Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений


На суше и на море 1975(15) ПУТЕШЕСТВИЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ


АЛЕКСАНДР ЯБЛОКОВ

СНЕГА ТЯНЬ-ШАНЯ

Очерк





Я помню это, как сейчас... И мгновенно сжавшее сердце чувство опасности. И нарастающий зловещий шорох. И ледяное дыхание «белой смерти» за спиной.

Снежные лавины... С ними люди знакомы давно. К сожалению, за печальными примерами не обязательно обращаться к далекой истории. Зимой 1969/70 года в Иране после продолжительных снегопадов за несколько дней на автомобильную дорогу Тегеран — Амоль обрушилось более ста лавин. Десятки автомашин засыпало снегом или сбросило в пропасть. Тридцать девять человек погибли, около двухсот получили тяжелые ранения. В том же году в Швейцарии снежным обвалом снесло несколько военных казарм и три жилых дома. Засыпанных удалось быстро откопать, однако для двух из них спасение пришло слишком поздно. Во Французских Альпах в начале февраля 1970 года со склона горы Дом на курорт Валь-д-Изер рухнул огромный снежный обвал. Выбив окна и двери, лавина ворвалась в большой отель, где в этот час завтракали около двухсот туристов. Пятьдесят из них погибли, остальные получили ранения.

Неискушенному человеку, никогда не видевшему гор, трудно представить себе движение со склонов многих тысяч, а порой и миллионов тонн снега, невозможно поверить, что столь безобидный пушистый снежок может стать страшным, неудержимым потоком, сметающим все на своем пути.

Но нам, лавинщикам, знаком и такой его облик.

Мы, зимовщики высокогорной снеголавинной станции «Итагар», охраняли от снежных обвалов один из участков высокогорной автомагистрали Фрунзе — Ош. Пересекая с севера на юг хребты Тянь-Шаня, она служит продолжением известного памирского тракта Ош — Хорог. Из четырех СЛС (снеголавинных станций), охраняющих эту дорогу, «Итагар» — самая низкая: всего две тысячи метров над уровнем моря (остальные находятся на высоте более трех тысяч метров), но зато у итагарцев самый большой охраняемый участок — тридцать пять километров, где сходит наибольшее количество лавин, и притом самых крупных. Прогнозировать их здесь тоже труднее, чем на других участках. Одним словом, ниже не значит легче.

Станция размещена в большом каменном доме с бетонным пояском под самой крышей: землетрясения здесь случаются силой до девяти баллов! Правда, нечасто, раз в столетие. Чаще слабые толчки, один—четыре балла.

На южных склонах — горные луга и степи, на северных — редкая поросль ели, пихты, можжевельника. По долинам вьется бурная речка Чичкан (что в переводе означает «мышка»), впадающая в Нарын. Весной, в половодье, наша «мышка» ворочает многотонными валунами.

В штате станции три радиста-метеоролога и шесть лавинщиков: начальник станции, инженер и техники.

Самым старшим среди нас был человек удивительной и интересной судьбы — Филипп Матвеевич Лизин. Его ровесники давно на пенсии, а он в свои семьдесят бодр, здоров и неутомим, как в молодые годы. Кадровый работник гидрометеослужбы, он отдал ей почти сорок лет. Уроженец Киргизии, Филипп Матвеевич был хлеборобом, охотником, звероловом. В девятнадцатом году ушел добровольцем в Красную Армию, сражался с Колчаком, с басмачами. И как он умел живо и ярко об этом рассказывать!.. Исчезали стены станции, снежные горы, и перед нашими глазами по раскаленной пустыне под красными знаменами мчалась конница, горячий ветер нес клочья порохового дыма...

В начале двадцатых годов судьба свела Филиппа Матвеевича с молодым ученым, будущим известным советским гидрологом, Львом Константиновичем Давыдовым, именем которого назван большой тяныпанский ледник. Лизин познакомился с основами науки о погоде и стал наблюдателем одной из первых метеорологических станций в Киргизии, а в 1929 году зимовщиком высокогорной гидрометеостанции «Тянь-Шань». Высота — более трех тысяч метров, бескрайние заснеженные хребты... С тех пор, наверное, и запали в душу Филиппа Матвеевича горы.

Через три года Лизину предложили принять участие в комплексной Киргизской экспедиции, изучавшей природные ресурсы края. Что может быть увлекательнее, чем намечать трассы будущих дорог, обследовать неведомые ледники, перевалы, далекие урочища? Работа как раз для него! И каждая новая зимовка, каждая экспедиция обогащали Филиппа Матвеевича опытом и знаниями. В 1934 году его назначили начальником большой гидрометеорологической станции «Байтык» возле Фрунзе. Здесь он провел целых двадцать лет. Вместе с другими работниками гидрометеослужбы Филипп Матвеевич выбирал места для новых высокогорных гидрометеостанций, устанавливал осадкомеры, разбивал снегомерные маршруты, изучал лавины и ледники. Шли годы. И вот проводили его на заслуженный отдых. Но недолго радовали покой и тишина пенсионных дней. Вскоре Филипп Матвеевич затосковал по всему тому, с чем была связана вся его жизнь. Наконец не выдержал, пришел в отдел кадров. Медицинская комиссия дала заключение о безукоризненном состоянии здоровья Лизина. И снова, как в молодости, горизонт замкнулся белой стеной зубчатых гор, ожег лицо ледяной ветер. Снова зашагал Филипп Матвеевич по снежным зыбям с молодыми бородачами, уставая, замерзая, но чувствуя себя счастливым.

Для начальника станции Виктора Сокола это была пятая зимовка в горах Тянь-Шаня. Руки Сокола из тех, что принято называть золотыми: приемник, движок, приборы — все оживало в его широких ладонях. По своему характеру он был организатором, а не исследователем; в отличие от меня, например, совершенно не мог подолгу сидеть над графиками, схемами и пытаться вникнуть в их смысл.

Его почти что однофамилец Александр Соколов только-только снял армейские погоны и еще находился в том возрасте, когда человек выбирает свой путь.

Супруги Наташа и Виктор Романенко пришли на Итагар с другой снеголавинной станции. С ними путешествовала и годовалая дочурка. Свое дело Виктор знал, однако его больше привлекало сельское хозяйство, и вечерами он готовился в сельхозинститут. Наташа до замужества работала в Забайкалье на таежной станции радисткой и боязливостью не отличалась. Но вот однажды отказалась одна ходить на наблюдения темными безлунными ночами. Оказалось, что зимовавший с небольшой отарой неподалеку от нас чабан как-то пожаловался, что в окрестностях появился снежный барс и задрал нескольких овец. Цепочка следов огромной кошки протянулась как-то и мимо нашей метеоплощадки. Чтобы из-за пятнистого представителя семейства кошачьих не срывались наблюдения, пришлось призвать на помощь представителей сильного пола. Очередная дежурная шла ночью на площадку в сопровождении телохранителя с карабином в одной руке и огромным пылающим факелом — в другой. Но прошло несколько дней, все страхи забылись, и обыденная жизнь на станции потекла по-прежнему. Жили на нашей станции и другие, четвероногие зимовщики — пес Бек и кошачья пара. Бека я вырастил с щенячьего возраста: поил из соски, кормил, играл с ним. Когда он вырос, все уверяли, что у нас с ним совершенно одинаковая походка. Позднее он научился почти по-человечьи взбираться на автомашины: двумя передними лапами хватался за борт, одну заднюю ставил на колесо, другую перебрасывал через борт в кузов. Семейную же пару составляли большой рыжий кот и пегая кошка. Правда, кот жил на станции только зимой, а летом перебирался в «кошачий замок», как называли скалу возле станции. Там была пещера, где кот спал и прятался от дождя, ровная площадка, чтобы нежиться на солнце, и даже на самой вершине «противособачье убежище». Но зимой кот снова становился мирным домашним животным. Когда я, прогуливаясь вечерами вдоль дороги, осматривал в бинокль заснеженные склоны, рядом постоянно шествовали мои хвостатые приятели. Ну ладно, я осматривал свои снега, а они-то что?.. Сидели бы дома в тепле, ловили мышей. Так нет же: важно вышагивая справа и слева от меня, так же внимательно обозревали горные склоны, задумчиво покачивая хвостами. Возвращались на станцию мы тоже втроем, все вместе.

Жизнь на зимовках — далеко не безмятежное существование современных робинзонов. Не была она тихой и однообразной и у нас. Занесенные глубокими снегами одинокие домики высокогорных гидрометеостанций, увенчанные заиндевелой паутиной антенн, можно встретить и на дне ущелий, и на склонах гор, и на берегах бурных рек, и у самых ледников. Бесконечная панорама гор, зловещий гул снежных обвалов, веселый шум весенних потоков, свист ветра среди обледенелых скал — это и есть поэзия нашего труда, тяжелого, порой опасного и в то же время любимого, во имя которого мы и отдаем горам лучшие годы жизни.

В сильный двенадцатикратный бинокль мы наблюдали за установленными у самого гребня гор рейками и определяли высоту снега в местах, откуда срывались лавины. Каждое лето приходилось ставить десятки таких реек, а к весне в строю оставались единицы: с остальными расправлялись лавины. Трехметровые деревянные рейки довольно тяжелые, втаскивать их на крутые склоны было нелегко. Зато зимой мы достаточно точно знали «расположение противника».

Установленные в снегу специальные электротермометры показывали температуру снежной толщи на разной глубине. В шурфах мы измеряли плотность снега, силы сцепления в нем, определяли его структуру. Участок объезжали на станционном мотоцикле «Урал», если, конечно, дорога не была перегорожена лавинами. Случалось и переворачиваться на этой машине, но все обходилось благополучно: выручал глубокий снег. Приходилось подолгу сидеть на дне глубоких шурфов, дуя на озябшие руки и внимательно рассматривая почти неразличимые для неопытного глаза снежные слои. Вернувшись на станцию, мы сопоставляли состояние снега с ожидаемой погодой и давали на два-три дня свой, лавинный прогноз. В специальном бюллетене подробно указывали, ожидается ли сход лавин, где именно, угрожают ли они дороге, на какое время необходимо закрыть движение. По радио прогноз летел в наше управление и в Министерство автотранспорта и шоссейных дорог республики, а по телефону мы предупреждали дорожных мастеров и райцентр — поселок Токтогул.

И если угрожали лавины, опускались шлагбаумы, точно руки добрых великанов, оберегающих людей от беды, машины не выходили на трассу, а те, что были в пути, останавливались возле ближайшего жилья, чтобы переждать опасность.

А она возникала не редко.

Шла зима 1968/69 года — одна из самых суровых и многоснежных в Средней Азии за последнее время, как утверждали старожилы и гидрометеослужба. Циклоны в том году почему-то двигались не как обычно — вдоль параллелей, а почти по меридианам, шли в Арктику, затем спускались к югу и приносили в среднеазиатские республики ледяную стужу полярных широт. Волны холода проникли и южнее — в Иран, Афганистан, Турцию и даже в далекий Алжир. Ураганы, ливни, наводнения в одних странах, жестокие морозы и метели — в других...

В Средней Азии замерз Каракумский канал, полуметровый ледяной панцирь местами сковал стремительную и бурную Аму-дарыо. А в низовьях Сырдарьи толщина льда превышала метр! Впервые за много лет жаркая Туркмения испытала жгучие морозы. В Ашхабаде снег лежал почти два месяца, температура опускалась до —25, а в Центральных Каракумах и до —35 градусов!

Правда, у нас на «Итагаре» ниже —24 не было: холодный воздух стекал по долине Чичкана вниз. Зато в Токтогуле и Сусамыре ртуть в термометрах замерзала.

Глубокие снега покрыли горы и долины Киргизии. Местами осадков выпало в три раза больше нормы. На перевалах и у гребней гор бушевали свирепые ветры, перенося снежные массы с наветренных склонов на подветренные. Тяжелые многометровые карнизы, точно пена штормовых валов, нависли над долинами и ущельями. А с севера и северо-запада все шли и шли новые тучи, ложась на каменные плечи гор тяжким грузом миллиардов снежинок.

Работники гидрометеослужбы среднеазиатских республик, проанализировав возникшую ситуацию, еще в середине зимы сообщили в Москву в свой главк об ожидаемой затяжной холодной весне и возможном сильном половодье на всех реках. Вскоре в Ташкент прилетела специальная правительственная комиссия во главе с начальником службы погоды нашей страны академиком Е. К. Федоровым.

Еще выли вьюги, сыпали снега и гремели лавины, а люди уже готовились встретить небывалый паводок. Были срочно организованы десятки временных водомерных постов на реках и озерах; особая патрульная служба вела на вертолетах наблюдения за состоянием снега в горах на площади в полмиллиона квадратных километров. Гидропрогнозисты на всякий случай заранее рассчитали последствия прорыва вод некоторых озер и водохранилищ. И весной, когда разгул снежных стихий сменился яростью разбушевавшихся рек, это не оказалось неожиданным. Гидрометеослужба выполнила свой долг.

Мы, зимовщики станции «Итагар», сошлись в глубине гор со стихией лицом к лицу. Это был наш фронт. И главным врагом был снег. Все годы работы в горах связаны в моей памяти со снегом. Снег всегда разный — различной глубины, плотности, прочности, структуры. Можно без устали наблюдать за игрой цвета великого белого океана, ежегодно затопляющего десятки миллионов квадратных километров суши, океана неподвижного и в то же время гонимого ветром и солнцем. Мы, лавинщики,— моряки холодных белых зыбей, которые затопляют скалы, деревья, дома. Волны-заструги качают наши лыжи, а вместо течений — поземки', метели и лавины. Снег, создающий ледники, питающие реки, но своими обвалами несущий смерть и разрушение. Снег — жизнь и снег — смерть, не злой и не добрый, как и вся природа вообще.

Еще осенью мы убедились, что зима будет суровой и снежной, а значит, и, так сказать, лавинной.

И вот наше время настало.

Куда девались неторопливость, спокойствие и невозмутимость итагарцев. Теперь мы все время обходили и объезжали свои владения, рылись в снегу, внимательно всматривались в склоны. В эту зиму нам пришлось выдержать самую настоящую войну, в которой бывали и отступления и перегруппировки. Под отдаленный грохот взрывов по картам разрабатывались очередные операции, а смертельная опасность угрожала не раз и не два.

Первые снежные обвалы на нашем участке ринулись со склонов еще в декабре. Но это была мелочь, объемом всего по нескольку тысяч кубометров, и до дороги они не дошли, остановились на склонах и в глубине ущелий.

Но вот наступил январь. В ночь на десятое мимо станции на Ош промчались несколько автомашин. Однако вскоре почти все они вернулись, и мы узнали: только что километрах в десяти от нас на дорогу грохнулась лавина, завалив полотно шоссе на протяжении семидесяти метров четырехметровым слоем плотного снега. Но самое главное — исчезла шедшая впереди колонны «Волга». Не завалило ли ее?

Признаюсь, у меня от такой новости мурашки поползли по спине. Начальник станции уехал к дорожному мастеру, и я, оставшись за него, только-только собрался передать, чтобы закрыли на дороге движение. Не успел!..

Надо было срочно что-то предпринимать. Взяв длинные металлические щупы, мы со старшим техником Володей Тыняновым, самым сильным и крепким из лавинщиков, помчались на машине к месту происшествия.

Несколько часов в тревожном свете звезд мы лазили по неровному снежному завалу, до самой земли протыкая щупами плотный снег и каждый раз боясь обнаружить раздавленный автомобиль. Ведь сила удара лавины превышает порой шестьдесят тонн на квадратный метр! Тут и бронетранспортер не устоит, не то что легковушка.

К великой нашей радости, мы ничего не нашли. А утром, когда рассвело, по следам колес мы убедились, что «Волга» успела проскочить, перед тем как завалило дорогу.

На следующий день пришел вызванный нами по телефону бульдозер. За несколько часов непрерывной работы он пробил в завале глубокую узкую выемку. Но через два дня новая лавина (на этот раз мы не опоздали с предупреждением) начисто засыпала выемку, а когда расчистили путь, рухнула третья! И это только в одном месте, а сколько таких мест! В январе из-за лавин на нашем участке пятнадцать раз останавливалось движение. Порой на станции собиралось более десятка машин, в ожидании бульдозеров .шоферы жили в лавинном кабинете.

Снег покрыл и зимние пастбища в долинах, овцы не могли доставать из-под сугробов сухую траву, возникла опасность падежа. Нужно было подвозить корма, но дороге угрожали лавины.

Глубокие снега отрезали от внешнего мира некоторые дальние селения. Но люди не отступили. Помощь населению пришла из многих мест. Мощные тягачи и вездеходы повезли в глубь горных районов топливо, горючее, продукты, медикаменты...

Снегопад за снегопадом... Снег на склонах не успевал оседать, уплотняться, и в клубящихся вихрях белой пыли с низким гулом или раскатистым громом горы сбрасывали со своих каменных плеч снежное бремя. А возле солнца уже вновь появлялся широкий радужный круг — гало, верный предвестник приближающегося циклона. Где-то далеко-далеко над синими волнами океана поднялись в воздух прозрачные струи пара, превратились в облака и, гонимые ветрами, поплыли над землей, чтобы после долгого пути здесь, почти в самом центре Азии, превратиться в тонкие лохматые снежинки и тихо лечь на холодные скалы.

В ту зиму лавины сходили не только в горах, но и в предгорьях, где раньше о них и не слышали.

Горячая пора была у всех: шоферов, дорожников, лавинщиков. Нужно было порой просто интуитивно находить в промежутке, между непрерывными метелями, снегопадами короткие отрезки времени, когда по дороге можно было безопасно двигаться. И вскоре опять приходилось оповещать всех о новой лавинной угрозе.

Несколько раз мы пытались сбрасывать лавины искусственно, с помощью взрыва. Вызывали взрывников, подтаскивали под опасный склон десятки мешков с аммонитом (порой полторы-две тонны) и спешили в безопасное место. Взрывник опутывал мешки розовым детонирующим шнуром, чтобы рванули одновременно, прикреплял капсюль и поджигал огневой (по-старому — бикфордов) шнур. Шипящий желтый огонек неспешно полз к мешкам... Взрыв!!

Эффектно, но не эффективно. Воздушная волна, которая должна бить по склонам, обрушивая с них снежные массы, ослабевает пропорционально кубу расстояния. В два раза больше расстояние — в восемь раз слабее удар и т. д. А у нас от места взрыва до скопления снега многие сотни метров. Тут уж не жалкую тонну аммонита, а целую атомную бомбу надо бы!

Ну, бомбу не бомбу, а пушка или миномет нам бы здорово помогли. Б Хибинах давно уже используют минометы, чтобы защитить от лавин карьеры апатитового комбината. На Кавказе работники Высокогорного геофизического института обрушивали снег со склонов огнем из старой зенитки. А в Австрии и Швейцарии уже двадцать лет существуют легкие портативные противолавинные ракеты, которые, как пехотный гранатомет, можно всегда носить за спиной.

Февраль не принес облегчения: все те же бесконечные снегопады. Круглосуточно дежурившие на перевалах бульдозеры не успевали расчищать заносы и иногда просто перетаскивали машины через сугробы на буксире.

Порой ветер приносил издали чуть слышное эхо далеких взрывов. Это сражались с лавинами наши коллеги на перевалах Ала-Бель и Тюя-Ашу.

В марте наконец повеяло теплом. Ослабели морозы, стихли ветры, ярче заблистало солнце. Наступил день, когда ртуть в термометре поднялась выше нуля. Но весна принесла новые заботы. Это время наиболее опасных лавин. Снега на склонах оставалось еще немало. И вот он стал прогреваться, разрыхляться, пропитываться талой водой.

Шестого марта глухой гул, похожий на раскаты далекой грозы, заставил меня выскочить из дому. Со скалистого склона напротив станции низвергалась белая Ниагара. Да что там этот водопад с его пятидесятиметровой высотой! Здесь она была минимум раз в восемь больше. Широкий кипящий снежный поток стремился вниз, вздымая ощутимо плотные даже на расстоянии клубы ослепительно белой пыли. Сквозь гул обвала доносился приглушенный треск ломающихся деревьев. Снег срывался волнами, струями, каскадами и, ударяясь о дно долины, вновь белыми гейзерами вздымался к небу.

Вот плотная туча снежной пыли накрыла меня, стало трудно дышать: такой густой она была. Пахнуло в лицо сырым холодом. Позади задребезжали стекла — по окнам станции ударила воздушная волна. Все утонуло в мутной белесоватой мгле.

До станции лавина не дошла, но широкой снежной плотиной перегородила Чичкан. Дно обнажилось, и наши ребята успели поймать несколько зазевавшихся рыбешек. А я ругал себя за нерасторопность: такие кадры не успел сфотографировать!

Через несколько дней лавина осела, подтаяла и из снега показались тонкие стройные ножки. Элик — горная косуля, тянь-шаиьская серна — на свою беду попала в снежный поток. Потом мы еще не раз находили в тающих лавинах погибших яшвотных, и диких, и домашних, которых оставили на зимовку в горах.

В один из мартовских дней в девяти километрах от станции сошла гигантская лавина. Снег таял, пропитывался талой водой, тяжелел, разрыхлялся и наконец сорвался со склонов огромной массой. В долине большого чичканского притока Кочко-Булака (что означает «лавинный ручей») он обрушился сразу с площади около двух квадратных километров. Стремительный снежный поток почти четыре километра мчался по долине, сжимаясь в каменных теснинах и выплескиваясь на скалы на поворотах. Выскочив в долину Чичкана, лавина на протяжении двухсот метров засыпала полотно дороги слоем снега с трехэтажный дом, сбила несколько телефонных столбов и на несколько часов запрудила реку Чичкан, образовав небольшое водохранилище. Правда, вода вскоре размыла снежную плотину, но огромный снежный завал на дороге предстояло расчищать людям.

По нашим подсчетам, объем этой лавины составлял около миллиона кубометров. Старожилы утверждали, что такие лавины сходили в Кочко-Булаке очень редко, только в чрезвычайно многоснежные годы.

Сначала мы с опаской осматривали в бинокль кочко-булакское ущелье: не сойдет ли еще лавина? Снега на склонах оставалось еще предостаточно. Но вскоре опасения рассеялись, а я даже прошел немного в глубь ущелья, чтобы подробнее описать лавину и сделать необходимые снимки. Вскоре еще более потеплело и по всему нашему участку загремели, загудели мокрые лавины. Одни каскадами срывались со скал, другие потоками проносились по ущельям и долинам, третьи широкими пластами сползали со склонов. Забот хватало, четкой методики прогнозирования таких лавин еще нет. Они самые коварные, самые неожиданные. Приходилось рассчитывать на собственный опыт, а также на интуицию, шестое чувство.

После схода большой кочко-булакской и нескольких десятков меньших лавин дорогу временно закрыли, движение приостановилось. Возле нашей станции терпеливо выстроились машины, попавшие в своеобразную ловушку: лавины обрушились с обеих сторон, отрезав путь и вперед и назад. Шоферы этих машин жили у нас. Нам почти не приходилось спать, но своей работой мы могли быть довольны: никто не попал под обвал, не было ни одного несчастного случая, несмотря на уникальный по погодным условиям год.

Я обходил наш участок, осматривая в бинокль склоны, нанося на карту сошедшие лавины и места их возможного обрушения, определяя в отдельных контрольных местах свойства снега. Шел один, остальные лавинщики работали в районе станции. На засыпанной снегом дороге все двадцать восемь лошадиных сил нашего мотоцикла были беспомощны. Эх, одну бы силу, но живую, с гривой и хвостом, она бы меня через все завалы перевезла!

Я шагал и невольно думал, что в шумной толпе городских улиц мы равнодушно смотрим на проходящих мимо людей. Вот, ожидая зеленого света, стоит человек у края тротуара. Одна за другой несутся машины, и вряд ли кто-нибудь из водителей даже на мгновение задержит на нем взгляд.

Но вот ночью сквозь мутную метель мчится по горной дороге автомобиль. И вдруг в свете фар возникает фигура. Человек на дороге! Это выражение у нас на трассе имеет свое значение. Человек на дороге! Один. Вокруг пустынные горы. Значит, нужно помочь, подвезти. Дорога учит ценить человека: и того, чья помощь может потребоваться, и кто сам нуждается в помощи. Да ведь и вся наша жизнь — тоже дорога, только во времени...

Неожиданно я услышал: «Эй!» — и обернулся. Кто это меня зовет? Неподалеку, на заснеженном склоне, сидела большая лиса, по-видимому лисовин. Весенний лай его немного похож на что-то вроде окрика «эй!». Чуть склонив набок голову, он с интересом рассматривал меня. Я с не меньшим интересом стал рассматривать лисовина. Да, не сладко пришлось зверю зимой. Он был невероятно худ, на впалых боках клочьями висела линялая шерсть. Но все выражение его темных блестящих глаз и вытянутой морды говорило о том, что трудности позади, в разгаре весна, а значит, живем!

Живи, живи, рыжий! Только в следующий раз не подходи к человеку так близко, береги свою шкуру. Я махнул лисовину рукой, и мне даже показалось, что он дружески кивнул в ответ.

Работа заняла немало времени, но я был так увлечен, что не чувствовал усталости. Еще бы, удалось снять на кинопленку несколько движущихся лавин. Все вокруг таяло, изменялось прямо на глазах, и нужно было спешить увековечить на пленке все особенности этого удивительного, неповторимого года.

Возвращаясь, я увидел возле кочко-булакского завала два бульдозера. Вот здорово, уже и технику подогнали! Молодцы дорожники! На самой вершине снежного бугра стояли несколько человек. Наверное, бульдозеристы решали, с чего начать.

Внезапно их охватило беспокойство, они бросились бежать, испуганно оглядываясь назад.

Я прибавил шагу, подошел к дорожникам.

— Что случилось?

— Лавина! Прямо на наших глазах... Там, в верховьях Кочко-Булака... километра три отсюда... Весь склон сразу двинулся вниз... мы видели... идет сюда...

Я остановился. Прошла минута, две. Все было тихо.

— Зря испугались! — решительно заявил я.— Она бы сюда уже дошла. Видимо, остановилась в середине ущелья.

И я бодро двинулся вперед, через завал. Дорожники остались на месте, настороженно смотря мне вслед.

На всякий случай я еще раз прислушался: тихо. Кочко-булакское ущелье мне не было видно: его закрывало гигантское нагромождение снежных глыб. А вдруг?!. Но я тут же отогнал эту мысль. Нужно торопиться, на станции ждут срочные дела.

Помахав дорожникам (дескать, все в порядке!), я зашагал по завалу. За двенадцать лет работы в горах выработалось безошибочное чувство опасности. Прошел метров сто, почти до середины завала, откуда открылось все кочко-булакское ущелье. И тут я замер от ужаса. Прямо на меня неудержимо катилась огромная, высотой метров в десять, стена снега, словно волна цунами, во всю ширину ущелья, от борта до борта. А за ней вздымались и опадали такие же высокие белые валы...

Впервые в жизни я видел такую массу движущегося снега. Сотни тысяч тонн его мчались по ущелью. Словно при землетрясении подрагивала земля. И весь этот гигантский поток, вся чудовищная снежная масса в неправдоподобной тишине катилась прямо на меня. Оставалась какая-то сотня метров...

И тут кроме естественного страха, который может иногда парализовать, я, как это ни странно, испытал и возмущение. Как?! Давить меня?! Старого, опытного лавинщика, так сказать, «своего» человека?! Ведь я был твердо уверен, что лавина давно остановилась. Ну нет, не поймаешь! Инстинктивное чувство мгновенно подсказало, что вперед бежать нельзя, и я бегом Кинулся по своим следам, с азартом повторяя про себя: «Ну нет, не догонишь!..»

Я бежал под углом к направлению движения лавины, и расстояние между нами продолжало неуклонно сокращаться. Как я уже потом прикинул, в моем распоряжении было не более полутора десятков секунд. Это был весьма своеобразный барьерный бег, в котором вместо реек приходилось преодолевать снежные стены, валы и рвы, представлявшие собой поверхность завала.

Я отчаянно махал руками дорожникам:

— Дальше!.. Дальше отходите!.. Там такая идет!.. Снежный поток выплеснулся из ущелья. Скорость лавины была

уже невелика, метров пять в секунду, но инерция громадной снежной массы казалась неудержимой. Налетев на старый завал, лавина расплеснулась двумя широкими потоками. Один из них, шириной метров в восемьдесят, направился в нашу сторону. При этом самым пугающим было почти бесшумное движение лавины. Слышался лишь слабый, совершенно безобидный шорох.

Снежный поток налетел на телефонный столб. Тот хрустнул, повалился и через мгновение исчез в кипящей массе. За ним последовал другой.

— Трактора! Трактора! — испуганно закричал кто-то. Но что можно было сделать?

Белая волна подхватила один из бульдозеров, стукнула им о другой и затем легко, без усилий, сбросила обе многотонные машины в пенный Чичкан.

Мы отбегали все дальше, а лавина продолжала двигаться за нами, наискось пересекая дорогу. Вот она подошла к стоявшей на дороге машине, толкнула ее в задний борт. Грузовик вздрогнул, покатился... И в этот момент к нему бросился водитель, вскочил в кабину, не закрывая дверцы, нажал стартер, дал полный газ, и в самый последний миг вырвался из снежной западни.

Наконец лавина остановилась. Замер сразу весь поток. И трудно, почти невозможно было поверить, что несколько мгновений назад весь этот снег несся чудовищным, кипящим потоком.

Теперь завал вместе со старой лавиной простирался вдоль дороги метров на триста, а глубина снега в нем достигала пятнадцати метров! Мы переглядывались, переводя дыхание. Сердца бились гулко и тяжело. Не каждый день такое случается.

— А кто говорил, что лавина остановилась и сюда не дойдет? — насмешливо спросил один из дорожников.

Я виновато пожал плечами и опустил голову. Говорить было нечего. И тут все облегченно рассмеялись.

— Ну ладно, бывает... А работенки здесь теперь не на одну неделю.

— Бульдозеры-то наши, а!.. Хорошо в кабинах никого не оказалось...

Вечерело, мне нужно было спешить на станцию. Придя в себя от пережитого, я вновь двинулся через завал. А дорожники направились в другую сторону. Нужно было сообщить о случившемся и вызвать новую технику.

Я ступал медленно и осторожно, поминутно останавливаясь и с опаской посматривая на Кочко-Булак, хотя теперь уже нечего было бояться: последний снег, остававшийся на склонах, плотной массой лежал у меня под ногами.

За завалом я совершенно неожиданно встретил Сашу Соколова, которого начальник станции выслал мне навстречу.

— Вижу издали: лавина катится. Ну, думаю, все! Хотел идти раскапывать.

— Долго бы пришлось копать, да и вряд ли это могло помочь. В такие жернова попасть... Видел, как тракторы летели?

— Еще бы!.. А сколько же кубов будет?

— Примерно миллиона полтора, а вместе с первой — два с половиной миллиона кубометров снега.

— Сила!

Некоторое время мы шли молча. Темнело. Вечерний заморозок сковал поверхность снега крепкой коркой. Теперь не опасно, до утра лавин не будет.

— А нагрудный знак есть у лавинщиков? — спросил вдруг Саша.

— Еще нет, не придумали. Наверное, следует изобразить кучу снега, и из нее торчат в разные стороны ноги в сапогах. Ясно и понятно.

Я все еще находился под впечатлением пережитого. К середине марта на нашем участке полотно дороги было засыпано лавинами более чем в сорока местах! Однако дорожники не собирались отступать.

С бесконечным, просто героическим упорством, работая почти круглосуточно, они прорывали бульдозерами мелкие завалы, пока снова не подошли к кочко-булакской громадине. Теперь им предстояло пробить сквозь весь завал выемку такой ширины, чтобы могли разъехаться две машины.

Но как пробить? Схваченный вернувшимися морозами, мокрый снег превратился в сплошной ледяной монолит, не поддающийся стальным ножам бульдозеров. Вес одного кубометра лавинного снега превышал семьсот килограммов. Местами попадались огромные каменные глыбы, захваченные лавиной при движении.

Пришлось орудовать лопатами, ломами, кирками. Пробивали в лавине ряд глубоких колодцев, взрывники набивали их аммонитом. Воевать так воевать! И загремели над завалом взрывы. Две тонны сразу! Четыре! Шесть! Двенадцать одновременно!..

Вздымались вверх столбы снега, гулкое эхо катилось по окрестным долинам и ущельям, отражаясь от скал, а после «артподготовки» вступали в бой «механизированные части». Могучие бульдозеры разрывали, разгребали взрыхленный взрывами снег, пока вновь не упирались в мерзлый монолит. Тогда снова наступала очередь взрывников.

Около тридцати тонн взрывчатки было истрачено при расчистке гигантского завала. Таким ее количеством можно было бы разнести в пыль целую скалу, а здесь всего-навсего рыхлили снег. А потом еще более трех недель бульдозеры пробивали выемку.

Сама же лавина таяла долго, и даже в конце июля на дне кочко-булакского ущелья лежали большие темные пласты снега.

Общий объем всех лавин на итагарском участке оказался в ту зиму почти в десять раз больше обычного! И все нее на нашей дороге, как и в предыдущие годы, не было ни одного несчастного случая по вине лавинной службы. Даже бульдозеры позднее удалось вытащить из реки, отремонтировать, и они пополнили ряды дорожной техники.

На южных склонах уже вился пар над теплыми проталинами, пестрели первые подснежники, а на дороге все еще гремели взрывы и яростно рычали дизельные моторы. Наконец последний лавинный завал был расчищен, и мы вновь услышали веселый шелест проносящихся мимо станции машин.



ОБ АВТОРЕ

Яблоков Александр Александрович. Родился в 1934 году в городе Балахна Горьковской области. Окончил географический факультет Самаркандского университета. Работает старшим инженером гидрографической партии управления Гидрометеослужбы Таджикской ССР. Занимается исследованием ледников, снегов н снежных лавин Памира. Действительный член Географического общества СССР. Автор пятнадцати научных статей, двух научно-художественных книг («Снежная робинзонада», «Стража заоблачной трассы») и ряда очерков в журналах и ежегодниках. В нашем сборнике публиковался дважды (выпуски 1971 и 1972 годов). В настоящее время работает над книгой «Рассказы гляциолога» для издательства «Ирфон» (Таджикистан).



К очерку Александра Яблокова «СНЕГА ТЯНЬ-ШАНЯ»

Снеголавинная станция Итагар

Расчистка лавинного завала бульдозером

Измерение плотности снега в шурфе

Взрыв помогает расчищать снежный завал

Путь свободен!





 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу