Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1986(26)


Елена Матвеева

ЗВЕРЬ НА ЗЕМЛЕ НЕВИДАННЫЙ



Очерк

Почти неделю над Уэленом висел туман. Почти неделю зверобои не выходили на промысел. Не видимое за белой плотной пеленой, тяжело вздыхало море. Наверное, я с большим нетерпением, чем кто-либо другой, ждала ясного дня: старый добрый эскимос Тагьёк пообещал взять меня на моржовую охоту.

Каждый день приходила я к нему в косторезную мастерскую. «Коо» (Как знать),— отвечал он на мой вопросительный взгляд. И кивал на окно, за которым в густом молоке тумана нельзя было разглядеть даже соседний дом. Тагьёк чувствовал себя виноватым, будто от него зависело, какой погоде быть нынче на самом северо-востоке Чукотки. Он смущенно качал головой, провожая меня до двери. На несколько минут задерживался на крыльце, прислушиваясь к вздохам моря, и снова повторял свое «Коо».

Единственная улочка Уэлена, вытянувшаяся вдоль узкой галечной косы — крохотной полоски суши, с трех сторон окруженной холодным Чукотским морем,— была пустынна. Я мерила ее шагами, повторяя про себя не раз слышанное от бывалых северян — пилотов, геологов, полярников — и уже собственным опытом выстраданное: «Терпение — главная добродетель путешественника на Севере...»

Уехать, не побывав на моржовой охоте, не выйдя на вельботе в море, представлялось мне чрезвычайно обидным. Вспоминался долгий трудный путь в Уэлен: пересадки с самолета на самолет, сидение в аэропортах в ожидании погоды. И вот, после того как дорожные трудности преодолены, такая неудача — не увидеть чуть ли не самого важного в жизни северного села! А в том, что зверобойный промысел играет в Уэлене особую роль, я убедилась буквально с первых минут пребывания здесь.

Именно с рассказа о зверобоях начали разговор о прошлом, настоящем и завтрашнем дне древнего села секретарь парткома совхоза Валентин Иванович Попов и главный инженер Аркадий Петрович Нестеров. Коренной уэленец, Аркадий Петрович сам когда-то мальчишкой страстно мечтал выйти с отцом и дедом на охоту в море. В давние времена для аборигенов Севера морской промысел значил много: от удачной охоты зависела жизнь чукчей и эскимосов. Морж давал пищу, жир для жирников. Его кожей накрывали яранги и обтягивали байдары. Из кишок шили непромокаемые плащи. Из клыков мастерили наконечники к стрелам и копьям, костяные очки с узкими прорезями, которые защищали глаза от сверкания снега, полозья для санок. Из зубов вытачивали рыболовные крючки, острые иглы, гребни для женщин.

Конечно, сегодня все необходимое можно купить в магазине. Но морская охота для них по-прежнему насущная потребность: печень, мясо зверей, обитающих в море, содержат много ценных, полезных для организма человека веществ, витаминов. Мясо идет и на корм песцам, которых разводят на совхозной звероферме. Кормят им и упряжных собак. Шкуры, в первую очередь нерпичьи, высоко ценятся на мировом рынке; моржовый клык, расписанный мастерами косторезной мастерской, с удовольствием приобретают для своих коллекций известные музеи мира. Поэтому зверобои испокон веков самые уважаемые люди на селе.

Позднее, где бы я ни была, с кем бы ни встречалась, разговор рано или поздно обязательно переходил на морскую охоту. В школе ребята-старшеклассники, делясь планами на будущее, высказывали твердое решение стать, как отцы и деды, зверобоями. Директор косторезной мастерской Александр Яковчук, показывая работы местных художников (фигурки, вырезанные из кости, гравировка на моржовых клыках), объяснял, что морская охота, сценки из жизни обитателей моря — любимая тема многих косторезов и гравировщиков, ее разработке они уделяют немало внимания. В сельском клубе самодеятельные артисты национального ансамбля «Уэлен», знакомя со своей программой, с особым удовольствием представляли танцы «Охота на моржа», «Охота на каяке», «Праздник кита»...

В общем некоторое теоретическое представление о моржовой охоте я получила. Воображение рисовало яркие картины, оставалось только увидеть ее наяву. Но тут мне как раз и не везло: срок командировки заканчивался, и мечта выйти со зверобоями в море оставалась мечтой. Но вдруг однажды ночью я проснулась от яркого желтого света, залившего гостиничный номер. Прямо напротив окна, в низком, усыпанном крупными звездами небе, висел круглый желток луны. Туман исчез, уполз куда-то, словно его и не было.

Чуть свет я прибежала на берег. И как оказалось, вовремя: охотники, помогая себе криками «Раз-два, взяли...», сталкивали вельбот на воду. Удивительная особенность у этих людей: никогда чукчи и эскимосы не договариваются заранее о времени выхода на охоту — они чувствуют нужный момент и, как по команде, собираются на берегу.

... Уэлен еще спал, когда вельбот, туго разрезая носом воду, вышел в море, направляясь к мысу Дежнева, традиционному месту охоты уэленских зверобоев.

Сейчас, когда впечатления улеглись и оформились, думаю: само это путешествие вдоль северного берега не менее волнующе и памятно, чем охота, ради которой мы отправились в путь.

Был конец августа. Уже чувствовалось: скоро зима, в любой день в воздухе могут закружиться белые хлопья. Дул не сильный, но холодный ветер. И если бы не заботливый Тагьёк, который прихватил для меня тулуп, плохо пришлось бы мне под его леденящими порывами.

Не знаю, какие чувства испытывают немногословные, невозмутимые зверобои, ежедневно видя мрачную, какую-то неистовую, дикую красоту Чукотского побережья. Меня же она потрясла и очаровала. Хаос камня, головокружительные отвесные скалы, глубокие узкие ущелья, пенные стремительные водопады... Должно быть, немало поработали и вода и ветер, чтобы придать северному берегу такой — одновременно пугающий и восхищающий — вид. В распадках лежал снег, не успевший растаять за короткое полярное лето. Неяркие, но четкие, контрастные краски подчеркивали реальность окружающего. Кое-где скалы отступали от берега, и зеленые волны лизали гальку чудесных пляжей. Но купаться тут вряд ли кто решится: ледяная вода Чукотского моря не для купания.

Огромный птичий базар, расположенный на прибрежных черных скалах недалеко от Уэлена, прямо-таки оглушил нас криками тысяч птиц. Потревоженные шумом моторов, они слетали с насиженных мест и, опустившись на воду, что есть сил колотили крыльями, крича на разные голоса. Брызги летели во все стороны, сияя и переливаясь в лучах солнца. Наш вельбот быстро миновал птичье царство, и его возмущенные обитатели успокоились, вновь заняв на скальных выступах свои наблюдательные пункты.

Не успела я прийти в себя от увиденного, а уже новое зрелище — лежбище моржей.

«Зверь, на земле не виданный и облика дьявольского»,— писали о морже английские моряки, впервые увидев его. Странным может показаться это мнение. Где он — «облик дьявольский»? Добродушнейшее животное. Усатая пучеглазая морда удивленно-наивна. Большущая жирная туша — иные особи достигают четырех метров в длину, а весом бывают до двух тонн — беспомощна и неповоротлива. Но в момент опасности он и впрямь производит устрашающее впечатление: вмиг подбираются все мышцы; рыхлая, расплывшаяся туша становится вдруг сбитой, крепкой, как монолит; круглые глазки наливаются кровью. Картину дополняют два воинственно поднятых острых клыка. Вид у животных в подобные минуты весьма свирепый.

...На лежбище же они чувствуют себя в безопасности. Издали увидела я рыже-буро-коричневые туши, лежащие вплотную друг к другу. Пожалуй, тот самый случай, когда яблоку негде упасть. Мы видели, как выбравшемуся из моря могучему моржу, чтобы расчистить себе место, пришлось пустить в ход длинные мощные клыки. Потревоженные им звери ткнули обидчика такими же сильными, как у него, клыками, рявкнули и опять уснули, уронив головы на бока соседей. Заметила я и маленького моржонка, задумавшего пробраться к воде прямо по спинам сородичей. Не повезло ему: разбуженная неуклюжим малышом, сердитая моржиха шлепнула его ластом. Он, обиженно хрюкая, заспешил к матери, которая на мелководье шелушила ластами ракушки, доставая из них вкусных моллюсков. Неподалеку два молодых моржа спорили за право улечься у большого черного камня.

Интересных сценок можно было бы подсмотреть немало! Но вельбот резко повернул в открытое море. Охотятся местные жители гораздо дальше, берегут покой лежбища, чтобы не испугать животных шумом, иначе уйдут моржи и не вернутся сюда никогда — не будет ценного зверя в прибрежных водах. Старожилы Чукотки могут припомнить такие случаи. Мне рассказывали, как по вине молодого вертолетчика, из любопытства слишком низко пролетевшего над лежбищем, погибло много животных. Испугавшись громкого треска, они в панике бросились к воде, давя друг друга. На суше остались десятки погибших зверей, а те, которые спаслись, покинули страшное место навсегда...

Вельбот шел быстро и легко. Тагьёк в бинокль высматривал добычу. Его друг, загорелый, черный от полярного солнца эскимос Вакат, сидел на руле — вел наше судно четко по нужному курсу. Тагьёк и Вакат—потомственные зверобои. Оба родом из древнего эскимосского селения Наукан. В 50-х годах жителей переселили в более крупные, удобнее расположенные села, где легче было налаживать новую жизнь. Но память о Наукане жива. И не только среди тех, кто там родился, жил. На Чукотке знают: из этого селения вышли лучшие косторезы, сказители, танцоры — основатели национального искусства. Науканцы издавна слыли опытнейшими добытчиками зверя на всем побережье. Это они в давние времена стали зачинателями морского промысла.

Мы проплывали мимо оставленного селения. Диву даешься, как жили люди на такой крутизне, на почти отвесном скалистом склоне! Говорят, зимой они приделывали к обуви специальные крючки, иначе по скользкой круче ходить было невозможно. Да и ветер запросто мог снести в море.

Со светлой грустью смотрели Тагьёк и Вакат на берег. Там еще остались следы землянок — нымлю, в которых они жили. На прежнем месте стоят гигантские ребра гренландского кита. На крохотной площадке возле них собирались науканцы в ответственные минуты жизни, когда надо было всем селением принимать какое-либо решение.

В начале века рядом с Науканом русские моряки поставили деревянный крест в память о Семене Дежневе, открывшем эту суровую и прекрасную землю. Позднее был сооружен маяк и воздвигнут памятник первопроходцу. Памятник и маяк видно издалека. Суда, идущие Великим Северным морским путем, подают на траверзе Наукана короткий приветственный сигнал-гудок— благодарные потомки помнят о доблести первооткрывателей.

Кроме Ваката и Тагьёка в лодке два молодых зверобоя— Михаил Гоном и Леонид Анос. Им повезло с наставниками. Всю дорогу парни внимательно следили за действиями стариков. Но и собственные обязанности не забывали — обеспечивали бесперебойную работу моторов. Тагьёк, отрываясь от бинокля, нет-нет да и поглядывал в их сторону и улыбался своим мыслям. Наверное, он думал о том, что совсем скоро приедет в отпуск сын Яков и конечно же первым делом отправится с ними на промысел. В письмах он часто вспоминает те годы, когда ходил с отцом в море за зверем. Хороший получился бы из него зверобой! Но вышло так, что профессия у Якова другая. Он — артист, солист чукотско-эскимосского ансамбля «Эргырон», объездил весь мир. Кстати, и сам Тагьёк — танцор, каких поискать, даже автор нескольких танцев, исполняемых различными национальными ансамблями Чукотки. Лет пять назад выступал на сцене Кремлевского Дворца съездов в концерте участников художественной самодеятельности страны. Танец «Охота на байдаре» тогда очень понравился зрителям. Любят его и односельчане. Не удивительно, ведь танцевальная картинка — точный, захватывающе интересный рассказ о морском промысле, о зверобоях. Кто лучше Тагьёка может поведать об этом! Яков тоже исполняет танцы отца. Скорее бы приезжал — то-то будет радость многочисленному семейству Тагьёков! Мать —старая Аяя — уже сшила ему новый охотничий костюм. Есть в чем выйти в море.

Михаил Гоном и Леонид Анос — ровесники Якова. Тагьёк и Вакат относятся к ним как к сыновьям — с доброжелательной строгостью. По мелочам не опекают, указаний не дают, но в нужный момент всегда придут на помощь — поддержат, научат.

Несмотря на большую разницу в возрасте, эти четверо морских охотников схожи между собой: спокойны, неторопливы, дружелюбны. Сочетание опыта и молодости дало прекрасный сплав. Удача постоянно сопутствует бригаде — никогда не возвращается она в родное село без добычи. Впрочем, я убедилась, у подобной удачи немало «слагаемых».

К примеру, зверобои отлично знают берег, каждую скалу, расщелину, выступ — где особенно большие птичьи базары, где самый сильный прибой, где может неожиданно сойти лавина, начаться камнепад... Поэтому так уверенно вел вельбот Вакат. Его мастерство сыграло во время охоты немаловажную роль. Таков лишь один штрих к портрету удачи. Вообще же их набралось предостаточно.

Мне необыкновенно интересно было наблюдать за происходящим вокруг. Низко над нашими головами проносились утиные стаи. Впередсмотрящий Тагьёк вдруг широко улыбнулся и показал рукой на берег: «Умка!» В распадке между сопками бродил белый медведь.

Полно жизни и море. То ближе, то дальше время от времени появлялся китовый фонтан, даже несколько — киты играли, шли вдаль своей китовой дорогой. Или неожиданно у самого борта выныривала любопытная нерпа...

Как тут не вспомнить сказки бабушки Эмун, одной из старейших жительниц Уэлена. В этих сказках морские животные—родственники, братья северного народа. Чукчи и эскимосы испокон веков так считали и всегда очень бережно относились к животному миру своих холодных морей.

«Был один человек,— слышался мне глуховатый, как бы надтреснутый голос Эмун.— Много нерпы брал. Не надо ему, а стрелял. Жадный. Верхние люди (боги.— Е. М.) наказали его — забрали жену. Везде искал охотник, не находил. Раз голос слышит: «Иди на припай — там твоя жена». Прибежал. Видит: нерпы вылезли из моря — дышат воздухом. Понял охотник: одна из них — любимая жена. Спрятал стрелы. Больше никогда не добывал лишнего. Верхние люди сжалились — вернули жену».

Нравоучительную сказку о жадном охотнике знают в Уэлене все и четко выполняют ее заповедь: лишнего не бери.

Уэленцам нынче разрешается в течение года добыть 240 моржей. И уж будьте уверены — добудут именно столько, не больше. Нет у морских охотников азартной страсти — подстрелить любого зверя, попадающего в поле зрения. Охота для них не потеха — работа, четко спланированная с учетом потребностей села.

Благодаря заботе о фауне, разумным строгим правилам охоты численность моржей в Беринговом, Чукотском и Восточно-Сибирском морях в пределах советской экономической зоны за последние 20 лет увеличилась в 3 с лишним раза и сейчас составляет около 180 тысяч голов. Такое заключение дали участники воздушной экспедиции Магаданского отделения Тихоокеанского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии. Почти 200 часов провели они в полетах над местами скоплений животных, подсчитывая их с воздуха с помощью высокочувствительной аэрофотосъемочной аппаратуры.

Ежегодно приезжают в Уэлен зоологи, чтобы изучать жизнь моржей, наблюдать их в естественных условиях. Местное население оказывает ученым большую помощь.

...Мои размышления прервал настороженный жест Тагьёка, сигнал: внимание! Прямо по курсу вельбота, чуть покачиваясь на волнах, спал морж, высунув из воды усатую клыкастую морду. Выключив моторы, пошли к нему на веслах.

Ох и хитрым оказался этот старый матерый морж! Быстро проснулся, почувствовав приближение людей, и ушел вглубь. Но Вакат, безошибочно угадав его движение под водой, направил вельбот туда, где он через несколько минут вынырнул. Этому охотники учатся с детства—здесь нужны и наблюдательность, и знание повадок обитателей моря — именно так обеспечивается удачный промысел.

Загремели выстрелы. Тагьёк стремительно метнул гарпун. Пых-пых — надувной мешок из нерпичьей шкуры заплясал на воде, не давая убитому моржу затонуть. Ремнями, выделанными из кожи морских животных, прикрепили его голову к борту.

Все произошло очень быстро. Постороннему человеку покажется— без труда. В действительности взять моржа на воде чрезвычайно сложно. Убить его — полдела: одно мгновение — и убитый зверь затонет. Мастерство гарпунера заключается в том, чтобы загарпунить животное моментально, как только прозвучат выстрелы — ни секундой позже.

Следующему моржу удалось от нас уйти. Зато сразу же на берегу заметили другого. Огромный зверь лежал недалеко от воды на гальке, подставив солнцу рыжий с сиреневым оттенком бок и жирный загривок, весь в шишках-нашлепках.

Вельбот неслышно ткнулся носом в берег, но морж-«шишкарь» услышал. Вскинул голову, выставил вперед мощный длинный клык. Вместо второго торчал обломок. Видно, не единожды клыки были его оружием, не раз спасали ему жизнь. С поразительной для гигантских размеров и веса легкостью зверь бросился к спасительной воде. А когда охотники отрезали дорогу к отступлению, он, издав страшный гортанный крик, вдруг стремительно повернул к нам. Михаил и Леонид, оказавшиеся прямо перед разъяренным зверем, не растерялись. Меткими были их выстрелы. «Тэгмечинки — очень хорошо»,— похвалили старики Вакат и Тагьёк.

После того как добыли еще одного моржа, Тагьёк подвел итог. «Неплохо оморжились»,— сказал он, цепляя очередную тушу к вельботу.

В языке эскимосов нет понятия «убить зверя». По поверью, их не убивают—они сами приходят к человеку в гости. Про охотника говорят: «онерпился», «оморжился», «омедведился».

Когда-то после удачной охоты полагалось выполнить особый обряд. Приходил глава семьи с промысла, хозяйка встречала у яранги с ковшиком воды. Вначале «поила» убитого зверя, потом пил охотник, остатки воды выплескивались в сторону моря — наудачу. С убитым животным были ласковы, его просили не сердиться, бросали в море или в тундру клок шерсти, кусок мяса, приговаривая: «Ты погостил у. меня, теперь возвращайся к себе, но меня не забывай — заглядывай почаще».

Сделав остановку, разделали моржей, причем очень быстро, и, напившись крепкого, почти черного чая, взяли курс на Уэлен. За чаем говорили о том, какой смертельно опасной была охота в море несколько десятилетий назад. На промысел выходили на кожаной весельной байдаре с единственным оружием — гарпуном. Часто зверобои не возвращались домой. Теперь у них есть вельботы с мощными моторами, надежное огнестрельное оружие, рации. И все же опасность сопровождает их постоянно. Вспомнить хотя бы того свирепого моржа, которого подстрелили Миша и Леонид. Охотники рассказывали другие похожие истории. Они не раз попадали в сложнейшие положения.

Был случай: вельбот Тагьёка и Ваката окружило целое стадо моржей. Животные то расширяли, то сужали круг, потом начали цепляться клыками за борт, норовя опрокинуть вельбот. Еле разогнали. А однажды моржи даже пробили днище вельбота. Хорошо, дело было весной — спаслись на льдине, там же починили лодку.

Но особенно опасна встреча с одиноким моржом — кеглючином. О нем на Чукотке ходят страшные истории. Злобный, хищный зверь сеет вокруг себя смерть — убивает и сородичей, и людей, нападая на вельботы. Он жесток и коварен. А все оттого, что в детстве остался без матери — то ли она потеряла его, то ли ее убили охотники. У него огромные, мощные клыки. Даже белый медведь, самый сильный зверь северных широт, боится его.

Да, не зря известный исследователь Севера Г. А. Ушаков называл охоту на моржа самой опасной охотой в Арктике. С ним согласен и шведский путешественник Свен Йильсетер: «...моржа считают самым опасным из обитателей Ледовитого океана. Он, несомненно, убил гораздо больше людей, чем белый медведь». Вот почему сила, ловкость, мужество, хладнокровие — главные достоинства зверобоя. Эти качества чукчи и эскимосы развивают у своих детей с малолетства. Заставляют мальчишек взбегать на холм, держа в руках тяжелый железный лом, бегать по прибрежной гальке, волоча за собой на ремне какой-либо груз. Учат долго обходиться без воды, пищи, быть терпеливым к холоду. Так воспитывается будущий морской охотник.

Обратный путь занял больше времени: вельбот сидел в воде низко, двигался медленно. Я, как и охотники, с нетерпением ждала, когда покажется уэленский маяк.

Возвращение зверобоев с большой добычей всегда волнующее зрелище. Давно повелось: встречать их на берег приходят не только родственники — все, кому нужны мясо, кожа. И хотя прошли те времена, когда благополучие, жизнь чукчей и эскимосов зависели от удачи на охоте, но обычай сохранился. Нас тоже уже ждали...

На следующее утро события минувшего дня казались мне каким-то невероятным приключением. Должно быть, долго так они и будут вспоминаться.

Погода окончательно разъяснилась. Правда, синоптики обещали ее скорое ухудшение. Поэтому все, кому нужно было выехать из села, срочно собирались в дорогу, благо и оказия подвернулась— ночью на рейде Уэлена встал теплоход «Чернышевский», который доставил сюда свежий картофель. К вечеру он уходил в бухту Лаврентия.

Засобиралась и я. Времени оставалось в обрез. А мне хотелось еще раз повидать зверобоев — пожать им на прощание руки, пожелать удачи.

Искать их долго не пришлось: на берегу моря они осматривали вельбот и тепло, дружески простились со мной. «Приезжай,— пригласил Тагьёк.— Весной приезжай. Лед будет. Хорошая охота опять будет. Понравится».

Через час я смотрела на Уэлен с борта теплохода. Размышляя о судьбе удивительного села, о своих новых знакомых, полюбившихся мне людях, наблюдала извечную для этих мест картину: со стороны мыса Дежнева медленно шел вельбот, на берегу ждали односельчане. Женщины, приставив руку козырьком к глазам, следили за его приближением. Мужчины, сидя на корточках, курили, наметанным глазом определяя на расстоянии размер добычи. Даже неугомонные мальчишки, побросав свои дела, прибежали встречать зверобоев и, конечно, привели с собой чуть ли не всех сельских собак.

«Морскими охотниками были деды и прадеды уэленцев,— подумалось мне.— Морскими охотниками становятся их дети и внуки, выбирающие из многих профессий эту трудную, опасную работу. Значит, во все времена будет идти по побережью слава об отважных добытчиках морского зверя с Берингова пролива».


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу