Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1987(27)


Сергей Барсов

НОВИЧКИ В КАЛАХАРИ

ОЧЕРК

В наши дни практически невозможно найти человека, не читавшего книг или не видевшего фильмов Джой Адамсон о ее львах. К сожалению, у судьбы есть одна пренеприятная черта: она нередко обрывает события на самом интересном месте, ничуть не заботясь о «счастливом конце». Так произошло и с прославившейся на весь мир Джой Адамсон. После ее трагической гибели в 1980 году Джордж Адамсон несколько лет старался сохранить львиное «содружество» в заказнике Кора на севере Кении, чтобы попытаться выполнить поставленную задачу: вернуть искусственно созданный человеком прайд к жизни на воле. По его мнению, лишенному родителей молодому льву нужно около двух лет, чтобы приспособиться к самостоятельному существованию в диком буше: «За это время он должен научиться охотиться и усвоить необходимость защиты своей территории от чужаков».

Но в конце концов Адамсону пришлось свернуть свои работы. Сторонний человек может подсчитать потери и спросить, что же все-таки достигнуто им. Сам Джордж Адамсон полагает, что сделал немало. А именно доказал возможность выращивать оставшихся сиротами львят и возвращать их к вольной жизни. Во всяком случае он добился того, что еще не удавалось никому. В Кора на свободе живет прайд, образовавшийся не сам собой, а созданный человеком. Правда, за это время один служитель-африканец погиб, а братья Адамсон и Фитцджордж серьезно пострадали от львов.

Впрочем, Марк и Делия Оуенз, выпускники биологического факультета университета штата Джорджия, не задумывались о таких «мелочах». С самонадеянностью новичков они считали, что все «львиные авторитеты» шли неправильным путем — лишь наблюдали за хищниками, да и то преимущественно издалека. А нужно войти в прайд, стать в нем своим, чтобы до конца разгадать повадки зверей. Этим они и решили заняться, а для чистоты опыта выбрали такую точку, где «львы наименее испорчены цивилизацией».

«С добрым утром!»

«...От долгого лежания на твердой земле у меня затекла вся левая сторона тела. Пришлось перевернуться. Но сколько я не ерзал среди жестких пучков травы и камней, ложе оставалось ничуть не лучше, чем в захудалом мотеле. Только здесь жаловаться было не на кого. Накануне вечером, еще перед заходом солнца, мы отправились колесить по долине, стараясь держаться в пределах слышимости ворчания вышедшего на охоту прайда. Часов около трех утра раздался громкий рев, затем все стихло. Мы уже не были желторотыми новичками, чтобы сломя голову мчаться туда, где он только что прорезал утреннюю тишину, и подобно незваным гостям нарушить царскую трапезу. Поэтому мы поступили разумно. Не стали искать прайд — все равно он никуда не денется, а вытащили спальные мешки и улеглись перед радиатором нашего «лендровера» (как будто кто-то мог угнать его здесь, посреди пустыни).

Чья-то сытая отрыжка, весьма далекая от правил этикета, нарушила мой легкий предутренний сон. Я приподнял голову и тут же невольно затаил дыхание. Футах в пяти по прямой от моих пяток стояла огромная львица, весом никак не меньше 300 фунтов. Черная кисточка у нее на хвосте беспокойно мела песок, словно ее хозяйка сбивала крем для моего бритья. От растерянности я вцепился в пучок травы и ждал, что будет дальше. Делию раньше времени я решил не волновать. В конце концов, что особенного, если львица нанесла нам утренний визит?

Не знаю, как восприняла мое поведение гостья, но она сделала к нам несколько шагов, не сводя с меня янтарных глаз, причем я видел даже капельки росы, блестевшие у нее в усах. Пожалуй, настала пора дать и жене возможность полюбоваться необычной картиной. «Делия!» — тихонько прошептал я, и ее лицо сразу же вынырнуло из-под клапана спального мешка. Говорить о том, что нас почтили своим долгожданным присутствием львы, не было необходимости, потому что глаза у жены стали такими же круглыми, как и у львицы. Правда, если судить со стороны, та чувствовала себя несколько свободнее. Пока Делия, очевидно, подыскивала подходящее приветствие, гостья царственно проследовала рядом с нашими спальными мешками и улеглась в трех ярдах под кустом.

Тут жена осторожно потянула меня за правую руку. Я повернул голову и чуть не закричал от радости. Футах в четырех лежала вторая львица, чуть в сторонке — третья, за ней — четвертая. Словом, вокруг нас собрался весь Голубой прайд, поскольку из-за «лендровера» доносился могучий храп остальных пяти его членов. Что ж, мы могли гордиться: прайд считает нас своими!»

Картину, нарисованную Марком Оуензом, можно действительно назвать идиллической, если бы их соседями по спальне посреди пустыни Калахари не были львицы. Да и возникла столь необычная дружба далеко не сразу.

Первый шаг к ней Оуензы сделали, когда после университета Марк пошел работать забойщиком на каменоломню, а Делия стала за прилавок универсама. Задуманная экспедиция требовала средств, а у молодоженов не было за душой ни гроша. Через два года они устроили среди друзей горняков грандиозный аукцион — продали все, начиная от подержанного «опеля» и кончая кухонной посудой. На следующий день Оуензы взяли билеты в один конец в ботсванскую столицу Габороне, имея с собой два рюкзака с одеждой, бинокль, фотокамеру и шесть тысяч долларов.

Разбив палатку в саду местного отеля и не обращая внимания на шутки заезжих туристов, настойчивая молодая пара с утра до вечера опрашивала всех, кто имел хоть малейшее представление о внутренних районах Ботсваны. В конце концов по совету старого почтмейстера, некогда промышлявшего охотой на львов, они выбрали район озера Макгадикгади посреди Калахари. «Там водится множество копытных, значит, хватит и львов», — заверил старик.

Четыре дня, без дорог и карты, полагаясь лишь на компас и спидометр, Оуензы пробирались по песчаным холмам на возмущенно дребезжавшем и скрипевшем старом «лендровере», купленном по случаю у того же почтмейстера. «Ему там все знакомо, так что он не подведет», — совершенно серьезно заверил старик. И действительно, его предсказание сбылось, когда утром на четвертый день, перевалив через гряду каменистых холмов, путешественники увидели перед собой огромную долину, в которой стоял пыльный туман, поднятый многими тысячами копыт зебр и антилоп.

Насчет того, где разбивать лагерь, не было сомнений — поближе к водопою и солончакам. Однако первый же опыт, когда Марк три часа спасался в наглухо закрытой машине от рассерженной львицы и чуть не изжарился за это время, заставил молодых зоологов пересмотреть свои взгляды. У местного четвероногого населения имелись собственные владения, определенные законы и привычки, которые следовало уважать. «Иначе доверия не завоюешь», — глубокомысленно заключил Марк, потирая поцарапанную львицей руку. Делия внесла практическое предложение: не разбивать постоянного лагеря, а постараться следовать за каким-нибудь львиным прайдом и затем поселиться на первое время возле границ его владений. Будучи соседями, они рано или поздно познакомятся... «А когда взаимное недоверие исчезнет, будем ходить друг к другу в гости, если еще сможем передвигаться после первых контактов», — пессимистически согласился Марк.

Однако столь блистательному плану не суждено было осуществиться. Стада зебр и антилоп находились в постоянном движении. На них, естественно, охотились львы, но вот разобраться в том, откуда они приходят и придерживаются ли определенной охотничьей территории, как гласила теория, Оуензам никак не удавалось.

Сами себе хозяева

В конце концов зоологи решили обосноваться в заказнике Центральной Калахари, где на территории в 32 тысячи квадратных мили не было ни людей, ни

дорог, ни населенных пунктов. Запасшись припасами в форпосте цивилизации, крошечной деревеньке Маун, и в последний раз вдоволь накупавшись в коричневой, как кофе, реке, зоологи опять двинулись в путь. Правда, на сей раз у них был довольно-таки точный адрес —- Долина привидений — высохшее русло в трех днях пути от реки Ботети. Несмотря на свое зловещее название, долина произвела на путников благоприятное впечатление: ее русло и покатые берега поросли травой, а самое главное, там преспокойно паслись стада сернобыков и антилоп. Каждое утро они были на том же самом месте, так что сумасшедшая гонка преследования отпадала сама собой.

Оставалось только выявить хищников, нападавших на травоядных, и заняться их изучением. Марк и Делия решили вести наблюдение круглосуточно и для этого разбили сутки на двухчасовые смены. Первому после ужина досталось дежурить Марку, которому и выпала честь познакомиться с первым из местных хищников. Едва угли костра догорели, как возле палатки возник приземистый силуэт. Сначала зоолог подумал, что это пожаловал львенок из какого-нибудь соседнего прайда, и стал прикидывать, как бы подбросить гостю какое-нибудь лакомство, не спугнув его при этом. Однако замашки визитера мало походили на львиные. Сначала он громко гремел кухонной посудой, видимо вылизывая остатки ужина, а потом Марк с ужасом услышал, как чьи-то зубы скребут по глиняному кофейнику.

Марк включил фонарь и не удержался от проклятья. В нескольких метрах стоял шакал и преспокойно примеривался, как отгрызть носик у кофейника. Если учесть, что, как заверили Оуензов, шакалы панически боятся людей и улепетывают при одном их появлении, это было явным оскорблением. В гневе зоолог обрушил на нахала целую тираду из лексикона рабочих каменоломен. Это достигло своей цели. Шакал оставил в покое кофейник, внимательно выслушал все мыслимые и немыслимые проклятья, а потом с хитрой улыбкой взглянул на Марка, словно говоря: «А ты мне нравишься. Мы с тобой поладим».

Что имел в виду этот прохвост, вскоре стало ясно. Когда Делия заступила на дежурство, а ее супруг задремал, положив под голову вместо подушки свернутую рубашку, кто-то рывком выдернул ее. Марк вскочил и стал шарить лучом фонарика вокруг. Так и есть. Футах в тридцати он обнаружил шакала, не спеша тащившего рубашку по колючкам, так что было слышно, как трещит материя. Марк сунулся было за туфлями, чтобы догнать и проучить воришку, но его и след простыл.

Ночь была окончательно испорчена. Но, как говорят, нет худа без добра. Даже в таком пустынном месте нельзя было размагничиваться, если они не хотели лишиться чего-либо более ценного. Поэтому остаток ночи и утро Марк посвятил устройству платформы-сейфа из колючих ветвей на верхушках трех росших рядом акаций. Теперь по крайней мере за пожитки можно было не беспокоиться. «Какое-никакое, пусть временное, но жилище у нас теперь есть», — так оценила Делия строительные усилия супруга, не подозревая, что в течение семи лет это место будет их домом. Возможно, не слишком комфортабельным, ибо каждая капля воды была на учете: восемь месяцев в году дождей в Калахари не выпадает, и за водой приходилось ездить за 150 миль в оба конца на речку Ботети. Тем не менее здесь всегда сохранялось достаточно травы и кустов, которые давали пропитание сернобыкам, антилопам, шпрингбокам. А они в свою очередь позволяли существовать львам, леопардам, гепардам, гиенам и шакалам. Поскольку все хищники вели в основном ночной образ жизни, Оуензам волей-неволей тоже пришлось стать «ночными птицами» и с заходом солнца заводить свой «лендровер», чтобы не пропустить чью-нибудь охоту.

«Нас нередко спрашивают, почему мы выбрали для своих научных изысканий столь примитивные условия. Ведь есть достаточно биостанций, где в более цивилизованной обстановке ученые изучают жизнь животных. Я отвечу на это так, — пишет Марк. — Сама наша изолированность, отсутствие контакта с внешним миром, наше общение с животными, никогда ранее не видавшими людей, делают наш опыт уникальным. Если можно так выразиться, мы постарались максимально слиться с природой, и то, что в других обстоятельствах отбрасывается как мелочь или вообще не замечается, превращалось для нас в событие. Первые годы мы жили даже без радио и оружия, а посторонних встречали три-четыре раза в год, когда ездили за припасами в Мауну. В отличие от других исследователей мы не стали строить даже хижины. Нет, это не была одна из причуд. Просто мы хотели постоянно Находиться в такой же обстановке, что и наши подопечные: зной, ветер, ливень — все поровну. Нам хотелось испытывать те же чувства, что и животные, слышать те же звуки, воспринимать те же запахи. Мы считали, что таким образом легче поймем тех, кто населял Долину призраков».

И вот что характерно. Читая дневник добровольных отшельников, вы почти не встретите жалоб на бытовые неудобства, хотя они существовали почти без свежих овощей, на одних консервах. Разве что иногда Делия с юмором отмечала, что, если случалось найти страусиное яйцо для яичницы, она всегда предпочитала находиться подальше, пока Марк не просверлит скорлупу и не убедится в его доброкачественности. Или что из-за отсутствия холодильника вода в бочках, а следовательно, и все, что из нее было приготовлено, отдавало затхлостью. Впрочем, со временем Оуензы настолько свыклись с этим, что недоумевали, почему кисло морщатся изредка навещавшие их гости, хотя их угощают изысканными блюдами.

Правда, когда однажды утром Делия открыла ящик с кухонными принадлежностями и обнаружила там свернувшуюся и плюющуюся кобру, по ее собственному признанию, она так завопила, что еще более перепуганная змея исчезла в мгновение ока. А вообще, весело заканчивает она этот эпизод, африканские гадюки и черные мамбы не слишком досаждали им. Стоило хоть одной из них появиться в лагере, как птичья охрана поднимала неистовый гвалт и не успокаивалась, пока опасный нарушитель не был обнаружен и удален.

Лучше же всего о настроении добровольной изгнанницы свидетельствует запись о том, что не было дня, когда бы она не подкрасилась и не попудрилась. Правда, птичье население так и не примирилось с бигудями и, увидев их на голове Делии, поднимало тревогу, словно в лагере была змея.

Первые успехи

Позвольте, но где же научные наблюдения, открытия, наконец, просто встречи со львами? Приблизительно такие вопросы возникают у нетерпеливого читателя. Можете поверить, что всего этого у Оуензов было предостаточно. Но так уж устроена любая экспедиция, пусть даже из двух человек, что быт занимает в ней немалое место. Что же до остального, то...

«К концу первого года мы могли с полным основанием сказать, что узнали кое-что новое о львах Калахари и редких бурых гиенах, — читаем мы в дневнике. — Но денег у нас оставалось 200 долларов, а об обещанной стипендии не было ни слуху ни духу. И все-таки, поверьте, отнюдь не с легким сердцем мы решили оставаться в Долине призраков, пока не кончатся продукты. Мы уже потеряли счет неделям, когда жили на сорговой каше, сваренной на порошковом молоке, и похудели соответственно: я — на семь, а Марк — на семнадцать килограммов. Днем мы едва передвигали ноги, а ночью не могли уснуть из-за рези в желудке, как я считаю, вызванной безденежьем».

Ради экономии бензина зоологи стали следить за подшефными львами и шакалами пешком. И вот в одно прекрасное утро, когда, поддерживая друг друга, они вышли в обычный обход, над лагерем появился самолетик.

«Я не знаю, откуда взялись у нас силы, — рассказывает Делия, — но мы принялись плясать как сумасшедшие. Еще бы, ведь это были люди! Из сказочной машины вылез Норберт Драгер, врач-ветеринар из Мауны, и его жена Кейт с целой корзинкой всякой домашней вкуснятины.

За завтраком мы тараторили, как заведенные, обо всем, начиная от воришки шакала и кончая пожаром в буше, когда мы до конца отстаивали наш «лендровер».

— Позвольте, — прервала нас Кейт, — но у вас новый президент, вы знаете об этом?

— А что произошло? — довольно вяло поинтересовались мы, поскольку наши мысли были весьма далеки от политики.

— Из-за какого-то скандала мистер Никсон ушел в отставку, а его место занял мистер Форд...

Возможно, милая Кейт еще долго делилась бы с нами последними событиями «большой политики», но Марк довольно бесцеремонно достал у нее из "сумочки полугодовую пачку писем, на которую мы накинулись с не меньшей жадностью, чем на домашние деликатесы. Не глядя, я вытащила из середины желтый конверт и разорвала его:

— Ура, Марк! Свершилось! Национальное географическое общество выделило нам пособие! Ты только подумай: кто-то поверил в нас на целых 3800 долларов!»

Тут же экспромтом Оуензы решили послать с супругами Драгер свой первый научный отчет, обобщавший более тысячи часов наблюдений за одной из стай бурых гиен. В солидных источниках, с которыми ранее знакомились зоологи, указывалось, что гиены «изредка держатся небольшими стаями на открытой местности, причем очень трусливы и неагрессивны. Кормятся дохлятиной любого рода, которую отыскивают по ночам». Правда, другие авторитеты безапелляционно заявляли, что «когда гиены голодны, то охотятся загоном на антилоп, но бегают плохо и удача редко сопутствует им».

Отчет Оуензов начинался с сакраментального утверждения, будто бурые гиены вовсе не одиночные, а стайные хищники с весьма сложной социальной системой. Взять хотя бы молодняк. В каждой стае он воспитывается в своеобразном «детском саду» — одной большой норе под присмотром постоянных самок-воспитателей. Поскольку бурые гиены часто становятся жертвами львов, стая обязательно усыновляет сирот-щенков, что бывает не так уж часто у других хищников. Молодые самцы также участвуют в воспитании, подкармливая только своих родных и сводных братьев и сестер. Следовательно, гиены, подобно высшим млекопитающим, способны отличать степень родства, что говорит об их достаточно высоких умственных способностях.

Не оставили камня на камне Оуензы и от утверждения о том, что гиены питаются исключительно падалью и не проявляют способности к коллективной охоте. Действительно, бурые, гиены не в силах тягаться в скорости с антилопами. Но они и не собираются делать это, компенсируя свое отставание в беге хитростью. Возле пасущегося стада; обычно полукольцом располагается в засаде достаточно хищников, чтобы перехватить одну-две жертвы, которых вспугивают загонщики.

Словом, отчет никому не известных американских зоологов, сидевших где-то в глуши Калахари, произвел маленький фурор. А самое главное, он бесспорно свидетельствовал о наблюдательности и талантливости авторов.

Первым практическим результатом того, что отчет был положительно встречен в научных кругах, явилось разрешение властей заказника «исследователю Марку Оуензу использовать оружие в научных целях». Для молодых зоологов это было пределом мечтаний. Конечно, они не один десяток раз сфотографировали всех членов Голубого прайда и могли при встрече безошибочно определить их. Но выслеживать львов по следам после ночной охоты, когда приходилось покрывать не один десяток километров, было слишком трудоемким и изматывающим занятием, которое к тому же не гарантировало от ошибок. Теперь же они получили возможность одного за другим усыпить своих подшефных и снабдить каждого приметной биркой и «радиоошейником». Причем после долгих споров было решено распространить эту практику и на некоторые соседние прайды, чтобы быть в курсе их «дипломатических взаимоотношений».

Члены прайда, да и другие львы, которых удалось подстеречь и усыпить, встретили украшения в виде бирок и ошейников удивительно спокойно, словно заранее знали, что это необходимо людям для их исследовательской работы.

«Вообще если кто-то считает, что наблюдение за львами — дело весьма увлекательное, полное всяческих неожиданностей, — пишет Делия, — то могу заверить, что наиболее подходящим здесь будут слова «скучное и монотонное». Прежде всего нужно помнить, что львиный прайд вовсе не цирковая труппа, развлекающая зрителей. Это большая семья, следующая своему повседневному распорядку, под который вы должны подлаживаться и в котором не так уж много места для веселых экспромтов».

Конечно, первоначально, когда Голубая, самая сильная и молодая львица, пристрастилась жевать шины у «лендро-вера» подобно обычной жвачке, это выглядело уморительно. Но после того как Марк раз пять латал камеры, а Голубая тем не менее считала свое хобби в порядке вещей, Оуензам пришлось пойти на непредвиденный расход и специально купить ей в Ману старую шину — в Калахари они на дороге не валяются. Но и тут методом проб и ошибок выяснилось, что Голубая воспринимает ее должным, то есть «жевательным», образом только в том случае, если шина надета на запасное колесо.

Ее подруга Сесси решила, что стоящий в траве «лендровер» — идеальное средство для отработки навыков охоты на крупную дичь. Она могла часами

выслеживать и подкрадываться к машине, чтобы в конце концов прыгнуть на «дичь» и ударом лапы «прикончить» ее, причем каждый раз она неизменно целилась в бампер или задние фары. Поскольку ничего подходящего в замену для Сесси в лагере не нашлось — ведра, даже пахнущие мясом, она игнорировала, — Марк решил, что львица просто «микеникалли майндид» — «склонна к технике» и тут ничего не поделаешь.

Конечно, речь идет уже о втором и последующих годах пребывания Оуензов в Долине привидений, входившей в охотничью территорию Голубого прайда. Зоологам пришлось проявить адское терпение, ходить буквально по ниточке, чтобы постепенно приспособиться к хозяевам. Главное тут, считают они, не делать каких-либо неожиданных, подозрительных действий, которые могут вызвать ненужное любопытство или недовольство львов. «Звери должны свыкнуться с вами как с неизбежными, причем безвредными, элементами окружающего пейзажа. Только тогда они примут вас за своих и перестанут «стесняться»». Что касается последнего, то Марк Оуенз уверен, что любой лев, чувствуя на себе внимание, невольно реагирует на него, «играет на публику», что зачастую искажает результаты наблюдений.

Хирург поневоле

Жизнь лагеря Оуензов, где все протекало по раз и навсегда заведенному порядку, действительно была бы слишком скучной, если бы не чрезвычайные происшествия, которые случаются даже в глуши Калахари.

В то утро, первой выбравшись из-под клапана спального мешка, Делия заметила ярдах в 300 фигуру льва, тащившего выбеленный солнечными лучами скелет сернобыка. В бинокль зоологи разглядели, что хищник был до предела худ. «Живые мощи», — пробормотал Марк. Обычно львы оставляют без внимания подобные объедки, но этот, видимо, что называется, дошел до точки, раз польстился на них.

Зоологи сели в машину и медленно направились к незнакомцу. «Да ведь это же пропавший Бородач!» — вырвалось у Марка. Действительно, это был старый лев из Голубого прайда, который исчез с месяц назад. Но в каком жалком состоянии он находился! Это были на самом деле одни мощи. Ребра выпирали наружу, а кожа свисала на них, как на порванном барабане. Было ясно, что лев находился на грани голодной смерти.

«Стоило подъехать нам вплотную, — пишет Делия, — как Бородач, глухо ворча, бросил непосильную ношу и заковылял к акациям. Вблизи вид у него был ужасный. Морда, шея и плечи были утыканы иглами дикобраза, очевидно причинявшими несчастному немалую боль. Подойдя к деревьям, лев тяжело рухнул на песок, словно был уже не в силах держать увенчанную лохматой гривой голову.

Марк выстрелил шприцем со снотворным, которое подействовало молниеносно: После этого мы приступили к осмотру, попутно удаляя застрявшие в шкуре колючки. Когда мы закончили, стало уже темнеть. Можно было возвращаться обратно, но Марк никак не мог вытащить обломок особенно толстой иглы, торчавший под коленом на задней правой ноге. Он пробовал подцепить его кусачками, но слишком короткий конец каждый раз выскальзывал.

При свете фонарика мы увидели, что это была не колючка, а сломанная берцовая кость. И тут все стало на свои места. Бородач где-то ухитрился сломать ногу. Прайд бросил его. Чтобы поддержать жизнь, он рискнул напасть на дикобраза, чем увеличил свои страдания. Но вот что странно: ради чего он тащился по пустыне к лагерю? Неужели рассчитывал на помощь человека?»

Травма была слишком тяжелая, но Марк все же решил попытаться спасти непрошеного пациента. В лагере он собрал все «хирургические инструменты» — кусок ножовки, бритву, щетку для чистки раны, иглу и толстую леску.

Когда он приступил к операции, уже спустилась ночь. Марк вскрыл и обильно продезинфицировал рану, отпилил три четверти дюйма расщепленной на конце кости. Затем сшил порванные сухожилия и кожу и привязал ногу к обломку доски. Напоследок он ввел льву большую дозу антибиотиков.

Утром оперированный был жив, хотя и находился без сознания. Чтобы по мере сил помочь ему, Марк застрелил антилопу и подложил ее под голову Бородача. На первое время Делия устроилась с ружьем поблизости, чтобы отгонять шакалов и гиен.

И чудо свершилось. Во второй половине дня лев съел несколько кусков мяса, а затем опять впал в прострацию. Однако к вечеру силы вернулись к нему, и он встретил своего спасителя предостерегающим ворчанием. От антилопы осталось меньше половины. Было ясно, что завтра ему понадобится что-нибудь посолиднее. Поэтому Марк отправился на охоту и скоро вернулся с сернобыком.

И тут произошло второе чудо. Когда охотник подтаскивал на цепи тушу ближе к акациям, где лежал лев, тот встал и заковылял навстречу. На всякий случай Марк вскинул ружье, но Бородач не обратил на него никакого внимания. Вцепившись клыками в тушу, то и дело падая, он стал помогать тащить быка к своей площадке. Вся эта процедура заняла не менее полутора часов. Лев, конечно, испытывал страшную боль, но не бросил своего занятия, пока не свалился под облюбованной акацией.

Утром и вечером Оуензы приглядывали за Бородачом, когда он вставал на кормежку, осторожно поджимая заднюю лапу. На девятый день лев исчез. Под акацией осталась лишь измусоленная и изгрызенная доска — шина. «Пункт скорой помощи» мог прекратить свою работу.

«Три недели спустя мы шли по следу гиены, когда внезапно наткнулись на отпечатки лап взрослого льва. Поскольку дело было на заросшем кустарником склоне дюны, Марк решил на всякий случай выяснить, не забрел ли к ним какой-нибудь чужак. Следы в песке стали глубже — очевидно, зверь преследовал какую-то добычу. А вот и развязка мимолетной драмы буша — пропитанный кровью песок и кучка игл дикобраза. Мы прошли еще немного и на гребне дюны заметили сидящего льва, вглядывавшегося в покрытую дымкой долину. Извечная картина вечной Африки. Но тут лев повернул голову, и мы увидели бирку с № 1. Это был Бородач. Он заметно прибавил в весе и ничем не походил на беспомощные мощи, которые мы выхаживали.

По законам жанра мне, видимо, следовало расписать, как он ластился к своим спасителям. Но чего не было, того не было. Бородач, безусловно, узнал нас, но единственное, что он сделал, так это отвернулся с безразличным видом. Что ж, в здешнем мире это вполне могло сойти за проявление вежливой любезности: «Вам хочется посидеть здесь. Милости просим. Места всем хватит». Наконец Бородач поднялся и медленно удалился, слегка прихрамывая на правую заднюю ногу».

Большинство наблюдений Оуензов за гиенами и львами приходилось на дождливый сезон, поскольку в сухое время вся живность исчезала из окрестностей Долины привидений. Чтобы вести наблюдения круглогодично, нужен был самолет, но о его аренде, не говоря уже о покупке, нечего было и думать. Статьи в научные журналы, которые изредка посылали они, едва окупали почтовые расходы. Но зато упрочивали их профессиональную научную репутацию.

В октябре 1977 года Марк Оуенз получил от доктора Рихарда Фауста, директора Франкфуртского зоологического общества в Западной Германии, неожиданный запрос: его общество хотело бы знать номер пилотского удостоверения Оуенза и количество летных часов. Ученым мужам и в голову не могло прийти, что вся скрупулезная работа двух американских зоологов проделана на земле, причем большей частью пешком. У Марка оставался один выход: прежде чем отвечать на письмо, срочно научиться летать.

Оуензы отправляются в Йоханнесбург, где на последние деньги он в течение шести недель овладевает искусством управления легкокрылой машиной. После этого Марк с откровенным опасением, не свалял ли он дурака, приняв желаемое за действительное, сообщает доктору Фаусту необходимые данные. Видимо, во Франкфурте не придали значения слишком свежим датам на пилотском удостоверении. Во всяком случае, когда Оуензы ломали голову, где добыть денег на обратную дорогу и продолжение исследований, они получили от Зоологического общества чек на аренду самолета и оплату их экспедиционной работы. «Вот видишь, я поступил как добрый самаритянин, спасши божью тварь, и мне воздалось сторицей», — шутил переполненный энтузиазмом Марк. Впрочем, его можно было понять. Теперь можно было осуществить самые смелые планы. А именно переметить с помощью радиоошейников все львиные прайды в заповеднике и составить карту их круглогодичной миграции.

«Каждое утро Марк поднимал в воздух нашу «Сессну», и мы часами прочесывали сухие речные долины, рощи акаций и заросшие кустарником дюны. Первую добычу я заметила в рощице акаций и, чтобы не потерять это место, размотала над верхушками деревьев целый рулон туалетной бумаги. После этого мы полетели к себе в лагерь.

В считанные минуты я уложила все необходимое в машину и тронулась к цели. Часа через три, когда я буду на месте, должен прилететь Марк. Туда я добралась без всяких приключений, достала лопату и, напевая какую-то игривую песенку, стала расчищать посадочную площадку неподалеку от рощицы акаций. Когда я выровняла трехсотфутовую полосу, то решила вернуться к машине. Но не тут-то было. Почти вдоль всей ее длины, через равные промежутки, словно часовые, сидели львы. Причем все они были чужаками и, судя по заинтересованному поведению, еще ни разу не встречались с человеком.

Удовлетворять их любопытство у меня не было никакого желания. Поэтому, напустив независимый вид, я решила сделать полукруг побольше, чтобы обогнуть львов и добраться до машины. Прогулочным шагом, опираясь на лопату, я взяла вправо от посадочной площадки. И тут же ближайшая ко мне львица поднялась и пошла следом. Я остановилась и в упор уставилась на нее. Та лениво отвернулась и зевнула. Тем временем к нам начали подтягиваться и остальные члены прайда, постепенно освобождая путь к машине. Когда вся эта прелестная компания была более или менее поблизости, я решилась на прорыв. Подняв над головой лопату и непрерывно крутя ею, как пропеллером, я с криком «Ура!» твердыми шагами пошла к «лендроверу».

Мой маневр поставил львов в тупик. Они уселись на песок и, вытянув шеи, словно зрители в цирке, ярдов с тридцати пытались осмыслить происходящее. По мере того как я следовала перед ними, они синхронно, подобно радарам, провожали меня глазами. Все вроде бы шло хорошо, но тут вдруг решила проявить активность первая львица, решительными шагами направившаяся прямо ко мне. Краем глаза я прикинула расстояние до спасительного «лендровера». Шагов двадцать. «Любопытная» настигнет меня раньше.

И тогда, забыв всю свою высокомерную гордость примата, я с криком запустила в львицу лопатой, а сама на одном дыхании домчалась до машины и захлопнула дверцу. Та с ловкостью жонглера поймала лопату и принялась деловито обнюхивать ее. Потом, когда прайд укрылся в тени акаций, она последовала туда же, не забыв прихватить и лопату, которая чем-то, надеюсь не запахом человека, поразила ее.

Когда через полчаса приземлился Марк, его первыми словами были: «Молодец, старушка, что не дала разбежаться этим сорванцам!» Зато, когда он узнал о моей эпопее, мы долго сидели обнявшись, причем я специально настояла, чтобы опустить окно».

В этот день Оуензы надели радиоошейники на нескольких львов из нового прайда и — тут Делия была непреклонна — специально выследили и усыпили похитительницу лопаты. К концу недели у них «на связи» было уже шесть новых прайдов. Слышимость все время оставалась идеальной, так что в течение дня они успели нанести все их передвижения на карту.

Никто из зоологов не предполагал, что трагическая засуха 1978 года предоставит им уникальный случай изучить ее влияние на львиное поголовье Калахари. Дожди в тот год кончились слишком рано. Солнце быстро выжгло траву, а налетевший горячий ветер наполнил воздух раскаленным песком. Днем температура держалась в тени около 50 градусов по Цельсию, а ночью падала до 14. Акация, служившая пищей антилопам, вообще не зацвела. Порывы ветра выдули всю траву с пастбищ, оставив лишь редкие жесткие стебли и сделав землю похожей на старую вытертую щетку. Каждое утро по мере того, как поднималось солнце, зной становился нестерпимым. За 20 месяцев в Долине привидений выпало всего 4 вместо обычных 15 дюймов дождя. Калахари превратилась в серую бесконечность, смыкавшуюся на горизонте с таким же серым, безжизненным небом.

«Мы старались почти не двигаться, — пишет Делия, — а в самые жаркие часы спасались на мокрых брезентовых носилках, поставленных в палатке. Мы потеряли счет дням, и порой нам казалось, что мы переживаем уже шестую или седьмую засуху. Словами просто невозможно передать, как мы ненавидели жару, казавшуюся нам гигантской пиявкой, высасывающей наши жизненные силы. От того, что мы сильно похудели, кровь не грела нас, и ночью мы все время дрожали в ознобе. Но еще оставалась работа, которую мы пытались делать через не могу.

В самой Долине призраков мы встречали лишь редких птиц да мышей, число которых убывало день ото дня. Немногие оставшиеся антилопы, подобно истощавшим привидениям, бродили по иссушенному вельду, пытаясь копытами выкапывать корни растений. Но больше всего меня поражали жирафы, которые стояли, широко расставив ноги, на месте высохших озерец, словно готовые отдать жизни перед наступлением невидимого врага, но не отступить ни на шаг.

Голубой прайд также оказался жертвой засухи. Отощавшие львицы охотились, разбившись на пары в зарослях кустарника на холмах. Теперь они уходили на 40—50 километров от места своего обитания и, по нашим прикидкам, увеличили свою охотничью территорию до 1500 квадратных миль, то есть в 10—15 раз. И все-таки хищники в период засухи оказались в привилегированном положении. Изредка им удавалось поймать антилопу, но в основном они питались за счет дикобразов, кроликов, птиц и даже мышей. Они обходились без воды в течение девяти месяцев, прежде всего за счет жизненных соков своих жертв. Животы у них, казалось, присохли к хребтам, они все время облизывали губы, словно пытаясь этим смягчить жажду. Львицы больше не делились добычей со львами, и тем приходилось теперь самим заботиться о еде, что я лично считаю вполне справедливым. Знай они мои мысли, цари пустыни обвинили бы меня в женском шовинизме и наверняка попытались бы задать мне трепку, но боюсь, что даже это было им теперь не по силам.

Наблюдая за львами, ставшими кочевниками, мы неожиданно столкнулись с полной дезинтеграцией львиного мира. Чужие львицы нередко охотились вместе и так же вместе подкармливали малышей, не заботясь о том, к какому прайду он принадлежит. Казалось, непреложные законы, которые мы постигали целых пять лет, потеряли силу.

Приведу простой пример. В Долине призраков оставалась только Голубая, причем не день, не два, а месяцы подряд. Мне она напоминала хранительницу очага.

Загадка Голубой, как я считаю, раскрылась в одно прекрасное утро, когда мы обнаружили ее играющей с двумя довольно большими львятами. Без сомнения, кто-то из товарок принес их ночью. У меня появилась прямо-таки сакраментальная мысль: а что, если Голубой и вправду была поручена забота о потомстве прайда, и поэтому она оставалась на прежнем месте? День за днем мы наблюдали за львицей. Состояние ее было жалким, а вот львята выглядели лучше. Значит, кто-то подкармливал их? Увы, природа умеет хранить свои тайны».

По данным Оуензов, поскольку львы в заказнике были вынуждены покидать его границы, не менее трети помеченных ими было убито за его границами. Если подобная засуха повторится и львам не будет оказано никакой помощи, для Калахари это может оказаться роковым. В середине октября 1980 года, совершая контрольный полет, Марк Оуенз заметил на горизонте темную тучу. Вскоре к ней прибавилась вторая, третья... Это приближалось спасение. И, словно почувствовав его, по пыльному бушу, прямые как стрела, в сторону туч неслись колонны сернобыков, зебр, антилоп. Вскоре хлынул дождь. С воздуха Марку удалось наблюдать, как почти весь Голубой прайд собрался на своем старом месте. Рядом с Голубой жадно лакал из своей первой в жизни лужи львенок Бимбо. Неподалеку не могли оторваться от воды Сесси и другие.

«Вечером мы подъехали на машине к месту ночевки прайда, — пишет Делия. — Хотя Бимбо был уже 200-фунтовым львенком с зачатками гривы, он с детским любопытством первым примчался к нам и, привстав на ступеньку, бесцеремонно сунул голову в окно. Его нос и усы были в нескольких дюймах от моего лица, и я увидела, что в его глазах отражается бесконечная пустыня, его родной дом».


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу