом гидроузле.

В диспетчерской за угловым столом работает спокойный и сосредоточенный главный диспетчер канала Генрих Викторович Герке. Иногда он подходит к наклонному столу, присматривается к графику, делает себе пометки, чтобы в удобную минуту сообщить отсюда же седьмому или шестому шлюзам, что они еще редко используют «поршневой эффект», не плотно заполняют камеры судами, чтобы экономить и энергию, и время, и воду для пропуска судов. Или, напротив, одобрить находку судопропускников.

Наверное, надо напомнить, что по каналу 240—250 дней в году непрерывно идут суда разного назначения — от четырехпалубных пассажирских до гигантских составов с грузом до 20 тысяч тонн.

Спросил у начальника Управления, кандидата технических наук Леонида Сергеевича Быкова: а что, если где-то на трассе случится сбой, не сработает механизм, не откроются ворота?..

Он подумал, вздохнул и, поправив очки, сказал:

— Судьба милует... Я на канале с 1952 года, прошел все ступени инженерной практики. И помню до сих пор два серьезных ЧП. Один раз по нашей вине упала створка шлюзовых ворот весом в триста тонн. Восстановление длилось четверо суток. В канале остановилась добрая сотня судов. И еще раз было, уже не по нашей вине: шальной судоводитель не справился с ходом тяжелого танкера и врезался носом в створку ворот. Пробил, конечно. Исправить удалось при круглосуточной работе лишь за восемь суток.

И, выдержав приличную паузу, добавил:

— Движение, движение... Поминутный график. И строжайшая дисциплина. Об этом знает каждый начальник вахты. Кажется, это уже у работников канала в крови. Весь коллектив понимает.

Инженерная служба канала сегодня — это второе, если не третье поколение на самом сложном водном пути в стране. «Стариков» все меньше. Но и они, если еще на работе (да если и на пенсии, но рядом), обязательно помогут своим многолетним опытом. Тут надо вспомнить Василия Сергеевича Горбачева, бывшего начальника ГЭС в Иваньково, пожилого, огрузневшего, но по-прежнему с пытливым умом и тонким пониманием ситуации. Он на канале с 1936 года. И Александра Алексеевича Кольцова, и Василия Николаевича Филимонова — мастеров на все руки, ну и, конечно, Бориса Акимовича Платовского, механика третьего гидроузла. Каких только хитроумных задач они не решали на ремонте! Дело имели всегда с агрегатами огромными, тяжелыми при монтаже.

Энергичен, деловит и смел в решениях начальник второго гидроузла, молодой инженер Игорь Степанович Орлов. Насосная станция здесь — одна из ключевых на подъеме от Волги к водоразделу. Все насосы в работе, они перекачивают из нижнего бьефа в верхний по сто кубометров воды в секунду. Механизмы на гидроузле всегда в порядке.

Башни шлюза красивы своими сквозными, до земли, окнами, светлыми тонами камня. Четко работают судопропускники. Вместе с нашим небольшим «Рубином» на высоту шесть метров над Иваньковским водохранилищем поднялись еще два судна. Сорок минут... Уже открыты ворота на верхнем бьефе, впереди второй отрезок канала, дождь ушел в сторону, ясное небо над полоской воды в зеленых откосах. По сторонам синеватые леса. Где-то под каналом, скрытая в трубе, прошла речка Сестра. Тишина над берегами, тронутыми осенней краской.

Впереди город Дмитров, где когда-то был центр строительства канала. И сегодня город многолюден, всюду новые застройки, и лишь старая часть древнего града смотрится грустно и запущенно. Мост над каналом, высокий берег, пристань и речной вокзал в оправе зелени. А дальше — высокие холмы. Это Перемиловские высоты, где в сорок первом шел жестокий бой с немцами. По левому борту проходит гора, на ее вершине крупная фигура солдата с автоматом в поднятой руке. Память...

И тут же впереди вырастают небольшие, ладных пропорций башни шлюза номер три. Как удачно, художественно-выразительно смотрятся поднятые на башнях медные каравеллы Колумба — точные копии «Санта-Марии»! Их поблескивающие паруса легко парят на фоне чистого неба. И ничего больше не надо шлюзу, он красив именно этой простотой и изяществом изображений. Каравеллы созданы по рисункам знатока судов, ленинградского капитана С. Юрьева.

И место здесь красивейшее, и шлюз под стать природе, как составная ее часть, — с голубой лентой воды, с белым, в кружевных окнах, зданием насосной станции, со спокойным зеленым ограждением.

На башне дежурит начальник вахты Вера Васильевна Воробьева. В просторном зале с пультом управления по-домашнему уютно: много цветов и света, ковер на полу, кресла. Начальник гидроузла Владимир Вячеславович Чаадаев по-хозяйски ведет нас на насосную станцию по парку вокруг шлюза. В здании насосной станции звенит металл: идет ремонт насосных агрегатов. Очередной рабочий день...

Отдых (пляжи) на канале
Отдых (пляжи) на канале

На вопрос старшего инженера Управления Николая Павловича Фомина о трудностях Чаадаев отвечает коротко и серьезно:

— Много хлопот с откосами на канале. Каменная кладка кое-где сползает, хотя и уложена до самого дна. Все ручная работа, а где народ возьмешь? Ну и, как вы знаете, ждем новые агрегаты на станцию. Очень нужны. А так — все в норме. За утренние часы сделали четыре шлюзования. Смотрю вот на этих «китов», а сердце нет-нет и сожмется. — Он кивает на груженный контейнерами «Волго-Балт» длиной 136 метров. От судна попахивает арбузами — видно, с низовьев Волги. — Такой, понимаете ли, прикоснется к воротам, и... — Но кажется, Чаадаев и сам не верит, что подобное может случиться. Конечно, осторожность в камерах требуется предельная.

Очередным, четвертым шлюзом уже девять лет командует молодой Александр Юрьевич Кириллов. На шутливый вопрос, что его привело на канал, без раздумья отвечает:

— Знаете, я с ранних лет мечтал стать инженером. Еще в школе. Вот это и привело.

Туристы на канале
Туристы на канале

На гидроузле, башни которого выстроены в духе римской классической архитектуры, тихо и спокойно, словно и нет напряженной работы. Гудит насосная станция, перекачивает воду выше. Я уже знаю, что на шлюзе работает один из ветеранов канала Иван Лаврентьевич Горожанов. У него стаж, равный возрасту канала. Нарушая тишину, из динамика раздается голос вахтенного, командует судам: «К правому, правому чальтесь. Вот так...» Видим, как снизу торопится еще одно судно — пока ворота открыты. Диспетчер «уплотняет» суда в камере.

Снова вопрос Кириллову: каким он хотел бы видеть канал в будущем? Инженер думает минуту и отвечает:

— Более широким и глубоким. И таким же красивым, безотказным. С современными механизмами. Москве, слышу, уже недостает тех ста кубометров в секунду, которые мы ей даем. Кстати, все проблемы с водой в Москве могут решить промышленники, избалованные обилием воды. Они не ценят ее, да и цены на воду, как известно, нет. Нонсенс... Читаю как-то: только сорок процентов предприятий столицы имеют замкнутый цикл водопользования. А по стране — шестьдесят три процента. Столица явно отстала в культуре производства, сама себе трудности создает. И нам тоже.

Вот и на пятом шлюзе снова задаем вопрос, как и Кириллову. Начальник гидроузла Павел Александрович Панов задумывается.

— Пожалуй, так. Конечно, надо бы увеличить подачу воды. Значит, нужны насосы мощнее сегодняшних. Это потребует серьезных реконструкций. Возможно ли?..

Человек с большим опытом, он на канале с 1964 года, сумел, как говорится, обжить свой район. Гидроузел по-хозяйски уютен, в зелени, башни с круглыми ротондами красиво смотрятся на высоте. Там, за пультом, Галина Васильевна Пакина, здесь тоже цветы, тепло и покойно. Отсюда хорошо виден близкий шестой шлюз, за ним, как мы знаем, начинается водораздельный бьеф. Он еще на 8 метров выше пятого шлюза.

Идем на шестой пешком. Вокруг много воды, мостиков, местность холмиста, все в лесу — дачи, деревни, сады и огороды. Идем, чтобы своими глазами увидеть поврежденную временем бетонную стену. Трещинка всего-то не толще спички, но что за этим может последовать? Ведь бетонные стены камер выдерживают огромную и постоянную нагрузку — давление грунта с боков и воды с другой стороны. Меняющиеся нагрузки... Сейчас стена вся в растяжках, идет наблюдение, чтобы зимой, когда кончится навигация, начать ремонт или замену уставшего бетона.

Рядом с начальником гидроузла Владимиром Геннадиевичем Кирсановым главный инженер Яхромского района Евгений Алексеевич Беляев. Поводов для беспокойства у них достаточно.

Стареет канал. Грядущий ремонтный период, как считает заместитель главного инженера Управления Л. Медведев, будет самый большой за историю канала и оценивается в 200 миллионов рублей. В числе объектов будут, конечно, и стенки камер, и смена створок шлюзовых ворот на более крепкие.

На шестом шлюзе кончается лестница подъема воды на водораздел. За верхними воротами шестого вода еще некоторое расстояние проходит в искусственных берегах и потом разливается все шире и шире. Вот она, отметка в 162 метра над уровнем моря, откуда волжская вода уже самотеком идет к Москве. Море, освещенное косыми лучами уходящего к закату солнца.

Все время кажется, что вода в Икшинском, Пестовском, Пяловском, Клязьминском водохранилищах с игривыми заливами и сужениями, с полуостровами, где лес наклоняется прямо к воде, — что вся эта бескрайняя вода является единым водным пространством, так не заметны искусственные русла, соединяющие их. И уж совсем озадачиваешься, когда узнаешь, что высота этого обводненного водораздела одинакова с уровнем Химкинского водохранилища в самой Москве.

Да, Тушинский и часть Ленинградского районов столицы по высоте — на волго-окском водоразделе. И выше межени реки Москвы у Строгина и Щукина на 32 метра.

Спуск судов из Химкинского водохранилища, подпираемого самой большой плотиной на канале, осуществляют два близко расположенных друг от друга шлюза — седьмой и восьмой. За нижними воротами восьмого — уже пойма Москвы-реки.

Химкинское водохранилище в отличие от верхних — тихих и безлюдных — наполнено гулом судов, которые швартуются здесь у красивого Северного речного вокзала, у грузового причала, где разгружаются баржи с песком. Снуют буксиры и лодки, на правом берегу — молодой парк, на левом, где вокзал, — парк Дружбы, уже старый и густой. Берега застроены, много высотных домов. Белеет на фоне леса в Покровском-Стрешневе красивое, современных форм здание. Словом, ощущается большой город, многолюдье. И тем не менее в водохранилище все еще ловится рыба, по берегам сидят упорные старые рыбаки, которым дальние поездки, пожалуй, трудны. Говорят, попадается...

Перед заградительными воротами седьмого шлюза направо, к реке Сходне, отходит глубокий деривационный канал длиной чуть больше километра. В конце его стоит небольшая распределительная башня, а за ней — крутой спуск в пойму речки Сходни. Внизу, невидная от канала, стоит ГЭС, оригинальнейшая по замыслу и работе: вода к ее турбинам сбрасывается из деривационного канала по двум крутонаклонным трубам длиной 180 метров и диаметром по 5,4 метра. Трубы эти... деревянные. Да, деревянные, собранные из клепок и стянутых, как бочка, железным бандажом из полос с гайками.

Деривационный канал невелик, берега его застроены. Летом в канале купаются жители Тушина, чуть ли не круглый год по неза-мерзшей воде плавают полуручные утки. Но эта ветвь большого канала является важным и очень своеобразным устройством. Руководит ГЭС на канале инженер Геннадий Иванович Захаров, внук и сын инженеров, которые посвятили жизнь гидро- и электротехнике.

— Деревянные трубы? Очень неплохо, — спокойно и с улыбкой говорит Геннадий Иванович, отвечая на вопрос.

— Надолго ли они, эти длинные бочки?

— Как вам сказать... Первая труба простояла сорок один год, другая — тридцать восемь. Потом стали подтекать. Ремонтировать? Вряд ли можно. Решили строить новые. И построили. Первую — в 1974—1976 годах, вторую — в 1978—1979-м. Как видите, и эти ничего, стоят. Только подрагивают, когда пускаем воду.

— И сейчас? — Я кладу ладонь на черную, просмоленную поверхность трубы, внушительно уходящей вверх, где здание преемника, но гула или дрожания не ощущаю.

— Сейчас турбины перекрыты. Но трубы под нагрузкой. С водой. Они всегда с водой. Иначе зимой перемерзнут. А с водой ничего, обходимся без утепления.

— Кто же их выдумал?

— О, это старая история! — Захаров смеется. — С Карелии началось, там есть маленькая ГЭС на Суне, где Кондопога. Металлические дороги, бетонные тяжелы и тоже дороги. Эти в самый раз.

Чувствую, что с деревянными трубами особая история. Для отдельного очерка о русской смекалке, о людях творческого ума. Договариваемся о встрече, прощаемся. И едем на шлюз номер семь.

Он недалеко, его башни стоят в густой зелени леса и городских посадок, они легки и красивы. Позади — большое Химкинское водохранилище, плотина уходит левее. Канал глубоко врезан в бугристую местность. Рядом улицы города, они заметно спускаются в сторону юга, к пойме Москвы-реки. Камеры шлюза просторны, ворота особенно мощны. Шлюз спускает воду сразу на 16 метров. Вода басовито гудит, вырываясь из донных отверстий.

Начальник гидроузла Сергей Николаевич Шевердяев, в лихо скошенной морской фуражке, с лицом молодого актера Крючкова, оглядывается на башню, по углам которой стоят бронзовые фигуры женщины с картой канала в руках и рабочего лицом к Москве-реке.

— Работа скульпторов Иодко Р. Р. и Тенита А. И. — Шевердяев перехватывает мой взгляд. — Как по-вашему?

Удовлетворенно киваю. Красиво и соразмерно сооружению. Все вокруг располагает к созерцанию: и здания со скульптурой, и разноцветная палитра осеннего леса, и клумбы, газоны по сторонам канала. Приятно, что на всех гидроузлах поддерживается опрятность и чистота.

На верхнем этаже башни вахту несет Наталья Константиновна Лавриненко. Большие окна обеспечивают хороший обзор во все стороны, воздух и здесь полон красок извне. Вокруг пультов — цветы в больших кадках. Отсюда хорошо смотрится лестница шлюзовых камер, спускающихся в пойму Москвы-реки.

Режим этого ключевого шлюза очень строгий. Старшина водолазной станции Евгений Васильевич Абрамов еженедельно осматривает все подводные механизмы камер и заградительных ворот.

Инженеры шлюза — почти все воспитанники Ленинградского института инженеров водного транспорта. Не новички на этом месте.

Верхний бьеф последнего на канале шлюза, номер восемь, который виден отсюда, походит на гигантское корыто, улегшееся вдоль улицы Свободы и над Волоколамским шоссе, над домами густонаселенного района. Камеры широки и длинны, они способны принять четыре — шесть судов сразу. Под этим корытом с водой и судами пролегает трехпутный туннель Волоколамского шоссе. Никогда в нем не бывает сыро — вот что интересно! Тут же, почти рядом с восьмым шлюзом, стоит высокий старинный дом Управления каналом.

Башни восьмого шлюза мощные, как бастионы, светлооконные, трехэтажные, с ротондой поверху и с четырьмя якорями по углам. Эти башни далеко видны, они в сущности запирают канал. Дальше — река Москва.

На пульте дежурит инженер Владимир Сергеевич Самойлов, веселый широколицый молодой человек. Он прохаживается перед щитом, где то и дело вспыхивают разноцветные огоньки. Звучат короткие переговоры. Идет шлюзование, снизу поднимаются три судна, по другую сторону дожидаются прохода еще два. Опытный судопропускник-дежурный, как и Сергей Григорьевич Тулаев, умеет расставить в двухкамерных шлюзах сразу по нескольку судов. В южные окна помещения открывается широкая панорама зеленой поймы Москвы-реки, ее первая излучина, белое Строгино за мостом и дальняя перспектива Крылатского, приподнятого словно для удобства обозрения. Отсюда отлично смотрится арочный бетонный мост рижского направления железной дороги. Когда строили канал, дорогу пришлось несколько оттеснить к югу. И мост над каналом — легкая, цельная бетонная арка, гимн инженерному искусству — свободно повис над водой. Его автор — инженер Александр Семенович Бачелис.

...Медленно открываются нижние ворота, следует команда со шлюза, и разновеликие суда, соблюдая дистанцию, один за другим выходят из камеры в русло Москвы-реки на очередной волне волжской воды, которая входит сюда из шлюза, а чуть дальше и через деривационный канал вместе с водой речки Сходни.

Судам еще придется пройти девятый шлюз у Мневников, на спрямлении первой речной излучины, пройти пристань «Серебряный бор» — один из самых приятных уголков столицы. И перевести рукоятку «стоп» либо у Западного, либо у Южного порта Москвы, куда предназначены грузы в судовых трюмах. А волжская вода, по которой спустились суда, разольется по всей Москве-реке и невидимо для глаза поднимет уровень в бетонных ее берегах.

Разрезая воду, к шлюзу спешит грузовое судно. На носу его крупно написано: «Академик Веденеев». Не забыт! Но роль этого ученого в проектировании и строительстве водного пути так значительна, что хотелось бы видеть это имя не только на борту грузового судна...

Канал строили четыре года и восемь месяцев.

Стоимость этого уникального сооружения, по масштабам гораздо большего, чем каналы Беломорско-Балтийский и даже Панамский, если учитывать специфику в НКВД труда, не так и великд — около двух миллиардов рублей в ценах 1937 года. По сложности сооружений канал имени Москвы, несомненно, стоит на первом месте. И по значимости для столицы — тоже.

Пресса мало писала и теперь мало пишет о канале. Это в общем-то понятно. Но до нас дошел многотомный отчет о технической стороне этого сооружения. И хотя в отчете нет имен собственно строителей, зато бессчетно повторяются имена вдохновителей и организаторов, едва ли не через страницу. Но как говорится, «все проходит» и время всех ставит на свое место. Что-то закрепляется, что-то фальшивое стирается, уходит из памяти людей. Остается само сооружение, канал, и многие из тех, кто его проектировал и строил.

Канал до 1947 года не имел собственного имени. В восемьсотлетний юбилей Москвы он стал называться именем Москвы. Хорошо! Подарок нашей столице.

Спустя полвека можно твердо сказать, что канал выполнил и продолжает выполнять возложенную на него роль: поставлять чистую воду для Москвы, служить хорошим водным путем, соединяющим столицу со всеми морями европейской части СССР. Канал стал еще и местом отличного отдыха и туризма для москвичей.

Заметим к слову, что никакой самый мудрый предвестник, никакое проектное бюро в тридцатые годы не могли предусмотреть такого стремительного роста супергорода, каким явилась Москва в послевоенные годы. Не удвоение, а чуть ли не утроение — ведь за восемь миллионов жителей было в ней к середине восьмидесятых годов!

Канал сегодня работает с полной нагрузкой. «Узким местом» во всей этой водной системе оказалось Иваньковское водохранилище. Объем воды в нем — несколько больше одного кубического километра — уже недостаточен для канала. Вот почему стали возникать новые проекты водоснабжения Москвы, среди них — недостаточно продуманный Ржевский гидроузел в Волговерховье.

Есть все основания не губить, не трогать природу уникального, неповторимого Северо-Запада России. Тем более что существуют и другие возможности выйти из трудного положения. Речь идет о создании на канале более мощных насосных станций, способных поднять больше воды. Канал пропустит, он имеет запас глубины и ширины. Быть может, следует подумать и о создании водопровода из Угличского водохранилища. Полвека назад мы не могли об этом думать, у нас не было развитого производства труб большого диаметра. Теперь такое производство существует и уже обеспечивает тысячекилометровые трассы для нефти и газа. А тут речь идет всего-то о 130 километрах водопровода... Без всякого ущерба для природы этого района, вдоль канала.

И тогда будет спасена родная земля на Верхней Волге, с которой так много связано у каждого русского... Мы более чем достаточно затопили в среднем и нижнем течении Волги хорошей, родящей земли. Не пора ли задуматься да прекратить подобные опасные игры?..

Сегодня можно сказать, что канал имени Москвы не нанес заметного ущерба природе. Более того, он украсил Подмосковье, придал самой столице статус города, прожившего уже полвека без забот о воде. И создал особенно приглядную и доступную всем зону отдыха в ближнем Подмосковье.

За это поклон и добрая память обо всех, кто строил канал, кто и сегодня работает на нем — от Иваньково до Перервы, ни на минуту не забывая о своей особенной роли в благоустройстве и спокойной жизни нашей столицы.


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу