Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1974(14)



Лев Лебедев

О МАЛЬЧИКЕ, СПАВШЕМ НА УЛИЦЕ,
И МАЛЬЧИКЕ С ВЕТКОЙ САКУРЫ


ОЧЕРК
О МАЛЬЧИКЕ, СПАВШЕМ НА УЛИЦЕ

...Почему мне вдруг вспомнился тот мексиканский мальчишка? И где: на другом конце земли, на севере Японии... Был поздний вечер в заснеженном Саппоро, а тогда — яркое солнечное утро в веселом Мехико. Улучив несколько свободных от дел часов, мы отправились взглянуть на знаменитый «Меркадо курьезес» — «Рынок диковинок». Спешить не хотелось: приятно шагать по незнакомому городу, разглядывая и улицы, и публику, порой останавливаясь выпить сок или коктейль из молока и свежей клубники, приготовленный уличным торговцем. Город еще хранил ночную свежесть, солнце ласкало, и трудно было поверить, что к полудню это нежное светило разъярится и начнет немилосердно преследовать, словно прицеливаясь в тебя жгучим лучом фантастического гиперболоида. Но до полудня было далеко, и ничто не мешало наслаждаться утром.

Люди спешили на работу, по своим делам, густой поток машин нескончаемо мчался мимо. Картина, обычная для большого города. Но тут мы увидели сценку, выпадавшую из общей идиллической картины.

На широком мраморном подоконнике шикарной витрины спал мальчик лет семи-восьми. Босые ноги он поджал под себя, руки спрятал на груди, ворот поношенной рубашонки натянул на голову, прикрываясь от слепящего солнца, но и не решаясь перебраться в тень: ночи в Мехико прохладны, и бездомному малышу, видимо, хотелось утром погреться.

Заметили мы парнишку в тот момент, когда к нему приближался полицейский. Он неторопливо коснулся мальчика концом Дубинки. Тот, кажется, спросонок не сразу сообразил, где он ж кто рядом. Но пауза, которую полицейский выждал с каменным спокойствием, длилась недолго. Малыш вскочил и сонно побрел по улице. Полисмен зашагал в другую сторону, даже не обернувшись ему вслед: порядок восстановлен, чего же, мол, больше? По-видимому, встреча с беспризорным ребенком была для него привычной. А тот, пройдя десятка два метров, вновь свернулся калачиком на ступеньках подъезда...

Вечером в отеле к нам подошли инженеры-строители из Перу:

— Простите, сеньоры, правда ли, что вы из Москвы? Первый раз встречаем русских...

Разговорились и незаметно просидели в холле допоздна. Один из перуанцев спросил:

— Нравится Мехико?

— Очень красивый город. И народ здесь приветливый. Но... И мы рассказали о том мальчике, которого видели утром неподалеку от «Меркадо курьезес».

— Да, сеньоры, дети—огромная проблема для Латинской Америки,— сказал наш собеседник. — Причем в нашей стране еще более острая, чем в Мексике. Накормить их досыта, одеть, дать образование — многие семьи об этом только мечтают. Ваше государство решило многие социальные проблемы, и вам нельзя не позавидовать, если встреча с беспризорным мальчишкой для вас столь непривычна...

«Непривычна» сказано, пожалуй, слишком мягко. Несколько лет прошло с тех пор, а мексиканский мальчишка все не выходит из головы. Но почему вдруг он вспомнился в Японии, в Саппоро?

... Столица Хоккайдо затихает рано. С наступлением коротких зимних сумерек все реже и реже поток машин, все пустыннее и пустыннее улицы. Час пик миновал, и вот уж вагоны новенького метро, построенного к открытию XI зимних Олимпийских игр, полупусты. Оживленно лишь в центре, теперь он обозначен здесь довольно точно, что можно сказать далеко не о каждом японском городе. Их веками застраивали без какого-либо единого плана.

Ну а в Саппоро есть подземный центр, которым очень заинтересовались в Токио. Дело в том, что главный город Японии, как утверждают, упустил несколько отличных возможностей перестроиться по плану. Первая такая возможность представилась после страшного землетрясения в 1923 году. Но разгребли развалины, ставшие могилой для ста тысяч человек, и учинили тот же «строительный хаос», в котором путаются даже всезнающие шоферы такси. Еще раз Токио оказался в развалинах во время второй мировой войны после налетов американской авиации. И вновь каждый владелец земли на принадлежащем ему участке строил то, что было ему по вкусу и деньгам. Третью возможность «отцы города» использовали, насколько могли: во время подготовки к летним Олимпийским играм 1964 года проложили ряд современных магистралей, построили много новых зданий. И тем не менее от широких планов, способных кардинальным образом преобразить облик города, пришлось отказаться из-за той же частной собственности на землю: выкупить многие подорожавшие участки оказалось не под силу.

Фото. На перроне Токийского вокзала

В Саппоро дело обстояло попроще: здесь, на севере страны, серьезное освоение которого началось лишь недавно, земля не столь дорога, да и незанятых участков вокруг столицы Хоккайдо было немало. Тут и выросли в период подготовки к Белой Олимпиаде кварталы новых домов, лишь на короткое время предоставленные участникам Игр, журналистам, гостям, а затем перешедшие к хозяевам Олимпиады. От новых районов на окраине города к центру протянулась ветка метро. Огромная труба, в которой мчатся поезда, пролегла по поверхности там, где не было строений, чтобы затем уйти под землю в старых районах Саппоро.

— Если бы не зимняя Олимпиада, наш город еще долго не имел бы того, что построено в период ее подготовки,— сказал мэр Саппоро, имея в виду не только спортивные сооружения, но в первую очередь кварталы современных домов, метро, дороги, водопровод, канализацию, появившиеся в ряде районов, и, конечно, «подземный город», ставший своего рода центром Саппоро.

На подземные проспекты можно попасть прямо из вагонов метро. Потоки людей движутся под низким, ярко освещенным «небом», замедляя шаг у бесчисленных витрин. Здесь покупают мало: цены в магазинах прямо пропорциональны стоимости помещения на таком бойком и удобном месте. А вот столики подземных кафе не пустуют.

Надо отдать должное японским архитекторам, мастерам интерьера, удачно разместившим среди бесчисленных магазинов и кафе фонтаны, экзотический, в несколько метров длиной аквариум, яркие цветники, при виде которых и в голову не придет, что они искусственные. Здесь можно увидеть даже клетку с пестрыми тропическими птицами. Чисто, светло, тепло. Сначала кажется, что отсюда и уходить не захочется. Но вскоре с удивлением замечаешь: тянет подняться на поверхность, пусть там валит мокрый снег и посвистывает ветер с Тихого океана. Оказывается, никакие ухищрения архитекторов и оформителей не могут скрыть чисто коммерческую «направленность» подземного сооружения, в общем-то оказывающегося огромным торговым центром.

Улицы же на поверхности гораздо интереснее своей необычностью для европейца. На широкой Одори, вдоль которой по центральной оси протянулся бульвар, высятся огромные снежные фигуры и постройки. Тысячи людей толпятся около сверкающих дворцов и храмов, разглядывают ледяных великанов, мальчишки несутся с гор... Десятки мелких торговцев, пользуясь конъюнктурой, не жалеют ни горла, ни ног: снуют в толпе, расхваливают свой немудреный товар, стараясь всучить его каждому пришедшему на традиционный «Снежный фестиваль», который проводится здесь ежегодно.

Как всегда, оживленно и на Экимаэ — Привокзальной улице, перпендикулярной к Одори. Залитая светом реклам, беснующихся в темном небе и, словно полчища хамелеонов, ежеминутно меняющих свою окраску, улица жадно всасывает вечернюю пеструю толпу. Тут идет откровенное соревнование; кто больше народу заманит. Витрины подмигивают лампочками, манекены ослепительно улыбаются, приглашая заглянуть в магазин. Девушки в ярких кимоно и с ультрасложными прическами изящно склоняются на пороге в поясных поклонах. Так многочисленные кафе привлекают клиентуру. На этом фоне действия торговцев пластинками и радиотехникой выглядят грубовато. Вынесенные из лавок динамики оглушающе хрипят модные мелодию авось кто-нибудь завернет.

Некоторые уличные торговцы взяли на вооружение... запахи. Над тротуарами плывут ароматы вареной кукурузы, печеных каштанов, даров моря, начиная от жареных осьминогов и кончая совсем уж неизвестными новичку обитателями глубин. Такая «реклама» действует весьма эффективно: невольно поведешь носом на запах и увидишь тележку с японскими лакомствами или железный бочонок, где автомат перемешивает какую-то темную массу, или котел, пар из которого отводится в неумолчно свистящую трубку.

Впрочем, усилия торговцев в большинстве случаев тщетны. Толпа равнодушно течет мимо. Куда? В кинотеатры, бары, дансинги. Некоторых соблазняют рекламы... бань, где посетителям обещают и просто массаж, и специальный массаж, и даже «сверх-массаж». О последнем уличные зазывалы говорят, многозначительно подмигивая...

Фото. У Национального музея в Токио в дни работы советской художественной выставки

Развлечения незатейливые. А многие предпочитают убить время в пачинко.

Вдоль Танукикодзи — Барсучьей улицы (барсук в Японии — символ гуляки и прожигателя жизни) среди небольших магазинчиков, кафе и сувенирных лавок, увешанных гирляндами бумажных фонариков, то и дело видишь за стеклянными дверями ряды каких-то механических коробок. Это — пачинко.

В помещении, где установлены десятки одинаковых автоматов, неумолчно звучат щелчки. Получив у входа за сотню иен пластмассовую коробочку с шариками, посетитель высыпает их в лоток автомата и, нажимая никелированную рукоятку, один за другим посылает шарики в цель. Шарик мчится по ободу за стеклом, потом срывается, скачет в лабиринте из гвоздиков... Мгновение — и он уже безвозвратно пропал в чреве автомата, легко миновав отверстия, в которые его нужно загнать.

Щелкают рукоятки, с легким звоном металлические шарики ударяются о гвоздики, чтобы тут же быть проглоченными автоматом. Можно с разной силой нажимать спусковое устройство, можно колотить но ящику кулаком, незаметно толкнуть его плечом, даже пнуть в сердцах ногой — результат обычно один и тот же. Вскоре посетителю приходится вытаскивать новую стоиеновую монету, чтоб получить очередную порцию шариков. Коробочку из-под них на всякий случай ставят на специальный лоток* вдруг повезет и насытившийся автомат отрыгнет часть шариков обратно. Тогда сонная кассирша может выдать приз: куколку, шоколадку или подобную мелочь. Но призы, видимо, мало кого интересуют.

Новички задают наивный вопрос: «Ну а дальше-то что?» Да ничего! Просто времяпрепровождение. Скучно? Для кого как. Пачинко не пустуют, иногда около кассирши даже выстраивается очередь...

А вот рекламные щиты зарубежных фильмов. Супергерой нескончаемой серии боевиков Джеймс Бонд, прижав одной рукой полуобнаженную красотку, между делом от кого-то отстреливается. С другого щита в прохожего целится этакая «белокурая бестия» в лихо заломленной шляпе. Не нужно разбирать иероглифов, чтобы понять: здесь крутят вестерн.

Ну, а что предлагает японская кинематография?

... Маленький прокуренный зал. Лениво пережевывая резинку, зрители равнодушно взирают на очередную историю «из современной жизни». Ловкие дельцы в погоне за выгодными контрактами подсовывают богатым клиентам своей фирмы специально подобранных молоденьких сотрудниц в мини-юбчонках. Девицы оказываются тоже не промах: пускаются в ловкий шантаж и заполучают довольно кругленькую сумму с тех, кто боится огласки своих тайных похождений. Хэппи-энд сводится, таким образом, к старому: «вор у вора дубинку украл».

Нет, это не Курасава и не Синдо, создавшие своими работами всемирную славу японской кинематографии. Да и вряд ли стоило ждать каких-то глубоких, интересных мыслей от авторов такого фильма: их задача сводилась к показу нескольких скабрезных сцен.

В Японии нам говорили, что бизнес все больше губит истинное искусство. Не так-то просто даже известному режиссеру найти средства для съемки серьезного фильма. Гораздо охотнее дельцы вкладывают деньги в производство бандитских, шпионских или любовных лент.

Конечно, было бы в корне неверно представить дело таким образом, будто только низкопробная продукция определяет лицо сегодняшнего искусства Японии. В том же Саппоро зал был переполнен во время выступления симфонического оркестра крупнейшей японской радиотелевизионной компании Эн-Эйч-Кей. С трудом удалось достать билеты на гастроли национального театра Кабуки, которому была отдана сцена Косеи Ненкин Кайкан — огромного общественного здания, построенного в период подготовки к XI Белой Олимпиаде за счет все тех же 180 миллиардов иен, которые правительство Японии, префектура Хоккайдо и городской муниципалитет выделили на реконструкцию Саппоро.

Фото. «Река» нераспустившихся ирисов. Мейджи-парк в Токио

Ведущий свою историю с XVII века, этот театр, созданный, по преданию, уличной танцовщицей О-Куни, отличается от европейского и мизансценами, и декорациями, и символическим гримом артистов. Короче говоря, общее лишь то, что действие происходит на сцене. Собственно, действия-то как раз предельно мало. Актеры на протяжении почти всего спектакля предпочитают сидеть, по японскому обычаю подложив под себя пятки, и обмениваются репликами. Произносятся они особо, с непривычными модуляциями голоса. Условностей в этом театре значительно больше, чем в европейском. Скажем, жесты должны строго соответствовать давно выработанной канонической системе. Например, актер, играющий роль слуги, сделал плавное движение веером над чашей своего господина, и даже мы, не посвященные в таинства Кабуки, поняли, что сосуд уже полон...

Все необычно. Но интересно ли? Безусловно, как и Ноо — театр масок, который давал представления в том же Косей Ненкин Кайкан. А всего в нескольких кварталах совсем иные представления предлагала Барсучья улица.

Подобные контрасты в Японии встречаешь часто, и каждый раз они просто поразительны. Примеров сколько угодно.

Отношение японцев к природе прямо-таки трогательное. Сначала не догадываешься, зачем рядом с деревьями у домов в Саппоро поставлены высокие шесты, к которым подвязаны ветви. Выясняется: чтобы во время сильного снегопада (а они здесь не редкость) ветви не обломились. Потом с интересом разглядываешь небольшой водопад около шоссе. Наверное, при прокладке дороги самым простым было отвести поток по кратчайшему пути в протекающую поблизости реку. Но его аккуратно расчистили, поставили каменную ограду, чтобы брызги не летели на дорогу, а под ней проложили трубу, из которой вода попадает в ту же реку, но тем путем, каким она текла века. Наконец, узнаешь, что некоторые огромные сооружения дли олимпийских соревнований в окрестностях Саппоро были снесены после окончания Игр, так как оказались на территории национального парка. После этого уже не решишься сломать прутик бамбука, торчащий из-под снега в березовом лесу, чтобы просто убедиться, что видишь действительно бамбук, столь теплолюбивое растение.

Но вот парадокс: как-то вечером телеэкран показал, во что превращаются моря у японских берегов из-за отходов химических и нефтяных предприятий, какие свалки мусора стихийно растут там, где совсем недавно были нетронутые уголки природы, во что может превратиться популярная туристская тропа. Потом во весь экран показалась труба, изрыгающая тучи дыма, и другая, из которой в море лился грязный пенистый поток.,. Тут, конечно, виноват капиталистический способ производства, алчная погоня за прибылями, заставляющая не останавливаться ни перед чем.

А вот другие «почему», невольно возникающие при посещении японских домов. Речь идет не об «одноэтажной Японии». Здесь, пожалуй, все объяснимо: веками люди строили небольшие дома и жили в них так же, как их предки. И хотя в наше время островное положение страны уже вряд ли позволяет сохранить традиции, японские города, даже Токио, в основном застроены по-прежнему одно-двухэтажными домиками. Но все больше и больше их теснят современные здания. Однако вновь сталкиваешься с парадоксом: внутри они точные копии все того же старого японского дома.

Квартиру делят деревянные, затянутые бумагой перегородки, которые можно раздвинуть и превратить две комнаты в одну. В ванной комнате, правда, вместо бочки появился квадратный чан. Рядом — пластмассовые доски. Для чего? Чтобы, забравшись в него, прикрыть чан, оставив снаружи только голову, как это практиковалось издавна. Утверждают, что нет большего удовольствия для японца, чем попариться таким образом. Впрочем, оно и не удивительно, если учесть, что печей в старых домах не клали, да и в современных не повсюду есть отопление, а помещения обогреваются жаровнями с углями.

По-прежнему чуть ли не все население страны спит на циновках, лишь немногие жители предпочитают кровать. В банке, в оф-фисе не увидишь японца, сидящего на плоской подушке, но дома или в ресторане он предпочтет сесть так, как его предки. Оказывается, как сказал нам один японец, от сидения на стуле можно... устать.

Фото. Один из спортивных олимпийских комплексов Токио

Разумеется, несерьезно было бы обвинять японцев в излишнем пристрастии к традициям: каждый сидит или спит, как ему нравится. Столь же неверно бросить им упрек в консервативном пристрастии к одноэтажным деревянным домикам. Кстати, их конструкция за века отработана столь умело, что хрупкие на вид строения вполне успешно противостоят землетрясениям. Но столь же уверенно выдерживают толчки и новые многоэтажные дома, даже небоскребы, все больше и больше нарушающие «горизонтальный» пейзаж японских городов. Многие жители с удовольствием, как нам говорили, переселились бы в современные здания, поменяв плохо греющие хибати и котацу с древесным углем на систему водяного отопления. И если они не справляют новоселья, то вовсе не потому, что жизнь в старом доме позволяет сохранить пресловутую «близость к природе». Какая уж тут близость, когда в больших городах дома чуть ли не вплотную лепятся друг к другу. Дело в стоимости жилья. На его оплату рядовой японец тратит приблизительно треть заработка. А для переселения в новую квартиру со всеми удобствами нужны миллионы. Вот и попробуйте подсчитать, за какой срок удастся собрать необходимую сумму при среднем заработке 70—80 тысяч иен в месяц.

Как нам сказали, молодежь уже предпочитает европейский образ жизни. Японская статистика утверждает: современный юный житель островов стал выше своего сверстника начала века на целых десять сантиметров. Объясняют это, в частности, более массовым развитием спорта, лучшим питанием...

Спорт в Японии в последнее время действительно сделал большой шаг вперед во многом благодаря двум Олимпиадам, прошедшим здесь впервые в Азии,— летней и зимней. В стране построено много первоклассных спортивных сооружений. Правда, осматривая их в Токио, мы были немало удивлены тем, что многие пустовали: арендная плата далеко не всем по карману.

Трудно судить, насколько лучше стали питаться жители Страны Восходящего Солнца, приходится верить на слово статистикам. Но, как и прежде, стол здесь во многом морской; видимо, не последнюю роль играет его дешевизна.

Признаться, до посещения Японии мне никогда не приходилось видеть, чтобы домохозяйка покупала всего 300—400 граммов мяса. Здесь такая покупка в мясной лавке весьма обычна, За обедом в ресторане можно наблюдать, что большинство присутствующих удовлетворяются лапшой или рисом, Таблица в одном из токийских журналов свидетельствует: хотя потребление мяса в стране выросло, японец за целый год съедает его не больше, чем европеец или американец за месяц. Зато что касается рыбы, соотношение обратное.

Европейцу, прежде чем отправиться в японский ресторан, где угощают дарами моря, следует отрешиться от некоторого недоверия к ним. Раздвинув легкую стенку, с улицы попадаешь сразу в небольшой зал, заставленный низенькими столиками, около которых на татами сидят завсегдатаи. Если вы предпочитаете стулья, вас подведут к стойке и усадят напротив длинной витрины, за стеклом которой морские растения, рыба, моллюски и многое такое, что не знаешь, отнести это к флоре или же к фауне. Стоит попробовать все подряд: и свежего тунца, и осьминога, и морскую капусту, и трепангов, и икру морского ежа. Главное — справиться с непослушными палочками для еды, выскальзывающими из пальцев...

Собственно, приезжему не обязательно осваивать столь необычный столовый прибор. В большом ресторане вам подадут нож и вилку. И при желании угостят японскими блюдами, но...

— Слишком японское,—- с иронией говорят о таком заведении местные жители.

Выражение довольно точное. Подобное, наверное, можно сказать о русском ресторане в Париже, где все настолько «русское», что не хватает, пожалуй, лишь развесистой клюквы. Оно и понятно: рассчитано-то на иностранцев, а им подавай «самое-самое». Вот так и в Японии. Уж если в большом отеле взор гостя решили усладить «типичным японским интерьером», то здесь будет и крохотный ярко-красный мостик, и ручеек, струящийся из бамбуковой трубы, и удивительно искусные, но словно мертвой водой политые кусты, в которых даже поют птички (механические, естественно). Хозяин отеля доволен, так как гости, начавшие знакомство со страной в его заведении, задерживаются здесь, даже фотографируются. Сами же японцы (люди тонкого вкуса, непревзойденные мастера интерьера и оформительского искусства, особенно садового) при виде подделок «под Японию» страшно смущаются.

Времена изоляции островов давным-давно канули в вечность. Кого только не встретишь сейчас в Токио! Едут деловые люди, туристы из стран Азии и Латинской Америки, из Европы и Соединенных Штатов, расширяется культурный, научный, спортивный обмен. Разумеется, каждый хочет увидеть как можно больше запечатлеть в памяти и на пленке какие-то специфические приметы страны. А бизнес, пресловутый бизнес тут как тут! Есть спрос на «типично японское»? К вашим услугам! Ну а почему не всучить подделку, если гость все равно не отличит ее от оригинала? Так появляются псевдояпонские интерьеры, кушанья, сувениры...

Фото. Вид в окрестностях горы Корохимэ. Район Нагано — Уэда

Единственное, пожалуй, что невозможно подделать, — это гейш. Чтобы овладеть этой профессией, мало быть красавицей, надо еще научиться петь, танцевать, знать поэзию, уметь поддержать разговор. И не просто поддержать, но «потрафить» клиенту, вдохнуть в него уверенность в своих силах, восхититься его умом, тонким вкусом, щедростью, даже если он не слишком-то глубоко залез в свой кошелек.

Хорошие гейши нарасхват. По вечерним улицам Токио их мчат в крохотных легких колясочках рикши, к услугам которых, кажется, никто больше в наши дни не прибегает.

Чтобы пригласить гейшу и провести с ней вечер, нужна довольно приличная сумма. Но оценить их искусство танца и пения можно на солидном приеме, который без них не обойдется: ведь гейша олицетворяет верх гостеприимства.

Мадам Баттерфляй (по-английски — «бабочка») — имя, выбранное очень точно. Опера Пуччини сразу же всплыла в памяти, едва я увидел на сцене в большом зале, где давался прием для участников XI зимних Олимпийских игр, почетных гостей и журналистов, танцующую гейшу. Рукава яркого желтого кимоно и впрямь напоминали крылья бабочки. Каждое движение точеной, словно статуэтка, фигурки было необыкновенно пластично и грациозно. И чтобы подчеркнуть изящество танца, возле головы гейши трепетала в воздухе, не решаясь сесть, бабочка — два легких крылышка на конце тонкой бамбуковой ветви, которую держала в руках другая участница выступления.

Танец был нежным, заставлял затаить дыхание, как это невольно делаешь, когда берешь в руки бабочку и боишься сдуть с ее крыльев легкую пыльцу. Была в нем непостижимая выразительность, чего никак не скажешь о лице танцовщицы, остававшемся бесстрастным за толстым, как маска, слоем грима. Он покрывал и лица гейш, выступавших затем с исполнением народных мелодий на семисене — трехструнном музыкальном инструменте.

Кроме слова «гейша», столь же широко известно и японское слово «самурай». Но стоит ли вспоминать его, когда самураи канули в прошлое? Лишь в музеях демонстрируются их широкие мечи. Однако люди, следящие за политическими событиями, не без основания утверждают, что осталось кое-что еще.

Включив однажды в Японии телевизор, мы увидели торжественную встречу в токийском аэропорту Ханэда пожилого человека. Им оказался сержант бывшей императорской армии некий Ёкои. Чем же прославился этот человек?

В начале 1972 года он вернулся на родину... с фронта, просидев в джунглях острова Гуам со времен второй мировой войны! Давным-давно отгремели сражения, оставшиеся в живых солдаты вернулись домой, у многих из них с той поры родились дети, а потом внуки, которые ни разу не слышали разрывов снарядов, душераздирающего звука падающих с неба бомб. Годы шли, а Ёкои все боялся высунуть нос из джунглей, страшась не только противника, но и своих, которые могли потребовать ответа: почему не сражался до конца, как предписывал устав императорской армии, почему не покончил с собой, не сделал харакири в соответствии с «духом Ямато», когда положение оказалось безнадежным, почему предпочел сбежать в лесную чащу?

Он долгие годы прятался в лесной яме, питаясь рыбой, выловленной в ручье, лягушками, улитками, пока не был случайно обнаружен туристами. Из Ёкои решили сделать героя, а заодно на разные лады принялись шуметь о «верности», «солдатском долге» и т. п.

Возникает вопрос; кому нужна вся эта шумная кампания? Не тем ли, кто, уже возродив вопреки конституции вооруженные силы, хотел бы теперь дополнить «экономическое чудо» соответствующей военной мощью?

Фото. Древняя садовая скульптура в парке одного из музеев

Даже во время Олимпиады лавочки в Саппоро были забиты различным военным обмундированием. Здесь предлагалась форма воевавших во Вьетнаме «зеленых беретов», мундиры солдат и офицеров гитлеровской армии, ордена германского рейха. Можно было бы отнестись ко всему этому, как к тщетной попытке гальванизировать труп японского милитаризма, если бы дело этим и ограничивалось. Но нам не раз приходилось встречать в некоторых органах печати и даже видеть на улицах реваншистские лозунги. В то же время подавляющее большинство японцев понимает, что страна не должна и не может вернуться на рельсы изжившей себя самурайской политики, и только трезвый подход к действительности служит успешному развитию ее международных отношений, в том числе с Советским Союзом.

Интерес к северному соседу в Японии огромен. На прилавках книжных магазинов множество переводов с русского. Тут и произведения классиков, и книги советских писателей. В Японии невозможно соскучиться по нашей музыке: она регулярно транслируется местными станциями. С огромным успехом проходят гастроли советских исполнителей, различные выставки.

Связи между двумя странами крепнут во всех областях. Нет такого дня, чтобы в японских портах не швартовались советские корабли, а суда под флагом с красным диском солнца на белом фоне не брали бы курс к нашим гаваням. Островное государство, практически не имеющее природных запасов промышленного сырья, крайне заинтересовано в торговле с одной из самых богатых этим сырьем держав, да и не только сырьем.

Культурный, научный, экономический обмен взаимовыгоден обеим странам, и, естественно, он расширяется с каждым годом, имеет хорошие перспективы.

Японцы производят много замечательных товаров. На весь мир прославились, например, японская оптика и радиотехника. Однако они завоевали себе рынок не только высоким качеством, но и сравнительно низкими ценами. Что это: следствие умелой организации производства, применения новых методов труда, совершенной техники? Не только. Экономисты утверждают, что дело и в низкой стоимости рабочей силы. Для получения высоких прибылей используются даже национальные черты характера японца — строгая дисциплинированность, трудолюбие, старательность.

Казалось бы, можно ли не воздать должное школе, воспитывающей в своих питомцах такие добрые качества и программирующей: «Главное — с малых лет научить ребенка прилежанию, аккуратности, умению хорошо делать любое дело». Но стоит ознакомиться с мнением учителей страны, борющихся за демократические основы просвещения, как идиллическая картина меркнет.

... Красные повязки на рукавах людей, собравшихся на уличных перекрестках. Над головами — плакаты, демонстрирующие рост семейных расходов на образование детей и призывающие трудящихся принять участие в забастовке учителей...

В стране раздаются протесты и против роста платы за обучение студентов, особенно педагогических вузов. Увеличить и без того немалые взносы — значит создать выходцам из семей трудящихся новые препоны на пути к учительской работе. А ведь кто воспитывает школьников — вопрос немалой политической важности. Отстраняя неугодных, в школах между тем вводят курс этических дисциплин под тем предлогом, что «моральное воспитание молодежи» осуществляется недостаточно. И вновь в учебниках начинают восхваляться герои захватнических войн, камикадзе, жертвовавшие жизнью «за императора».

Темным силам, пытающимся вернуть Японию на старый курс, противостоят все реально мыслящие люди страны, мощное демократическое движение. Как память о Стране Восходящего Солнца я храню красочную открытку, созданную прогрессивным художником Томита. На ней барельеф В. И. Ленина и лозунг: «Да здравствует славное 50-летие Союза Советских Социалистических Республик!» Указан и издатель — Комитет по созданию музея В. И.Ленина в Японии.

В день отъезда из Японии, когда мы, собрав немудреный журналистский скарб, уже собирались покинуть квартиру, где жили, с нами пришла попрощаться женщина, которую мы между собой называли хозяйкой. Нет, она не владела домом, но была действительно для нас доброй хозяйкой, следя, чтобы мы с моим коллегой ни в чем не испытывали неудобств, чтобы нам спокойно работалось. С ней был скромный и воспитанный мальчик. Он с поклоном вручил отъезжающим гостям пластмассовые веточки с розовыми лепестками. Ведь до начала цветения сакуры было еще далеко, а как же можно уехать из Японии и не захватить с собой ее символ — знаменитую вишню?

Вот в этот момент я и вспомнил его мексиканского сверстника, спавшего на подоконнике витрины. Нет, они не были похожи, эти ребята. Маленький японец был аккуратно одет, судя по всему, не испытывал голода, рядом с ним стояла его мать. Но я все же пристально вгляделся в лицо ребенка: захотелось предугадать, что ждет его в жизни?

Кем он станет: пополнит армию безработных или в нем обнаружится талант инженера-радиоэлектроника, окажется ли смелым мореходом, проникнет в глубины искусства икэбана или проведет годы за лотком мелкого торговца?

К кому примкнет он: к тем, кто с фанатичным блеском в глазах разглагольствует о «великой миссии» Японии, или к тем, кто понимает, что не может она возвратиться на прежний путь, и готов ради процветания и прогресса своей страны на борьбу за мир, социальные права, развитие дружеских отношений со всеми народами?

Невелика страна этого малыша — цепочка островов в огромном океане, которые легенда сравнивает с каплями, скатившимися с копья бога Изанаги, когда он отделял твердь от земли. Но сколько здесь дорог, ведущих в противоположные стороны! Разве можно разобраться во всем за короткий срок?

Да и разве прочтешь судьбу на лице? Остается надеяться, что она не закружит малыша, так и оставшегося в моей памяти с веточкой сакуры, не завертит его, будто жестокий тайфун, что он, подрастая, не запутается в сложных противоречиях современной Японии.

Об авторе

ЛЕБЕДЕВ ЛЕВ ГЕОРГИЕВИЧ. Родился в 1934 году в Москве. Окончил факультет, журналистики МГУ в 1959 году. Работает заместителем редактора Отдела информации газеты «Правда», член Союза журналистов СССР. Автор нескольких рассказов, опубликованных в журналах «Юность», «Смена» и других, и многих статей в центральной печати. В нашем сборнике выступал дважды. В настоящее время работает над книгой о советских торговых моряках, с которыми автор недавно совершил большое плавание.



 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу