Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1974(14)



Феликс Свешников

НА ВЕРШИНЕ — РАДУГА ЗНАМЕН


ОЧЕРК
НА ВЕРШИНЕ — РАДУГА ЗНАМЕН

Июльская погода нас не баловала. Вершина показывалась редко, только ранним утром. Тогда в разрыве облаков был хорошо видел ее скальный купол. И все взгляды в базовом лагере устремлялись к ней: туда предстояло идти.

Наш лагерь расположился на широком ровном травянистом поле, под левой боковой мореной ледника Фортамбек. Такое поле в горах Памира — редкость, оно вполне достаточно для посадки вертолета. Базовый лагерь, и верно, напоминал аэродром, точнее, международный аэропорт. Кого только здесь не встретишь! Широкоскулые, солнцеподобные лица монголов, библейские лики армян, оливковоглазые узбеки, а рядом — курносый славянин с берегов Влтавы, рослые белесые эстонцы, наша Россия-матушка. Потомки Ильи Муромца и Давида Сасунского, Гесера и Калева, Манаса и Фархада — современные богатыри-альпинисты, участники Международной альпиниады в честь пятидесятилетия образования СССР, собрались для массового восхождения на высочайшую вершину нашей страны — пик Коммунизма (7495 метров).

На пути к цели альпинистам предстояло штурмовать крутое скальное ребро Буревестника, прокладывать путь в глубоких снегах Памирского фирнового плато, преодолевать острый, как лезвие, гребень перед вершиной. И все это на высоте до семи с половиной километров.

До сих пор пик Коммунизма покорялся только сильнейшим высотникам страны. Восхождение на эту вершину требует высокого мастерства, безукоризненной спортивной формы.

И вот было принято смелое решение — организовать массовое международное восхождение на семитысячник. История мирового альпинизма не знала подобных примеров. Мы не касаемся здесь советского опыта массовых восхождений на пик Ленина, куда за один сезон поднимались до 300 человек.

Итоги же международных высотных экспедиций в Гималаях настораживали. Так, например, международная экспедиция на Джомолунгму 1971 года под руководством известного исследователя Гималаев Г. О. Диренфурта потерпела крах. Причины — отсутствие единого спортивного духа, психологическая несовместимость участников из разных стран, слишком болезненно воспринимаемые вопросы национального престижа. Та же участь постигла экспедицию доктора Херлигкофера из ФРГ в 1972 году. Руководителям нашей Альпиниады было над чем задуматься.

Есть у альпинистов и туристов такое понятие — схоженность. Это не только навык совместного преодоления сложного рельефа, но и нечто большее — взаимопонимание, духовная общность.

В начале Альпиниады такой схоженности у нас не было. Да и откуда ей было взяться? К нам на Памир приехали спортсмены из восьми стран социализма, в базовом лагере собрались советские альпинисты-высотники изо всех 15 республик страны, всего около 120 человек. Это были спортсмены с разным «почерком». Наши гости из европейских стран были в значительной мере воспитаны в духе альпийской школы, которая отличается от советской школы альпинизма. Правда, многие из иностранных спортсменов прошли хорошую горную закалку на Кавказе, участвовали в совместных восхождениях с советскими альпинистами на вершины Памира. Схоженность, взаимопонимание у всех участников должны были появиться во время тренировочных выходов на высоту.

Экспедицию щедро обеспечили современным снаряжением, продуктами, транспортом. Мы располагали легкими переносными рациями, высокогорной утепленной обувью, пуховыми костюмами из каландрированного капрона, двойными высотными палатками, обезвоженными сублимированными продуктами, нужными медикаментами. И все же... Высота есть высота! Мы знали по собственному опыту: в горах рано или поздно наступает такой момент, когда каждый остается один на один с высотой и никакая техника не может помочь трусливому сердцу. Кто—кого? Человек или гора?

Но все это было впереди. А пока мы жили в базовом лагере, готовясь к тренировочным выходам в высокогорье. И вот, чтобы уже здесь, в лагере, как-то сблизить людей, помочь им раскрыться, тренерский совет экспедиции решил организовать концерт. Пусть люди расскажут о себе языком искусства, не требующим перевода.

Эстрада этого необычного международного концерта находилась на высоте 3900 метров. Певцам не хватало воздуха, да и сами исполнители вовсе не были артистами. Сменяли друг друга польский физик Станислав Кулиньски, директор югославского мебельного комбината бывший партизан Альбин Венгуст, шофер из Таллина Кальё Пальмисте, учитель из Балкарии Азерт Тебердиев, болгарский кинооператор Милан Огнянов. Над ледником Фортамбек звучали в тот день немецкие йодли, гуральские напевы поляков, гортанные мелодии монголов, песни словенских партизан, русские частушки и, конечно же, неизменная туристская гитара.

Хотя шум лавин иногда заглушал аплодисменты, концерт удался на славу. Каждый почувствовал неповторимый духовный склад другого народа. Благодаря искусству мы были не просто вместе, мы были заодно — высотники из Москвы и Ленинграда, скалолазы из Саксонских Альп, горнолыжники из болгарских Доломитов, альпинисты со склонов Хангайского хребта в Монголии, верхолазы-монтажники Токтогульской ГЭС, горные проводники из чехословацких Высоких Татр.

Может быть, в тот день и начался сложный процесс превращения отдельных групп, команд в единый спортивный отряд.

...Когда в заключение концерта монгольский альпинист Зорик Раднабазар спел по-русски «Песню о Родине», раздался стрекот вертолета.

— Все! Концерт окончен! — только и успел крикнуть в мегафон ведущий.

Зрители уже бежали к посадочной площадке. Вертолет в лагере — всегда событие номер один. У альпинистов с вертолетчиками особые отношения. Гул вертолетного мотора — самая сладкая музыка для тех, кто ходит в горы. Вертолет — это помощь, продукты, это письма из дому, вертолет—это Большая земля* Как в пустыне каравану мерещится вода, так в горах бывает «вертолетный мираж».

На этот раз вертолетчики привезли свежие фрукты, трех живых баранов (будет шашлык!) и — самое главное — письма.

— Завтра с утра, если будет погода, летим на заброску,— сказал командир экипажа.

— Одно место для прессы, пожалуйста! (Кажется, мой голос звучит умоляюще.)

— Только грузчиком.

— Согласен.

Не просто согласен — счастлив.

Известный английский альпинист сэр Джон Хант однажды в шутку сказал, что для покорения Джомолунгмы нужно в сущности сделать очень немногое — доставить последнюю необходимую для штурма банку консервов в нужное место.

В нашем случае этим местом было Памирское фирновое плато. Вертолетчикам предстояло доставить туда около тонны грузов для штурма: ящики с консервами, бочку с горючим, шанцевый инструмент для рытья пещер, лыжи, сани, деревянные вешки для маркировки плато, контейнеры с аптечками, финскую сырокопченую колбасу, какао из Братиславы, воблу и русский черный не-черствеющий хлеб в целлофане, тибетский плиточный чай с бараньим салом, любимое блюдо наших друзей—монгольских альпинистов, лущеные грецкие орехи с медом, ржаные соленые сухарики и еще многое другое.

...Мы летим над ледником Фортамбек. Лента ледника как бы надвигается на вертолет, машина задирает нос, карабкаясь в высоту. Ледник словно впитывает в себя кисло род: чем выше мы поднимаемся, тем меньше его в воздухе. Далеко внизу остались причудливые рощицы саксаула, лужки с эдельвейсами. Теперь под нами серо-голубые глыбины, источенные солнцем, причудливые промоины, ажур сосулек. Могучие каменные хребты стиснули Фортамбек, и оттого лед вспучился мениском.

Фортамбек — это бунт и хаос пластики, зыбкость плоскостей и изломов. Наш вертолет карабкается в высоту. Под куцыми вертолетными крылышками — гениальная декорация инопланетного мира с голубой марсианской ряской горных озер. Такого не встретишь больше нигде. Представьте себе высотное здание со множеством башен и шпилей, стоящее на высоком берегу реки. Что, если бы эти башни и шпили обледенели и рухнули в реку?

Под нами зияли разломы и трещины земной коры, взгляд проваливался в глубокие пропасти. И тут же глаз отдыхал на плавности поворота ледника, спокойной округлости горных озер. Как осмыслить это сочетание хаоса и гармонии?

— Сброс! — командует летчик Иванов.

Резким толчком сталкиваем вниз «заброску». В ней килограммов триста. Ящики и мешки сначала по инерции летят рядом, потом по крутой касательной сваливаются в пике. Успеваю заметить, как трепещут маркировочные ленточки на ящиках. Бочка падает в снег, подпрыгивает и глубоко, метра на полтора, уходит в наст.

...Под нами — Памирское фирновое плато. Там, внизу, группа альпинистов. Они должны принять нашу «заброску», перетащить грузы в снежные пещеры.

МИ-4 летит со снятыми задними створками. Мы с механиком надежно застрахованы грудной обвязкой. В гондолу врывается ветер с плато, он пахнет снегом, высотой. Чем выше, тем холоднее. Этот холод приятен здесь, в Таджикистане. Внизу все дышит тяжкой жарой, а наверху горный ветер напоминает человеку с севера морозный звон русских равнин.

Видна цепочка медленно бредущих альпинистов. Вот и снежная гряда, здесь будут пещеры.

— Сброс! — снова командует Иванов.

Груз падает в нескольких метрах от тропы, к нему подбегают люди, вытаскивают ящики из-под снега.

В вертолете трудно дышать — высота 6000 метров, а мы без кислородных приборов. Но что там одышка, когда под нами распахнулся весь Памир!

Могучие каменные кряжи, широкоплечие фирновые поля, громадные морены. С грохотом срываются в пропасть снежные карнизы, бурлит красная вода в гигантских саях — ложах временных водотоков.

Памир — окаменевшее эхо веков. Здесь чувствуешь, как мир идет из бездны времени в бездну времени.

Мощные хребты тают в далекой синей дымке, языки ледников опоясывают скальные бастионы, словно связующие нити между снегами вершин и теплыми долинами Таджикистана.

Узнаю знакомые по прошлым экспедициям ледники Беляева, Москвина. Виден Сурковый лагерь — приют альпинистов. С высоты около 7000 метров вдали виднеются синие горы — там Афганистан. А прямо под нами на боковой морене ледника Фортам-бек едва различимы крохотные палатки нашего базового лагеря.

Вертолет начинает снижаться широкими кругами. Болит голова — то ли от резкого перепада давления, то ли от обилия впечатлений. Вон далеко внизу зеленая лужайка, флаги Альпиниады.

Все ближе и ближе буква «Т», выложенная из обломков скал, ровный строй палаток. До земли сто метров, пятьдесят... толчок, пробежка — и мы снова в базовом лагере.

Давно известно, что экспедиция — это подготовка. Для руководителей Альпиниады восхождение началось задолго до того, как первые альпинисты появились в базовом лагере. Трудно даже перечислить все то, что было сделано. Вот несколько записок начальника экспедиции заслуженного мастера спорта В. М. Абала-кова. Эти записки, адресованные его заместителю заслуженному мастеру спорта А. Г. Овчинникову, Абалаков пересылал вертолетом вниз, в Джиргаталь.

«5 июля 1972 года. Поляна Сулоева была болотистой, пришлось провести мелиорацию, теперь стало почти сухо, можно размещаться. Очистили территории от прошлогоднего мусора, подготовили погреб для овощей.

6 июля. Тренеры на рассвете вышли на очистку и опериливание (навешивание перил.— Ф. С.) ребра Буревестника до Верблюда (ночевка на 5200.— Ф. С). Старые веревки глубоко под снегом, придется их откапывать. Пришлите в лагерь большие палатки, стройматериалы и хорошо акклиматизировавшихся ребят — человек 6—8 — для строительных работ.

8 июля... Дела идут, все работают, копают, ставят «город», дежурят по кухне, сортируют грузы и т. п. По внешнему виду народ чувствует себя прекрасно, грузы от вертолета таскают ходко, аппетит отменный».

Кто не слышал об авторе этих записок? Имя этого замечательного советского горовосходителя овеяно легендами. Мне довелось близко познакомиться с Абалаковым во время Альпиниады.

Виталий Михайлович сухощав, всегда собран, подтянут. В лагере он носил обычную штормовку, кеды. Ни разу не видел я его в новомодном эластике. Жил он в низенькой и неудобной палатке-памирке в базовом лагере, не признавая никаких модерновых двухкомнатных шатров. Каждое утро в любую погоду купался в ледяном ручье.

Абалаков часто повторяет слова Суворова «Чем больше удобств, тем меньше храбрости». Они чем-то похожи, видимо солдатской неприхотливостью, верой в русского чудо-богатыря, острым, порой ехидным словцом... Но говорит Абалаков всегда в открытую: сказывается сибирский характер, родом он красноярец.

— Я много ходил в горах вместе с Виталием,— сказал мне однажды ветеран альпинизма Михаил Иванович Ануфриков.— Это было трудно, зато всегда надежно.

Да, Абалаков в горах суров, крут, но прелюде всего по отношению к самому себе. Он знает, что только так можно победить свою собственную слабость и великую силу гор.

Мне часто приходилось слушать переговоры Абалакова по рации с восходителями. Сидя в базовом лагере, он быстро ориентировался в обстановке наверху, принимал верное решение так, будто сам находился в гуще событий. В назначенные часы в эфире слышались позывные Виталия Михайловича—«Интер», и альпинисты знали: что бы ни случилось, «Интер» бессменно у рации, он все знает, всегда поможет.

...Это произошло после первого тренировочного вт, хода на высоту. В базовый лагерь спустилась группа литовцев. Добравшись до своей палатки, Юозас Антонавичюс расшнуровал правый ботинок. Побаливала натертая нога. Наконец-то можно расслабиться, умыться, отдохнуть. Чем-то вкусным тянет из в ухни, неужели сегодня шашлык? Завхоз Николай Иванович Шалаев хорошо знает, какой аппетит у ребят после выхода в горы. К палатке подошел Казимир Монствилас, товарищ по связке.

— Хорошие новости, Юозас. Вертолет привез из Джиргаталя дыни и арбузы. Это раз. Наши соседи, ребята из Уфы, приглашают вечером в гости, приготовят для нас парную баню в двух палатках. Это два.

Когда вечером они возвратились к себе после парной бани, повалил густой мокрый снег, похолодало. Они залезли в теплые мешки. Казимир разжег походный примус. Из соседней палатки пришли узбеки, принесли сушеную дыню, виноградный сахар. Пошла неторопливая беседа. Так уютно бывает в палатке после трудного похода...

— Надо идти на ледник,— неожиданно сказал Юозас. — На какой ледник, зачем?

— Мы опередили группу немцев примерно на полдня. Они могут спускаться сейчас в лагерь. Идет сильный снег, в темноте можно не заметить маркировочных туров. Надо их встретить.

Юозас решительно вылез из мешка.

— Я с тобой,— Казимир тоже начал зашнуровывать ботинки,

— Ребята, приготовьте, пожалуйста, кофе, он должен быть горячим к нашему приходу. Гейнц и Вернер любят кофе,— сказал на прощание Юозас.

...Теплые огоньки лагеря вскоре исчезли за перегибом склона, людей обступила ночь. У Юозаса ныла нога, в лицо бил мокрый снег. Они дошли до борта ледника, включили фонарики, освещая друг друга. Прислушались. Безмолвие. Снег.

— Ойларарипи! Ойларарипи! — закричали они по-тирольски. Тишина. Молчало даже эхо, наверное оно увязло в мокром снегу. Они спустились ниже, к бергшрунду, покурили.

Вдруг на леднике послышался лязг ледоруба о камни. Идут!

— Ойларарипи! Хельфрид, Вернер! — снова закричали литовцы.

Наконец на леднике показалась чья-то одинокая, сгорбленная под рюкзаком фигура. Плечи, капюшон были густо припорошены снегом.

— Ого! — откликнулся человек и тоже зажег фонарик, осветив себя.

— Драчук? Это ты, один?

— Здоровеньки булы! Кого шукаете? — услышали парни знакомый голос Казимира Драчука — украинского шахтера, участника Альпиниады.

Юозас подхватил у Драчука мокрый, отяжелевший рюкзак.

— Где немцы?

— Они заночевали под Верблюдом. Завтра утром должны быть здесь. Пошли в лагерь, хлопцы. Надо предупредить на кухне насчет ужина, за мной идут человек шесть.

Они встретились со своими друзьями из ГДР на леднике на следующий день. Когда Юозас Антонавичюс из Вильнюса, Вернер Румп и Хельфрид Геринг из Дрездена, Казимир Драчук из Кривого Рога ввалились в палатку литовцев, кофе был горячим к самому их приходу.

Вспоминается еще одна встреча на леднике. Вниз спускались разведчики из группы Владимира Шатаева — тренеры Даниюс Макаускас, Юрий Арцишевский, альпинисты Махмурод Ашуров, Иван Шомаев, спортсмены из Чехословакии Лео Паленичек, Милан Кришак. Все — бородатые, охрипшие, в просоленных от пота, продранных штормовках. Скулы у ребят обострились, лица были обожжены морозом. Это была горная пехота, которая сражалась в окружении.

Несколько дней группа разведчиков пробивала тропу через памирское фирновое плато — настоящее чудо: огромное поле размером 3x12 километров на высоте около 6000 метров. Со временем середина плато осела, и теперь оно напоминает вогнутую линзу. Не позавидуешь тем, кто окажется в фокусе этой гигантской линзы в солнечный полдень: становится невыносимо душно среди льдов, снега на плато кипят, испаряясь под лучами солнца,— не тают, а сразу улетучиваются.

Впрочем, неизвестно, что хуже на плато,— солнце или метель. Представьте себе зимний Таймыр, тундру на высоте шести тысяч метров. Щека, в которую дует ветер, обмерзает в минуту. Пуховая штормовка кажется марлевой.

Сначала на плато работали советские альпинисты, потом им на помощь пришла четверка чехословацких опытных высотников. Им тоже пришлось не сладко. Метель порвала палатку, одну ночь на плато чехам пришлось ночевать в снежной яме — «могиле». Все обошлось благополучно, нашим друзьям из ЧССР помог опыт гималайских восхождений на Нанга-Парбат. Там, наверху, в общем деле и состоялось настоящее знакомство наших и чехословацких альпинистов. Один из них — Лео Паленичек. Он горный проводник-профессионал из Высоких Татр. Живет в маленькой горной хижине, водит в горы молодежь. Проблемы акклиматизации в горах для Лео не существует. Горы — это его работа. Вечно он в пути, триста дней в году ночует в палатке.

Лео мечтает покорить Макалу — восьмитысячник в Гималаях — и серьезно к этому готовится.

— Может быть, в этом соль жизни? Человек в горах находит себя, утверждает себя,— сказал мне Лео.— А еще я люблю альпинизм за то, что при восхождении быстро узнаешь истинную цену каждому. На ваших ребят можно положиться, надежный народ.

Посредине плато-линзы в толще снежного гребня советские и чехословацкие разведчики построили несколько «двухкомнатных» пещер с кухней. Работали снежными пилами, легкими титановыми лопатками, а своды пещер оказалось удобно выскребать с помощью... кастрюль. Пещеры получились «полного профиля», в них можно было стоять в полный рост, поставить палатку. В такой «гостинице» никакой буран не страшен. Правда, сыровато, зато просторно. На сборы тратишь втрое меньше времени, чем в тесной палатке.

Разведчики постарались не зря: их снежные пещеры долго служили альпинистам многих групп. Отдыхая в просторных пещерах, многие и не догадывались, сколько сил было затрачено на подготовку штурма.

Ростовский тренер Юрий Арцишевский из группы разведки, собирая грузы на плато, почувствовал слабость. Накануне он целый день выпиливал снежные кирпичи для пещер, потом пришлось немало побегать.

— Если я потеряю сознание, массируй мне сердце,— попросил он товарища и продолжал работу.

Альпинисты не просто поднимаются к горным вершинам. Каждый из них совершает своеобразное внутреннее восхождение к вершинам собственной личности. Главное в альпинизме — это вовсе не сама вершина, а люди на вершине, когда они заодно.

...Один за другим отряды альпинистов покидают базовый лагерь. Впереди — штурм!

... Высота 6200. Летчики на такой высоте работают в кислородных приборах. Альпинисты обходятся без них — это итог тренировки и ступенчатой акклиматизации. И все-таки...

Торопясь глотнешь из фляжки — перехватывает дух. Горы не любят резких движений. Ночью вдохнешь два раза нормально, на третий судорожно хватаешь ртом воздух. Медики называют это чейн-стоксово дыхание. Воздух высоты голодный, синий, словно снятое молоко. Как не хватает ночью в палатке плотного, жирного воздуха равнин. Все бы отдал за глоток лесного озона!

Штурмовые отряды поднимаются все выше. Но не каждый смог преодолеть барьер высоты. Сто десять спортсменов вышли на штурм, двадцать три сошли с дистанции.

Кто-то заболел, кто-то спасовал, не у всех хватило духа преодолеть себя.

...Высота 6500. Минус тридцать с ветром. Сечет метель. Словно автогеном, мороз приваривает к щекам металлические дужки очков. Стальная головка ледоруба леденит руку сквозь пуховые рукавицы. Пурга рвет его из рук. Тебя заносит, разворачивает вокруг воткнутого в снег ледоруба, рюкзак становится парусом. Ты поднимаешь ногу — ветер хватает ее и старается отбросить...

Но чем выше мы поднимались в горы, тем ближе становились друг другу. Если в базовом лагере мы еще придерживались кое-какого дипломатического протокола, то выше 5000 о нем уже никто не вспоминал. Там наверху, в тесной палатке, когда твое дыхание смешивалось с дыханием товарища, вся дипломатия кончилась.

...7000. Гипоксия атакует мозг. Нарушается координация движений, меняется походка. Пропадает аппетит, остается только жажда. Горная болезнь начинается здесь даже у конфет: они ссыхаются, сморщиваются.

Да, все это так. Зато вокруг... Ледовые стены пика Кирова кажутся отсюда изваянием чутких пальцев гения. Многолетние спрессованные снегопады плато отливают голубизной.

Как описать гармонию в хаосе ледопада, с чем сравнить пульсирующий ритм лавины? В нашем словаре еще нет таких слов. Вспоминаешь австрийского альпиниста Г. Тихи: «Мы, люди,—нежеланные пришельцы в эту зону абсолютной и абстрактной красоты, созданной не для глаз человека».

Мало кто спал в ночь накануне штурма. Ударил сильный мороз. Высотная палатка обросла изнутри инеем от дыхания, было, как говорили чехи, «зимно». Но мороз радовал: будет погода.

30 июля 1972 года. Ясный солнечный день, ни облачка в небе. Пора!

...7200. Свирепый ветер сбивает с ног.

Волю в кулак! Плотно вгоняешь левую ступню в снег.

Теперь вдох, еще вдох.

К очерку Феликса Свешникова «НА ВЕРШИНЕ — РАДУГА ЗНАМЕН»

Такая посадочная площадка у ледника Фортамбек на Памире считается идеальной. Вверху слева виден скальный купол пика Коммунизма

Звонкое чистое утро в горах. Июль, а ночью в базовом лагере выпал снег

Снежный бивак на Памирском фирновом плато. Высота — 6200 м. Л небо здесь темно-фиолетовое, почти как в космосе

В сердце гор. Перед выходом на штурм вершины

Это спуск: здесь надо быть особенно осторожным

Следующий шаг — правой. Снова — упорство в кулак, ногу— в снег, вдох. Шаг, еще шаг, еще... Гребель кажется бесконечным. То ли сон, то ли явь... Осторожно, это подкрадывается горная болезнь. Вниз лучше не смотреть, но и небо не радует: оно здесь чужое, тревожно фиолетовое. В уголке сознания горит одно — цель, та далекая черная полоска скал. Туда надо дойти, обязательно дойти. Бредешь по снегу, стараясь не потерять одну, самую важную мысль — дойти до скал. Больше мыслей нет, на другие просто не хватает сил. Дойти до скал.

Потом будет вершина, палатка, ужин...

Но это очень далеко, почти недосягаемо. А пока ты наедине с великим снегом Памира. С тобой только сердце и ледоруб.

Сердце тренированное, оно немного расширено, это хорошо —-так говорят врачи. Значит, сердце не подведет.

А ледоруб... Держи его крепче, у него прочная стальная головка, ясеневое древко — опирайся на него, он твой надежный друг. Кто-то там впереди, кто-то шагает за тобой, и это помогает успокоить дыхание, укрепить волю.

...7300. Это четыре вдоха — и один шаг. Только один. В этот шаг надо вложить все. Потом отдышишься — четыре вдоха. Снова собрать все свое упорство и снова плотно вогнать ступню в снег. И в этот шаг надо тоже вложить все. И таких шагов — тысяча.

Обыкновенный высотный альпинизм.

И вот ты идешь, даже что-то соображаешь... Надо постараться все запомнить, но это трудно. Память тоже потребляет энергию, пусть немного — как карманный фонарик, но и эту энергию надо сберечь, потому что главное — идти вперед. Ведь каждый шаг отнимает все.

Почему-то кажется, что темные очки мешают дышать. Вот скинешь их — и станет легче. Очки сужают обзор, ты и так плохо ориентируешься в пространстве, а тут еще эти темные стекла.

Но не вздумай и на самом деле сбросить очки, через три минуты от нестерпимого сверкания — куриная слепота. И все-таки хочется сорвать очки, глянуть вершине глаза в глаза! Столько мечтали, наконец-то свиделись!

А вершина улыбается, вся залитая солнцем манит. Последние метры и...

Красный флаг над вершиной!

Один за другим альпинисты подходят к туру, и вот вся вершина расцвела радугой знамен. Это флаги наших республик и стран социализма трепещут над высшей точкой страны. Далеко видны эти флаги, на полмира — от Эльбы до Керулена, от Балтики до Каспия, от Аму-Дарьи до Дуная.

У тура на вершине пика стихийно образовался целый музей. Шахтер Казимир Драчук принес сюда кусок железной руды из Кривого Рога, монтажник с Токтогульской ГЭС Мамаса ли Сабиров оставил вымпел комсомольцев-гидростроителей с берегов Нарына, монгольские спортсмены положили у тура свой национальный сувенир, а тренер Анатолий Севастьянов принес сюда фотографию своей дочери.

Восемьдесят семь человек на пике Коммунизма! Такого еще не знала история мирового альпинизма. Товарищи, братушки, Панове, юлдаши, камераден, соудруги — сорок языков, девять социалистических государств подняли Государственный Герб и Флаг СССР на вершину.

Только потом, внизу, когда «температура события» пришла в норму, мы сообразили, что никому точно не известно, кто же первый взошел на вершину. Впрочем, для нас это не имело решающего значения, не в пример экспедиции Г. О. Диренфурта. Конечно, кто-то был первым, но не для того, чтобы возвыситься над другими, а чтобы помочь им одолеть вершину.

Среди нас были очень разные люди — и по специальности, и по привычкам, и по национальности. Что сплавило всех воедино, помогло создать монолитный отряд, штурмующий высотную крепость?

Как бы далеко друг от друга мы ни жили, каждый понимал, что кроме родной Москвы, Праги или Улан-Батора у нас всех есть еще один общий большой дом — мир социализма, наш мир, в котором мы живем. Доброжелательные соседи в нашем большом доме, мы удивительно легко понимали друг друга, находили общий язык — не в словах, а в мыслях, делах, чувствах. И это было нашей силой. Нас объединяла любовь к горам.

— Нам было трудно на этой гигантской горе. Но мы здесь приобрели друзей на всю жизнь, — сказал болгарин Аврам Аврамов.

— Ваши парни показали нам пример того, каким должен быть настоящий альпинист,— выразил свои чувства монгол Жамц Лувсандаш.

— Мы готовы штурмовать Джомолунгму, если с нами будут советские спортсмены,— это слова немецких восходителей.

А в каждом из советских альпинистов жило особое чувство ответственности за успех восхождения. В своих родных горах мы отвечали за все. Альпиниада еще раз дала остро почувствовать каждому из нас свою высокую, трудную роль в мире — быть советским человеком.

Участники Международной альпиниады были удостоены правительственных наград своих стран. Но была и еще одна награда, не зафиксированная ни в одном официальном протоколе. Ее увезли в своих сердцах все участники высотной экспедиции.

Горы — это праздник.

Щедрой мерой альпинизм дарит радость. Вот ты, горный отшельник, спускаешься вниз — и закипает новая жизнь: радуешься траве, улыбаешься воробьям, слышишь по междугородному телефону родной голос — и счастлив. Ты обновлен, у тебя необыкновенная острота чувств, мир воспринимается свежо, возникают вихри творческих планов. Ты азартно включаешься в работу, каждой клеткой, каждым нервом, каждым мускулом чувствуешь упругий пульс жизни.

Так перерождают человека горы.

Наверное, прав французский летчик и писатель Антуан Сент-Экзюпери, который говорил: «Человек познает себя в борьбе с препятствиями». В горах человек начинает мыслить по-новому, понимая свою власть над природой. Ибо альпинисту-высотнику, преодолевшему тысячеметровую отвесную скалу или совершившему многодневный высотный траверс, это помогает, по словам того же Экзюпери, «понять себя, как не помогут никакие книги».

Об авторе

СВЕШНИКОВ ФЕЛИКС МИХАЙЛОВИЧ. Родился в 1928 году в Москве. Окончил Московский полиграфический институт. Работает в Государственном комитете по телевидению и радиовещанию. Член Союза журналистов СССР, альпинист, участник ряда высокогорных экспедиций. Автор многих статей и очерков на радио и в периодической печати, а также повести «На горной тропе». В пашем сборнике выступает впервые. В настоящее время работает над книгой «Путями снежных барсов» о советских горовосходителях.



 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу