На суше и на море 1974(14)

Йорген Бич

СРЕДИ ПЕРВОБЫТНЫХ ЛЮДЕЙ

ФРАГМЕНТЫ ИЗ КНИГИ «УЛУ—КРАЙ ЗЕМЛИ»

Келабиты утверждают, что человек из племени пунан может превратиться в тень дерева, а та обернуться человеком.

— Он даже не касается земли, когда ходит, он парит в воздухе. Его не видно и не слышно. О встрече с ним узнаешь лишь тогда, когда в твоем теле уже торчит стрела,— говорят келабиты.

Пунаны и келабиты враждуют друг с другом, но все же торгуют, правда весьма оригинальным образом: пунаны постоянно кочуют по джунглям, редко задерживаясь на одном месте дольше одной-двух недель. Когда они приходят туда, где, как они полагают, обитают боги джунглей, то приносят им дары. Приношение может состоять из наконечников копий и плетеных циновок. Все племена на Калимантане умеют плести, но наиболее искусно это делают пунаны. Их циновки мягки и в то же время прочны. Плетением циновок занимаются женщины, мужчины куют наконечники копий.

Через неделю после обряда приношения даров пунаны возвращаются на то же место и забирают рис, который боги джунглей положили взамен их даров. Роль богов в данном случае играют келабиты, знающие обычаи пунанов. Однако келабиты должны быть очень осторожны при таком товарообмене: случись пуна-нам оказаться поблизости от священного места, очень легко стать мишенью для ядовитой стрелы «лесных дьяволов», прежде чем обнаружишь их самих.

Хотя келабиты относятся к числу наиболее рослых и сильных обитателей Калимантана, они не выдерживают никакого сравнения с пунанами. Последние передвигаются по джунглям бесшумнее леопарда; на своем пути они не повредят листика, не сомнут травинки.

Стрелу, которой боятся келабиты, пунаны выпускают или, вернее, «выдувают» из духовой трубки. Стрела всего с вязальную спицу, но яд ее смертелен.

Несколько лет назад произошел такой случай. Небольшая община пунан покинула территорию, на которой обычно охотилась, и неожиданно появилась на лесной поляне рядом с домом келабитов. Келабитов охватил ужас, когда они увидели своих «торговых партнеров» в непосредственной близости. Они бросились к реке, к своим каноэ, вскочили в них и уплыли прочь. Беглецы построили себе другое жилище на новом месте.

Пунаны с любопытством вошли в старый дом келабитов и зажили в нем на широкую ногу, найдя здесь рис, кур, свиней и т. д. Этот «подарок» привел их в такое хорошее расположение духп, что, когда другая семья келабитов, ничего не знавшая о происшедшем, приехала навестить своих сородичей, пунаны встретили ее обильными дарами. Однако келабиты не осмелились надолго остаться в гостях у «лесных дьяволов» и вскоре отправились в путь вниз по реке. По дороге они рассказывали, какой приветливый прием был им оказан.

Келабитам — бывшим хозяевам дома — очень захотелось вернуться и тоже получить дары в качестве компенсации. Однако никто из них не отважился на обратный путь. Именно в той деревне, где келабиты обосновались после своего бегства, я впервые услыхал о мирных «лесных дьяволах». Именно здесь мне в конце концов удалось уговорить четырех человек проводить меня за щедрое вознаграждение к этим оседлым пунанам. Я надеялся, что последние отведут меня потом к своим кочующим сородичам, живущим в Улу, на «краю земли». Все четыре келабита, которых я нанял, казались настоящими атлетами, особенно великолепен был их предводитель Техуга. Но предстоящая поездка совсем их не веселила.

Путешествие на «край света», вверх по реке было нелегким. Из-за засухи, длившейся необычайно долго, водопады на реке стали опаснее, чем всегда, из воды везде выступали подводные скалы. Но мои келабиты были непревзойденными гребцами, я отлично понимал, что заполучил для этой опасной поездки четырех храбрейших людей, каких только можно пожелать...

Однажды мы преодолели участок водного пути, где было особенно много скал и камней. К вечеру мы увидели дом, где жили мирные пунаны, и я несказанно обрадовался, предвкушая встречу с ними. Но, пробыв в их доме всего несколько часов, я твердо решил уехать оттуда на следующее же утро... Оказалось, что оседлая жизнь, в которой такой кочевой народ, как пунаны, не имеют никакого опыта, имела для моих хозяев самые губительные последствия. Пока пунаны свободно кочуют, они здоровый ловки. Эти же люди, ставшие оседлыми, представляли собой грустное зрелище, удручающий пример того, каково приходится детям природы, меняющим образ жизни.

Во время своих скитаний в джунглях пунаны оставляют отбросы на том месте, где они разбивают стоянку. Это не имеет для них никаких неприятных последствий, потому что вскоре они переходят на другое место. Но у дома, где пунаны жили теперь уже длительное время, выросла зловонная куча. Поскольку пунаны в отличие от большинства других племен не держат свиней, то пожирать отбросы было некому. Собаки, жившие под домом, были невероятно худы, страдали чесоткой и другими болезнями. Многие из них уже не выдержали соприкосновения с цивилизацией. Теперь очередь была за людьми. Будущее этой маленькой общины нетрудно себе представить. Ее члены неизбежно погибнут, если не вернутся в лес.

Долго не мог я заснуть в первую ночь пребывания в доме пу-нан. Размышления о судьбе этих людей не давали мне покоя. Я вспоминал небольшой эпизод, свидетелем которого оказался в тот вечер. Вокруг вождя Тумолунгери расселись его молодые сородичи, и он начал свой рассказ. Позднее переводчик передал мне содержание его повествования. Тумолунгери рассказывал о жизни в лесах, о той вольной жизни, которую он вел, когда был ребенком. Видно, он тосковал по прошлому и таким завуалированным способом выражал свои чувства. В рассказе упоминался «большой враг» — орангутанг. Наверное, вождь говорил обо всем этом уже не первый раз, но молодые пунаны слушали его с напряженным вниманием. Их фантазия была разбужена, но вряд ли у них хватило бы решимости вернуться к свободной жизни.

Закончив, Тумолунгери сидел несколько минут молча. Во всем Доме не раздавалось ни звука. Все ждали, когда вождь сделает заключение.

— Теперешняя жизнь кажется более легкой, но я не уверен, что она стала лучше,— произнес он.

Фото. На лице старого вождя пунан отражались его размышления о новом времени: «Жизнь кажется легче, но я не уверен в том, что она стала лучше»

Вскоре все поднялись и разошлись спать. Вероятно, они теперь лежали и раздумывали о словах вождя. Может быть, они признавали, что лучше было бы вернуться к прежней жизни, которую вело их племя, но... «теперешняя жизнь кажется более легкой». А может, они даже и не желали размышлять о таких вещах, эти молодые пунаны, к которым обращался Тумолунгери.

Некоторое время откуда-то доносились приглушенные голоса, шепот. Но скоро маленькая община заснула. Лишь иногда покой нарушала какая-нибудь чесоточная собака, издавая протяжный вой.

Однако мне довелось познакомиться с пунанами в гораздо более приятной обстановке, более того, посчастливилось прожить среди лесных пунан несколько недель.

На следующий день в доме оседлых пунан я проснулся, не ожидая ничего интересного. Мне очень не хотелось возвращаться к действительности из крепкого сна, которым я наконец забылся. Не хотелось просыпаться и вновь видеть моих немощных хозяев, сознавая, что встреча с пунанами потерпела фиаско.

Похоже было на то, что и обитатели дома не испытывали большого желания начинать новый день. Я хорошо понимал их и сочувственно наблюдал, как бесконечно медленно принимались они за самые неотложные утренние дела.

Я сидел в доме на полу и укладывал свои вещи. И тут мои хозяева вдруг оживились, начали переговариваться Друг с другом. Это возбудило мое любопытство, и я выглянул наружу! пришли гости — лесные соплеменники.

Мое появление вызвало настороженную тишину, длившуюся несколько минут. Затем пунаны вновь принялись болтать, словно меня здесь и не было. Я порадовался тому, что пришел сюда днем раньше, и теперь меня считали другом оседлых пунан и могли доверять.

Непостижимо, что между представителями одного и того же племени могут быть такие различия! Гости и хозяева казались совсем разными людьми как внешне, так и по своему поведению. Лесные пунаны были стройны, держали себя независимо, с достоинством, но без всякой кичливости.

Сюда пришли человек десять, общины же их состоят из 40—50 членов. Предполагают, что сейчас насчитывается около 1800 пунан, но эти данные весьма приблизительны.

Когда гости из леса отправились к себе домой, я пошел вместе с ними. Два дня мы пробирались через густые заросли. Маленькие пунаны с трудом прорубали путь для своего рослого спутника, и поэтому мы проходили за день совсем небольшое расстояние. Иногда приходилось балансировать над рекой на поваленных стволах деревьев, которые были такими скользкими, что зачастую легче было передвигаться так, как это делает ленивец,— повиснув спиной вниз и цепляясь за ствол всеми четырьмя конечностями.

На третий день мы увидели несколько хижин. Они были небольшими и так сливались с окружающим лесом, что я долго не мог осознать, что нахожусь в населенном месте.

Хижины эти были выстроены на сваях, но резко отличались от тех, какие мне довелось видеть до сих пор. И, уж конечно, они совсем не походили на дома других племен острова. Жилище лесных пунан представляет собой хижину для одной семьи. Оно приподнято над землей примерно на полметра. Пол в хижине на разном уровне, в одном ее конце поверхность пола на 20—30 сантиметров выше, чем в другом, там, где находится очаг. Приподнятая часть хижины — спальня. Потолок здесь так низок, что нельзя встать во весь рост. Крыша делается из больших кусков коры, довольно небрежно набросанных друг на друга.

В этом селении я насчитал всего пять хижин, разбросанных по лесу. Хотя хижины и невелики, в каждой живет человек десять. Но пунаны малы ростом, большинство взрослых не выше полутора метров. Мужчины причесывают свои волосы таким образом, чтобы возле ушей кокетливо торчала прядь. Иссиня-черные волосы женщин доходят почти до поясницы, а иногда до колен. У женщин чрезвычайно красивый овал лица и живые темные глаза. В ушах они носят большие металлические серьги, как правило довольно тяжелые. Эти серьги совершенно одинаковы, в ушных украшениях пунан нет такого разнообразия, как, например, у иба-нов, кайянов и других племен Калимантана.

Когда видишь взрослого пунана впервые, то изумляешься тому, как поразительно узки его брови. Представители племени тратят много времени на их выщипывание. Часто можно наблюдать такую сцену: голова мужчины покоится на коленях женщины, которая выщипывает ему брови при помощи небольшого металлического или бамбукового пинцета, пока от бровей не остаются две тонкие линии. Такие брови чаще встречаются у мужчин. Женщины, видимо, проявляют больше интереса к уходу за бровями своих мужей, чем за своими собственными.

Фото. Девушка с серьгами из племени пунан

Меня удивляла эта своеобразная косметическая процедура, а когда через несколько дней я познакомился с пунанами поближе, то получил разъяснение.

Выщипывание бровей, так сказать, форма ухаживания. Этим объясняется, почему женщины вечером могут часами заниматься этой процедурой, даже если брови молодых мужчин уже почти выщипаны.

В скромном ухаживании пунан было что-то трогательное. Когда солнце заходило и вечерняя трапеза была закопчена, пожилые сидели еще часок-другой, занимаясь чем-нибудь при свете смоляного факела, а молодые удалялись в хижину или усаживались перед входом в жилище. При этом они никогда не садились напротив или друг подле друга, а всегда мужчина занимал место позади своей избранницы, положив подбородок на ее плечо. Так они могли молча сидеть часами, никак больше не проявляя своей нежности...

Как мне удалось выяснить, у пунан нет церемонии вступления в брак. Если девушка ждет ребенка, семья решает, кто должен быть его отцом. Теоретически можно выбрать любого мужчину, но важно, чтобы он был достаточно силен и крепок и мог содержать семью. После такого выбора пара должна жить совместно до самой смерти. Если мужчина очень хороший охотник и приобрел большое влияние среди своих соплеменников, он может взять еще одну жену.

Пунаны любят детей и всегда заботятся о них. Может показаться странным, что матери кормят детей грудью примерно до трехлетнего возраста. Подобные обычаи существуют у различных первобытных племен, и это оправдано в условиях джунглей, где всегда трудно найти подходящую еду для маленьких детей.

Как женщины, так и мужчины носят бисерные ожерелья, на которых вяжут большие узлы. Мужчины надевают и особое украшение — шапку из шкуры орангутанга, она придает своему обладателю весьма воинственный вид.

Снова и снова ловил я себя на том, что сравниваю пунап с моими африканскими друзьями — пигмеями, у которых я прожил много месяцев. И те и другие малы ростом. И те и другие занимаются охотой, сбором диких плодов и постоянно кочуют. И те и другие улыбаются и поют с утра до вечера и всегда в хорошем настроении.

Подобно тому как пигмеи — специалисты кузнечного дела в Африке, пунаны — признанные кузнецы на Калимантане.

Рядом с одной из хижин находилась небольшая кузница с мехами. Мехи очень примитивны: это две связанные вместе трубки из выдолбленных пальмовых стволов. Внутри их имеются поршни. Это устройство и служит для нагнетания воздуха в горн.

Африканские пигмеи давно научились добывать бурый железняк. Есть основания полагать, что пунаны разработали аналогичную технологию добычи. Правда, в наши дни они не слишком увлекаются кузнечным ремеслом, хотя и продолжают изготовлять хорошее оружие, которое пользуется спросом у большинства племен Калимантана. Пунаны изготовляют только металлическую часть оружия, например лезвия ножей, Их ближайшие соседи — келабиты или кенья — делают деревянные рукоятки.

Таскать с собой в джунглях железный товар и инструменты тяжело, поэтому, когда нужно, пунаны приходят в то место, где спрятана их мастерская, и разбивают временную стоянку, Изготовив все необходимое для товарообмена, они снимаются с места, оставляя кузницу с мехами и все прочее. J

Кочуя, пунаны берут с собой лишь очень скромные пожитки Но одну вещь они всегда носят с собой - плетеные циновки из лыка особого рода. Одна из циновок прикрепляется за спиной так, что, если пунан захочет присесть, у него уже наготове подстилка... Я видел, как женщины одного из конголезских племен ходили с прикрепленной подобным образом подушкой для сидения. А вообще пунаны используют циновки для того, чтобы укладывать в них свой скарб.

Во время скитаний пунаны питаются в основном сердцевиной саговой пальмы, корнями, личинками и тем, что они добывают во время охоты.

Племя достигло фантастического умения в изготовлении и применении духовых трубок с отравленными стрелами. Индейцы ива-ро в Южной Америке делают духовые трубки, связывая и склеивая два куска дерева, в середине которых с помощью песка и железного дерева выточен желобок. В отличие от иваро пунаны изготовляют трубки из ветвей деревьев; длинным тонким стержнем они удаляют из них сердцевину. Иногда можно увидеть духовую трубку с приделанным к ней лезвием ножа наподобие штыка.

Фото. Трехлетним детям из племени пунан продевают в уши тяжелые латунные серьги. Детей, достигших этого возраста, прекращают кормить грудью, и они начинают курить табак

Главная причина, заставляющая пунан кочевать, это, конечно, охота, но не всегда она единственная. Всякий раз, когда в общине кто-нибудь умирает, все немедленно отправляются в путь. Если встречаешь подобную покинутую стоянку, кажется, будто ее обитатели бежали оттуда сломя голову. Это действительно так. По представлениям пунан, в умершего вселяется злой дух и угрожает остальным членам общины.

Можно, конечно, покачать головой, услышав о таком суеверии, но так ли уж оно бессмысленно? Злой дух убил человека. Не перейдет ли этот злой дух, которого мы назвали бы заразной болезнью, из умершего в других? Поэтому пунаны и спасаются бегством.

Пробыв в лесной деревне несколько дней, я достал из чемодана кинокамеру, чтобы попытаться приучить моих хозяев к такому аппарату. Сначала они не проявили к нему особого интереса и встрепенулись только тогда, когда камера начала стрекотать. Пунаны думали, что туда залетела цикада, и очень хотели достать ее. Когда я открыл камеру и показал, что там никого нет, их интерес остыл. Я держал камеру на виду в течение целого дня, и назавтра уже никто не желал больше смотреть на нее. Тогда я приступил к съемкам. Кадры вышли естественными и удачными, потому что снимавшимся было совершенно безразлично, что я делаю.

Когда я снимаю среди первобытных людей, то всегда стараюсь подружиться с ними и заранее ознакомиться с их бытом. В первую очередь я хочу запечатлеть их повседневную жизнь, причем без какого-либо предварительного инструктажа с моей стороны...

Записывать звуки на магнитофон — другая проблема. Реакция представителей некоторых племен, когда я воспроизводил их голоса, великолепна: все шумно веселятся. Вначале они не могут узнать свои голоса. Когда же до них, наконец, доходит, что они слышат себя, то веселятся еще больше. Таким путем удается очень быстро сломать лед недоверия, и тогда все изъявляют готовность выступать перед микрофоном, петь.

Однако подобный метод не годится для очень отсталых, пугливых или недружелюбных племен. Тут нужно приниматься за дело чрезвычайно осторожно. Никогда не забуду, как однажды я записал несколько несен конголезских пигмеев и дал им послушать запись. Через несколько секунд все пигмеи разбежались: бедняги вообразили, что я похитил их души.

У пунан я записал вначале несколько песен и отложил магнитофон до поры до времени. Закончив кино- и фотосъемки, решил воспользоваться случаем и включил запись. Пунаны очень перепугались, и лишь через несколько дней мне удалось вернуть их доверие. Но магнитофон пришлось убрать.

Чтобы делать съемки ночью или в хижинах — а это очень важно для получения полной картины жизни первобытных народов, — я взял с собой большой электрический фонарь, получающий ток от дорогостоящей и ужасно тяжелой никелевой батареи. Я не мог удержаться от соблазна включить его в один из последних вечеров своего пребывания у пунан. Сначала они были потрясены, сидели минуту словно окаменевшие, и кто-то громко вздыхал. А затем все разразились бурным ликованием и бросились к ослепительному свету. Это напоминало кульминацию какого-то фильма, кадры которого неожиданно возникли на темном экране.

На яркий свет слетелся рой насекомых всех видов и размеров. Они ошалело толклись в снопе лучей, бились крыльями о фонарь и друг о друга. Это была почти копия в миниатюре буйной пляски пунан.

Но через несколько минут напряжение в никелевой батарее упало, и я вынужден был выключить фонарь...

Дни в джунглях летели незаметно, словно играючи, ибо все существование пунан кажется игрой. Картины их повседневной жизни полны идиллической безмятежности. Особенно много очарования в том, как женщины направляются к реке и возвращаются оттуда, неся воду в длинных бамбуковых трубках. Их прогулки к реке длятся долго, потому что всякий раз они услаждают себя музыкой, которую воспроизводят при помощи водной глади и своих рук!

Это весьма своеобразная музыка, но мне уже довелось познакомиться с ней у африканского племени бабембе. Тот, кто никогда не слышал такой музыки, не поверит, конечно, что, играя по воде руками, можно извлечь какую-либо мелодию. Тем не менее это так, хотя здесь, на Калимантане, ритм всегда был главным элементом музыки.

Фото. Подобно многим первобытным племенам обитатели джунглей Калимантана любят детей, они никогда их не бьют и дают им возможность расти в соответствии с традициями и законами племени

Когда я жил среди племени бабембе, мне удалось узнать, каким образом можно «играть по воде», но это отняло много времени... Я разгадал загадку лишь с помощью киноаппарата и магнитофоиа, на который записал эти удивительные музыкальные сочинения. Я просматривал отснятый фильм, включив малую скорость, и, сопоставляя кадры с магнитофонной записью, уяснил принцип. Музыка получалась в результате того, что струю воздуха прибивали одной рукой к поверхности воды, а другой поперечным ударом разбивали эту воздушную струю под водой. От места, куда приходился поперечный удар, зависела высота тона; делая этот удар в различных местах, можно было сочинить целую мелодию.

Увидев, что пунаны применяют, видимо, тот же метод, что и бабембе, я, конечно, заинтересовался, так ли это. Анализ записи «водяной музыки» позволил сделать вывод, что это абсолютно тот же способ.

Занятия женщин в маленькой общине пунан носят чисто женский характер. Довольно много времени тратят они на приготовление пищи. Я погрешил бы, однако, против истины, утверждая, что какое-либо блюдо, созданное их стараниями, показалось бы европейцу вкусным. Как уже говорилось, пунаны питаются в основном сердцевиной дикой саговой пальмы (в обработанном виде знакомой нам в виде саго).

Саговая пальма, растущая на Калимантане, представляет собой очень импозантное дерево. Она цветет и плодоносит на двенадцатом — пятнадцатом году жизни, затем погибает. Но пальма редко умирает «естественной смертью», потому что, когда ее ствол достигает примерно десяти метров в высоту и полметра в диаметре, ее, как правило, рубят. Кора вокруг сердцевины составляет к тому времени три-четыре сантиметра толщины. У основания ствола сердцевина ржаво-красного цвета, а выше снежно-белая. Сердцевину переплетают жесткие волокна, и при дальнейшей обработке ее выколачивают, вытряхивают, промывают в долбленых стволах из саговой пальмы. Сердцевина становится густой липкой массой.

За годы моих странствий но свету я ел весьма диковинные блюда, но мне никогда не доводилось пробовать такую неудобоваримую пищу, как саго, которую едят пунаны. Эта сероватая клейкая масса весьма отталкивающая по виду и еще хуже на вкус.

В некоторых местах сердцевину саговой пальмы сушат на солнце, после чего она легко отделяется от волокон. Затем ее просеивают и пекут в глиняных формах на слабом огне. Возможно, после такой обработки она становится немного аппетитнее.

В пищу идут также корни некоторых лесных растений. Их измельчают сучковатой палкой. Лесные пунаны почти не едят риса, разве только тот, что доставляют им боги, то есть келабиты. Лишь в одном месте я видел, как пунаны толкли рис в ступках. Это были оседлые пунаны, живущие в доме келабитов.

Каждый час, проведенный в общине лесных пунан, был наполнен впечатлениями, но самое интересное я наблюдал по вечерам.

Я много странствовал среди отсталых народов, знакомился с племенами, о которых до тех пор не имел никакого представления. И всякий раз я убеждался, что среди них находишься в большей безопасности, чем в каком-либо цивилизованном обществе. Если уж тебя приняли как гостя, то с тобой ничего плохого случиться не может. Так же — я был уве-рен в этом заранее — будет и здесь, и потому мог спокойно укладываться на боковую.

Но в один из первых вечеров, когда меня уже сморила дремота, я был внезапно разбужен. Казалось, пела вся деревня. Вот две семьи одновременно затянули песню, напоминающую колыбельную. Когда они кончили, пение продолжали другие. Нежные женские голоса журчали, как ручейки, а время от времени в хор вступали низкие голоса мужчин. В ночном мраке это звучало просто сказочно, и я даже ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что все это наяву.

Фото. Помогать женщинам по хозяйству не входит в обязанности мужчин племени. Однако длинная палка, которой они толкут рис, была для оседлых пунан чем-то новым, а кроме того, при работе она издавала приятный звук, поэтому мужчины приняли участие в приготовлении пищи

В маленькой хижине, где я спал, лежало много людей. Некоторые из них держали в руке палку, чтобы отгонять собак. В селении было полно собак, и нередко они становились слишком назойливыми, нарушая чей-нибудь сон. Пунан, разбуженный лизнувшей его собакой, ударял ее как следует палкой. Как правило, он попадал в животное, но случалось, что, промахнувшись, колотил палкой людей, лежавших рядом. Тогда раздавались громкие вопли, врывавшиеся в пение резким диссонансом.

Но вот крики стихали, и над деревней опять звучало пение, словно прекрасная музыка ночи. Часто пение длилось по нескольку часов.

Затем начинали петь цикады. Ночной концерт продолжался...

Перевод с датского О. Козловой

Об авторе

Датский путешественник и писатель ЙОРГЕН БИЧ родился в 1922 году в семье служащего. Работал преподавателем. Затем занялся этнографическими исследованиями народов разных ст^ан мира. Он — президент датского Клуба международных путешествий. И. Бич принимал участие в нескольких экспедициях в различные части света — Южную Америку, Азию, Африку. Результаты этих поездок отображены автором в 15 книгах и 12 кинофильмах. Книги Й. Бича переведены на многие языки. На русском изданы две из них —«За аравийской чадрой» и «К сердцу Африки» (издательство «Мысль»). В нашем сборнике печатается второй раз. В публикуемом нами отрывке рассказывается о путешествии автора в Индонезию в конце 50-х годов.