| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |

На суше и на море 1990(30)

Судебная медицина — наука, изучающая вопросы медицинского и биологического характера, возникающие в практической деятельности органов следствия и суда. Но за коротким определением этой науки, ограничивающим ее в чисто профессиональных рамках, встречаются иногда ситуации, когда не следователь или судья обращаются за помощью к судебным медикам. Такие случаи не так уж часты, они редки, но за ними, как правило, события прошлого, иной раз связанные с увлекательным историческим, археологическим, научным, даже литературным поиском.

«Загадки, гипотезы, поиски доказательств, неожиданные препятствия, пафос открытия — все это может составить увлекательный сюжет независимо от того, в какой области науки ведется исследование». Эти слова Ираклия Андроникова в определенной мере относятся и к этой многолетней полярной эпопее.

Зайдем в здание Центрального научно-исследовательского института судебной медицины на Садово-Кудринской улице. В глубине старого московского двора стоит скромный особняк прочной каменной кладки прошлого столетия. Здесь трудятся люди очень редкой профессии — судебно-медицинские эксперты. Причем не рядовые судебные медики, а наиболее квалифицированные из них — доктора, кандидаты наук, ставшие крупными специалистами в тех разделах, которым они посвятили свою жизнь. Обычные посетители института кроме врачей — это следственные работники, сотрудники Прокуратуры и МВД.

Именно сюда летом 1983 года привезли для исследования не совсем обычные объекты, находящиеся в средних размеров картонной коробке, перевязанной шпагатом с фиолетовым оттиском печати «Исполком Диксонского районного Совета народных депутатов Таймырского автономного округа». Несколько месяцев спустя, а точнее — 30 декабря 1983 года, была наконец поставлена последняя точка в акте судебно-медицинской экспертизы № 1036/9 ФТ. И вместе с этим скрупулезно-кропотливым поиском экспертов была приоткрыта тайна над одним из самых драматических событий, случившихся за последние несколько десятилетий в Арктике.

Вместе с заведующим физико-техническим отделом института, доктором медицинских наук Виктором Николаевичем Звягиным, я просматриваю результаты этой редкой экспертизы. Сейчас они сжаты в сорок одну страницу машинописного текста с графиками, схемами, таблицами и фотоснимками. Виктор Николаевич относительно молодой доктор наук, худощавый, по-спортивному подтянутый, с неторопливыми, уверенными движениями. Он занимается сложным разделом медицины — судебно-медицинской остеологией (остеология — наука, изучающая строение костной ткани).

— Начало этой истории уходит к 1918 году, когда знаменитый полярный исследователь норвежец Руаль Амундсен на шхуне «Мод» задумал добраться до Северного полюса, — начинает Звягин свой рассказ. Он берет с полки Географический атлас, открывает его. Палец упирается в голубизну Северного Ледовитого океана, рядом с Новосибирскими островами, и медленно движется вверх к полюсу. — Норвежец решил, дрейфуя, дойти до Чукотского моря, вмерзнуть в лед, затем, покинув судно, попытаться на собачьих упряжках достигнуть цели. Дерзкий, исполненный великого мужества план...

Внезапно за окном стихает шум Садового кольца. В комнате полная тишина. Перенесемся же мысленно вместе с моим собеседником в суровые белые просторы Арктики.

Биография Амундсена свидетельствует, что к 1918 году он стал всемирно известной личностью. За плечами норвежца было несколько полярных экспедиций, семью годами ранее он впервые достиг Южного полюса. Плавание на корабле «Мод» стало его очередным дальним маршрутом. Но упрямый Север внес свои коррективы. Шхуна вмерзает в лед неподалеку от мыса Челюскин, надвигается зима. Немногочисленный экипаж Амундсена, состоящий из опытных, искушенных людей, не теряя времени, приступает к астрономическим и метеорологическим исследованиям. За год накоплен ценнейший научный материал, а сам Амундсен успел написать первую часть книги о поисках экспедиции. Однако впереди долгий полярный дрейф и полная неизвестность.

С наступлением тепла, весной 1919 года, Амундсен решает отправить в Норвегию собранные материалы, почту и сообщение о положении корабля, о своих дальнейших планах. Ближайшая точка, откуда можно передать радиограмму, — остров Диксон.

«Путь туда, около 900 километров, безусловно, самый безопасный и, вероятно, может быть проделан в относительно короткое время. Путь на Диксон я считаю самым безопасным ввиду того, что на этом расстоянии имеются три склада». Эти слова Амундсена из книги «Моя жизнь» свидетельствуют о тщательном продумывании деталей будущего перехода. Но посланцы руководителя экспедиции — Пауль Кнутсен и Питер Тессем — до места назначения не дошли...

В любой экспертизе, проводимой судебными медиками, есть особый вводный раздел — «Обстоятельства дела». На обстоятельствах — фабуле случившегося базируются исследования, образно говоря — это фундамент, на котором строится экспертиза. Обстоятельства дела по экспертизе № 1036 заняли семь страниц машинописного текста.

Мы еще вернемся к различным версиям, выдвигаемым учеными, пока же приведу выдержку из письма отдела науки журнала «Вокруг света» на имя руководства Института судебной медицины: «Осенью 1919 года Пауль Кнутсен (1889 г. р.) и Питер Тессем (1875 г. р.) — члены норвежской полярной экспедиции Руаля Амундсена на судне «Мод» вдоль Северного морского пути — должны были доставить почту и научные материалы с места зимовки судна у восточного побережья п-ова Таймыр на радиостанцию острова Диксон. Один из участников этого тысячекилометрового похода пропал без вести, а другой погиб в трех километрах от полярной станции о-ва Диксон. Останки погибшего (скелет) в 1922 году нашла экспедиция Н.Н. Урванцева, но никаких документов, удостоверяющих его личность, не обнаружила. Были найдены только часы с дарственной надписью Тессему и у пояса на ремешке — обручальное кольцо с надписью на норвежском языке: «Твоя Паулина» (жена Тессема). Исходя из этих находок было решено, что погибший и есть Тессем.

Норвежские и некоторые советские исследователи Арктики впоследствии неоднократно высказывали обоснованное сомнение в том, что возле Диксона погиб Тессем...»

Итак, трагедия, случившаяся с двумя норвежцами, уже многие годы привлекает внимание искушенных в своем деле людей — полярных историков и исследователей, географов, криминалистов. Однако, прежде чем перейти к сути экспертизы В.Н. Звягина, следует вернуться на несколько десятилетий назад, чтобы раскрыть скобки над сухим сжатым текстом обстоятельств дела.

Летом 1920 года из Норвегии на поиски пропавших вышла шхуна «Хеймен» во главе с капитаном Якобсеном. Корабль дошел до Диксона, двинулся дальше, но был остановлен тяжелыми льдами. Вернувшись на остров, полярники решили перезимовать на Диксоне. Тогда-то норвежцы обратились к Советскому правительству с просьбой о помощи.

Выбор, павший на знатока Таймыра Никифора Бегичева, не был случайным. В Арктике он находился с 1900 года, когда принял участие в знаменитой полярной экспедиции Э.В. Толля. В июле 1921 года Н. Бегичев со своими товарищами, а также с норвежцами с «Хеймена» Л. Якобсеном и А. Карлсеном дошли на оленьих упряж: ках до мыса Вильда. Тут их ждала неожиданная находка — в консервной банке обнаружена записка Кнутсена и Тессема, написанная на бланке экспедиции: «Два человека экспедиции «Мод», путешествуя с собаками и санями, прибыли сюда 10 ноября 1919 года. Мы нашли склад провизии, сложенный в этом месте, в разбросанном состоянии... Мы продвинули склад припасов дальше на берег, приблизительно на 25 ярдов, и пополнили наши запасы провизии на 20 дней. У нас все в порядке, и мы собираемся уходить в порт Диксон сегодня. Ноябрь 15-го, 1919 г. Питер Л. Тессем, Пауль Кнутсен».

Находясь на верном пути, экспедиция продолжает свой путь. Через две недели Бегичев, продвигаясь вдоль побережья, обнаруживает следы стоянки и большого костра. Среди найденных предметов два ножа, множество пряжек от одежды, гвозди, сломанные очки, несколько отстрелянных патронов, обгоревшие кости. «Мы заключили, — пишет в дневнике Н. Бегичев, — что это кости погибшего — спутника Амундсена, т. е. одного из тех, которых мы разыскиваем, и полагаем, что во время их путешествия пешком в темную пору и при таких морозах и пургах они сбились с пути... Один из них умер, а другой, товарищ его, ввиду того, что похоронить его не было никакой возможности, дабы не растаскали труп звери, видимо, его сжег на костре».

Останки костей и пепел Бегичев со своими спутниками захоронил, поставив опознавательный знак на месте стоянки. Все найденные предметы захватил с собой и вернулся на Диксон.

Следующим летом, в 1922 году, молодой полярный исследователь и геолог Н.Н. Урванцев вместе с четырьмя спутниками, среди которых в качестве проводника был неуемный Н. Бегичев, решил пройти на лодке по реке Пясине. 9 августа, идя вдоль берега, они обнаружили в 90 километрах от Диксона разорванные записные книжки, тетради и документы на английском языке. Неподалеку от этого места, среди кучи плавника, экспедиция нашла два пакета, зашитых в непромокаемую материю. На одном была надпись: «Господину Леону Амундсену, Христиания. Почта, рукописи, фотографии, карты, зарисовки».

Н.Н. Урванцеву и членам экспедиции стало ясно, что они обнаружили то, что безуспешно разыскивалось в течение двух лет. Кроме пакетов были найдены и другие предметы: русские и норвежские деньги, документы Тессема, визитные карточки Амундсена, испорченные компас и теодолит, мелкие вещи. Через два дня, 12 августа, к найденному добавились две пары норвежских лыж фирмы «Хаген и К» и обрывки спального мешка. 1 сентября 1922 года состоялась последняя, самая главная находка: всего в трех километрах от Диксона были обнаружены останки человека, вероятно одного из норвежцев.

Вот как описывает это событие в своем дневнике Н.Н. Урванцев: «Человек лежал на высоком берегу метрах в четырех от воды. Останки представляли уже скелет без кистей рук и ступней ног, вероятно отгрызенных песцами. Только на голове, на макушке, еще сохранилась кожа. На нижней челюсти справа последний коренной зуб, запломбированный цементом. Скелет был одет в две егерские фуфайки, синюю фланелевую рубашку с карманами. Все заправлено в меховые штаны, стянутые кожаным корсажем, пришитым к штанам. Шапки на голове нет. На правой ноге — остатки меховой обуви из нерпы... В карманах фланелевой рубашки были найдены патроны к винтовке, коробка спичек, перочинный нож и маленькие ножницы. Документов не было. Около пояса лежали металлические часы карманного размера. На ремешке у пояса висели свисток и обручальное кольцо с гравировкой на внутренней стороне: «Твоя Паулина». Ни лыж, ни винтовки поблизости не оказалось. Погибший лежал навзничь на земле, но сразу под его ногами уже шел гладкий каменный склон. Руки были вытянуты вдоль тела, левая нога прямая, правая немного согнута».

Как Н.Н. Урванцев, так и другие исследователи, а различных догадок еще в те годы высказывалось множество, полагали, что поначалу путь Тессема и Кнутсена с упряжкой из пяти собак протекал без особых осложнений. После того как был пройден мыс Виль-да, начались неприятности. Что-то случается с Кнутсеном, он умирает, и Тессем сжигает тело погибшего товарища. Он продолжает идти в тяжелейших условиях полярной ночи. Затем, вероятно, заболевают и погибают собаки. Тессем обеспечивает сохранность почты, предполагая вернуться за ней, и, собрав последние силы, начинает заключительный, самый тяжелый отрезок пути... Лыжи ему теперь вряд ли нужны, так как движение по прибрежной полосе затруднено мелкими реками и ручьями. Он оставляет их в избушке вместе со спальным мешком. До Диксона ему оставалось идти всего три километра, наверное, он уже видел огни станции, высокую мачту... Тессем заторопился, и на каменном ровном склоне его могли подвести сапоги с гладкой подошвой, изготовленные из шерсти нерпы. Он поскользнулся, упал, получив травму головы, возможно сотрясение мозга. Для обессиленного тяжким переходом человека этого было вполне достаточно. Оказавшись в беспомощном, не исключено — бессознательном состоянии, он мог либо замерзнуть, либо скончаться от травмы.

Останки погибшего, по свидетельству Н.Н. Урванцева, были положены в ящик, обложены камнями и захоронены на невысоком холме. Рядом поставили столб с памятной доской. В 1924 году матросы с норвежского судна «Веслекари» поставили на этом месте деревянный крест. Наконец, в 1958 году останки перенесли на верх мыса и над могилой воздвигли памятник в виде цельной гранитной глыбы с надписью на русском и норвежском языках: «Тессем. Норвежский моряк, член экспедиции «Мод». Погиб в 1920 г.».

— Большинство исследователей и историков Арктики считали, что до полярной станции совсем немного не дошел именно Тессем, — комментирует эти события Виктор Николаевич Звягин. — Однако, как уже случалось не раз в подобных ситуациях, у них нашлись оппоненты, высказавшие свою точку зрения.

В.Н. Звягин показал мне перевод статьи из норвежской Биографической энциклопедии о Тессеме, написанной в 1969 году известным ученым С. Рихтером. В частности, С. Рихтер, используя дневники Н.Н. Урванцева, приходит к иному мнению: «Поскольку кольцо принадлежало Тессему, русские дали заключение, что он также погиб. Но кольцо висело на поясе. Кажется маловероятным, чтобы Тессем снял обручальное кольцо и таким образом поместил его. Более вероятным представлялся бы такой ход событий: Тессем умер около мыса Приметного, а его товарищ снял кольцо и повесил на поясе, чтобы вместе с часами вернуть семье умершего. В таком случае тот, кто в одиночестве, с трудом добрался до пролива и у самой цели встретил смерть, — Кнутсен...»

— Версия Рихтера подкреплялась двумя важными обстоятельствами, — продолжает Виктор Николаевич. — Давним норвежским обычаем, по которому обручальное кольцо никогда не снимается с руки живого человека, и тем, что Тессем оставил в складе у реки вместе с почтой свои личные документы. Иными словами, норвежский ученый «поменял» местами обгоревшие останки, найденные Бегичевым, и те, что обнаружила год спустя экспедиция Урванцева...

После опубликования статьи С. Рихтера прошло несколько лет. Новые полярные экспедиции снаряжаются в Арктику, но трагическая судьба Пауля Кнутсена и Питера Тессема по-прежнему волнует исследователей. Серьезный вклад в это благородное дело внесли в 1973 году члены пятой научно-спортивной экспедиции «Комсомольской правды» во главе с Дмитрием Шпаро.

В 1982 году вышла прекрасно иллюстрированная книга Д. Шпаро и А. Шумилова «Три загадки Арктики», в которой авторы возвращаются к версиям о погибших норвежцах. Одна из глав названа предельно конкретно: «Как мы искали могилу Кнутсена в 1973 году».

«Перед отлетом в Арктику мы побывали в Ленинграде у гидрографа Владилена Александровича Троицкого, много лет проработавшего на Диксоне, — пишут Д! Шпаро и А. Шумилов. — Владилен Александрович высказал в разговоре мнение, которое показалось нам почти кощунственным: «Я думаю, что могила Кнутсена находится не на мысе Приметный, а значительно западнее — на косе между морем и озером Заливное. Я думаю, Бегичев просто ошибся...»

Д. Шпаро и его товарищи нашли место, описанное Бегичевым, — останки кострища и несколько мелких костей. Однако их анализ, проведенный позднее в Москве, был категоричным — кости не принадлежали человеку. Ничего существенного не удалось обнаружить и в другой поисковой точке.

Между тем еще Н.Н. Урванцев в дневниковых записях, а позднее в книге «Таймыр — край мой Северный» высказал мысль, что Никифор Бегичев 10 августа 1921 года нашел не стоянку норвежцев, а следы исчезнувшей в 1912 году полярной экспедиции В.А. Русанова, дрейфовавшей в восточной части Карского моря на судне «Геркулес».

Вернувшись из Арктики в 1974 году, Д. Шпаро тщательно проанализировал предметы, найденные Бегичевым. Подробный список их, к счастью, сохранился в Центральном государственном архиве народного хозяйства СССР, а у ветерана полярной авиации М.И. Шевелева среди множества фотографий нашелся уникальный снимок предметов, найденных Н. Бегичевым.

При сравнении вещей, обнаруженных Н. Бегичевым, т. е. их описания и фотографий, — медных патронов от винтовки, французской монеты, охотничьих патронов, металлических пуговиц, различных пряжек и крючков от одежды — с предметами, найденными в 1934 году, от экспедиции Русанова и хранящимися в ленинградском Музее Арктики и Антарктики, размеры, форма, способ изготовления, другие признаки многих вещей совпали, и, наоборот, ряд предметов казался абсолютно ненужным в условиях ночного перехода Тессема и Кнутсена (стекла от дымчатых очков, лодочный багор при движении на собачьей упряжке и т. п.). Вот заключительный абзац седьмой главы книги, названной «Норвежские моряки или экипаж «Геркулеса»?»: «Подведем итог: Н.А.Бегичев и Л. Якобсен обнаружили в 1921 году не «могилу Кнутсена», как считалось до самого последнего времени, а лагерь русановцев... Хочется надеяться, что дальнейшие поиски и в таймырской тундре, и в тихих залах отечественных архивов, и в Норвегии окончательно прояснят историю героического путешествия Питера Тессема и Пауля Кнутсена. Героического путешествия и трагической смерти».

«Героического путешествия и трагической смерти...» Верные, исполненные сурового мужества слова... Помните о картонной коробке, доставленной в Институт судебной медицины с Диксона? Теперь самое время обратиться к ее содержимому. Под несколькими слоями бумаги, тщательно обложенные ватой, находились останки скелета человека: череп с нижней челюстью, кости верхних и нижних конечностей, позвоночный столб, таз, ключицы, лопатки, ребра.

Но прежде чем попасть в институт, эти объекты проделали длинный и сложный путь. В середине июня 1983 года представительная комиссия, в которую входили В.Н. Звягин, а помимо него — от Географического общества СССР — его действительный член Д.А. Алексеев, от Прокуратуры СССР — заслуженный юрист РСФСР, прокурор-криминалист Б.А. Пискарев, в присутствии зампреда исполкома Диксонского райсовета В.Д. Лащенкова в соответствии с официальным письмом Норвежского института полярных исследований произвела эксгумацию останков трупа, захороненного в 1922 году экспедицией Н.Н. Урванцева с последующим его перезахоронением в 1958 году.

Судебным медикам теперь уже с помощью апробированных научных методик предстояло ответить на многолетней давности вопрос: кто есть кто — Тессем или Кнутсен?

Ныне исследование костных останков производится экспертами в целях определения расы, возраста, пола, роста человека (если лицо, которому они принадлежали, неизвестно), а также для отождествления личности, т. е. установления конкретного лица, которому могли принадлежать останки. По изменениям костей можно также ориентировочно определить, какими заболеваниями страдал человек, были ли у него травмы и повреждения, а по черепу и прижизненным фотографиям произвести сложную идентификационную медико-криминалистическую экспертизу методом фотосовмещения. Наконец, в содружестве эксперта со скульптором и художником по методу профессора М.М. Герасимова можно при наличии черепа воссоздать черты лица неизвестного.

Вот что пишет о таких экспертизах видный советский ученый, Доктор медицинских наук В.И. Пашкова в своей монографии: «При направлении на экспертизу костных останков следователя в конечном итоге интересует вопрос о принадлежности их определенному, чаще всего без вести пропавшему человеку... При характеристике костей как объектов судебно-медицинской экспертизы основным их преимуществом перед мягкими тканями трупа является противодействие биологическим, физико-химическим и механическим факторам, уничтожающим мягкие ткани. В отличие от других специалистов (антропологов, палеонтологов, археологов), устанавливающих возраст людей, обнаруживаемых при раскопках костей скелета людей, проживших сотни и тысячи лет тому назад, судебные медики, как правило, имеют дело с костными останками, давность погребения которых не превышает 15 лет, реже —15—30 лет, и еще реже этот срок исчисляется свыше 30 лет».

И все же В.И. Пашкова слегка поскромничала. Есть примеры из судебно-медицинской практики и литературы, свидетельствующие о том, что экспертам доводилось иметь дело и с весьма давними захоронениями.

Так, в 1968 году специальной комиссией Института судебной медицины производилось исследование останков царя Ивана IV Грозного (1530—1584), его сыновей — царевича Ивана (1554—1581), царя Федора (1557—1598), а также князя Михаила Скопина-Шуйского (умершего в 1610 г.), захороненных в Архангельском соборе Московского Кремля.

Заведующая кафедрой судебной медицины Горьковского медицинского института профессор А.П. Загрядская рассказала мне о перезахоронении и исследовании останков Кузьмы Минина, которые ныне покоятся на территории Нижегородского кремля. Доктор медицинских наук А.Ф. Рубежанский, директор Днепропетровского исторического музея А.Ф. Ватченко и Л.П. Крылова в журнале «Судебно-медицинская экспертиза» описали случай перезахоронения останков кошевого атамана Запорожской Сечи Ивана Дмитриевича Сирко, умершего в преклонном возрасте в 1680 году. Оно производилось ввиду ирригационных работ на Днепре, когда могила оказалась под угрозой разрушения. Эксперты установили, что останки принадлежали пожилому мужчине, старше 70—75 лет, выше среднего роста (174—176 см), что согласуется и с историческими сведениями.

Наконец, можно упомянуть о давней, еще довоенной экспертизе костных останков князя Андрея Боголюбского, сына Юрия Долгорукого. Князь был убит в 1174 году в результате боярского заговора в селе Боголюбово под Владимиром. Потом в Успенском соборе Владимира — выдающемся памятнике древнерусской белокаменной архитектуры XII века — верующим несколько сот лет демонстрировались его «святые мощи». В 1935 году останки князя Андрея были исследованы в рентгеноантропологической лаборатории в Ленинграде Д. Рохлиным и В. Майковой-Строгановой.

Недавно мне представилась возможность осмотреть останки Андрея Боголюбского. Служительница принесла два больших деревянных ящика, в них хранились части почти целого человеческого скелета. Сомневаться в его подлинности не приходится. Именно этот скелет исследовался в 1935 году, а по черепу — вот он, пожелтевший от времени, но хорошо сохранившийся, — профессор М.М. Герасимов воссоздал скульптурный портрет выдающейся личности русской истории.

В отступлении от основной темы мне хотелось подчеркнуть, что к настоящему времени советской судебной медициной накоплен солидный научный потенциал, позволяющий квалифицированно исследовать костные останки любой категории сложности. Центром такого рода экспертиз и является физико-технический отдел НИИ судебной медицины, возглавляемый В.Н. Звягиным.

В любой экспертизе, особенно такой, скажем прямо, без преувеличения, высшей категории сложности, которую предстояло выполнить В.Н. Звягину и его коллегам — старшему научному сотруднику, кандидату медицинских наук В.И. Иванову и судмедэксперту отдела Э.И. Хомяковой, — не может быть мелочей. Тут нужно учесть все: проанализировать, изучить, исследовать в строгой последовательности с обязательной оценкой материала — исторического, литературного и экспертного. Уместно провести аналогию с обычным алфавитом: «А» — это содержимое ящика с Диксона, исходный материал для исследований, «Я» — то, что выяснится в конце, — выводы экспертов.

Некоторые автобиографические данные П. Кнутсена и П. Тес-сема были известны. Сорокачетырехлетний Питер Тессем (1875 г. р.) был опытным моряком, еще в 1903—1905 годах он участвовал в полярной экспедиции Антони Фиалы, пытавшейся от Земли Франца-Иосифа достичь Северного полюса. Плотник по профессии, мастер на все руки, он, по свидетельству Р. Амундсена, проявил себя с самой лучшей стороны. Его спутнику, Паулю Кнутсену (1889 г. р.), к моменту начала плавания на «Мод» едва исполнилось тридцать лет. Будучи матросом, он ходил к берегам Америки и Африки, потом окончил штурманское училище. В 1915 году Кнутсен принимал участие в поисках пропавших без вести экспедиций В. Русанова и Г. Брусилова на шхуне «Эклипс» под командой Отто Свердрупа. Разносторонний спортсмен, он был отличным пловцом и лыжником, а во время дрейфа «Мод» совершил три санных путешествия.

В распоряжении экспертов оказались фотографии норвежцев — П. Тессема, датированные 1903—1905 и 1918—1919 годами, П. Кнутсена, снятые в 1918—1919 годах. Часть из них была предоставлена в СССР из архива Норвежского института полярных исследований.

Ранее, в семидесятых годах, заведующей лабораторией Института этнографии АН СССР кандидатом биологических наук Г.В. Лебединской и начальником отдела биологических и специальных исследований ВНИИ МВД СССР доктором медицинских наук М.В. Кисиным по просьбе экспедиции «Комсомольской правды» было произведено сравнительное исследование фотоснимков П. Кнутсена и П. Тессема с редкой фотографией 1922 года, запечатлевшей останки личности неизвестного, обнаруженные Н.Н. Урванцевым. На фото особенно хорошо заметен череп — его передняя часть с высоким крутым лбом.

ФОТО. Питер Тессем

ФОТО. Пауль Кнутсен

Вот выводы двух ученых: «... мы проанализировали переданные нам фотографии скелета и черепа погибшего, который был захоронен в пос. Диксон, а также фотоснимки исчезнувших моряков Тессема и Кнутсена. Представленные фотографии скелета и черепа не дают достаточной информации о признаках лица погибшего, однако позволяют ориентировочно судить об общей характеристике лба, скул и некоторых пропорций лицевого отдела... Сопоставление признаков лица погибшего, которые могут быть определены по имеющимся фотоснимкам черепа, с признаками, отображенными на фотографиях Тессема и Кнутсена, позволяет высказать следующее предположение: погибший вряд ли мог быть Кнутсеном; не исключено, что им является Тессем... Более определенное решение вопроса о личности погибшего может быть достигнуто лишь непосредственным исследованием черепа и подлинников прижизненных фотоснимков Кнутсена и Тессема. Особенно существенные данные для идентификации личности погибшего могут быть почерпнуты из материалов, характеризующих стоматологический статус».

Итак, мнение Г.В. Лебединской и М.В. Кисина относительно личности погибшего с определенной долей вероятности склоняется в пользу П. Тессема. Но известна другая, противоположная точка зрения. Несколько лет спустя В.Н. Звягин также сравнивал фотопортреты норвежцев с изображением черепа неизвестного. В «Мнении специалиста» от 16 августа 1982 года он приходит к таким выводам: «1. Возможность принадлежности костных останков П. Кнут-сену не исключена.

2. Несоответствие ракурсов черепа и портрета П. Тессема исключает возможность сравнительного исследования.

3. Для полноценного судебно-медицинского заключения по данному факту требуется: а) исследование скелетированных останков неизвестного; б) наличие других прижизненных фотоизображений П. Кнутсена и П. Тессема, а также данных о возрасте, росте и других физических их особенностях».

Именно после такого заключения всем «заинтересованным лицам» стало ясно, что лишь исследование не только фотографий, но и подлинных эксгумированных костей внесет ясность в многочисленные версии и мнения, выдвигающиеся отечественными учеными.

Нельзя не упомянуть еще об одной, назовем ее предварительной, экспертизе. Параллельно с исследованием останков, доставленных с Диксона в Москву, опытный криминалист из Магадана, заслуженный юрист РСФСР Б.А. Пискарев и судмедэксперт Магаданского областного бюро, кандидат медицинских наук Г.С. Белобородов произвели анализ двух фотосников П. Тессема и П. Кнутсена. Волею обстоятельств, что случается весьма редко, снимки, сделанные летом 1918 года, запечатлели на шхуне «Мод» двух товарищей с одной точки. При этом прекрасно просматривались спасательный круг и около десятка досок палубного настила, что навело на мысль использовать эти предметы в качестве масштабных ориентиров для определения роста каждого из норвежцев. Нужные размеры круга (его диаметр 70 см) и ширина корабельной доски (12 см) были сообщены из Эстонского государственного морского музея. По способу прямых антропометрических измерений рост П. Тессема был определен криминалистом и медиком в пределах 158 см, а П. Кнутсена — 165 см.

Результаты, полученные специалистами из Магадана, как и предварительный осмотр фотографий, свидетельствовали о том, что П. Кнутсен несколько выше своего товарища. Окончательные же выводы были сделаны после того, как с точностью до долей миллиметра были измерены кости верхних и нижних конечностей. По их длине, исходя из совокупности табличных данных, полученных учеными, рост человека, которому принадлежали останки, определили в пределах 156 см.

Куда более сложным делом оказалось установление возраста покойного. Пока в распоряжении медиков нет такого простого и надежного метода, который, к примеру, используется ботаниками. Общеизвестно, по поперечному срезу ствола можно с точностью до года установить возраст дерева или растения. В настоящее время существуют десятки методик, позволяющих экспертам лишь с определенной долей вероятности решать этот вопрос. Общепринятой является точка зрения, что о возрасте судят комплексно — оценивая изменения всех имеющихся в наличии костей, а также зубов.

— Установление возраста, — рассказывает Виктор Николаевич, — производилось нами на основании прогрессирующих с годами изменений позвоночника, таза, костей конечностей, зубов. Следует учесть, что каждый из методов разработан по оригинальным исследованиям ряда ученых, но темп и интенсивность изменений скелета человека зависят как от индивидуальных особенностей организма, так и от влияния окружающей среды: факторов питания, обмена веществ, прочих условий. Иногда возникают своеобразные «ножницы» между так называемым паспортным (т. е. истинным) возрастом неизвестного и тем, который по костям устанавливается экспертами. В итоге возраст останков, обнаруженных Н.Н. Урванцевым, укладывался в пределы сорока лет с возможными отклонениями в сторону его завышения или понижения на пять лет (т. е. 40 ± 5 лет», как пишут в своих выводах судебно-медицинские эксперты).

Не так просто спустя многие годы собрать нужную и достоверную информацию о человеке, даже о таких известных людях, как Кнутсен и Тессем, ставших в маленькой Норвегии национальными героями. Когда через несколько лет после плавания на «Мод» вышла книга Р. Амундсена «Моя жизнь», переведенная на десятки языков мира, в ней руководитель экспедиции не мог не коснуться мотивов, побудивших его отпустить двух моряков в опасный многокилометровый путь. И почему именно их, а не других членов своего экипажа?

Как свидетельствует Р. Амундсен, П. Тессем «страдал хроническими головными болями и очень хотел вернуться на родину. Поэтому я не задумываясь отпустил его... Я даже обрадовался этой возможности отправить почту». Спутником Тессема стал П. Кнутсен (вспомним: отличный спортсмен — лыжник и пловец), обладавший опытом длительных санных переходов. Не исключено, что сам Р. Амундсен, видя недомогания Питера, дал ему в спутники именно этого человека — молодого, сильного и выносливого.

Мемуары великого норвежца, которые и теперь читаются с неослабевающим интересом, натолкнули В.Н. Звягина на дерзкую мысль: надо найти на костях скелета неизвестного следы заболеваний. Тогда, если они действительно существуют, и будет доказано, что останки принадлежат именно П. Тессему, это станет убедительнейшим свидетельством необходимости его отъезда на Большую землю.

ФОТО. Находки Н.А. Бегичева в №1 г.

Из заключения экспертов: «... свод черепа с наличием седловидной деформации, теменные кости позади венечного шва резко сужены, верхушечная область и теменные бугры резко выбухают. Отмечается истончение костей, лобные пазухи пневмотизированы слабо. Данные особенности являются характерными для стреловидно-птерионной формы краниостеноза (преждевременного зарастания черепных швов), возникающего в детстве, т. е. до окончания роста мозга, выражающегося деформацией черепа и симптоматикой повышенного внутричерепного давления. Заболевание обычно сопровождается хроническими головными болями». Выявление патологии костей черепа и такого важного симптома, как постоянные головные боли, о котором упоминал Р. Амундсен, показало, что исследователи находятся на верном пути.

Серьезные изменения были установлены и при изучении позвоночника. Так, последний (пятый по счету) поясничный позвонок оказался сращенным с крестцом, а у краев ряда позвонков имелись грубые разрастания костной ткани. При жизни такие недуги (по медицинской терминологии — сакрализация и спондилоартроз) обычно осложняются радикулитом, проявляющимся в виде характерных приступов острых болей, ограничения движения в нижних конечностях и позвоночнике.

Определенная доля ценной информации заключалась в исследовании зубов. Оказалось, что шесть из них были удалены незадолго до смерти, на семи сохранившихся зубах имелись следы врачебных вмешательств по поводу запущенного кариеса, с использованием серебряных амальгамовых пломб. Состояние зубного аппарата свидетельствовало, что покойный, по-видимому, страдал нарушениями обмена веществ, возможно авитаминозом, явившимися следствием тяжелого, изнурительного труда.

Наконец, была выявлена давняя травма лица в виде перелома носовой кости и резкого искривления носовой перегородки. Это вызывало затруднение носового дыхания, особенно при значительной физической нагрузке, что, безусловно, сказывалось на здоровье в условиях Арктики, всегда предъявляющей человеку жесткие экстремальные требования.

На одном из этапов исследования были проанализированы черты внешности П. Тессема и П. Кнутсена по имеющимся фотоснимкам, а также черепу неизвестного по так называемой системе словесного портрета — методу, детально разработанному криминалистами. Вспомним, что Г.В. Лебединская и М.В. Кисин, а позднее В.Н. Звягин пытались использовать лишь уникальный фотоснимок черепа, найденного в 1922 году, что не позволило им прийти к каким-либо достоверным выводам.

Теперь же имелись и фотоснимки норвежцев, и череп неизвестного, что позволило экспертам произвести сравнение по ряду важных деталей внешности, таких, как форма лица и выраженность его отдельных элементов — глаз, носа, губ, подбородка и т. п. Анализ двадцати девяти основных признаков показал, что череп, доставленный с Диксона, обладал значительным сходством с фотоизображением Питера Тессема, тогда как по методу словесного портрета принадлежность его Паулю Кнутсену полностью исключалась.

Еще до того как исследовался череп, В.Н. Звягин обратил внимание на небольшой участок его свода в центре теменной области, где вместе с грунтом были смешаны частицы, напоминающие по внешнему виду остатки волос. Они были с предосторожностью изъяты, помещены в пакет из пергаментной бумаги и направлены в отдел по исследованию вещественных доказательств НИИ судебной медицины. Старший научный сотрудник отдела, кандидат медицинских наук Н.Н. Ачеркан выявила пятнадцать отломков стержней волос, которые, судя по характеру отложения пигмента, принадлежали человеку с темно-русыми седеющими волосами. Это стало дополнительным «очком» в пользу Тессема. На фотографиях у него различался темный цвет волос, тогда как молодой Кнутсен оказался ярко выраженным блондином.

Последним звеном в установлении личности покойного явился метод фотосовмещения, детально разработанный в пятидесятых годах советскими судебными медиками. Суть его состоит в том, что на негативах фотопортрета предполагаемого человека и представленного черепа, снятых в одном масштабе и ракурсе, размечаются основные опознавательные точки лица с последующим наложением изображений друг на друга. Затем получают фотоизображение, на котором контуры черепа как бы «впечатаны» в овал лица.

Я рассматриваю фотографию под номером 29 — последнюю в таблицах, которыми эксперты иллюстрировали свои исследования. Заметно точное соответствие размеров черепа неизвестного и лица Питера Тессема, совпадение их по всему комплексу опознавательных признаков.

Окончательные выводы заняли около трех страниц машинописного текста. Приведу лишь краткие выдержки из заключения — итога напряженного четырехмесячного труда: «Костные останки принадлежат мужчине центральноевропейского типа европеоидной расы, ростом 156 см, грациального (тонкого) телосложения, вероятным возрастом на момент смерти 40 ± 5 лет...

На скелете определяется наличие следов ряда заболеваний (краниостеноз, сакрализация, спондилоартроз), прижизненных травм (перелом костей носа) и врачебных вмешательств по удалению и пломбированию кариесных зубов...

По признакам словесного портрета, возраста, роста и цвета волос принадлежность исследованных останков П. Кнутсену, 30 лет, исключена.

Учитывая совпадение признаков расы, пола, возраста, роста, тональности волос, сходства словесного портрета и масштабное соответствие размерных характеристик черт лица П. Тессема (на фотоснимках) с аналогичными особенностями представленного черепа, а также принимая во внимание свидетельства Р. Амундсена о хронических головных болях П. Тессема, результаты осмотра места обнаружения трупа (именные часы, обручальное кольцо П. Тессема), труднодоступность арктического побережья Таймыра 3 отсутствие населения в этом регионе на рассматриваемый период времени, полагаем, что исследованные останки могли принадлежать Питеру Тессему, 44 лет».

Каких-либо серьезных заболеваний, повреждений, могущих привести к смерти, на останках П. Тессема выявлено не было.

Однако отсутствие костных повреждений не исключало возможности получения черепно-мозговой травмы в виде ушиба или сотрясения мозга после неожиданного падения с крутого склона. В этом аспекте версия, выдвинутая еще Н.Н. Урванцевым в его дневниковых записях, весьма убедительна и ныне разделяется подавляющим большинством исследователей. Вполне вероятно, что трагическому финалу способствовало стечение целого ряда обстоятельств, прежде всего таких, как бессознательное состояние и крайне низкая температура (на тот период от -27 до -39 градусов по Цельсию), приведших к смерти беспомощного, изнуренного длительным переходом человека.

Предположение Н.Н. Урванцева нашло неожиданное подтверждение в результате проведенного в НИИ судебной медицины спектрального исследования. Так, на правой половине лицевого черепа и ладонной поверхности костей правого предплечья были выявлены участки интенсивно-зеленого прокрашивания с повышенным содержанием меди. Это указывало на длительный контакт головы и правой руки П. Тессема с предметами, в состав которых входит медь. Ими оказались, вероятнее всего, медные гильзы от винтовочных патронов, выпавшие из карманов куртки при падении тела на скользкий оледеневший склон...

В апреле 1984 года, после получения заключения советских экспертов по исследованию останков П. Тессема, директор Норвежского института полярных исследований О. Рогне выразил глубокую признательность всем лицам, принимавшим участие в этой работе.

Несколько месяцев спустя, летом того же года, Д. Алексеев, В. Звягин и Б. Пискарев опять отправились на Диксон. Целью новой экспедиции было перезахоронение П. Тессема, а также проверка версии Н. Бегичева о том, что на мысе Земляном им были обнаружены останки П. Кнутсена.

Приведу в заключение короткий комментарий Виктора Николаевича Звягина: «В лето 1984 года на Диксоне было очень жарко, столбики ртути на наших термометрах достигали тридцатиградусной отметки. В какой-то мере удачная погода способствовала нашим поискам. В одном из мест пустынного берега мыса Земляной, куда нас доставил вертолет, мы обнаружили следы от очень давнего костра, на глубине под ним два обугленных костных фрагмента. Последующие лабораторные исследования показали, что кости принадлежали собаке. Мы предполагаем, что Никифор Бегичев мог ошибиться в том, что на мысе Земляном им были найдены останки именно П. Кнутсена, но посланцы Р. Амундсена все же побывали в этих местах. Об этом прежде всего свидетельствует их маршрут, следы костра, а также две металлические пряжки, обнаруженные в захоронении П. Тессема и аналогичные тем пряжкам, которые когда-то нашел Бегичев. Не исключено, что норвежцы употребляли в пищу собачье мясо. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: для многих полярных экспедиций собаки служили не только средством передвижения, но и как запас продовольствия в безвыходных ситуациях...»

Итак, пока усилиями нескольких полярных экспедиций, коллективными исследованиями ученых, судебных медиков, криминалистов удалось идентифицировать личность лишь старшего участника перехода — Питера Тессема. Но крепка вера и надежда, что последующие поиски энтузиастов вдоль побережья Таймыра окончательно прояснят судьбу и второго посланца Р. Амундсена — Пауля Кнутсена.

На визитной карточке Амундсена, найденной в 1922 году Н.Н. Урванцевым, рукой русского радиста Дмитрия Олонкина написано: «Г-ну заведующему радиостанцией Диксон. Это та телеграмма, которую прошу отправить по назначению при первой возможности. Если в телеграмме что-нибудь непонятно, то прошу за разъяснениями обратиться к г-ну Тессему». В наше время, как и в те далекие годы, когда Д. Олонкин по велению сердца присоединился к норвежцам, советские ученые, внесшие солидный вклад в разгадку арктической одиссеи, продолжили славные интернациональные традиции своих соотечественников.