Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1981(21)


СПАРТАК AXMETOB

СОИСКАТЕЛИ

Фантастический рассказ

I

Неслышные, как призраки, они пробежали открытое место и растворились в кустарнике, которым был обсажен ров. Ни один листик не шелохнулся. Атаман жестом показал — раздеваться. Воины стащили потные халаты и шальвары и остались в розовых набедренных повязках. Атаман оглядел безлюдную стену с вертикальными щелями бойниц. Ткнул пальцем в грудь трем воинам. Юркий Абэ взял саблю в зубы и беззвучно канул в воду. Следом за ним нырнули Кумар и чернокожий Чака. Вскоре их головы показались в локте от противоположной стороны рва. Абэ ловко выбрался наверх, прижался спиной к горячей стене, сцепив на животе кисти рук. Чака влез к нему на плечи и принял ту же позу. Пирамиду завершил Кумар, смуглое тело которого пришлось между бойницами.

Подоспели остальные. Держа в зубах сабли, они поднимались по живой лестнице и перемахивали через парапет. «Первый... второй... третий...» — сосчитал Кумар и поднял руки. С парапета его ухватили за кисти, подтянули. Тогда Чака повернулся лицом к стене, сжал лодыжки Кумара и повис, согнув в коленях жилистые ноги. Абэ отлип от стены, подпрыгнул и схватился за них. Подтянулся, неуловимо быстрым рывком оказался за широкой черной спиной. Через мгновение он уже был среди товарищей. Следом за ним на площадку спрыгнули Чака и Кумар.

В крепости все еще не подняли тревогу. Неужели стражники спят, разморенные полуденной жарой? А может, следят изо всех щелей, выжидая? Холодок пробежал по спинам воинов. Они переглянулись и побежали вдоль парапета. Босые ноги шелестели по мрамору. Казалось, раскаленная площадка сама несла воинов. Промелькнула угловая башня, пузатая, словно кувшин. Крутая лестница вела налево вниз, где среди финиковых пальм дремали павлины и лениво лепетал арык.

Воины рассыпались по саду, с разных сторон подкрадываясь к лазурному дворцу. Дверь с золотыми накладками первым увидел узкоглазый Абэ. Он растянул губы и закричал павлином. Неслышно появились товарищи, будто возникли из дрожащего марева. Абэ приоткрыл дверь. Загорелые воины скрылись в черном проеме, последним скользнул в него атаман.

Они пробежали по длинному коридору и вдруг оказались в большом зале с ребристыми колоннами. Сквозь стеклянную крышу били солнечные лучи, переливаясь в грудах монет. Все помещение заполняло золотое сияние, в воздухе дрожали золотые пылинки. Там и сям лежали кувшины, истекающие дирхемами и динарами. В волнах золотого моря плавал распахнутый сундук, наполненный лалами, яхонтами и гранатами.

— Аллах!..— восхищенно выдохнул кто-то.

— Золото Искандара...

— Да обратится оно в прах,— прошипел атаман.— Нам нужен перстень с голубым гранатом. Только перстень!

Воины бросились к сундуку, позабыв об опасности. Лишь Чака настороженно посматривал по сторонам. Его мучила мысль, что стражники прознали о нападении. Они не торчали на стенах, пугая ворон. Они поступили умнее: затаились и теперь готовы обрушить удар. Как бы в ответ на эти опасения из-за колонн бесшумно выдвинулись голые по пояс стражники с грозно занесенными для удара копьями.

— А-а-а!—страшно закричал Чака, ныряя под летящее копье. Воины бросились врассыпную, только один остался лежать ничком. Меж его лопаток подрагивало тонкое древко.

Чернокожие копьеметатели шагнули в сторону. Из-за их спин появились новые стражники, вооруженные кривыми саблями. Миниатюрный Абэ первым ринулся на них. Дважды взлетел сияющий клинок—два стражника рухнули на рассыпанное по полу золото. Абэ уже схватился с третьим. Зал наполнился лязгом стали, выкриками, стонами. В лучах солнца еще веселее заплясали золотые пылинки.

Стражников было слишком много.

— К выходу! — крикнул Стас, нанося и отражая удары.

— Перстень!—задыхался Кумар.— Без него... нельзя!..

— Черт с ним! — прохрипел Ли, которого теснили трое.— Нам не выстоять...

Абэ бился молча, оскалив зубы. В обеих руках гибкого Кумара сверкало по сабле.

— Внимание! — воскликнул Стас, отпрыгивая назад и наклоняясь над полупустым кувшином с золотыми динарами.

И тут стражники выбили клинок из руки Ли. Товарища заслонил Абэ, рядом встал улыбающийся Кумар.

— Держи! — Он бросил обезоруженному Ли одну из своих сабель. И тут атаман поднял над головой тяжелый кувшин.

— Тр-рах!

Кувшин взорвался, точно ядро. Картечь золотых монет полоснула по стражникам. Разъяренный Ли бросился вперед, рубя направо и налево. Перед ним мелькнула черная спина. Ли яростно полоснул по ней саблей и замер, увидев падающего Чака.

— Я нечаянно,— по-детски пролепетал Ли.— Прости...

Но тут раздались звонкие хлопки, и все услышали знакомый насмешливый голос:

— Стоп, стоп!

Из-за колонны в сопровождении. сотрудника Центра вышел невысокий худощавый человек в голубом тренировочном костюме. Он оглядел бурно дышащих соискателей, скользнул взглядом по чернокожим андроботам, игравшим роль стражников.

Опустив саблю, Стас вопросительно смотрел на устада Галима Камалова, которого все звали Устад-Галимом. Лысую голову ученого покрывала тюбетейка, вышитая жемчугом. На желтоватом лице тонкая сетка морщин. Две глубокие складки между косо поставленными бровями придавали ему выражение печали и сострадания. Курчавую бородку тронула седина, в густых коротко подстриженных усах таилась легкая усмешка. Острого языка Устад-Галима боялись все соискатели.

Камалов подошел к сраженному копьем рыжеволосому гиганту. Боб честно изображал труп: он лежал, разметав по золотым монетам кудри, и за время схватки ни разу не пошевелился. Устад-Галим отлепил от его спины копье с присоской, позвал:

— Боб, сынок, проснись, уже поют райские трубы... Соискатель встал, сокрушенно повесив голову.

— Гибель Чаки я видел,— тихим голосом продолжал Камалов.— Разговор об этом впереди. А вот как тебя угораздило?.. Реакция у тебя замедленная, вот что. А без нее в нашем деле труба... Я, как и все восточные владыки, люблю красные яхонты и рыжих воинов. Но при плохой реакции локоны не спасут! — У стад повернулся к Стасу.— Ты тоже хорош. Попал в засаду, потерял двоих. Задание не выполнил... Чему улыбаешься, атаман? Добудь перстень Искандара, а потом веселись!

Стас поднял руку. На безымянном пальце электрической искрой блеснул голубой гранат. Соискатели радостно вскрикнули.

— Смотри-ка! — удивился Устад-Галим.— Успели... Ну, что ж, ваша группа в прошлое пойдет первой.

2

Вводную программу соискатели получили за декаду до запуска. В холле Стас быстро просмотрел ее и усмехнулся. Насколько Устад-Галим иронично и четко излагал свои мысли вслух, настолько же расплывчато и наивно он выразил их на бумаге. Видимо, информация о заданной точке прошлого была скудна, и ему пришлось напрячь воображение, придумывая подробности.

На плечо Стаса опустилась крепкая ладонь Абэ:

— Атаман, мы собрались прогуляться. Ты с нами? Стас отрицательно мотнул стриженой головой.

— Хочу полистать вводную.

Жилище Стаса мало чем отличалось от комнат его товарищей. Разве что участок стены над столом выложен ромбовидной чешуей таисянского плечерога, да в черной шкатулке искрится марсианская галька. На Марсе и Таисе Стас не был. Чешую и прозрачные камешки привезла Алена. Она любила все лучезарное. И сама была веселая и яркая. Мужа называла Добрыней. «Почему?» — спрашивал Стас, взвешивая на ладонях ее тяжелые волосы. «Ты большой и добрый,— смеялась Алена.— И верный. А если отпустишь бороду, то будешь вылитый Добрыня Никитич с картины Васнецова». Стас посмотрел на стереоизображение Алены, сел и принялся читать вводную программу.

«В стародавние времена, когда ужасные дивы и прекрасные пери являлись людям, царствовал славный Рабиг ал-Мулюк. Его владения омывало море, пересекали реки и сухие русла; сады граничили с пустынями, а дворцы — с хижинами. В числе подданных были визири и воины, звездочеты и купцы, простолюдины и нищие».

Стас постарался представить себе Рабиг ал-Мулюка. Жил, наверное, в древности этакий аравийский царек. Грабил подданных, сладко ел и развлекался. Владел двумя-тремя оазисами, угонял у соседей скот, верил в существование дивов и пери...

«Рабиг аль-Мулюк старался быть праведным владыкой: карал злодеев, возвеличивал храбрых и усердных. Не его вина, если подлинная справедливость не воцарилась в стране. Царь был бездетным. Приближалась старость, но некому было передать власть. Подолгу бродил Рабиг ал-Мулюк в саду, удрученный тягостной думой».

Давняя боль кольнула Стаса: у них с Аленой тоже не было детей. «Успеем,— смеялась жена.— Сто лет впереди! Да и некогда. Ты копаешься в жерлах вулканов, я ползаю по планетам...» Сколько ни уговаривал Стас, Алена только смеялась. И он верил, что впереди сто лет. Сто лет! Когда солнечный протуберанец сжег корабль Алены, Стас тоже хотел умереть. Тоскуя по жене, бросил вулканологию и пришел в Центр...

Стае снова погрузился в чтение вводной.

«Однажды владыка гулял в саду. Чей-то голос окликнул его.

— Кто посмел? — гневно спросил повелитель.

— Я—Хызр. Разве ты не узнал меня? Падишах с достоинством наклонил голову.

— Вот чудодейственное яблоко,— негромко промолвил Хызр.— Раздели его с женой, и у вас родится сын.

Царь побледнел и обеими руками принял краснобокий плод».

Стас еще раз перечитал эти строки. Кто такой Хызр?.. А, это добрый вестник. Стало быть, у царя будет сын.

«И когда родился Сайф ал-Мулюк, ликовала вся страна.

У колыбели наследника владыка собрал звездочетов и дервишей. Мудрецы долго лицезрели младенца, изучали расположение родинок, многозначительно вздыхали и переглядывались».

Стас отложил вводную. Итак, если отбросить восточную цветистость, информация о Сайф ал-Мулюке выглядит следующим образом: во-первых, он станет мудрым, во-вторых, воинственным, наконец, он приобретет жизненный опыт и превратится в крепкого царька. Дальнейшие предсказания перебрасывали царевича из VIII века в авантюрную сказку. И Стасу, который подменит Сайф ал-Мулюка в прошлом, предстоят большие испытания. Придется работать как следует, чтобы все закончилось благополучно. Надо выполнить задание Устад-Галима и вернуться из прошлого. Только тогда жизнь без Алены приобретет какой-то смысл.

«Время показало, что звездочеты и дервиши не ошиблись. С малых лет царевич радовал воспитателей остротой ума и любознательностью. Он рано научился читать и писать, скакать на коне и владеть оружием. Любил слушать рассказы о злобных дивах и прекрасных пери, о войнах и странствиях, о несчастной птице рухх, детенышей которой пожирает злобная аждаха.

Однажды падишах призвал к себе сына...»

3

Через декаду соискатели собрались у Камалова. Вообще-то можно было сразу идти на пусковую площадку, потому что ничего нового устад не сообщал. Все давно говорено-переговорено, уточнено и проверено. Но так уж повелось, что очередная команда усаживалась у овального стола и молча созерцала тюбетейку на голове Устад-Галима. И что интересно: такая игра в молчанку приносила пользу. Медики это подтверждали.

Камалов сидел в глубоком кресле. Пощипывал курчавую бородку и разглядывал соискателей. Смотреть на них — одно удовольствие. За столом собрались здоровенные красивые парни, спокойные или тщательно скрывающие волнение.

Стройный Чака согнулся и спрятал ладони между коленями. Мелкие кольца его волос напоминали вязаную шапочку. Соискатель покачивался и смотрел в сторону. «Красив,— подумал Камалов.— Не слишком ли ты волнуешься, сынок?» Устад перевел взгляд. Уж кто был самоуверен и никогда не волновался — так это Абэ! Он раскинулся в кресле, положив ногу на ногу, щурил узкие глаза. Он мал ростом, невероятно силен и смешлив. На улыбающегося товарища неодобрительно косится дисциплинированный Кумар. Его черные волосы аккуратно причесаны, стартовый костюм застегнут на все кнопки. В Камалова он влюблен, непререкаемо верит каждому слову.

Рыжеволосый Боб напоминает чемпиона Олимпийских игр по метанию молота. Природа щедро одарила его: широченные плечи и грудь, литые бицепсы, длинные ноги. К сожалению, все это большей частью бездействует, ибо их обладатель любит поспать. Он и сейчас дремлет. А вот Ли никому не нравится. Какой-то он унылый, бесцветный. Скуку наводит. Не понятно, зачем он вообще пришел в Центр. Боясь обнаружить антипатию, Камалов прощал ему мелкие промахи, за которые беспощадно ругал Стаса.

Из общей массы соискателей Стас не особенно выделялся, и все-таки он—признанный лидер и бессменный атаман на полигоне. Почему? Причина проста. Если каждый из соискателей чемпион в каком-либо одном виде спорта, то Стас многоборец. Среди узких специалистов он — ученый-энциклопедист. По складу характера он чудак, который, не задумываясь, пойдет туда — не знаю куда, чтобы принести то — не знаю что. «На кого он похож? — думал Устад.— Пожалуй, на добродушного и верного Добрыню».

Устад-Галим приподнялся и обвел взглядом соискателей. Парни зашевелились, готовые ко всему.

— Кто не уверен в себе? — спросил Камалов. Не ожидая ответа, решительно встал: — На старт!

В нижнем ярусе их встретил знакомый сотрудник Центра. Камалов быстро прошел мимо пусковой площадки.

— Вы не .с нами? — забеспокоился Чака.

— Я буду у мониторов.

На площадке серебристо мерцали стартовые капсулы. Соискатели привычно разместились в них, надели на головы пси-датчики, обмотали их длинными шелковыми чалмами. Пошевелили руками и ногами, принимая удобную позу. Сотрудник Центра меланхолично обошел капсулу, проверяя, все ли сделано по инструкции.

— Внимание!..— Голос Устада прозвучал в сознании каждого соискателя.— В исходном положении проигрываем вводную. Затем действуете самостоятельно. Время!

Надвинулась металлическая штора, и Стаса окутала темнота. На мгновение безысходное чувство оторванности от всего мира охватило его. «Спокойно!» — приказал себе Стас. Тьма обволакивала и теснила грудь. «Алена!..— позвал он.— Алена!» И успокоился. Мысленно представил, как серебристая капсула поднимается над площадкой. Раздвинулись лепестки приемных диафрагм, капсула вошла в люнет пси-генераторов. Диафрагмы закрылись. Сейчас Устад скажет обычное...

— Доброго пути! — прошелестел в мозгу знакомый голос. Стас мгновенно расслабил и напряг мышцы... Ну!

Перед глазами развернулся огненно-пестрый веер. Он мерцал и переливался. Стае летел сквозь него, возносясь выше и выше. Свет стал невыносимо ярким, под ногами открылась бездна. Стас рухнул в нее, чувствуя, как стремительное падение выворачивает его наизнанку. И вдруг все прекратилось...

...Стас открыл глаза. Он сидел на узорчатом ковре. Стены комнаты расписаны причудливым орнаментом, в узкие окна бьет солнце. Соискатель поднялся и подошел к бронзовому зеркалу. В отполированном металле отразился юный царевич, облаченный в тонкий халат. Адаптация пошла быстрее. Тугая чалма уже не давит голову, рука сжимает кинжал, украшенный огненным рубином...

4

Однажды Сайф ал-Мулюка призвал падишах и молвил:

— Пришло время приобщаться к делам. Вот ключи. Осмотри сокровищницы, познай меру обладаемого. Но только вот этим ключом не воспользуйся, запертую им дверь не отворяй!

Много дней ходил по дворцу юноша, отпирая бесчисленные замки. Пересыпал в ладонях старинные золотые монеты, любовался радужной игрой в алмазах, катал по узорчатым коврам сияющие жемчужины. И вот осталась единственная дверь, в которую он не входил. «От какой опасности предостерегал отец?» — подумал царевич. Долго колебался и вдруг решил: «Человек должен знать все!»

Проскрежетал ключ, заскрипела дверь, и он увидел старый сундук посреди пустой комнаты. Оставляя следы на пыльном полу, Сайф ал-Мулюк подошел к нему и приподнял крышку. Внутри лежала потертая шуба. Юноша взял ее и встряхнул. Из шубы выпали перстень и кусок ткани. Юноша подобрал их, подошел к окну, чтобы рассмотреть. Перстень был изготовлен из неведомого тяжелого металла. Его украшал голубой камень. На кромке вырезано: «Искандар зуль-Карнайн». «Неужели драгоценность принадлежала великому воителю?» — поразился Сайф ал-Мулюк.

За действиями царевича по монитору ревниво следил Кумар. Его первым вернули из прошлого, за то что он не посмел ослушаться падишаха и не вошел в заветную дверь. Кумар первым заметил красный сигнал тревоги на боковом экране.

— Устад,— позвал он.— Нарушение...

Камалов повернулся к монитору, на котором в полумраке тайной комнаты вырисовывалась фигура Сайф ал-Мулюка. Царевич рассматривал подобранную на полу ткань. Недоуменно вскинул брови, скомкал и бросил ее в сундук. Надел на палец перстень Искандара и, не оглядываясь, пошел к двери...

Устад-Галим озабоченно подвигал тюбетейку на голове.

— Ошибки быть не могло? — спросил он сотрудника Центра. Тот поморгал глазами, не понимая.

— Я спрашиваю о портретном сходстве.

— Пси-копия довольно точная. В пределах допуска, конечно.

— Поразительно! Такой нуль-эффект я наблюдаю впервые.

— Я тоже.— Сотрудник пожал плечами.— Как быть?

— На возврат. Соискателю там больше делать нечего.

На другом экране царевич развернул ткань, заметил в ней нечто странное и вдруг побледнел. Тяжелый стон сорвался с губ. Юноша зашатался и упал на пол...

После посещения запретной комнаты Сайф ал-Мулюк стал неузнаваем. Жизнерадостный юноша превратился в затворника.

Целыми днями сидел в покоях, а когда к нему входили, что-то торопливо прятал за пазуху. От печали и раздумий он исхудал и пожелтел. Дворцовый лекарь в недоумении крутил головой.

Падишах пригрозил ему смертью, если он не установит причину болезни. Испуганный старик побежал к царевичу.

— Смилуйся, о повелитель,— запричитал он,— топор навис над моей головой! Объясни, почему ты печален?

Юноша достал из-за пазухи тонкую ткань и развернул ее. Долго лекарь разглядывал вытканный портрет девушки неземной красоты. Даже его старое сердце дрогнуло от ее небывалого совершенства. Он пришел к падишаху и прошептал:

— Любовь...

— Кто же она? — вскричал Рабиг ал-Мулюк.

— Пери,— ответил лекарь, подавая портрет.

Рабиг ал-Мулюк задумался... Он корил сына за непослушание. Уговаривал не стремиться к недостижимому. Собрал во дворце красивейших девушек, которые танцевали, играли на сладкозвучных инструментах, пели нежные песни. Царевич не глядел на них.

— Разве я не люблю сына больше жизни? — спросил себя падишах.— Разве я не могу исполнить все его желания?

И вот уже плывут на восток корабли. Их сопровождают попутные ветры и штиль, извержения огнедышащих гор и штормы. Ночью море светится голубыми огнями, днем над волнами носятся крылатые рыбки.

Однажды к царевичу подошел капитан.

— Посмотри на небо,— встревоженно сказал он.

Царевич поднял голову и увидел черную тучу, исполосованную вспышками молний.

— Шторм,— спокойно сказал он.— Мало ли их было...

— Это не шторм,— покачал головой капитан.— Это див.

— Тогда приказывай, я верю твоей многоопытности.

По слову старого морехода на кораблях спустили паруса. Сайф ал-Мулюк вместе с командой укрылся в трюме, который плотно задраили. Время шло в тревожном ожидании. Юноша ухватился за переборку, чувствуя, как она подрагивает от ударов волн о борт. Бессилие перед стихийной мощью дива охватило его. Внезапно раздался страшный грохот, корабль круто накренился. Покатились бочки, давя людей. Вода хлынула в трюм. Ее шум поглотил крики о помощи и проклятья...

В этот момент Камалов нажал кнопку возврата, быстро оглядев остальные мониторы. На их экранах Сайф ал-Мулюк отказался спуститься в трюм и привязал себя к мачте. Он без страха смотрел на близкую тучу. Бывалые воины учили: победа заключена в острие клинка. И царевич обнажил саблю. Но она не понадобилась: было видно, что туча пройдет стороной. Юноша облегченно вздохнул. И тут страшный удар обрушился на корабль. Мачта переломилась, как былинка...

Сайф ал-Мулюк очнулся в воде, привязанный к обломку мачты. Рука продолжала сжимать бесполезную саблю. Ласковое солнце освещало невысокие волны, которые погребли стольких воинов и мореходов. «Клянусь, я отомщу» — подумал царевич.

Несколько дней волны качали обломок мачты. Голод и жажда мучили юношу. Наконец, он увидел скалистую вершину и берег, поросший лесом. Царевич сделал из плаща парус и вскоре достиг суши.

За несколько дней Сайф ал-Мулюк оправился от долгого поста и окреп. Он обследовал побережье и убедился, что находится на острове. Тогда он принялся собирать выброшенные на берег обломки кораблей, пустые бочонки, из которых надеялся соорудить плот. Однажды он отправился к скалистой вершине, чтобы осмотреться. Здесь он увидел гнездо огромной птицы, в котором сидели два голых птенца величиной со страуса. Они жалобно кричали, глядя, как к ним подползает огромная змея.

Вспомнив рассказы о кровожадной аждахе, пожирающей птенцов рухх, юноша окаменел, но быстро опомнился и выхватил саблю. Однако он опоздал. Аждаха проглотила птенцов. Обезумев от гнева, Сайф ал-Мулюк обрушил разящие удары на рогатую голову, на длинное бородавчатое тело, которое судорожно билось и свивалось в кольца. Клинок рассекал аждаху, но отрубленные части превращались в маленьких змей. Они набрасывались на царевича, кусали, обвивали руки и ноги...

5

Никто не видел, как погибал Сайф ал-Мулюк. Устад-Галим сидел спиной к монитору, Кумар сочувственно слушал Чаку. Сотрудник же Центра, убаюканный однообразием событий на пси-экранах, бездумно смотрел в сторону. Ему было скучно.

— Я полез в трюм не потому, что испугался дива.— Губы Чаки шевелились с трудом.— Я не трус.

— Ну-ну,— примирительно сказал Камалов.— Трусом тебя никто не считает. Ведь это ты чуть ли не голым выскочил из шлюза на лунной станции?

— Микрометеорит попал в товарища у самого входа,— объяснил Чака.— Не было времени натягивать защитный костюм.

— Прекрасно! — Устад удовлетворенно кивнул.— Наша система воспитания исключает трусов. Однако скажи мне вот что: там, на Луне, ты понимал, что можешь погибнуть?

— Разумеется...

— Задержало это тебя хотя бы на долю секунды?

— Ну...— Чака помялся.— Сначала в голове мелькнуло, что можем погибнуть оба. Но как бы я жил дальше?

— Вот видишь! А наша профессия требует не просто храбрости, а храбрости беззаветной.— Устад-Галим говорил жестко, глядя Чаке в глаза.— Самоотверженности, а не подавления инстинкта самосохранения. Возвращайся-ка на лунную станцию.

— Черт бы побрал этого дива!—сердито сказал Чака.

— Не затрагивай авторского самолюбия,— усмехнулся Камалов в бородку.— Полигон с царевичем придумал я. Не один, конечно. И вообще не вижу повода для трагедии! — сердито сказал он, глядя на понурого Чаку.— Не калека же ты, как Ли!

— Ли сразу ушел,— задумчиво сказал Кумар.— Даже не заглянул в мониторную... Почему вы назвали его калекой?

— Потому что многое здесь ему безразлично. Потому что, дожив до тридцати лет, он не узнал горестей и радостей любви. Потому что он равнодушен к женщине, которую избрал в жены. Он даже не удивился портрету на шелке...

— Как? — изумился Кумар.— Разве...— Его взгляд остановился на мониторе Боба, над которым полыхал красный сигнал тревоги. В тот же миг Кумар нажал кнопку возврата.

Сотрудник Центра продолжал смотреть в сторону.

— Та-а-ак,— зловеще протянул Камалов.— Вы, кажется, хотели бросить работу в Центре? Сделайте это сейчас.

Сотрудник непонимающе глядел на ученого.

— Вы допустили пси-гибель соискателя. Завтра трагедия может произойти не на экране, а в жизни... Прощайте!

Бывший сотрудник Центра неловко потоптался, махнул рукой и быстро вышел. Камалов проводил его недобрым взглядом.

— Калека! — презрительно бросил он.— Человек равнодушный, не влюбленный в дело — калека. Сам по себе он безвреден, но в качестве устада может принести непоправимый ущерб.

Чака вздохнул и нерешительно спросил:

— Мне можно уйти?

Устад-Галим кивнул. Перевел взгляд на Кумара.

— Мне хочется посмотреть, как пройдут полигон остальные,— попросил несостоявшийся соискатель.— Можно?

— Да, это тебе пригодится.

— У меня... есть шансы?

— Я хочу, чтобы ты работал в Центре. Очень нужен человек, пунктуально соблюдающий инструкции. Согласен?

У Кумара радостно блеснули глаза.

— Прекрасно! — сказал Камалов.— А вот и Боб... Соискатель ворвался в мониторную, как мамонт. На бледном

лице расплывались кирпичного цвета пятна.

— Полигон не корректен,—кричал он басом.— Полигон нельзя пройти! Появление змеек — жульнический прием!

— Просто у тебя замедленная реакция,—решительно оборвал его Камалов.— Взгляни, как идут остальные.

6

Птенцы жалобно кричали, глядя на подползающего змея. Сайф ал-Мулюк выхватил саблю и, перепрыгнув через птенцов, оказался перед аждахой. Каждый удар рассекал змея, но отсеченные части превращались в маленьких змеек, которые набрасывались на царевича. К счастью, на помощь пришли птенцы. Точными ударами широких клювов они убивали змеек. И мерзкие твари были уничтожены. Царевич сел, устало вытер пот со лба. Птенцы ластились к нему, трепеща неоперенными крылышками...

В это время раздался громовой клекот. На скалу опустилась громадная птица с длинной голой шеей, круглой головой и устрашающим клювом. Сердце даже самого храброго воина дрогнуло бы при виде птицы рухх, способной унести в когтях молодого слона. Юноша отшатнулся и застыл, но рухх ласково проговорила:

— Не бойся, о обладатель перстня Искандара! Царевич мельком глянул на перстень с голубым камнем.

— Раз в десять лет,— продолжала птица рухх,— я высиживаю двух птенцов, но не могу уберечь их. Ты уничтожил аждаху! Чего б ты ни пожелал, получишь все.

Сайф ал-Мулюк, загораясь надеждой, развернул вытканный портрет. Рухх посмотрела и сокрушенно вздохнула.

— Здесь выткано изображение дочери царя всех пери.

— Отнеси меня к ней! — воскликнул юноша.

— Пери томится в колодце злобного дива.

— Тогда отнеси меня к колодцу!

— Хорошо, я выполню твое желание.

Сайф ал-Мулюк погладил на прощание птенцов, и взобрался ей на спину.

— Держись крепче! — крикнула рухх.

Развернув широкие крылья, она бросилась с обрыва. Ударил встречный ветер. Зеленый остров накренился, отпрянул и, быстро уменьшившись, пропал. Внизу голубело море. Каждый взмах могучих крыльев приближал царевича к желанной цели. Вот в дымке обозначился неведомый берег, опоясанный белой полосой прибоя... Вскоре они летели над желто-серыми песками. Воздух стал сухим и знойным.

7

— И где вы разыскали сказку для программы? — сокрушенно спросил Боб. Он уже немного успокоился.

— О, это длинная история.— Камалов улыбался, посматривая на пси-экраны, где продолжали маршрут Стас и Абэ.— Сказку придумала моя прабабушка. В ней много невероятных приключений и неожиданных поворотов. Это идеальная матрица, внедряемая полем пси-генераторов в сновидения соискателей. Она дает возможность проявить в полной мере их потенциальные способности. Очень гибкая матрица!.. Население земного шара непрерывно увеличивается. Надо разместить и накормить миллиарды людей. Крайне нужны космонавты для освоения новых планет, исследователи, врачи, устады — вот почему наша профессия стала такой важной! Но именно поэтому мы должны проводить строжайший отбор. Только один из пяти проходит все испытания. Ты понял, Боб?

Четыре монитора давно погасли. На двух остальных экранах громадная птица сделала над пустыней круг, шумно захлопала крыльями и села. Сайф ал-Мулюк сошел на землю. Его немного качало.

— Вон там,— рухх указала горбатым клювом,— колодец, в котором обитает див.

Три долгих дня спускался царевич в колодец дива. Его то опалял жар, то обжигал холод. Он засыпал в движении и просыпался, застревая в трещине. И когда его ноги коснулись дна, он долго топтался на месте, а потом медленно повалился на бок и заснул...

Сайф ал-Мулюк очнулся от острого ощущения опасности. Перед ним была громадная глыба, закрывающая вход в пещеру дива. Этот камень он не смог бы отвалить и полный сил. А что теперь, когда он изможден и слаб?

Царевич хрипло закричал, сжал кулаки и обрушил их на косную глыбу. И когда перстень Искандара коснулся камня, тот со скрежетом приподнялся. Юноша едва не упал от неожиданности. Постоял шатаясь, подобрал саблю и бросился вперед. Глыба с грохотом упала за его спиной.

Царевич оказался в большой пещере, очертания которой терялись в полумраке. Прямо перед ним с потолка свешивался белый полог, охватывающий овальное возвышение. Держа перед собой клинок, царевич поднялся на возвышение, отвел саблей ткань и замер. Перед ним на узкой постели лежала Исоё. Ее лик, обрамленный черными локонами, напоминал полную луну. Тень от ресниц легла на щеки...

У Сайф ал-Мулюка закружилась голова. Однако чувствительный юноша давно превратился в стойкого воина. Он вложил саблю в ножны, осторожно прикоснулся к руке Исоё. Позвал ее шепотом, а потом полным голосом, тряс за руку и плечо. Зачарованная пери не просыпалась. И вдруг донесся приглушенный рев. Див! Царевич выскользнул из-под полога, быстро оглядел пещеру. Тяжелые ковры украшали стены, он спрятался за ними.

Глыба с грохотом поднялась, и в пещеру ворвался ревущий див. Огромный, заросший черной шерстью, он стоял на кривых ногах. Из пяток, коленей и локтей росли изогнутые когти. Див напоминал гориллу, толстые губы свисали, как у верблюда. Треугольные глазницы казались наполненными тлеющим углем, над косматой головой высились рога.

Див подошел и сорвал полог над ложем пери. Во всем блеске красоты перед страшилищем лежала беззащитная Исоё. Царевич стиснул эфес сабли, но остался недвижим. Между тем див долго смотрел на пери, шевеля верблюжьими губами. Уголья глаз запылали еще сильнее, когтистые пальцы сжимались и разжимались. Див горестно взревел, осторожно поднял изголовье постели и вытащил белую пластинку с черными письменами. В тот же миг Исоё вздохнула и открыла глаза.

— Мир тебе, о повелительница!—взревел див.

— Гибель тебе, о обезьяна! — звонко ответила пери. Она метнула взгляд в сторону Сайф ал-Мулюка и закусила губу.

— Я принес гранаты и персики, инжир и айву, виноград...

— А яблоки из моего сада?

— Прости, несравненная, я опять не смог проникнуть в сад,— покаянно ревел див.— Я соскучился по твоему танцу.

— Ты глуп,— пожала плечиком пери,— но я проголодалась. Див поставил перед ней золотое блюдо и высыпал плоды из

мешка. Исоё взяла персик, надкусила и положила на блюдо. Съела несколько ягод винограда. Див жадно смотрел на нее.

«И эта тупая горилла,— подумал Сайф ал-Мулюк,— ворует чужих возлюбленных? Сжигает города и переворачивает корабли? Да ее надо загнать в клетку и показывать всем как воплощение абсолютного зла!»

— Не надо! — отчаянно закричала Исоё.— Не выходи! Но царевич уже появился из-за ковра.

— Встань, чудовище! — крикнул он.

— Человек?! — удивленно заревел див.

— Да, человек! — Сайф ал-Мулюк продолжал медленно приближаться.— Встань, когда с тобой говорит человек!

Див захохотал и дохнул огнем. За секунду до этого Кумар вырвал царевича из пещеры. Устад-Галим одобрительно хмыкнул.

8

«И эта обезьяна,— с горечью подумал Сайф ал-Мулюк,— приводит людей в ужас. Сжигает селения, переворачивает корабли. Поистине, зло всегда тупо и убийственно. Животворна только мудрая доброта».

— Сегодня я хочу танцевать,— сказала Алена.

Она подняла руки над головой и хлопнула в ладони. Пещера наполнилась чудесной музыкой, напоминающей одновременно пение птиц, журчание ручья, шелест трав. Царевич смотрел во все глаза, забыв об усталости, голоде и ранах. Это был не танец. Это упруго колыхались в потоке воды гибкие лилии, это волновалось пшеничное поле. Золотое пламя локонов обжигало глаза, змеями извивались руки. Див ревел от восторга, колотя кулаками по брюху.

Внезапно музыка оборвалась.

— Это все,— сказала пери.— Теперь спи! Спи!

Див упал на колени, запрокинул рогатую голову и захрапел. Не взглянув на чудовище, пери вышла на середину пещеры и позвала:

— Выходи, о любимый! Я так долго ждала тебя!

Не колеблясь ни мгновения, Сайф ал-Мулюк откинул свисающий ковер и устремился к девушке.

— Да, это ты,— шептала Алена.— Это ты! Она подошла к юноше, коснулась его обнаженной груди легкими пальцами. Раны царевича затянулись, небывалая сила наполнила мышцы. Не помня себя, он привлек любимую:

— Бежим!

— Безрассудный,— задыхалась девушка.— А див?

— Я убью его!

— Но душа дива заключена в сундуке, который покоится в морской пучине.

— Я подниму его!

— Этого не требуется. У нас есть перстень Искандара...

Они смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Говорили все слова, которые переполняют влюбленных, придумывали новые, не замечая бега времени. Но вот див заворочался. Царевич укрылся за ковром, а пери сердито закричала:

— Вставай, о нерадивый! Принеси яблоки из моего сада!

Див положил под изголовье белую пластинку, посмотрел на спящую красавицу, взревел и вылетел из пещеры. Едва умолк грохот, Сайф ал-Мулюк отбросил ковер, подбежал к Алене и выхватил из-под ее головы пластинку. Взявшись за руки, они выбежали из пещеры.

Алена подняла голову. Высоко-высоко сиял клочок неба. Пери сжала руку возлюбленного, глубоко вздохнула, и они взвились вверх. Дух захватило у Сайф ал-Мулюка. Плотный воздух бил в лицо, грудь сжимали то ледяные, то раскаленные обручи. Устье колодца приближалось, клочок неба расширялся и наливался синевой. Они вылетели из колодца.

Пери и Сайф ал-Мулюк шли и летели, летели и шли, пока не достигли обрывистого берега, о который бились тяжелые волны. Они спустились к самой воде и встали на большой плоский камень. Царевич снял с пальца перстень Искандара и метнул его в море. Волнение утихло...

Они напряженно смотрели в воду, и в это время со стороны пустыни донесся низкий гул. Пери оглянулась. Далеко над горизонтом чернела туча.

— Див настигает нас! — тревожно крикнула она.

Царевич молча ждал. Из темно-зеленой глубины медленно всплыл и заколыхался на воде массивный сундук, обросший водорослями и покрытый илом. Сайф ал-Мулюк выволок его на камень, сорвал замки, распахнул. В черном углу сидел нетопырь и скалил зубы. Юноша схватил его и швырнул в море.

Страшный удар грома потряс небо и землю. Пыльная мгла заволокла пустыню. Порыв ветра едва не сбросил влюбленных с камня. «Я отомстил»,— подумал царевич.

Буря длилась недолго. Туча растаяла, мгла рассеялась, в бездонном небе засияло солнце. Сайф ал-Мулюк смотрел на пери. Алена улыбалась. По ее бледным щекам текли слезы...

9

На Абэ нельзя было смотреть без сожаления. Само воплощение разочарования, он просил:

— Устад, можно я пойду еще раз? Ошибок не будет!

— Ты можешь указать свои промахи?

— Ну...— Абэ сконфуженно замялся.— Не проявил выдержки, что ли... Полез, как дурак, на дива.

— Кумар, твое мнение?

— Соискатель чересчур рискованно действовал все время,— начал Кумар.— Это свидетельствует не об отсутствии выдержки, а об излишней самонадеянности. По натуре Абэ — сильная личность. Любая преграда кажется ему незначительной. Он старается подавить чужую волю. Ему нельзя быть усталом.

— Но-но, полегче,— угрожающе заворчал Абэ. Камалов похлопал его по спине.

— Кумар прав. Я сказал бы больше: у тебя диктаторские наклонности, сынок. Ты слишком непримирим. Подумай о других профессиях, об освоении планет например.

— Но я люблю детей! Я не могу без них!

— Удивил! Детей любят все. Даже Ли небезразличен к детям. Как это можно — не любить детей? — Камалов закрыл глаза, словно собирался вообразить такое противоестественное состояние.— Нет, это невозможно! Каждый ребенок — это целая вселенная. И задача устада — найти в этой вселенной разноцветные звезды таланта и разжечь их. Обнаружить «черные дыры» дурных инстинктов и преодолеть их тяготение. Понимаешь? Не задавить, а преодолеть! Вспомни Бенджамина Спока и Антона Макаренко! Вспомни Корчака, который за детьми пошел в печь крематория...

— Я бы тоже так смог!

— Самоуверенности в тебе...— Камалов поцокал языком.— Ну-ка, перечисли основные качества воспитателя.

— Устаду надлежит быть смелым, сильным, ловким, остроумным,— начал Абэ.

— Ты таков и есть. Но этого мало.

— Он должен быть энциклопедически образован, изобретателен. Должен мгновенно откликаться на любые изменения в настроении ребенка...

— И этого мало!

— По-вашему, устад должен во всем походить на Стаса,— сердито сказал Абэ.

— Правильно! И знаешь почему? Многие качества, которые ты перечислил и которых все-таки недостаточно для профессии воспитателя, заложены в нем от природы.

Абэ долго молчал. Вздохнул.

— Ладно, Устад-Галим. Я понял. Расскажите, пожалуйста, чем кончилась история царевича и пери. Мои наследники любят слушать сказки.

— У тебя есть дети?

— У нас с Исоё их двое. Сын и дочь... Они воспитываются в интернате «Баргузин».

10

После долгих странствий царевич и пери благополучно достигли владений Рабиг ал-Мулюка. Счастью старого царя не было предела. Он прижал к груди сына и обретенную невестку. Весь народ ликовал.

В ночь перед свадьбой пери улетела в небесные чертоги.

— Ты заставила себя ждать! — загремел ее отец.

— Я томилась в колодце дива...

— Мне донесли: див погиб и чары развеялись!

— Это сделал мой возлюбленный.

— Он достоин награды, но...

— Я стану его женой!

— Что?! Невозможно...— прошептал пораженный отец.— Пери не могут жить на земле. Ничто не объединяет вечных и смертных.

— Если бы не смертный человек, я вечно спала бы в глубоком колодце.— Голос девушки постепенно наливался силой.— Я бы вечно танцевала перед дивом. Не пери, а человек освободил меня... Я не хочу быть вечной!

— Ты не думаешь о будущем,—дрожащим голосом уговаривал отец.— Пройдет ничтожно малое время, твоя красота увянет, лицо пересекут морщины, стан согнется. Ты превратишься в безобразную старуху. Ты умрешь!

— Пусть так. Но до самой смерти я буду любить!

Царь бессильно опустил голову. Девушка вернулась на землю к своему возлюбленному...

Кумар открыл капсулу и помог Стасу размотать чалму и снять датчики. Соискатель лежал без движения, бледный и осунувшийся. Хотел улыбнуться, но его лицо только жалко кривилось...

Стае с трудом поднял руку и погладил левое предплечье. Под зеленым стартовым костюмом оно было повязано пластиковой пленкой с портретом жены. На все полигоны Стае ходил вдвоем с Аленой. Он лежал на спине, всхлипывая от изнеможения. Сознание туманилось. Стасу грезилось, что прекрасная женщина опустилась перед ним на колени и положила невесомую руку на влажный лоб.

— Алена!

Солнце не сожгло ее, просто она растворилась в Солнце...

— Алена!

Вместе с солнечными лучами она прилетает на Землю. И все живое жадно впитывает лучи, потому что без солнца нет жизни. Мерцают озера — это глаза Алены, золотятся пшеничные поля—это волосы Алены, краснеют яблоки — это румянец Алены. Ребятишки любят яблоки. Они с наслаждением вгрызаются в сочные плоды. И вместе с яблоками в каждого ребенка входит Алена. Может быть, поэтому Стае не мыслит себя без детей. Может быть, поэтому...

— Але-о-о-она!

Мысль

 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу