На суше и на море 1962(3)

В. Расторгуев

С американцами в Антарктиде.

Очерк

ПУТЬ ОТ МОСКВЫ до Новой Зеландии занял шесть дней. С калейдоскопическое быстротой проносились под крылом само лета города и страны, моря и острова. И вот я в маленьком новозеландском порту Литтелтон, куда 12 января 1957 года должен прийти американский корабль «Куртисс», на котором мне предстояло плыть к берегам Антарктиды. В день прибытия корабля меня разыскал доктор Векслер — один из руководителей американских исследований в Антарктике по программе Международного геофизического года. С ним мы и направились на корабль, где находился основной состав зимовщиков для нескольких американских антарктических станций. Доктор Векслер представил меня доктору Лоуренсу Гулду, председателю Американского антарктического комитета, и моим будущим коллегам по работе.

В каюте доктора Гулда была устроена пресс-конференция для новозеландских и американских корреспондентов. Меня пригласили принять в ней участие. Доктор Векслер в кратком выступлении доложил о планах Американской антарктической экспедиции. Затем корреспонденты забросали меня градом вопросов. Я рассказал о создании советских антарктических станций, о санно-тракторных поездах, о программе наших научных исследований.

Доктор Векслер, хорошо осведомленный о Советской антарктической экспедиции, любезно приходил мне на помощь, когда я не мог найти достаточно точных английских терминов Комментируя мой рассказ о предполагающемся создании стан ций «Восток» и «Советская», доктор Векслер заявил корреспондентам, что это дело чрезвычайно трудное. Задают и вопрос, на который мне впоследствии приходилось отвечать много раз: «Есть ли у вас на антарктических станциях женщины?»

Весть о том, что на корабле находится русский, который как представитель Советского Союза будет целый год работать и жить с американцами в Антарктиде, быстро облетела всех. Желающих познакомиться масса. Каждый старается хоть чем-нибудь проявить свою доброжелательность. Один рассказывает о порядках в кают-компании, другой показывает, как обращаться с регулятором отопления в каюте, третий угощает яблоками.

Шахматисты осаждают просьбами сыграть партию, так как многие наслышаны, что русские играют мастерски. В первый же вечер на пороге моей каюты появился человек в полувоенной форме с широкой открытой улыбкой и стремительно протянул мне руку. Это Хозе Альварес — представитель Аргентины в Антарктическом Центре погоды. Хозе рассказывает об остальных членах Центра погоды, расспрашивает о Москве, о московских театрах, рассказывает о своей родине. Впоследствии у нас с ним, в течение долгой антарктической ночи, было много задушевных бесед. '

«Куртисс» быстро продвигался на юг, к морю Росса. Ледовая обстановка оказалась настолько благоприятной, что не потребовалась помощь американского ледокола «Северный ветер», который поджидал наш корабль у кромки плавучих льдов. К антарктическому берегу мы подошли почти по чистой воде, если не считать немногих огромных айсбергов.

Когда подошли к проливу Мак-Мёрдо, стало ощущаться дыхание ледяного континента. Пришлось облачиться в кожаный костюм, надеть сапоги и зимнюю шапку. Костюм мой вызвал общее восхищение. И как только я появился на мостике, на меня направили объективы фотоаппаратов и кинокамер.

Показался остров Росса. С этим островом связано немало волнующих и трагических событий. Мужественный английский полярный исследователь Джемс Кларк Росс 116 лет назад подходил к этим берегам. Именами своих кораблей Росс назвал вулканы Эребус и Террор. Над Эребусом и сейчас курится дымок. А вот и мыс Ройдс, где в 1908 году обосновалась экспедиция Шеклтона, и мыс Эванс, откуда в 1911 году Роберт Скотт отправился к Южному полюсу. У припая уже стояли под разгрузкой несколько американских кораблей. По льду ползали тракторы с двумя-тремя санями на прицепе, перевозящие грузы от кораблей на берег.

На острове, на берегу залива Дискавери, выстроена главная американская антарктическая воздушная база Мак-Мёрдо. С большой группой американцев я сошел на лед. Подъехал небольшой вездеход с двумя санями. Мы устроились на них поудобнее и медленно поползли к видневшимся вдалеке холмам. Лед пролива был рыхлым, с большими промоинами. Видно, уже не раз направление санного пути менялось. В некоторых местах красные флажки предупреждали о небезопасных участках пути. Часа через полтора мы оказались в поселке, удобно расположенном в лощине, закрытой с трех сторон заснеженными холмами. Почва здесь явно вулканического происхождения. В поселке много построек различных типов и размеров. Протянувшись рядами, они образуют два проспекта. На некоторых домах большие щиты с шутливыми надписями: «Комната отдыха для проигравших», «Отель временный». Рядом укреплен щит с правилами для проживающих, также написанными в шутливом тоне. Возле одного строения, напоминавшего небольшой ангар, на столбе доска с надписью: «Ресторан «Святая Анна», хорошая пища, только за 40 861 милю отсюда» и ниже: «Южный полюс — 741 миля» и стрелка, указывающая в обратном направлении

Я вместе со своими спутниками — аргентинцем Хозе Альваресом и бойскаутом Диком Чаппелем—направился на окраину поселка. Здесь у трех мачт выстроились американские военные моряки в антарктическом обмундировании. На них зеленые брюки, куртки с воротником, напоминающие непро-стеганный ватник, и кепи с широким, длинным козырьком. На ногах огромные резиновые белые и черные бутсы. Моряки аочетного караула были в парадных мундирах. У небольшой кафедры стояли научные и военные руководители Американской антарктической экспедиции. Раздалась команда. Моряки взяли «на караул», офицеры обнажили палаши. На мачтах поднялись норвежский, английский, американский флаги Жужжат кинокамеры, щелкают затворы фотоаппаратов. Началась торжественная церемония в честь открытия американской научной станции на Южном полюсе. Норвежский в английский флаги подняты в честь первооткрывателей Южного полюса — Руала Амундсена и Роберта Скотта. №2

Рисунок. Антарктида На карте обозначены советские и американские станции 1956—1957 годов

После церемонии я узнал, что «Куртисс» в Литл Америку отправится на другой день. Значит, можно осмотреть станцию, ее окрестности. Осмотр начинаем с жилых домов. Сразу же бросилась в глаза их перенаселенность. Двухъярусные койки стоят вплотную друг к другу, внутри нет никаких перегородок. Обогревают помещения печи, работающие на дизельном топливе. Над ними вентиляторы, разгоняющие* теплый воздух. Окон нет. Нам объяснили, что подобные дома ангарного типа используют в летний период под жилье для строительных партий и сменного персонала. Зимой в них складские помещения. В одном из домов уже комнатная система. Стоят металлические шкафы, тумбочки, стулья.

По дороге к заливу Дискавери мы заметили дом-ангар. К нему пристроен тамбур с небольшой колокольней с колоколом и крестом. Не трудно догадаться, что это церковь.

К нам присоединился один из научных работников, уже зимовавший в Мак-Мёрдо. Он оказался хорошим гидом. Проходим мимо остатков громадного самолета, на борту которого еще сохранилась надпись о его принадлежности к десантной авиации американских военно-воздушных сил. Наш гид объяснил, что самолет этот С-124 («Глобмастер») разбился при посадке год назад. Несколько человек из его экипажа погибли. На одном из домиков с куполообразной башней укреплена табличка: «Воздушные операции. Военно-морская служба погоды». Здесь размещается штаб и пункт связи авиации американской экспедиции.

По берегу залива идем к мысу Хижины по дороге, вдоль которой высятся громадные штабеля бочек из-под горючего. Наконец добрались до небольшого деревянного строения. Это домик капитана Роберта Скотта, выстроенный в 1902 году во время первой экспедиции в Антарктиду. Домик хорошо сохранился, если не считать сорванных штормовыми ветрами щитов галереи, сооруженной вокруг внешних стен. Внутрь домика попасть нельзя. Соотечественник Скотта и участник его первой экспедиции Шеклтон, посетивший домик семь лет спустя, не заделал как следует окна, и в дом набился снег. 8а многие годы он так спрессовался и смерзся, что не поддается даже кирке. Но все же «раскопки» ведутся. В галерее видны мешки с овсом, ящики с галетами. У южной стены дома валялись скелеты и шкуры тюленей, сломанные сани, совковая лопата, мясорубка, почерневший стул, кипа смерзшихся газет и журналов, обломки камина, пустые ржавые консервные банки, рваный брезент. Все это следы двухлетнего пребывания здесь смелых исследователей Антарктиды.

Напротив домика, на том месте, где стояло вмерзшее в лед судно экспедиции Скотта «Дискавери», сейчас виднелись также вмерзшие в лед два небольших американских танкера. Летом 1956 года они не успели выйти и, скованные льдом, были оставлены здесь. Невдалеке от домика Скотта американцы выстроили два больших бензохранилища. Возвращаясь обратно, мы увидели деревянный крест, поставленный в память матроса с «Дискавери», провалившегося под лед в иарте 1902 года. Чуть подальше на пьедестале из камней виднелась белая статуя святой. Над ней арка из металлических труб, увенчанная крестом. У подножия доска с надписью: «Воздвигнут в память Ричарда Уилльямса, утонувшего 6 января 1956 года. Почий в мире».

Поселок нас встретил лаем множества собак, иногда переходящим в протяжный вой. Оказывается, что это час кормления ездовых собак. Мы вспомнили, что и нам не мешает перекусить. В большой столовой у раздаточного прилавка очередь с подносами. Тут система самообслуживания. После ужина столы убирают, и столовая превращается в кинозал. Идет кинофильм «Стрела войны». С первого до последнего кадра гремят выстрелы, свистят стрелы, бешено скачут индейцы. Зал переполнен, но картина не вызывает особого восторга. Это одна из тех картин, которые американцы зовут «вестерн мувис» («западный фильм»). Впоследствии я просмотрел несколько таких фильмов, сюжеты их немногим отличаются один от другого. Уже с первых кадров почти безошибочно можно определить, чем окончится фильм.

На другой день мы перебрались на борт «Куртисса» и простояли на якоре еще четыре дня. Переход до Литл Америки занял двое суток. Ночью 30 января подошли к барьеру

шельфового ледника Росса у бухты Кайнан. Высота барьера около 15—20 метров, и «Куртисс» встал на якорь в миле от кромки барьера. В лагерь Литл Америка замовщиков перебрасывали двумя вертолетами, которые садились на специальную площадку в носовой части корабля.

Вот и наша очередь с Хозе. Приземлившийся, или, вернее, «приледнившийся», вертолет обступили зимовщики, помогая разгружать кабину. Осматриваюсь. Да, здесь пейзаж совсем другой, чем на острове Росса. Насколько хватает глаз, раскинулась ледяная пустыня. Ярко светит солнце, и приходится надевать темные очки.

Прилетевших со мной американцев радостно встречают зимовщики; все увесисто похлопывают друг друга по плечам и шумно разговаривают. Дик Чаппель привел меня в дом. Здесь уже много народу, одни оживленно беседуют, другие заняты размещением каких-то ящиков и приборов. Здесь же регистрируют вновь прибывших и распределяют на временное жилье. Мне представляться не пришлось. Меня узнают по моему кожаному костюму. За столом, развалившись на стуле, сидит американец в очках. Дик подводит меня к нему, и тот, вставая, называется Мортоном Рубином. Это представитель Американского антарктического комитета, отвечающий за работу Международного Антарктического Центра погоды. Он прибыл в Литл Америку только на летний период и должен с последним вертолетом лететь на корабль для возвращения в Ва шингтон. Ни я, ни он тогда не предполагали, что ровно через год Американский антарктический комитет направит его как своего представителя для работы в Третьей советской континентальной антарктической экспедиции в Мирном. Мортов Рубин рассказал мне о планах работы Антарктического Центра погоды и познакомил с его членами. Руководит Центром Вильям Морланд. В состав его, кроме Морланда, входят еще три американских метеоролога: Джозеф Кранк, Брус Лиски в Рональд Тейлор. Таким образом, нас шесть человек, включая Хозе Альвареса и меня.

Устраиваемся на временное жилье вчетвером — вместе с Диком Чаппелем, магнитологом Рональдом Виетсом и старшим метеорологом-наблюдателем Беном Харлином. В комнатке две двухъярусные койки, четыре металлических шкафа, две тумбочки. Повернуться негде. Обещали через неделю расселить поудобнее, поэтому мы и не пытаемся распаковывать багаж — достали только самое необходимое. Теперь можно осмотреться. Около двадцати домов выстроены в два ряда в образуют широкий проход. Этот проход превращен в туннель, основу которого составляет деревянный каркас. На него натянута металлическая мелкоячеистая сетка, а поверх нее парусина. Пол туннеля сделан из деревянных щитов. Сейчас летом на крыше туннеля почти нет снега. Зато там, где снег еще не очистили, попадаешь под настоящую капель. На полу туннеля образуется наледь, и ходить трудно.

В подснежном городке сосредоточены все научные, жилые в подсобные помещения. Тут ионосферная, океанографическая, аэрометеорологическая, гляциологическая лаборатории, электро- и радиостанции, столовая, небольшой госпиталь, административные помещения, зал отдыха, два туалетно-душевых павильона, лавка и, наконец, церковь с библиотекой. Специальный туннель ведет к магнитному павильону. Над поселком в разных его концах возвышаются две башни. В одной установлен радиотеодолит для аэрологических исследований, другая служит для наблюдений за полярными сияниями. Когда на станции остаются только зимовщики, жизнь приобретает четкий, размеренный характер. Зимовать остается 109 человек, из которых 24 научных работника, остальные — матросы и офицеры американского военно-морского флота. Литл Америка не только главная научная станция американцов, но и их главная антарктическая штаб-квартира. Руководитель научной группы станции Литл Америка Альберт Крэ-ри одновременно и ответственный руководитель научной работы остальных американских антарктических станций. Командиру военных моряков Литл Америки кэптену Дикки подчинен весь американский военный персонал, зимующий в Антарктиде.

Между членами научной группы и моряками устанавливаются своеобразные отношения. Они с безобидной иронией подшучивают друг над другом. Штатские окрещены «песчаными крабами», а моряки— «швабрами».

Антарктическое лето подходило к концу, а дел у зимовщиков уйма. Надо было перевезти с Барьера и разместить запасы продовольствия, топливо, снаряжение и оборудование, закончить строительство складских помещений. Научной группе нужно было смонтировать и опробовать научные приборы и установки и начать регулярные наблюдения по программе Международного геофизического года. Работа шла дружно.

В худшем положении оказался Центр погоды. Наша деятельность зависела от хорошо налаженной радиосвязи с антарктическими станциями других экспедиций, а также с Южной Африкой, Южной Америкой, Австралией и Новой Зеландией. Согласно разработанной американцами схеме связи, большинство метеорологических сведений должно было поступать в радиоцентр станции Мак-Мёрдо, а оттуда в Литл Америку. И в Мак-Мёрдо, и в Литл Америке устанавливают дополнительное радиооборудование, чтобы обеспечить бесперебойное поступление метеосводок. Для монтажа оборудования требовалось месяца полтора-два. Было решено не теряя времени приступить к составлению и анализу карт погоды по тем данным, которые давали имеющиеся средства связи. Попутно начали обработку метеорологических и аэрологических наблюдений, проведенных американскими станциями в зимовку 1956 года. Работали в две смены.

Мне вместе с Джозефом Крайком и Рональдом Тэйлором предстояло работать два месяца в ночной смене — с восьми вечера до восьми утра. Нам отвели новые комнаты, и мы занялись их благоустройством: застелили пол линолеумом, расставили мебель, покрасили фанерные перегородки. Мы с Джозефом Крайком поселились в комнатке площадью около восьми квадратных метров. В доме еще четыре такие же комнаты. Есть и общая комната отдыха. В ней два стола, кресла и диван. Тут же стоит термостат, от которого по шлангам идет горячий воздух к грелкам, установленным в каждом жилом помещении. Специальные устройства автоматически сигнализируют о появлении угарного газа в опасном количестве. Подача свежего воздуха регулируется втяжным и вытяжным вентиляторами, установленными над двумя противоположными входами. Внутри стены дома покрыты алюминиевыми листами для предохранения от сырости. Поэтому он напоминает большую консервную коробку. На стенах комнаты отдыха вскоре появились «пинапс» — цветные фотографии женщин в легкомысленных нарядах. На полочках — модели кораблей, самолетов, фургонов, склеенные зимовщиками в часы досуга из готовых пластмассовых деталей.

Американцы с трудом произносили мою фамилию, и я часто даже не мог понять, что обращаются ко мне. Пришлось просить называть меня просто по имени. Это быстро привилось и больше импонировало американцам, предпочитающим простое обращение официальному. В коллективе Центра погоды быстро установились дружески деловые отношения. Особенно я сблизился с темпераментным аргентинцем Хозе и расторопным остроумным американцем Брусом Лиски. Мой сосед по комнате Джо Кранк оказался старым полярником. Он около семнадцати лет проработал метеорологом на Аляске; последние же два года работал в аэропорте Вашингтона.

Джо не любил ни минуты сидеть без дела и вечно что-то придумывал для благоустройства нашего служебного помещения. Мы всячески помогали ему. Оборудовали небольшую комнатку под библиотечку и читальню, которая впоследствии служила нам кабинетом, где можно было уединиться для работы. Я часто беседовал со своими коллегами. Их интересовало абсолютно все о Советском Союзе: как организована работа на предприятиях и в научных учреждениях, как обучаются студенты, как проходят выборы в Верховный Совет, сколько стоят радиоприемники, телевизоры, охотничьи ружья, фотоаппараты, мясо, масло, картошка и т. п. Американцы сразу же переводили рубли в доллары, сравнивали. Во многих случаях разница оказывалась незначительной, и это вызывало у американцев удивление. Обсуждались вопросы развития литературы, музыки, кино. Американцы единодушно признавали большие успехи советского искусства.

По заведенному порядку через каждые полтора часа работы устраивался 10—15-минутный перерыв. Все устремлялись в столовую выпить чашку кофе и выкурить сигарету. Кофе — очень популярный напиток у американцев; титан-кофейник кипит круглые сутки.

Вся жизнь зимовщиков строго регламентирована. День начинался побудкой в шесть часов утра. Раздавалась команда дежурного—«чифа», или старшины, передаваемая по внутренней трансляции, «подъем, всем вставать», затем объявлялось состояние погоды. Когда дежурным был Гудмунсон, он обязательно сообщал, что приготовлено на завтрак, при этом для всех блюд в шутку придумывались особо затейливые названия. Иногда он сообщал, например, что до возвращения домой осталось всего-навсего 300 дней. По радио же объявлялось о киносеансах, времени отхода рейсового вездехода, или, как его называют, суперэкспресса, который перевозил зимовщиков, обслуживающих аэродром Литл Америки. Аэродром этот назван «Кил филд» в память погибшего в Антарктиде тракториста Макса Кила. По воскресеньям сообщалось также о начале католического и протестантского богослужения.

Мы установили радиосвязь с Мирным. Я получил возможность посылать домой телеграммы. Русский текст приходилось писать буквами английского алфавита. В таком же виде я получал телеграммы из Мирного. Так как при такого рода передачах искажения неизбежны, то иногда приходилось расшифровывать телеграммы, как загадочный ребус.

В одной из первых телеграмм, полученной с нашей станции, начальник аэрометеорологического отряда Оскар Григорьевич Кричак сообщил, что тракторный поезд, вышедший для сооружения станции Комсомольская, уже достиг станции Пионерская. Это известие мои коллеги встретили с большим интересом. Около карты Антарктиды обсуждались трудности пути, наносились координаты станции Пионерская.

Зима начинала вступать в свои права. Море Росса замерзло. В один из ясных морозных дней мы отправились к Барьеру. Температура — минус 30 градусов, но лицо нестерпимо обжигает ветром, и приходится надеть капюшон и закрыть лицо шарфом, оставив лишь глаза, защищенные очками. Солнце еще светило ярко, хотя и невысоко поднималось над горизонтом. Мы спустились на морской лед, перебрались через две узкие длинные трещины. В одном месте заметили желтое пятно и капли крови — следы лежки тюленя.

В Барьере летом под действием волн образуются пещеры-гроты. Мы забрались в одну из них. Кажется, что это какой-то сказочный ледяной дворец. Стены пещеры сверкают ледяными кристаллами, с потолка свисают сосульки самых причудливых форм. В глубине пещеры темно, и только изумительной красоты голубой, зеленый и фиолетовый свет проникает через толщу льда.

На обратном пути мы подошли к палатке на льду, где океанографы проводили гидрологические наблюдения. Здесь же установлен океанографический якорь, с помощью которого определяется ежесуточная скорость смещения ледника. Ледник, а вместе с ним и поселок Литл Америка движется со скоростью 1 —1,5 метра в сутки в сторону моря. Пройдут года, и Литл Америка V, как и ее предшественница Литл Америка IV, сползет в море огромным айсбергом.

11 марта ушел последний корабль-ледокол «Северный ветер», и связь с внешним миром прервалась на 7—8 месяцев.

На другой день мы получили печальное известие о смерти шестидесятивосьмилетнего адмирала Ричарда Бёрда, выдающегося американского полярного исследователя, руководителя американских антарктических экспедиций 1929—1930, 1933—1935, 1939—1941 и 1946—1947 годов и основателя Литл Америки. Получены телеграммы с соболезнованием от руководителей советской, французской, английской, новозеландской и других антарктических экспедиций.

Жизнь на станции шла своим чередом. Были организованы кружки математический, испанского языка, радиодела и даже класс изучения Библии. Члены научной группы регулярно читали своим коллегам популярные лекции по своей специальности. Издавалась еженедельная печатная газета «Пингвин-пост».

На станции была широко развита радиолюбительская связь. Благодаря ей многие зимовщики имели возможность в течение всего года неоднократно разговаривать по радиотелефону со своими родными, друзьями и знакомыми на родине.

Комната, в которой находилась любительская радиостанция, не пустовала ни днем,, ни ночью. Желающих поговорить с родными всегда было много; молчаливым напоминанием о том, что надо знать меру и надолго не захватывать радиотелефон, служила свешивающаяся с потолка веревочная петля.

24 апреля в последний раз над Литл. Америкой показался краешек солнца. Наступила полярная ночь. После захода солнца состоялась торжественная церемония спуска флага.

До 1 июля — дня начала Международного геофизического года — осталось чуть больше двух месяцев. Научные наблюдения шли полным ходом. Оборудование, приборы и аппаратура действовали хорошо. Центр погоды приступил к составлению и анализу полного комплекса приземных и высотных карт погоды. Регулярно передавались в эфир результаты анализа и обобщенная сводка метеорологических данных всех антарктических станций.

Сейсмологи замерили толщину льда шельфового ледника Росса в районе Литл Америки. Оказалось, что под нами 250-метровая толща льда, а станция расположена на высоте 43 метров над уровнем моря.

Ежедневно слушаю последние известия из Москвы. Из Мирного я получил радиограмму, что в передаче для советских полярников примет участие и моя семья. Волнение, охватившее меня, передалось и моим коллегам. К назначенному часу на радиостанции собралась почти вся дежурная смена. Но — напрасно. Передачи слышно не было. На другой день от Алексея Федоровича Трешникова на имя Альберта Крэри пришла радиограмма, в которой запрашивалось согласие связаться с Мирным по радиотелефону, чтобы передать для меня запись на пленке.

И вот наконец-то Литл Америка слышит голос советской южнополярной обсерватории Мирный! На лицах присутствующих довольные улыбки. Брус Лиски тащит магнитофон, радисты его подключают. Я слышу теплые слова привета советских полярников, от которых меня отделяют почти три тысячи километров. Затем доносятся голоса родных. И хотя слышимость не особенно хорошая, радости нет конца. По окончании передачи со всех сторон посыпались вопросы. Я рассказал, что такие передачи для полярников Арктики и Антарктиды Московское радио устраивает регулярно. Кто-то воскликнул: «Ну, от нашего радио такого не дождешься!»

Зимние штормы уже сделали свое дело. Весь поселок погребен под метровым слоем снега. На поверхности торчат только трубы, мачты антенн и две башни. Температура упала до минус 35—40 градусов. В туннеле образуется легкий туман. Выходы из туннеля расчищаются бульдозерами. Были приняты меры противопожарной безопасности, повешены дополнительные огнетушители, установлены противопожарные посты. Пожар в Антарктиде — одно из самых тяжелых бедствий и может привести к катастрофическим последствиям.

Наши ежедневные прогулки в районе станции пришлось ограничить. Уходить далеко в такую темень небезопасно — попадаются трещины. В клубе поселка установили проигрыватель. Подобралось несколько человек любителей оперной музыки. Хозе Альварес, врач-стоматолог Адаме, начальник связи Питер Рейнольде, Рональд Тэйлор и я с большим удовольствием слушали «Тоску», «Чио-Чио-Сан», «Риголетто», «Травиату», «Севильского цирюльника». Хотя пластинок с записями русских и советских композиторов не оказалось, однако я узнал, что мои коллеги хорошо знают и любят Чайковского, Бородина, Глинку, Шостаковича, Прокофьева.

Бойко торговала поселковая лавка. На каждого зимовщика завели кредитный листок, куда вписывались стоимость всех закупленных товаров. Лавка имела вполне «цивилизованный» вид. На полках были аккуратно разложены сигареты и табак различных сортов, кремы для бритья и бритвенные принадлежности, хотя больше половины всех зимовщиков усиленно отращивали бороду и усы. Жареный земляной орех в консервных банках, шоколад, конфеты, мыло, стиральный порошок, носки, носовые платки, фото- и кинопленки, лампы-вспышки, конверты, бумага, марки, минеральное и обычное пиво — все это находило большой спрос. Во избежание чрезмерного употребления пива, на него установили лимит: не более сорока банок в месяц.

Раз в месяц устраивался официальный вечер отдыха для военных моряков, на который приглашались и научные работники. В таких случаях ужин отменялся. В зале отдыха устанавливали буфетную стойку, на которой расставляли бутылки с виски, соки. Доктор Адаме был главным виночерпием. Около буфетной стойки появлялись столы с холодной закуской и пирогами. Тут же в зале отгораживали эстраду, которую занимал самодеятельный джаз. Капеллан Золлер с аккордеоном, радиотехник Боб Грейс с губной гармошкой, фельдшер Батлер с гитарой, Дик Чаппель, аккомпанирующий на маленьком электропианино,— вот обычный состав джаза. Самым примечательным инструментом был большой оцинкованный таз. Из дырки, проделанной в центре таза, протягивали тросик к верхнему концу полутораметровой рейки. Нижний конец рейки упирался в дно таза. При пощипывании тросика слышались звуки, напоминающие контрабас. Ударяя ногой в крышку таза, можно было превратить его в ударный инструмент. На нем иногда играл кэптен Дикки. Как правило, джаз выступал в «форме» — широкополых самодельных войлочных шляпах и с цветными платками на шее.

Фельдшер Батлер украшал себя еще и ковбойским расписным поясом с кабурой, из которой торчала рукоятка револьвера. Выступала и «ледяная труппа», ставившая веселые скетчи на злобу дня. Душой театра и любимцем всех зимовщиков был никогда не унывающий, остроумный, мастер на все руки океанограф Билл Кроми.

В Литл Америке были и поклонники рок-н-ролла. Молодой радист Бойд Рассел до изнеможения копировал «короля» рок-н-ролла Эльвиса Пресли. Я как-то спросил радиста, обладавшего приятным голосом, что он находит хорошего в подражании Пресли. Рассел удивился моей отсталости. Я невольно рассмеялся, а он, смутившись, заметил: «Но ведь это модно у нас».

В заключение вечера демонстрировался фильм вне расписания. Его выбирали по большинству голосов. Иногда программа вечеров несколько изменялась, и выступления самодеятельности заменяла игра «бинго», похожая на наше лото. Выигравшие получали чеки на два-пять долларов, которые могли реализовать в лавке.

18 июня удалось установить двустороннюю радиотелефонную связь с Мирным. Я разговаривал с Оскаром Григорьевичем Кричаком, а Гордон Картрайт, американский метеоролог в Мирном, со своими соотечественниками в Литл Америке.

Взаимный интерес советских и американских полярников к жизни и работе друг друга был очень велик. Решили еженедельно устанавливать радиотелефонную связь между Мирным и Литл Америкой.

Эти переговоры стали очень популярны, и зимовщики обеих станций ждали их с большим нетерпением. Начальник связи Питер Рейнольдс внимательно следил за тем, чтобы эти переговоры проходили наилучшим образом, и всегда интересовался, довольны ли русские радисты работой своих американских коллег.

Отчеты о всех переговорах печатались в газете «Пингвин-пост».

В середине зимы многие зимовщики стали страдать бессонницей. Все, кому не спалось, приходили в столовую закусить и попить кофейку. Поскольку кухня ночью не работала, желающие перекусить и ночные дежурные сами готовили свои любимые блюда. Однако такая «самодеятельность» вскоре была запрещена, и для ночной смены стали выделять дежурного повара.

Совместно с Хозе Альваресом я проводил исследования атмосферной циркуляции над внутренними районами Антарктиды. Эта работа успешно продвигалась вперед, хотя и отнимала много времени, помимо 12 часов планового дежурства.

В июле разразилась сильная магнитная буря. Радиосвязь прервалась на три дня. Эти дни посвятили отдыху и хозяйственным работам. Перестирали белье, проявили заснятые пленки. «Парикмахер» Центра погоды Хозе Альварес привел в божеский вид наши шевелюры. Все помылись и как следует отоспались. Зато впоследствии пришлось работать вдвойне, чтобы восполнить пробел, образовавшийся в синоптических материалах за дни радиоблокады.

У научной группы имелась своя библиотека, где наряду со специальной литературой была и беллетристика. Долгов время я не подозревал о ее существовании и совершенно случайно обнаружил несколько полок, заставленных боевиками в пестрых обложках. Тут же стояли и книги Марка Твена, Диккенса, Жюля Верна, Достоевского. Библиотека не пользовалась особой популярностью, и сюда приходили чаще всего для того, чтобы в тишине написать письмо или полистать журналы.

Из Мак-Мёрдо сообщили, что на станции разбился вертолет. Один человек погиб, а трое получили тяжелые ушибы и ожоги. Это был уже четвертый вертолет, разбившийся в американской экспедиции за два года.

В конце августа над шельфовым ледником Росса бушевал ураган. Три дня никому не разрешалось выходить наружу. Впрочем, это и невозможно было сделать. Все входы и выходы в наше подземное царство были занесены снегом. После того как стих ураган, два дня снег расчищали пять мощных бульдозеров. А чтобы выбраться наружу и открыть ворота гаража, пришлось использовать потолочные люки туалетно-душевого павильона, где снега оказалось не так много. С аэродрома «Кил филд» сообщили, что ураган сорвал с креплений и разбил самолет. Поехали осматривать место происшествия на автомобиле «Снежный кот», который шел вслед за бульдозером, расчищавшим дорогу. На аэродроме стояли занесенные снегом четыре двухмоторных и два одномоторных самолета «Оттер». Третий такой же самолет сорвало и отбросило метров на 600 в сторону.

Аэродромные постройки, так же как и поселок Литл Америка, погребло под толстым снежным покрывалом. Видны были только радиолокационная станция и командная башня. Обслуживающий персонал расчищал входы в помещения и откапывал самолеты. Тут же бегал единственный в Литл Америке пес Клем. Он прославился тем, что очень любил мороженые сосиски и всегда разыскивал их, где бы они ни были спрята ны. Летчики любили и баловали пса. Пожалуй, в истории Антарктиды ни одна ездовая собака не находилась в таком привилегированном положении. Клему очень понравились мои унты из собачьего меха, и он не отходил от меня ни на шаг, пока я был на аэродроме. Авиаторы шутили, что мне придется подарить унты Клему.

Вскоре состоялся радиотелефонный разговор между руководителем советской континентальной экспедиции Алексеем Федоровичем Трешниковым и руководителем научных работ на американских антарктических станциях Альбертом Крэри. За плечами у обоих ученых большой опыт полярных исследований. Трешников работал на дрейфующей станции «Северный полюс-3», а Крэри дрейфовал на ледяном острове Т-3 в Арктике в 1952—1953 и 1955 годах. Он провел там в общей сложности 500 дней. Оба руководителя обменялись приветствиями и приглашениями посетить свои станции.

Астрономически восход солнца над Литл Америкой должен был быть 21 августа, но сплошная облачность надолго задержала появление светила. Восход солнца отметили церемонией подъема флага и веселым праздничным вечером в клубе.

Жизнь пошла веселей. Стали поступать телеграммы с планами замены зимовщиков, сроками первых перелетов самолетов, прихода кораблей.

Альберт Крэри и его помощники начали готовиться к большому четырехмесячному летнему походу по окраинам шельфового ледника Росса. Санно-тракторный поезд должен был отправиться на внутриконтинентальную станцию Берд, расположенную в 1200 километрах от Литл Америки. С нетерпением все ждали самолетов с почтой, свежими фруктами и овощами, яйцами и молоком.

За день до выхода санно-тракторного поезда устроили торжественные проводы участникам похода. Наша смена дежурила, и мы не могли присутствовать на вечере. В служебное помещение Центра погоды один за другим приходили отъезжавшие. Мы жали им руки, желали удач. Ко мне подошел тракторист Вильям Брэдли и, протягивая изящно сделанный им из кожи бумажник с изображением пингвина на одной стороне и надписью «Литл Америка» на другой, сказал: «Может быть, мы никогда больше не встретимся, и я хочу, чтобы этот подарок всегда напоминал вам, что американцы и русские могут дружить». Я сердечно поблагодарил Вильяма и пожелал ему счастья и успехов.

Наутро 1 октября гул семи мощных тракторов возвестил о том, что поезд готов к отправке. На всех тракторах развевались различные флаги: тут и государственные флаги разных стран, и флаги штатов, и самодельные вымпелы, и даже черный флаг с пиратской эмблемой — черепом со скрещенными костями.

К каждому трактору прицепили по двое 20-тонных нагруженных с верхом саней. Колонну возглавлял вездеход командира и вездеход с, трещинным детектором — установкой для определения трещин по пути следования. Я подошел к санному поезду, когда он уже тронулся. Догнав трактор Брэдли и взобравшись на мостик, я протянул Вильяму шарф из верблюжьей шерсти и шерстяные перчатки. Он благодарно улыбнулся и что-то сказал, но из-за адского шума моторов я ничего не расслышал. Тракторы медленно удалились.

Через три дня из Новой Зеландии в Мэк-Мёрдо прилетел первый самолет «Глобмастер». Сообщение это встретили с энтузиазмом. Пришла первая почта! А 4 октября произошло событие, взбудоражившее не только обитателей Литл Америки, но и весь мир.

Сменившись с ночного дежурства, я ушел спать. Зайдя после отдыха в столовую, я с недоумением заметил, что на меня устремлены взоры всех присутствующих. Со всех сторон ко мне тянулись руки, меня поздравляли. Ничего не понимая, я спросил, в чем дело. Мне наперебой стали рассказывать, что радио только что сообщило о запуске в Советском Союзе первого искусственного сателлита Земли.

— А как по-русски будет сателлит?

— Спутник,— ответил я.

Это событие долго обсуждалось в Литл Америке. Дик Чап-пель и Питер Рейнольде записали сигналы спутника на магнитофон. В беседе за чашкой кофе Брус Лиски как-то мне-сказал:

— Знаешь, Владимир, мы, американцы, все на свете проспали. Мы ведь считали, что вы слабы и далеки от нас. Спутник — это хороший урок

Позднее, когда стало известно, что и американский спутник вышел на орбиту, на стене в столовой появился рисунок, изображающий большой советский межпланетный пассажирский корабль, навстречу которому летит маленький американский спутник. Один из пассажиров корабля говорит: «О, я вижу США наконец-то запустили своего спутника».

Наконец приземлился на станции самолет, который задержался из-за плохой погоды. Недостатка в помощниках перенести мешки с почтой и рассортировать ее не было. У окна почтовой конторы образовалась длинная очередь. Ожидавшие нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Кроме писем от родных и друзей мне вручили огромную кипу советских газет и журналов, присланных заботливыми товарищами из советской миссии в Новой Зеландии.

На полученные мною конверты и марки был такой спрос, что мне с трудом удалось распределить их между коллекционерами. С большим интересом зимовщики рассматривали журналы «Огонек» и «Крокодил». Требовали подробных объяснений и в конце концов все журналы забрали у меня на память.

В октябре в Литл Америку прилетел один из пионеров воздушных исследований Антарктиды — известный американский полярный летчик сэр Губерт Уилкинс. Ему 69 лет, но он бодр и жизнерадостен. Уилкинс рассказал о том, как принимал участие в розысках самолета советского летчика Леваневского. Он сказал, что у него остались приятные впечатления от прежних встреч с советскими полярниками и что, если ему позволит время, он хотел бы побывать в Мирном. Губерт Уилкинс подарил мне на память свою фотографию с надписью.

Установилось регулярное воздушное сообщение между Новой Зеландией и станцией Мак-Мёрдо. В Литл Америке стали появляться новые лица: представители научных учреждений, корреспонденты, кинооператоры, научный состав летних полевых партий и, наконец, группа конгрессменов. За всеми ими прочно укрепился титул—«летние туристы».

В конце октября в партии Альберта Крэри, отправившейся в поход для гляциологических исследований, произошел несчастный случай. Гляциолог Питер Шоек, обследуя на лыжах террасу, провалился в глубокую трещину. По счастливой случайности, ему удалось задержаться на ледяном выступе на глубине 20 метров. В партию Крэри немедленно вылетел одномоторный самолет. А тем временем молодой ученый Бен-нетт, обвязавшись веревкой, спустился в трещину и помог выбраться пострадавшему на поверхность. Оказалось, что у Шоека сломаны три ребра и проколото легкое. Его быстро доставили в Мак-Мёрдо, а оттуда в госпиталь на Новую Зеландию.

Прилетевший из Мак-Мёрдо корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс» Бил Беккер рассказал, что туда прибыл первый американский пассажирский самолет и на его борту были две стюардессы. Это вызвало настоящую сенсацию. Адмирал Джордж Дюфек, командующий «Операцией сильных морозов», как называли американцы свою антарктическую экспедицию, заявил: «Это исторический случай. Они почти на 500 миль ближе к Южному полюсу, чем была какая-либо американская женщина». Стюардессы участвовали в гонках американских и новозеландских собачьих упряжек, а затем определяли победителей в соревновании по отращиванию бород среди зимовщиков Мак-Мёрдо.

Сообщение о запуске второго советского искусственного спутника надолго стало основной темой разговоров в Литл Америке. Его вес изумил американцев. Джо Кранк высказал в шутку предположение, что я вернусь домой на пассажирском спутнике.

В Литл Америку прилетели доктор Векслер и гляциолог профессор Мичиганского университета Джеймс Замберг. Доктор Векслер руководит выполнением программы летних работ на всех американских антарктических станциях. Он очень деятелен, его громкий голос часто слышен то в служебных помещениях и лабораториях, то на узле связи.

Когда мы с Хозе познакомили доктора Векслера с нашими исследованиями, он удивился, что мы смогли сделать так много, помимо выполнения нашей основной повседневной работы.

Джеймс Замберг занимался изучением деформации шельфового ледника Росса. В рекогносцировочный полет на одномоторном «Оттере» он пригласил Хозе и меня. Когда мы пролетали над островом Рузвельта, меня поразило обилие трещин — больших и малых, узких и широких, открытых и с перекинутыми кое-где снежными мостами. Когда смотришь на эти трещины с воздуха, возникает даже какое-то неприятное ощущение.

У окраины ледяного барьера мы заметили множество черных точек. Самолет снизился, и мы пронеслись над лежбищем тюленей. Некоторые из них, напуганные шумом, задвигались. Большинство же лишь приподняли голову. В этом районе профессор Замберг и выбрал место для своего полевого лагеря.

В ноябре в Литл Америку прибыл адмирал Дюфек. На подходе к станции у самолета, на котором он летел, отказал один мотор, а при посадке загорелся второй и сломалась лыжа. Однако опытному летчику Кули удалось все же благополучно посадить машину, и пассажиры отделались лишь легкими ушибами.

Адмирал Дюфек подробно расспросил меня о том, как я провел зиму, нет ли каких-нибудь пожеланий. Он сказал, что американские моряки будут рады приветствовать дизель-электроход «Обь» в Литл Америке, и пригласил меня посетить станции Берд, Южный полюс и Мак-Мёрдо.

Наконец 30 ноября прибыла наша смена. Новый руководитель Центра погоды Томас Грей работал в Бюро погоды Вашингтона. Еще два американца — метеорологи Генри Коч-ран и Николас Ропар — сразу же стали интересоваться своей предстоящей работой. Остальные три метеоролога — представители других стран. Гарри Ван Луи из Южноафриканского бюро погоды. Он давно уже занимается вопросами антарктической метеорологии, но работать в Центре погоды будет только в летний период. Француз Джон Альт и австралиец Морлей останутся зимовать. Хозе сменил его соотечественник Альберто Арруис. Я получил радиограмму от Трешникова, что мне на смену должен прибыть ленинградский метеоролог Павел Дмитриевич Астапенко.

После того как новый состав Центра погоды приступил к работе, на нашу долю осталась лишь роль консультантов.

Первым из нас покинул Антарктиду Хозе. Мы с Брусом проводили его на аэродром. Расстались с чувством большого сожаления, договорились писать друг другу, информировать о ходе своих научных работ и обмениваться планами.

Командир авиационного отряда Литл Америки Валдрон пригласил меня осмотреть лагерь экспедиции Ричарда Берда 1939—1941 годов станцию Литл Америка III. Выдался чудесный солнечный день. Через полчаса мы уже прилетели на место, но увидели только несколько столбов и мачт. Слой снега над лагерем достигал 6—7 метров.

Через вырытый в снегу шурф мы спустились к люку, ведущему в колодец, который служит теперь единственным путем в подснежный лагерь. Большой дом с ангарообразной крышей, куда мы попали, оказался помещением штаба американской воздушной антарктической экспедиции 1946—1947 годов, которая называлась «Высокий прыжок».

Просторный ход ведет из этого помещения в дом экспедиции Берда. Здесь все хранит следы давно оставленного жилья. В госпитальном отсеке в шкафу сохранились пузырьки с лекарствами, на полках коробки из-под сигар, на двухъярусных койках, установленных вдоль стен, брошена одежда. В центре дома две чугунные печки—станция Литл Америка III отапливалась углем. На полу обрывки кабеля и поломанная дистанционная метеорологическая станция. В туннеле, примыкающем к дому, остались большие запасы продовольствия. Тут и мед, и мука, и ящики с различными консервами, и сыр в бочонках. Этих запасов хватило бы, пожалуй, еще на год. Оказывается, перед нами сюда приходил трактор с санями из Литл Америки V и вывез такие деликатесы, как мед, варенье и консервы из крабов и сардин. Мы осмотрели глубокий гляциологический шурф — колодец. Вырыт он был 18 лет назад для изучения деформации ледника. Сейчас особенно хорошо видно, какой неправильной формы стали стенки колодца.

Осталась на станции и одна «историческая» реликвия — гигантский снегоход «Снежный крейсер». Полностью его осмотреть нам не удалось, от снега была освобождена только верхняя часть кабины с выходным люком. Это настоящий корабль на колесах; весит он 33 тонны. Диаметр колес с резиновыми шинами 3 метра. Длина крейсера 18 метров, ширина 6,5 и высота 5 метров. В нем размещалась команда из четырех человек. Впереди расположена кабина водителя, затем небольшая столовая, спальная кабина, кают-компания, кладовая и машинное отделение с дизель-электрической установкой. Запаса топлива крейсеру должно было хватать на 500 миль. Крейсер строился в железнодорожных мастерских Пульмана по проекту доктора Томаса Поултера и обошелся в 150 тысяч долларов. Предполагалось использовать его для похода к Южному полюсу. На крыше крейсера должен был быть установлен легкий самолет для воздушной разведки маршрута.

Однако вся эта затея закончилась бесславно. Сгруженный с борта экспедиционного судна, «Снежный крейсер» с великим трудом преодолел несколько миль, отделявших лагерь от корабля. Колеса буксовали в мягком снегу, а мощность двигателей оказалась явно недостаточной. Крейсер был оставлен в лагере с надеждой использовать его в следующее лето. Но и тогда попытка не увенчалась успехом, и машина была обречена на вечное погребение под снегом. В кабине водителя сохранились памятные конверты с изображением крейсера и надписью: «Снежный крейсер» достигает Южного полюса». На стене машинного отделения мы прочитали: «Надеюсь, Вы будете более удачливы, чем я, — надо быть магом, чтобы сделать эту работу».

Через несколько дней, просматривая доставленные нам новозеландские газеты, я прочитал статью о том, что американская журналистка Элен Хартман, она же актриса, «прекрасная молодая женщина с лицом и фигурой кинозвезды», хочет побывать на Южном полюсе. Она заявила корреспондентам: «Когда-нибудь какая-нибудь женщина должна же быть первой на Южном полюсе. Я чувствую, что адмирал Дюфек предоставит мне эту привилегию».

Напрасно пролетела Элен Хартман 10 тысяч миль из США в Новую Зеландию. Адмирал Дюфек был непреклонен и не разрешил ей не только побывать на Южном полюсе, но и даже пролететь над ним. Впоследствии я спросил адмирала, почему он не внял мольбам журналистки. Тот шутливо ответил: «Пусть Антарктида остается «мужским» континентом».

Использую свободное время и на попутном вертолете лечу в гляциологический лагерь профессора Замберга. Среди трещин, обозначенных флажками на бамбуковых палках» фургончик на санях — кухня и радиостанция, в палатках — жилье и электродвижок. Лыжи, воткнутые в снег. Меня радостно встречает Дик Чаппель, уже неделю помогающий гляциологам в наблюдениях. Вместе с Диком и еще одним гляциологом спускаемся на канате в трещину глубиной 30 метров. На всю глубину трещины в ледяной стене установлены термометры, видны отверстия, оставшиеся от взятых проб снега и льда. Над головой, вызывая неприятное ощущение, навис снежный мост. Дик и гляциолог спокойно рассказывают о наблюдениях, проведенных здесь. Как только мы выбрались на поверхность, часть снежного моста обрушилась за нашими спинами. Как будто мост только и ждал этого момента. К счастью, засыпало только часть трещины в гляциологам не придется подыскивать новый объект.

По возвращении в Литл Америку застаю в нашей комнате «разгром». Джо сообщает, что через несколько часов почти вся научная группа улетает в Мак-Мёрдо, а оттуда в Новую Зеландию и дальше домой.

Помогаю ему собраться. Отъезжающих оказывается слишком много, и к парадному подъезду подается трактор с большими санями. Провожаю коллег на аэродром. Там напоследок фотографируемся. Самолет выруливает на старт. В иллюминаторы видныХ лица, мне прощально машут руками, сжимают их в рукопожатии.

Во время очередного радиотелефонного разговора Оскар Григорьевич Кричак сообщил мне, что предполагавшийся визит в Литл Америку дизель-электрохода «Обь» не состоится. Из Мирного «Обь» направится на Новую Зеландию, чтобы доставить советских ученых для участия в антарктическом симпозиуме в Веллингтоне. Поскольку программа океанографических работ «Оби» очень обширна, времени для визита уже не остается. В Мирный с визитом должен отправиться американский ледокол «Бертнайленд».

Попадаю в довольно затруднительное положение. Полеты из Новой Зеландии в Мак-Мёрдо прекратились: лед на аэродроме подтаял, посадка опасна. Самолеты должны были начать рейсы лишь в конце марта. Кэптен Майер * предложил мне. вылететь в Мак-Мёрдо и там ждать прихода военного транспорта «Гринвил Виктори», который затем должен был направиться в Новую Зеландию. Оттуда я вылечу самолетом на родину.

И вот снова Мак-Мёрдо. Адмирал Дюфек любезно разрешил мне слетать на Южный полюс. 5 января два патрульных бомбардировщика «Нептун» поднялись со снежного аэродрома Мак-Мёрдо. Самолеты летят по тому маршруту, которым 45 лет назад продвигался к полюсу Роберт Скотт. Под нами проплывают величественные ледники Нимрод, Бирд-мор. Выступающие из-под снега склоны гор бурого, местами красновато-бурого цвета. Но вот горная цепь кончилась, и самолет идет над Полярным плато.

Картина бескрайней снежной пустыни, покрытой застругами, настолько монотонна, однообразна, что устаешь смотреть и невольно клонит ко сну.

Через пять часов двадцать минут полета кэптен Майер, который тоже отправился на Южный полюс, похлопал меня по плечу и показал вниз. Вот и постройки станции Амундсена — Скотта, расположенной на Южном географическом полюсе. Самолет делает круг и заходит на посадку.

* Кэптен Майер, сменивший кэптена Дикки.

Следом за нами садится и второй самолет. К нам бегут зимовщики. Среди них у меня были старые знакомые — микрометеоролог Пауль Дарлумпл, австрийский ученый доктор Хойнкинс и магнитолог Рональд Виетс. В Литл Америке Пауль Дарлумпл провел серию уникальных метеорологических наблюдений в приземном слое над снежной поверхностью, а теперь собирается на Южном полюсе прозимовать второй год, чтобы дополнить свои исследования. Он исключительно добросовестный работник, страстный болельщик бейсбола и очень остроумный человек.

Виетс и доктор Хойнкинс прилетели на Южный полюс, чтобы провести здесь серию месячных наблюдений. После взаимных приветствий, обмениваясь на ходу новостями, мы двинулись к станции.

Она также занесена снегом, хотя Хиллари и не таким толстым слоем, как в Литл Америке. На крыше главного здания укреплен полосатый шест с зеркальным шаром, символизирующим «дно» земного шара.

У входа в помещение стоит группа людей в оранжевых куртках и брюках, на голове у них вязаные шерстяные шапочки, на многих мягкая обувь, похожая на бахилы.

Костюмы почернели от копоти и покрыты масляными пятнами. Пауль знакомит меня с этими людьми. Я пожимаю руку высокому худощавому человеку с небольшой бородой. Это сэр Эдмунд Хиллари, первый в мире достигший вершины Джомолунгмыу А сейчас он третьим в истории Антарктиды, после Амундсена и Скотта, дошел до Южного полюса по снегу. Его переход был частью большой трансантарктической экспедиции англичан под руководством доктора Фукса.

Англичане должны были пересечь Антарктиду, двигаясь от моря Уэдделла через Южный полюс к острову Росса. На партию новозеландцев во главе с Эдмундом Хиллари была возложена задача создать на этом пути вспомогательные базы горючего и продовольствия для партии доктора Фукса и встретить ее на Южном полюсе. Когда Хиллари достиг полюса, Фукс все еще продвигался к нему. Встречались очень высокие заструги, выходили -из строя снежные автомобили. Все это нарушало намеченный график движения.

Эдмунд Хиллари показал мне машины, на которых его партия совершила переход. Это простые колесные тракторы, годные, пожалуй, только для работы в саду. На колеса надеты резиновые шкивы с металлическими ребрами. Сиденье водителя огорожено сзади и с боков фанерными щитами и совершенно открыто сверху. К одному трактору прицеплены крытые сани. Заглянув внутрь, я увидел четыре койки со спальными мешками, портативную кухонную плиту и радиостанцию. Я поинтересовался, как будет возвращаться отсюда Хиллари. Он сказал, что решил оставить тракторы здесь навечно и вылететь со своей партией самолетом на станцию Мак-Мёрдо.

Пауль показал мне самое достопримечательное — точку Южного географического полюса. От станции до нее метров 500. Это круг радиусом сто метров, обозначенный бочками из-под горючего. В центре круга на расстоянии 10 метров друг от друга установлены две мачты. На них развевается американский флаг и флаг Организации Объединенных Наций. Между этими двумя мачтами и находится точка Южного географического полюса. На стенках фанерной будки, построенной внутри круга, оставляют свои автографы все посетившие полюс. Станция Амундсена — Скотта сооружена из материалов, доставленных туда самолетами. Все необходимое для зимовщиков сбрасывают на парашютах с самолетов «Глобмастер».

Американский сейсмолог Даниэль Линенхем сейсмическим зондированием определил, что толщина льда и снега у Южного полюса составляет 8297 футов *. Подстилающая поверхность — твердый грунт, возвышающийся над уровнем моря на 903 фута. Зимовщики на станции вырыли гляциологический туннель. Длина его 95 метров, он опускается под углом на глубину до 30 метров. Мы с Паулем спустились в туннель. Сюда проведена электропроводка, и лампочки горят через каждые 10 метров. От нашего дыхания в туннеле образуется туман.

* Фут — 0,32 метра.— Прим. ред.

Термометры на дне туннеля показывали минус 62° С, в то время как на поверхности температура минус 20° С. С большим трудом поднялись наверх. Сердце билось так учащенно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Не хватало воздуха. Останавливались передохнуть через каждые пять-шесть шагов. Такую низкую температуру на высоте 3000 метров над уровнем моря перенести без тренировки очень трудно. У входа в туннель сооружена ниша, в которой установлен манекен женщины. Указав на него, я сказал Паулю, что напрасно Элен Хартман так торопилась первой посетить полюс — ее уже опередили. Мы осмотрели также служебные и жилые помещения станции. Все устроено аккуратно, компактно, удобно для работы и отдыха. Здесь, пожалуй, уютнее, чем в Литл Америке, и тем более лучше, чем в Мак-Мёрдо.

Нам пора лететь обратно в Мак-Мёрдо. Ревут моторы, взрываются ракетные ускорители, и самолеты с трудом отрываются от снежной поверхности. С нами летят Эдмунд Хиллари и четыре его спутника-новозеландца. Доктор Хойнкинс и Рональд Виетс — на втором самолете.

Когда мы были уже у острова Росса, на посадочную полосу опустился туман. Но все же наш самолет, сделав два круга, пошел на посадку. Раздался сильный треск, толчок — и нас раскидало по кабине. Взревели моторы. Машину встряхнуло еще раз, и из правого мотора показалось на мгновение пламя. Пробежав сотню-другую метров^ машина остановилась. Все облегченно вздохнули. Второй самолет не рискнул идти на посадку и еще минут сорок кружил в воздухе, пока не приняли все возможные меры предосторожности. И вскоре он сел благополучно.

Эдмунд Хиллари пригласил меня осмотреть новозеландскую станцию «База Скотта», расположенную в двух километрах от Мак-Мёрдо. Дорога на станцию проходит мимо холма, на вершине которого сооружен трехметровый деревянный крест, обложенный крупными камнями. На нем вырезано:
В память
капитана Р. Ф. Скотта, офицера флота,
доктора Э. А. Уилсона, капитана Л. Э. Дж. Отса,
лейтенанта Г. Р. Боуэрса, квартирмейстера Э. Эванса,
умерших на своем обратном пути с полюса в марте 1912 года.
«Бороться и искать,
найти и не сдаваться»

Новозеландская станция невелика. Здесь всего пять домов,, соединенных туннелем из листов ребристого железа. В жилых домах маленькие уютные комнатки на одного человека. В небольшой кают-компании портреты английской королевы и Роберта Скотта. Лаборатории просторны и светлы. Несколько вездеходов, собачьих упряжек и самолет-малютка, поднимающий пять пассажиров или 500 килограммов груза, — вот все транспортные средства новозеландцев.

Но они широко используют авиацию и корабли американцев для доставки грузов и людей из Новой Зеландии в Антарктиду. И те, и другие зимовщики ходят друг к другу в гости. Правда, чтобы избежать лишние, мешающие работе хождения, перед посещением зимовщик должен позвонить по прямому телефону на станцию и попросить разрешения навестить ее.

Новозеландцы проводят геомагнитные, метеорологические, океанографические, ионосферные, гляциологические и сейсмологические наблюдения. Приняли меня на станции очень, тепло, и я провел там больше половины дня.

Ждать прибытия транспорта «Гринвил Виктори», который должен был доставить меня в Новую Зеландию, пришлось довольно долго, так как ветер с моря прижал к кромке припая дрейфующий лед, и судно не могло подойти для выгрузки и погрузки. Ежедневно мы ходили на берег смотреть, не улучшилась ли обстановка. Дни начали казаться месяцами.

На одномоторном «Оттере» поднялись над кратером единственного действующего в Антарктиде вулкана Эребус высотой 4400 метров. Из кратера поднимались клубы белого дыма. Несколько раз пролетели над мысами Эванс и Ройдс на высоте 100 метров. Насколько возможно было, рассмотрели хорошо сохранившиеся дома экспедиции Шеклтона и второй экспедиции Скотта. Вокруг них бродили полчища пингвинов, а на льдинах у берега грелись на солнце тюлени.

Наконец «Гринвил Виктори» подошел к кромке льда — и я на борту транспорта. На корабле зимовщики привели себя в цивилизованный вид, приняли горячий душ. Профессор Зам-берг стриг всех желающих. На палубе послышались музыка, песни. Кругом веселое оживление. Заработали машины, вспенилась вода за кормой, и корабль, набирая скорость, лег курсом на север. Прощай, Антарктида!