Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1981(21)


ОЛЕГ БАСОВ

САРЫГ

Повесть

Хлопнул винтовочный выстрел. Крупный шакал завалился на бок на бегу и ткнулся мордой в землю. Из-за цветущих кустов кандыма, розовым облаком окаймлявших тугайный лес, вышел охотник.

Грозный звук заставил умолкнуть соловьев и дроздов. С резкими криками взлетели с деревьев кваквы и белые цапли. Заметались над высокими тополями черные хлопья грачей. Было что-то до крайности нелепое в этом выстреле, в гибели зверя в мирное майское утро.

Охотник, не торопясь, подошел к трофею, вытащил нож, обрезал уши и сунул их в сумку.

— Есть документ,— проворчал он,— будет и премия. А сейчас займусь выводком...

В тот день молодой пастух Мерген ехал в поселок за продуктами. Он трусил на иноходце по степи, начавшей оживать под теплым солнцем. Пастуха радовала сочная зелень эфемеров, ярко-красные пятна тюльпанов, гигантские свечи ферулы, сиреневые разливы цветущих кустарников. Степь жила, все торопилось расти, цвести, дать семена, продолжить род до наступления засухи.

Тысячи черепах выползли из темных лёссовых нор на солнышко. Его лучи согревали холодную кровь, и допотопные создания бодро зашевелились, начиная свой день.

Одна за другой просвистели стаи сизых голубей, стремительно пролетели на водопой чернобрюхие рябки. На пригорке пасся табунок диких гусей. Из-под копыт нехотя разбегались и взлетали пухлые, взъерошенные от утренней прохлады хохлатые жаворонки пустыни. Суслики, посвистывая, ныряли в норки.

Сливаясь с пестрым фоном трав, призрачными тенями умчалась вдаль цепочка джейранов. Только мелькнули белые «платочки» у хвостов, да легкая кисея пыли протянулась по следу.

— Хорошо,— сказал пастух Мерген.— Весна, тепло. Овцы ягнятся шибко. Добрые травы, злаки уродились в степи. Якши!

И тут в тугаях раздался хлесткий выстрел из нарезного оружия.

— Что такое? Охоты весной нет! Кто стрелял? Браконьер?! Мерген был общественным инспектором и следил за охраной

дичи. Уже давно никто здесь грубо не нарушал правил охоты. «Надо посмотреть»,— решил чабан, обнажил кинжал, спрятал его в рукав и направил коня в лес.

Браконьера долго искать не пришлось. Знакомый старик хуторянин, опираясь на винтовку, спокойно ожидал всадника. Застреленный шакал лежал рядом, поблизости виднелась раскопанная нора.

— Что забыл здесь?

— Отдай ружье! Следуй за мной! — твердо заявил Мерген и тронул коня, наезжая на нарушителя.

— Стой! — крикнул старик, отступая.— Задавишь! У меня есть разрешение на отстрел хищников круглый год! Инспектор, а не знаешь! Тьфу! Я премии получаю за полезное дело. А ты лезешь! Конем давишь! Жаловаться буду!

— Почему охотишься весной, не в сезон?

— Я что, по-твоему, ума не имею? Осенью одна голова, весной — десяток. А плата одинаковая. Что матерый, что щенок. Думать надо!

Мерген проверил разрешение, выданное профессиональному охотнику Даулету Серикбаеву по всей форме. По закону он имел право уничтожать хищников даже весной. Оставалось извиниться и уехать. В это время из бокового хода в разоренной норе посыпались комочки земли и выскочил уцелевший щенок. Вид людей, запах крови заставили зверька в ужасе броситься к кустам.

— А этого почему не застрелил? — спросил Мерген. Старик усмехнулся недобро:

— Пусть растет—будет новый выводок.

— Что же получается? Нарочно хищников разводишь? Лишь бы премии шли?

— Это мое дело.

Инспектор вскоре узнал, что этой весной Серикбаев успел получить премии за три выводка шакалов и волков. Он выслеживал зверей и брал в логовищах богатые трофеи, не забывая оставлять немного и на развод.

Вот потому-то шакаленок с приметной по окраске шкурой остался жить.

— Сарыг,— вспоминал о нем Мерген.— Желтый забавный зверек. В тот день зверек забился в колючие заросли чингила. Их шелест от прошмыгнувшей мимо ящерицы заставил теснее прижаться к земле. Стрекотание сорок у гнезда на соседнем кусте чернотала вызвало дрожь. А топот коров, прошедших к водопою, почти парализовал щенка. Он замер от ужаса. Но время шло, и никто не трогал Сарыга. Щенок приподнял мордочку и начал изучать новый мир...

Солнце зашло за вершины деревьев. На полянах и в зарослях сгустились тени. Дневные птицы, зверьки и насекомые начали прятаться по своим тайничкам. В кусты чингила залез толстый саранчук и остановился у носа щенка. Сарыг вспомнил семейные игры и щелкнул челюстями. Он с удовольствием съел первый трофей, добытый самостоятельно.

Весной промыслить еду в тугаях—дело нехитрое, тем более что природа наделила шакалов способностью не особенно разбираться в пище. В сумерки, осмелевший от голода, щенок вылез из убежища и поймал лягушку. Затем наткнулся на тропку, по которой сновали глупые молодые мыши.

Щенок не вернулся в знакомые заросли и на день залег в пустой норе. После сытной еды пришел крепкий сон. Зверек проснулся в полдень. Жажда заставила побежать к ближайшей луже.

После весеннего паводка в пойме реки осталось множество пересыхающих стариц, проток, мелких ям и луж. Рыба не из всех успела уйти в реку. Ее вылавливали чайки и крачки, уснувших растаскивали вороны, грачи, сороки... По ночам приходили на кормежку кабаны, барсуки, дикие коты, шакалы. Для всех хватало поживы.

Шакаленок несколько дней провел в этих краях, набираясь сил. Он спал вволю, ел так же и рос не по дням, а по часам. Когда рыбы стало меньше, щенок закопал про запас несколько рыбин и поставил метку.

Запах начавшей портиться рыбы привлек птиц. Первыми прилетели сороки, засуетились, пытаясь найти добычу. Затем появился угрюмый ворон. Он прогнал вертихвосток и мрачно вышагивал, чуя падаль, но не догадался копнуть землю.

Уверенный уже в своих силах, Сарыг возмутился, обнаружив у тайника наглую птицу. Он залаял тонким голоском и помчался прогнать ее.

Ворон оценил силы противника и принял бой. Острый клюв ударил в неясный нос Сарыга, могучее крыло сшибло с ног. К счастью, кусты оказались рядом, щенок с визгом откатился и шмыгнул в спасительные колючки.

Урок запомнился. Сарыг стал осторожнее. Заметив тень от гигантских крыльев беркута, щенок вильнул в сторону. Сверху прошуршало, взвихрился песок, тронутый крылом. Орел, клекоча, взмыл в небо.

Другие птицы не угрожали шакалу, но все же причиняли хлопоты. Сороки, сорокопуты, даже ничтожные мухоловки, чеканы, славки-завирушки, овсянки, заметив зверя, давали сигналы тревоги, мешали охоте.

Сарыг добывал всякую пищу—рыб, ящериц, лягушек, насекомых. Иногда ему попадалась падаль, не брезговал он и луковицами диких растений. Однажды набрел на хутор своего врага Серикбаева и полакомился на бахче дынями. Лишь лай собак во дворе спугнул зверька.

Хуже произошло при знакомстве с лошадьми. Колхозные кобылицы с жеребятами ходили в степи под надзором жеребца. Могучий конь надежно оберегал табун. Даже при виде человека жеребец шел навстречу, бил копытом землю, громко ржал. Он умел отлично регулировать жизнь стада, как и в древние времена, когда дикие лошади еще не знали седла; в летнюю жару он увел табун в тень тугаев.

Чтобы кони не дичали, к ним наведывались пастухи. Мерген приехал сюда рано утром и еще издали заподозрил неладное. Кобылицы образовали круг головами к центру. Внутри кольца сбились в кучу жеребята. Животные всхрапывали и беспокойно ржали.

В то утро любопытный Сарыг приблизился к лошадям. Порыв ветра донес до них запах хищника. Они не знали, крупный ли это зверь, один или несколько. Ясно одно: опасность!

В считанные секунды лошади заняли оборонительную позицию. Мерген увидел, как жеребец прижал уши, оскалился и пошел в атаку на врага. Догнал маленького желтого шакала, встал на дыбы и обрушился на него передними копытами. Зверек выскользнул из-под удара. Конь резко развернулся и попытался схватить врага зубами. Шакал все время увертывался, но силы уже иссякали.

— Сарыг! — удивился Мерген.—Ах ты бедолага!

Он вскинул ружье и выстрелил в землю картечью у ног жеребца. Тот вздрогнул, отпрянул в сторону. Сарыг воспользовался этим и с поджатым хвостом умчался в заросли.

Мерген дал лошадям успокоиться. Выкрикивая привычные слова команды, подъехал вплотную к животным, осмотрел. Все были здоровы и целы.

— Молодец Спутник! Хорошо бережешь табун,— похвалил Мерген и попытался подъехать к коню, чтобы потрепать по гриве, но гордый жеребец уклонился от ласки.

Мерген спешился в тени дерева, достал кусок брынзы, вскипятил чай, разогрел на углях лепешку. Отдыхая после еды, вспомнил о желтом шакаленке, быстро нашел его следы и прошелся по ним.

— Одиночка,— сделал он вывод.— Здорово вымахал, сразу и не узнать. Но шкура-то у него приметная...

Однажды Сарыг подошел к овечьей отаре, стал приглядываться к незнакомым животным, но сторожевые собаки тут же отогнали любопытного. Два страшилища с обрубленными ушами, хрипло лая, погнались за шакалом. Пришлось удирать во все лопатки.

Сарыг все-таки несколько дней вертелся -возле стада. Тогда Мерген решил дать урок шакаленку. Он одолжил у бригадира винтовку и, когда зверек появился на открытом месте, тщательно прицелился. Пуля взвихрила пыль у самых ног Сарыга. Осколок камня просек кожу между глазами, сильно напугав зверя. Пять патронов истратил Мерген, шакал навсегда зарекся попадаться на глаза людям.

Как-то вечером Сарыг вышел на промысел. Путь его лежал по границе своего охотничьего участка. Шакал то и дело старательно обнюхивал приметные вехи. Двигался бесшумно, ловя малейшие звуки, внимательно оглядывая местность, легкой трусцой пробегал километр за километром.

Внезапно шакал почуял зайца, стал подкрадываться и увидел толая в клочке травы у основания бархана. Зверек смотрел не мигая на приближающегося врага и не шевелился. Замер и Сарыг. Прошла минута. Наконец, шакал решил, что заяц мертв, и не торопясь пошел к нему. Когда до добычи осталось метра два, в широко открытых глазах зайца мелькнул огонек. Косой проснулся и ринулся прочь. Сарыг замешкался, прыгнул с запозданием и не поймал зверька. Зато узнал, что зайцы спят с открытыми глазами.

В это время Хаза, гончая собака Серикбаева, ушла промышлять в степь. В ее отсутствие на хутор забрался степной хорь, проник в курятник. Хорьки и другие куницы теряют голову от свежей крови. Степной хорь схватил ближайшую курицу. От шума проснулся петух и бросился на выручку. В темноте он ориентировался плохо, тут же в его горло впились зубы врага. Через несколько минут все куры погибли. Хорь выел мозг птиц, протиснул гибкое свое тело в узкую щель и ушел в степные просторы.

Сарыг, подойдя к хутору, почуял битую птицу. В одном месте дувал немного обвалился; шакал вспрыгнул на стенку, пробежал по ней и соскочил во двор, но не смог попасть внутрь курятника. Однако следы оставил. Утром Даулет не стал ломать голову, отчего птица погибла, но не съедена. Он увидел следы шакала во дворе и на заборе.

— Бездельник! — кричал хозяин на вернувшегося домой Хазу.— Шляешься, а шакалы кур давят! Стрелять такую собаку надо!

Старик решил расправиться с мнимым обидчиком немедленно. Он наскоро собрался, взял ружье и пошел по следу. Началась погоня.

Сарыг издали увидел человека с собакой. Он привык уходить от деревенских псов без малейшего затруднения и сначала не испытывал страха. Шакал побежал по протоптанным зверями тропам, но Хаза неотступно шел следом, равномерно взлаивая при каждом прыжке. Сарыг применил ряд хитростей, чтобы сбить собаку со следу, однако не смог избавиться от опытной гончей. Тогда шакал вспомнил о спасительных колючках чингила и уверенно кинулся в самую их гущу. Молодой зверь меньше своего преследователя и легко проходил в тесных колючих лазах. Собаке пришлось хуже. Колючие иглы впивались в ее тело, задерживали движение. Хаза визжал, выл от боли, но сумел все-таки выгнать противника на открытое пространство. Все шансы на победу оказались на стороне гончей. Хаза увидел зверя и залаял «по-зрячему».

Беглец мчался без оглядки и нечаянно выскочил на отару овец. Он вихрем пролетел между собаками, козами, верблюдами, овцами, пастухами и всполошил всех. Пока овчарки соображали, в чем дело, появился преследователь, и вся собачья рать кинулась на него. Рык, лай, визг огласили окрестности. Вмешательство пастухов спасло Хазу от гибели, но искусан он был основательно и едва доплелся на трех лапах домой. Первое сражение шакал выиграл.

Серикбаев после неудачной охоты рассвирепел еще больше и поклялся снять шкуру с ненавистного шакала. Когда-то старик промышлял волков запрещенным способом — отравлял приманки стрихнином. Теперь он открыл тайник и достал сохранившуюся с тех времен капсулу. Сквозь пожелтевший от времени желатин виднелись безобидные на вид белые кристаллики.

Применяющие яд охотники промышляют без собак. Дуалет, сделав приваду, привязал Хазу, чтобы уберечь его от отравы, но не позаботился о пище и воде. Пес, страдая от жажды, натянул цепь, сбросил ошейник и побежал по следу хозяина...

Собака погибла, съев приманку. Стрихнина же у Серикбаева больше не осталось, он стал применять браконьерские силки в виде двойных мертвых петель из тонкой и мягкой проволоки. Такие ловушки, настороженные на тропах, в узких зверовых лазах, могли ждать жертву долго.

Однако в тугаях паслись стада коров, табуны лошадей. Крупные животные не попадали в отверстия петель, но сминали ловушки. Охотник упрямо их восстанавливал. И все же шакал чудом уцелел.

А тут началось освоение целинного клина тугаев. Это было рядом с охотничьими угодьями Сарыга. Бригадир механизаторов после работы любил побродить с ружьем. В тугае он наткнулся на проволочные петли. Кто поставил силки, было нетрудно догадаться: секретов у жителей поймы нет.

— Немедленно убери ловушки,— предупредил он Серикбаева.

— Так это на хищников,— запел свою обычную песню Дуалет.

— Завтра проверю. Если увижу одну хоть петлю, составим акт. Штрафом не отделаешься. Ясно?

Силки исчезли. Но еще до этого Сарыг, постоянно встречая следы людей, остро пахнувшие стреляные гильзы, ушел из родных мест. Он переплыл обмелевшую осенью Амударыо и обосновался в болотистых зарослях, раскинувшихся вдоль низкого берега реки.

Погода изменилась. Теплые солнечные лучи и легкие ночные заморозки сменило мглистое ненастье. Северный ветер пригнал облака и поднял в небо мельчайшую лёссовую пыль. Солнце, изредка пробивавшееся между туч, казалось маленьким и бледным.

Временами сыпались косые пряди мелкого снега. Он смешивался с пылью и ржавыми полосами, набивался между барханами в заросли колючих трав и кустарников.

Птицы и звери попрятались, только несколько воронов ютились по отмелям, прячась за корягами. Чем больше сгущалась мгла, тем яростнее выл ветер.

Неуютно стало на реке. Мутные валы горбили ее поверхность. На темном фоне вскипали белоснежные гребни пены. От воды поднимался пар, клочьями разлетавшийся под ударами метели. Прибрежные кусты покрыл иней.

На третьи сутки ветер стал стихать. Утро пришло тихое, солнечное, но ударил мороз. Вода загустела, волны утихли, и с зеркальной поверхности потянулись вертикальные столбы тумана. Освещенный лучами восходящего солнца, он собирался в нежное розовое облако.

У берегов быстро разрастались забереги, смыкались с пристывающей к ним шугой. Участки с чистой водой заметно сокращались. Над оставшимися полыньями и разводьями метались редкие стайки запоздалых нырков.

Во время бурь Сарыг отсыпался в теплой норе. Он понимал, что охотиться в такое время не на кого: все живое попряталось.

Под утро шакал направился к протоке и долго стоял на берегу, ожидая ледостава. Зверь стремился попасть на ближайший остров, где осенью водилось множество серых хомячков и была колония полуденных песчанок. Кроме хищных птиц, никто давно не трогал грызунов. Они успели расплодиться, протоптали дорожки, устроили норы, запаслись на зиму кормом. В ясный зимний день многие зверьки повылезали на свежий воздух.

Сарыг наелся до отвала, нашел пустую нору барсука и решил обосноваться в ней. Вскоре шкура его залоснилась, бока округлились, движения стали ленивыми. Он благоденствовал, пока не пришла беда.

Однажды утром шакал вышел на свой обычный промысел и сначала забрался на прибрежный холм. Вокруг простирались знакомые заснеженные пустоши, клоки голых тугаев и сухого тростника, целый лабиринт замерзших проток, стариц, озер. Далеко на горизонте синели полоски дамб, за которыми раскинулись недавно спланированные массивы рисовых полей. Но основное русло Амударьи не поддавалось морозам — там продолжала идти шуга.

Пестрый фазан-петух с треском и клекотом взлетел с джиды и понесся в крепь тростников. Пискнула в траве мышь. Затараторили и смолкли сороки у старого гнезда. Снова стало тихо. Мир и спокойствие царили в окрестностях.

Внезапно у кромки берега хрустнул лед. Образовалась узкая полоска темной воды, слегка закурившаяся на морозе. Шакал повернул голову и насторожил уши. Подождал немного, не спеша спустился к воде и внимательно обнюхал трещину. В этот момент пистолетным выстрелом треснул лед, разрыв пробежал поперек протоки. Зверь молниеносно прыгнул в сторону, оскалил зубы. Когда он снова осмелился приблизиться к берегу, ширина разводья увеличилась до метра. Вода местами выступила сверху льда. Стал расти и поперечный разлом. И было что-то грозное в непонятном движении льдов тихим солнечным днем.

Первым побуждением зверя было броситься прочь от опасного места и спрятаться в норе, но инстинкт подсказал другое. Сарыг прижал уши, разбежался, перепрыгнул еще более разросшееся разводье. Скользя и падая, помчался через протоку к берегу.

Лед отошел и здесь. Прыгать с гладкой ледяной поверхности на крутой береговой склон оказалось трудно. Зверь поскользнулся, упал, вымочив бок, но одолел препятствие и побежал подальше от реки.

Если бы Сарыг немного задержался, он вряд ли бы спасся. В нескольких километрах ниже острова, где приютился шакал, возник затор, и льдины, разгоняемые быстрым течением, стали громоздиться друг на друга, крошась и уплотняясь. Образовалась монолитная плотина. Вода начала заливать низменную пойму.

Сарыг мчался прямо к дамбе. Он пересек несколько старых русл, ранее сухих, но сейчас наполнявшихся тусклой ледяной водой. Пришлось кое-где преодолевать их вплавь. На лапах и брюхе зазвенели сосульки.

Над дамбой высился холм, и здесь все искали спасения от наводнения. На вершине его, у вырытой в откосе печи, хлопотали нашедшие приют люди. Около них сгрудилась плотная отара овец. На солнечной стороне в сухом песке грелись измокшие овчарки. Подальше от людей, у границы воды, пытались спрятаться зайцы, песчанки, хомячки, мыши, тушканчики... Приплыло несколько ондатр. Их шубки остались сухими.

В сторонке сидела лисица, жались друг к другу несколько шакалов. Удивительно незаметно держались в общей массе животных пара волков. Один из пастухов приметил хищников и взял ружье. Умные звери оценили безвыходность своего положения, тоскливо смотрели на человека. И у пастуха дрогнула рука.

Вода поднималась выше и выше, затопляя остатки сухой земли, и вскоре все живое собралось на холме. Тяжелые волны набегали на рыхлую почву холма, смывая землю, заставляя еще теснее сбиваться в кучу людей, домашних и диких животных.

Утром прилетел вертолет. Машина повисла над островком, опустила лестницу и забрала женщин и старика. Пастухи же получили пакет с продуктами и топливо.

— Порядок! — объявил бригадир, прочитав полученную записку.— Скоро конец плену.

Взошло солнце, и три самолета пролетели к завалу. Загремели взрывы, завал разрушили, и вода пошла на убыль.

Мокрая грязь на месте наводнения покрывалась ледяной корочкой. Первыми с кургана назаметно ушли волки и лисица, а вскоре и пастухи погнали стада на новые пастбища. Голодные овцы жалобно блеяли. Пастухи и повеселевшие собаки подгоняли животных, стараясь миновать опустошенные наводнением места.

Сарыг ушел вслед за волками. Он без труда нашел тушку утонувшего зайца. Вокруг валялось немало и другой падали. С дальних урочищ налетали, призывно каркая, стаи ворон.

Выпал снег, но следов на нем никто не оставлял. Животные ушли в другие места.

Шакал сначала набрел на клин леса, но оказалось, что это владение волков. Сарыг покинул его и залег в соседнем тугае, хотя там обитали и другие шакалы.

Ночью к его лунке в траве явился хозяин участка. Уверенный в своих правах, он основательно потрепал Сарыга. Опытный старый самец мог бы и загрызть молодого, но ограничился хорошей взбучкой.

Сарыг, прихрамывая, уходил дальше и дальше. Начались голые поля, перекопанные пустоши. И зимой работы в целинном районе не прекращались. Стояли вагончики механизаторов, экскаваторы крошили грунт, бульдозеры утюжили поля. Людей шакал почти не видел, хотя машины гремели целыми сутками. Запахи металла, дыма и человека отпугивали. Шакал менял путь и наконец оказался среди песчаных дюн Кызылкума.

Бригада Есимбая тоже кочевала по пустыне. Когда овцы выедали подножный корм вокруг временного стана, пастухи меняли место. Они ставили юрту у нового колодца, перегоняли отары, расчетливо используя скромные запасы сухих трав-эфемеров. Стога сена, заготовленного весной, приберегали на случаи буранов или гололеда.

Мерген в эту зиму впервые выехал в пустыню. Он работал в паре со старым чабаном Нургалеем.

Как обычно, овцы перебегали от пятна к пятну сухих трав. Лохматые козлы шествовали впереди стада. С боков и сзади овец сопровождали собаки, не позволяя овцам разбегаться или отставать.

Кони легко несли всадников. Пастухи весело перекликались, покрикивали на собак. Дробный топот многих ног, блеяние козлов, меканье овец, ржание коней, негромкое позвякивание бубенцов сливались в привычную симфонию пасущегося стада.

С гребня высокого бархана открылась зимняя панорама пустыни. Гряды застывших дюн огромными волнами уходили к горизонту. Барханы имели правильную форму полулуний, местами, снижаясь, мельчали, переходя в чакалаки.

Ранним утром в косых солнечных лучах резко выделялись детали рельефа. Цвет пустыни менялся от светло-желтого до красновато-бурого. Различные оттенки придавала растительность, подросшая с северной стороны увалов и во впадинах. Темнели приземистые кусты джузгуна, легким кружевом разбегались рощи саксаула и песчаной акации. Кое-где виднелись серебристые заросли полыни.

Особенно красивой казалась группа барханов из ярко-желтого, отборного песка. Их склоны покрывал изящный узор легкой ряби.

— Вредные пески.— Ткнул в их направлении нагайкой Нурга-лей.— Пока есть влага, стоят. Летом покатятся дальше. Все засыпают на пути. Теперь такие пески стали засевать травами, сажать на них кусты.

Между барханами росли песчаная осочка, мятлик, селин, кустики эфедры. Мелкие зайцы — толаи испестрили пески хитрыми узорами; тянулись ровные цепочки следов лис и барханных котов. Воспользовавшись потеплением, разбросали пунктиры своих отпечатков тушканчики, натоптали вокруг нор суслики и песчанки.

Особенно много следов оказалось около зародов сена. Даже одинокий волчий след протянулся сюда аккуратной цепочкой. Но около стога он распался на несколько следов, выдав секрет стаи.

Пастухи продолжали свой путь. Нургалей тихонько пел, но внезапно смолк, спешился и нагнулся над отпечатком когтистой лапы.

— В чем дело? — окликнул Мерген.— Опять волк?

— Нет. Здесь он не редкость. Не зря зовут его пустынным. А вот такой след в песках увидишь нечасто.

— Обычного шакала? Эка невидаль! Да их полно в тугаях.

— В тугаях—другое дело. Шакал не волк, очень разборчив насчет жилья. Я ни разу не встречал в пустыне шакала летом. Зимой—бывает. Редко.

— Давай догоним?

След петлял между барханами, и казалось, ему не будет конца. Пастухи уже решили повернуть обратно, но тут зашуршала сухая трава, из редких ее зарослей выскочил шакал и стремительно помчался, умело прикрываясь складками местности.

Мерген вскинул ружье, но тут же опустил. Он узнал Сарыга.

Отара, описав петлю, вернулась к юрте. Собаки помогли согнать овец в плотный массив. Животные сгрудились, засунули морды в овчину соседей и притихли на ночь.

Показалась и вскоре зашла луна. В черном бархате неба повисли низкие и яркие звезды. Заметно похолодало. Откуда-то донесся далекий волчий вой. Собаки ответили хриплым лаем. Есимбай послушал, вышел из юрты и трижды выстрелил в ночь, отгоняя хищников.

Сарыг не слышал выстрелов. Он стремился подальше уйти от людей.

Дни шли за днями. Немало приключений пережил шакал, пока блуждал по пескам и пересекал горный хребет Султануиздаг. У туши павшего джейрана выдержал ночной бой со степной рысью — каракалом. В скалистом ущелье встретился с дикобразом, но сумел избежать знакомства со страшными иглами. Наконец вдоль речной террасы потянулся лесок. Затем полоса тугаев расширилась, раскинулось огромное Круглое озеро.

По льду ходили люди. Сарыг подкрался к границе тростников и принялся наблюдать, как рыбаки расчищали лунки, заводили канаты и подо льдом протаскивали сети. Груды трепещущей рыбы на льду сверкали яркими красками, но мороз быстро делал свое дело — весь улов вскоре превратился в невзрачную кучу мороженой рыбы.

Ветерок донес до Сарыга дразнящий запах, шакал облизнулся и решил попытать счастья. Он затаился, выжидая.

Рыбаки увезли улов на грузовике к противоположному берегу озера. Начало смеркаться, улетели суетливые сороки, потянулись к лесу сытые, отяжелевшие вороны.

Шакал вышел на лед и отыскал мелкую рыбешку. Поев, вернулся к своему временному убежищу.

Через несколько дней зверь освоился, выбрал место для норы. Он подолгу смотрел на рыбаков и стал испытывать к ним нечто вроде доверия. Люди его тоже заметили, но не обижали, даже начали подкармливать. Один старичок оставлял для забавного желтоватого шакала две-три жирных рыбины. Близость людей перестала беспокоить зверя.

Однажды Сарыг приблизился к странным постройкам на дальнем берегу. За сетчатыми оградами в двориках копошились тысячи белых уток. Птичий гомон, кряканье, хлопанье крыльев разносились далеко.

Сарыг загорелся желанием добраться до вкусной добычи. Он обошел вокруг фермы, осматривая все канавки, полоски травы и кустов, выискивая удобный путь для набега. Но все тщетно. Работники фермы тщательно следили за хищниками. Сарыга быстро обнаружили.

— Шакал появился,— объявил один из работников.—Все вокруг истоптал. Настойчивый зверь.

— Надо поймать, пока не наделал бед,— приказал заведующий.

Повар, он же любитель-охотник, приготовил ловушки, замаскировал. Все было сделано правильно, но на охоте много значит случай. Вечером к повару приехал из города сын. А с гостем появилась и увязавшаяся за ним дворняжка. Ночью пес учуял запах притаившегося шакала, залаял истошным лаем и погнал зверя. И тут заднюю лапу собаки защемил стальной капкан. Пес взвыл. Выскочили люди. Повар спросонок схватил ружье и бабахнул в воздух. Началась суматоха. Сарыг понял главное—здесь капканы! Шакал бросился бежать от фермы, от людей, от их страшных орудий. За ночь беглец одолел огромное расстояние. Он бежал параллельно шоссе, пересекая ставшие знакомыми пески, и к утру вышел в обжитые человеком места, в окрестности столицы Каракалпакии—Нукуса. В таких густонаселенных местах Сарыгу бывать не приходилось. Днем он прятался на обочине хлопковой плантации, в сухом арыке. Ночью двинулся дальше, выскочил на шоссе. Перед ним возникла автомашина, свет фар ослеплял. Шакал, как заяц, кинулся прочь и кубарем покатился в кювет. Он лежал на спине, оскалив зубы, не веря в спасение. Машина промчалась мимо. Сарыг вскочил, отряхнулся и шмыгнул во мрак.

В районе нижнего течения Амударьи Сарыг облюбовал уголок леса. Неподалеку были непроходимые заросли тростников, пресная вода, изобилие дичи и рыбы...

В этом лесу недавно жил барсук. Толстого зверя подкараулили волки. Осталась нора, которую соорудил хозяин, большой мастер подземного строительства. Сарыг наткнулся на один из входов и заинтересовался открытием. Шакал осторожно сунул нос в отверстие. У входа, как обычно, ютились комары и мошкара, какие-то личинки разбежались по щелям. Мелькнула ящерица.

Шакал попятился, затем осмелел и старательно обследовал поляну, прилегающие кусты. Он обнаружил еще несколько выходов. Глубоко под землей, защищенное от летнего зноя и зимней стужи, располагалось просторное жилое гнездо. Рослый шакал чувствовал себя в нем превосходно.

В начале лета изумрудные лужайки осота пожелтели. Вместо травки появились стебельки, усыпанные похожими на овес семенами. Рыжие муравьи приступили к сбору злаков и потащили урожай в подземные хранилища. Горки пустой половы появились у входов в муравейники.

Вероятно, среди далеких предков Сарыга затесался пес. Помимо приметного оттенка шерсть его отличалась особой мягкостью, немного шерсти росло между пальцами.

Семена осота, оставшиеся на стеблях, цеплялись за шерсть. Снабженные колючками, они прочно засели у основания пальцев.

Ощутив боль, Сарыг немедленно занялся лечением — принялся тщательно выгрызать занозы, а также лишнюю шерсть между пальцами, зализывать воспалившиеся ранки. Во время этой операции одно из семян проскочило между зубами и попало под язык. Сарыг попытался выплюнуть колючку. Не получилось, наоборот, она продвинулась дальше, вызывая спазмы.

Шакал мог погибнуть от такого пустяка. Выручил инстинкт. Зверь кинулся к зарослям сухой травы, стал торопливо рвать зубами и глотать целые пучки. Это помогло. Колючка вместе с сеном прошла в желудок.

Летом Сарыг пристрастился к охоте на фазанов. Старую, опытную птицу поймать удавалось нечасто. Такие фазаны умело прятались в непролазных кустах, отсиживались по ночам на ветвях джиды, на кормежке держались открытых мест. Маленьких птенцов добыть было почти невозможно: они не издавали запаха. Когда же птенцы подросли, Сарыг занялся ими всерьез.

Шакал примечал выводок и принимался «пасти» его. Птицы довольно последовательно придерживались выработавшихся привычек. Выводок обычно ночевал в глухомани кустов или отсиживался на ветвях колючей джиды. С восходом солнца фазаны начинали перелетать к водопою и к местам кормежки. Первая птица, приземлившись, осматривалась, давала какой-то сигнал. Тогда один за другим слетались все фазаны.

Сарыг действовал хитро. Он пропускал опытных птиц и ловил затем одного-двух цыплят. Однако вскоре молодняк набирался опыта, и тогда шакал приглядывал новый выводок.

Местный егерь заметил Сарыга и однажды пугнул издали дробью. Шакал переменил место охоты.

В соседних тугаях обитали шакалы. Там жил крупный самец с подругой и щенками, два молодых зверя. Они не составляли единой семьи вроде волчьей стаи. Взаимная привязанность у шакалов слабее, однако они любили общество, устраивали по вечерам «концерты»-переклички, иногда промышляли всей компанией.

Сарыг недолго пребывал в одиночестве. Он пересек границу охотничьего участка соседей и забрался в их рощу. Пришельца заметила самка. Она коротко взлаяла и побежала навстречу нарушителю. Глава семейства взъерошил шерсть на загривке, обнажил клыки и кинулся на незваного гостя. Самка зашла с противоположной стороны. Молодые шакалы стояли в стороне, выжидая.

Сарыг всем своим видом постарался выразить полнейшую покорность— опустил хвост и уши, подогнул лапы, но хозяева с ним не церемонились. Грозный рык заставил гостя ретироваться.

На следующий день сцена почти повторилась, однако Сарыг вел себя настойчивее, но не агрессивно. Он только просил его не гнать...

На этот раз самец долго и придирчиво обнюхивал гостя. Грозный хрип то стихал, то вспыхивал с новой силой. Самка стояла рядом и тихонько рычала. Сарыг снова был вынужден удалиться.

При следующей встрече зверей обстановка почему-то накалилась. Самец сразу изготовился к атаке, самка и молодые придвинулись вплотную. Назревал конфликт. Тогда Сарыг выпрямился и замер, подставив свою шею опасным челюстям хозяев. Один удар клыка мог вспороть горло пришельца. Тон рыка хозяев сразу изменился, стал мягче, стихая. Шерсть еще торчала дыбом на загривке самца, хотя дело явно пошло к миру. Сарыг нашел друзей, а потом среди них и подругу. Весной в старой барсучьей норе запищали щенки.

Дожди прекратились, как обычно, в мае, и до глубокой осени небо Каракалпакии не знало облаков. Под жаркими лучами солнца пожелтела растительность. Первыми погибли красавцы эфемеры, затем засохли степные травы. Только янтак да несколько колючек сохранили зелень. Их корни доставали влагу из глубины почвы. Спасаясь от зноя, деревья в тугаях сбросили часть листвы. Через их поредевшие кроны солнце добралось до нижнего этажа леса—к лианам, кустарникам, травам, иссушило кучи хвороста, валежник.

В своих скитаниях Сарыг часто посещал окраины поселков, хутора, полевые станы, глядел из укрытий на костры пастухов и охотников. Чуткий нос хищника улавливал резкий запах дымокуров, чад кухонь и печей, бензиновый смрад моторов. Шакал не раз обследовал оставленные людьми временные становища, обнюхивал золу костров и потухшие угли. Дым не пугал Сарыга, но однажды, разгребая из любопытства пепел, попал лапой на тлеющие угли и познал боль ожога. Шакал связал огонь с присутствием человека, не видя в нем особой опасности и не подозревая о страшной разрушительной силе пожаров. Но привелось испытать и это.

Сарыг с утра устроился на отдых недалеко от норы, на открытой поляне, вдоль которой дул легкий ветерок, отгонявший гнус. Как все хищники, шакал спал чутко, и во сне реагируя на звуки и запахи. Но первые признаки пожара не вызвали у него тревоги. Он проснулся, прислушался к отдаленному негромкому треску. Принюхался — немного пахло дымом. Запах был давно знаком. Зверь снова погрузился в дрему, не подозревая, что сухие тугаи горят без дыма.

Беда началась с малого. Колхозники косили густые заросли тростников, опоясывающие лес. Тракторные погрузчики сгребали и подвозили копны подсохшего сена к зародам. Одна из машин закапризничала, тракторист занялся починкой. Он пробовал работу мотора на разных режимах, и временами в выхлопных газах появлялись искры. Неожиданно на сухой траве возникли слабенькие язычки пламени.

Парень выскочил из кабины и принялся затаптывать сапогами горящую траву. В одном месте огонь гас, но в другом оживал. И вот тоненькая струйка дотянулась до плотного массива эфироносных кустов. Они враз вспыхнули ярким и чадным пламенем. Взлетели с треском тысячи искр. Все, кто был поблизости, бросились тушить пламя, но оно двинулось по ветру. Достигнув еще не скошенных тростников — взревело. Высоко взлетали и парили в небе куски горящих стеблей, пепел. Огонь добрался до деревьев. С оглушительным треском стали рваться стволы валежника, затрещали кучи хвороста. Но пламя почти не давало дыма, и издали пожар не казался серьезным бедствием.

Люди растерянно смотрели на гибнущий лес. Первым опомнился бригадир.

— Спасайте сено! — крикнул он.— Не пускайте пламя к зародам! Бери лопаты! Цепляй плуги к тракторам!

По короткой стерне и против ветра огонь плохо набирал силу. Люди сумели здесь одолеть пламя, тем более что часть стогов заранее была опахана. Вскоре и новые полосы свежевспаханной земли преградили путь огню. Отдельные очаги прорвавшегося пламени гасили лопатами, сапогами, телогрейками...

Пожар, удаляясь, с гулом и треском крушил лес. Пламя двигалось неровной лентой, оставляя за собой едкую гарь обугленных стволов.

Когда Сарыг проснулся снова, он услышал странный гул. Сильнее запахло дымом. Птицы летели в одном направлении. Их тревожные крики заставили шакала двинуться за ними. Только пробежав с километр, он вспомнил о подруге и щенках и подал голос. Никто не ответил. Он завыл в полный голос, и снова без ответа.

Шум. пожара приблизился. Хрустя валежником, выскочил перепуганный кабан. За ним ломилось стадо. Задние подталкивали рылами полосатых поросят, встревоженно ухали, оглядываясь.

Совершенно спокойно прошли рысью полудикие ослики. Протопали раздраженные, с подпаленными шкурами барсуки. Бестолково суетились мелкие зверьки.

На взмыленных конях появились пастухи. Они гнали стада овец и коров. Сторожевые псы действовали решительно. Коровы с ужасом таращили глаза, глухо мычали, роняя пену. Глупая баранта шарахалась, сбиваясь в плотные косяки, путала направление. Даже мудрые козлы-предводители выглядели растерянными.

Наконец, масса измученных животных высыпала на просторную отмель. Лента песков—одно из весенних русл — смыкалась с протокой.

Часть животных кинулась к воде, собаки и кони стали жадно пить. Овцы сбились в кучу на мокром песке и затихли. Пастухи оглядывали спасенных животных, прикидывая потери.

Сарыг юркнул в осоку у берега. Рядом оказался зайчонок, однако косой и не думал спасаться от извечного врага. Страх перед стихией уравнял всех.

Пожар вышел к берегу протоки и несколько минут бушевал в полную силу. Волны сухого жара охватили людей и животных, рассыпавшихся по пескам. Наконец пожар стал постепенно стихать. По черным остовам деревьев некоторое время еще пробегали язычки пламени, затем они погасли, потянулись струйки негустого дыма.

Только иногда над раскаленной землей возникали призрачные следы смерчей.

Сарыг подождал, пока пастухи угонят стада в уцелевший клин тугаев. В наступивших сумерках зверь стал пробираться к норе. Земля успела остыть, но местами продолжали тлеть угли. Ни травы, ни кустов. Деревья стояли голые, с черными опаленными сучьями. У логова он вновь бросил клич. Ответа не было. Сарыг долго и настойчиво звал подругу, пока не приметил странного шакала, вихляющей походкой бредущего на зов. Он устремился навстречу, но остановился в страхе.

Мутный неподвижный взгляд, отвисшая челюсть с нитями клейкой слюны, нетвердая походка незнакомого зверя вызывали инстинктивное отвращение. Сарыг поджал хвост и бросился наутек. Бешеный шакал метнулся было вслед, затем осел на ослабевшие задние ноги. С внезапной яростью схватил и изгрыз обломок коряги и бесцельно побрел дальше...

А Сарыг после всех передряг устало осмотрелся и пошел искать новое убежище.

В дельте Амударьи тростниковые джунгли захватили каждый кусок суши и мелководья. Стройные и крепкие, высотой до пяти метров, растения образовали непроходимую чащу. Только тропы кабанов рассекали заросли.

Мутные воды реки вливались в сеть проток и озер. Лёсс осаждался, создавая мели и бары, меняя русло. Вода постепенно отстаивалась, становилась прозрачной, но от массы растущих и отмирающих растений приобретала странный, темный оттенок.

Течение не всегда могло размыть грунт, пронизанный сплетением корней, и поток устремлялся прямо в чащу. Черноватая вода, вскипая гребешками пены, с журчанием неслась под уклон через корневища, коряги, упавшие стебли...

Сарыг забрел в джунгли. Он долго шлепал по мелководью, бродил по исчезающим тропинкам, теряя их и находя новые. Отдыхал где придется—на кочках или мелких островках, узкими гривами рассекавших болото. В конце концов шакал запутался в лабиринте тропинок. Он попал в места, где из-за постоянных колебаний уровня воды и частых наводнений не могли обитать мыши, песчанки, суслики, зайцы. Но ловить птиц не представляло особого труда. То заснувшая на островке утка, то беспечный кулик или бекас попадали на обед хищнику. Однажды шакал схватил крупную чайку, всполошив всю колонию. Эти птицы успели нанести ему несколько чувствительных ударов клювами. Пришлось выпустить из пасти добычу и начать огрызаться. Чаек Сарыг больше не трогал, зато приспособился промышлять серых цапель. Они держались парами или выводками, попадались и одиночки. Птицы степенно расхаживали по болотистым отмелям, замирали, карауля добычу, и вдруг молниеносными ударами клюва хватали некрупных рыб и лягушек. Зоркие птицы обычно вовремя замечали хищника. Молодые же цапли нередко устраивали свои засады среди стеблей тростников. Их оперение сливалось с растительностью, удачно маскировало охотников, но и шакалу нетрудно было подойти незамеченным. Сарыг терпеливо подкарауливал неосторожную птицу, впиваясь в длинную шею. Однажды он промахнулся и ухватил жертву за основание крыла. Цапля изогнула шею и нанесла свирепый удар кинжалом-клювом. Она целилась в глаз, но шакал успел увернуться, отметина же на морде осталась навсегда.

Шакал часто находил хатки ондатр. Низкие, заболоченные берега не позволяли водяным грызунам устраивать норы в откосах грунта. Они натаскивали кучи тростника, водорослей, ила и, когда масса высыхала, выгрызали в ней ходы и норы. Выход из гнезда устраивался под водой. Прочный купол крыши служил столовой. При появлении хищника поднимался шум, плеск, зверьки ныряли и исчезали надолго.

Шакал изловил молодого зверька, но мясо показалось невкусным, и хищник больше не трогал ондатр.

Как-то шакал увидел высокие деревья, растущие правильными рядами. Густые кроны трепещущих от ветерка листьев начинались высоко от земли. Ниже прижимались к стволам сплетения сухих ветвей. Тишина ясного солнечного утра, ласковый шепот моря, мирные хлопоты множества птиц создавали впечатление безмятежного покоя. Однако многоопытный Сарыг держался настороже. Он не находил следов других зверей. Только быстроногий бродяга-волк, промышляя у моря, оставил цепочку следов. Шакал подошел к ним. Шерсть на его загривке встала дыбом, он сторожко озирался. В полдень с моря подул свежий ветер. К вечеру он достиг силы шторма. Седые от пены валы с ревом побежали на низкий берег. На мелком месте они вспухали, обрастали гривами и тяжелой массой вод крушили все на своем пути.

Волна за волной набегала на равнину, быстро затапливая низкие места. Под напором ветра уровень моря поднялся, и побережье скрылось под водой.

Сарыг успел удрать от наводнения. Из-за усталости и непогоды у него пропал аппетит, только мучила жажда. Зверь поживился арбузом на заброшенной бахче и залег отдыхать. Ночью он пустился дальше по кромке тростниковых зарослей. Вскоре шакал увидел стада коров, овец, табуны коней и верблюдов. Между ними разъезжали пастухи, бегали собаки, а за полем начинался лес.

Привычная картина обрадовала Сарыга. Он залег в кустах и стал дожидаться вечера. На закате пастухи съехались к стану, стреножили лошадей, установили марлевые пологи и развели костёр. Запах дыма и горячей похлебки дошел до шакала. Он почувствовал голод, встал, потянулся и под покровом темноты безбоязненно направился к тугаям, к границе недавно созданного здесь заповедника.

Пасшиеся недалеко кони учуяли хищника и заржали. Встрепенулись и подали голос собаки, но шакал успел нырнуть в заросли. Запоздало прогремели выстрелы дежурного пастуха.

Появление нового шакала не прошло незамеченным. Оберегая свой участок, егерь вышел на досмотр еще в темноте и до рассвета спрятался в засаде. Едва стало светать, его внимание привлекли два шакала, занятые обследованием коряги на отмели. Крупный самец с необычайным оттенком шкуры уверенно разгребал лапами кучу плавника. Изящная самка суетилась рядом, поглядывая по сторонам. В бинокль отлично была видна ее лукавая мордочка.

Шакал добрался, наконец, до спрятанной в корягах рыбы, вытащил ее и предложил подруге.

Егерь был стар. Он многое повидал в жизни. Семейная сцена четы шакалов заставила его добродушно улыбнуться.

Днем егерь побывал в конторе и рассказал о пришельце. Необычным по окраске шакалом заинтересовались. Директор заповедника поручил установить особое наблюдение за редким зверем. С тех пор закон стал охранять Сарыга.

Солнце село за ажурную кромку леса. Наступившая темнота гасила краски, смазывала детали. Зато высветилась дорожка лунного света, перечеркнувшая водную гладь. Ослепительный блеск Венеры затерялся в россыпи высыпавших звезд. Только на западе еще продолжала светиться оранжевая полоска вечерней зари. Просвистели крыльями последние табунки диких уток, закончился перелет степенных цапель. Чайки и кулики угомонились на отмелях. Далеко-далеко прокричали и затихли гуси. На болоте ухнула выпь. Для хищников настала пора охоты.

Матерый шакал, дремавший в примятой траве, приподнял голову, потряс ушами, отгоняя комаров, и легким движением выскочил на поляну. В свете луны засеребрилась необычно светлая шкура зверя.

Ветерок принес хорошо знакомые запахи трав, нагревшейся за день земли. Сильный аромат исходил от растущих вокруг полыни, зубровки, мяты... Пахло мелкими птицами, ночевавшими в кустах, лягушками, ящерицами, жуками... Все это скользило мимо, не вызывая интереса.

Внезапно возник резкий запах ядовитой змеи — гюрзы. Зверь слегка повел мордой, следя за шелестом ночной охотницы. Еще один порыв капризного ветра донес аромат рыбы и почти неуловимый, сладковатый—падали.

Хищник потянулся, отгоняя остатки сна, отряхнулся, чтобы сбросить колючки и репей, и хрипло взлаял.

В ближних кустах послышался шорох, появился шакал. Недалеко тявкнуло несколько молодых голосов. Матерый зверь поднял морду и уверенно кинул клич начала охоты.

— Нныы-ы-ы-ы...— пел он.

— Ыы-ы-ы-ы...— на разные голоса подхватил выводок.

— Ыы-ы-ав!..— закончил вожак и деловито потрусил к добыче. Хищники не ринулись прямо к падали. Стая двинулась к цели против ветра, маскируясь зарослями и складками местности. Запах павшей лошади постепенно усиливался. Он, как обычно, переплетался с опасными запахами человека, дыма, пороха... Вожак остановился, стая замерла. В заповеднике, конечно, никто не ставил капканов, но уроки прошлого Сарыг запомнил крепко. Осторожно шакалы подобрались вплотную к темневшей на песке туше. Никто, кроме ворон и сорок, еще не трогал ее, и перед стаей лежало богатое угощение. Однако звери замерли.

Низкий угрюмый вой повис над тугайными дебрями. Неизвестно откуда шел звук, наполнявший пространство.

— У-у-у-у...— предупреждал невидимый волк.— У-у-ов,— закончил он грозно.—Не трогать!

Чуть дрогнули тростники, и из зверового лаза в их стене выскользнула тень. Крупный волк, опустив лобастую голову, провыл повторно и уверенно направился к падали. Затем появилось еще три серых.

Как пригоршня сухих листьев от порыва ветра, разлетелись в разные стороны шакалы и затаились в кустах. Они молча выжидали развития событий, но, когда затрещали кости в крепких челюстях пришельцев, не стерпели. Звери выскочили на отмель, закружились вопя и причитая.

Пока волчья стая расправлялась с тушей лошади, шакалы были вынуждены держаться в сторонке. Однако на этот раз счастье улыбнулось Сарыгу и его семейству. Волки не были очень голодны. Насытившись, они хотели было залечь поблизости, посторожить остатки добычи. Однако опытная волчица, ведущая стаю, решила по-иному и увела ее.

Шакалы далеко не каждый день лакомились мясом. Они жадно набросились на остатки. Лучшие куски волки съели, но и осталось немало.

Солнце позолотило вершины деревьев. Певчие птицы начали утренний концерт. Начинался новый день.

Мысль

 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу