Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1987(27)


Лидия Чешкова

«БЕРЕГ, Я — ОСТРОВ...»

ОЧЕРК

 

Отдаляются, скрываясь в дымке, гряды береговых скал. Наш БГК — большой гидрографический катер — чуть покачивается на волне. Я стою в рубке рядом с капитаном и смотрю на убегающую к горизонту солнечную синь.

— Редко наше море бывает таким, — начинает разговор Виктор Дмитриевич Свотин, не снимая рук со штурвала. — Я по Баренцеву уже больше двадцати лет хожу, так только и помню — шквалы, шторма, ливни... А вы, значит, на Айновы, к орнитологам?

Я молча киваю, мне хочется послушать капитана.

— Вот, скажу я вам, люди, — и в голосе Свотина отчетливо слышится восхищение. — С ранней весны и до глубокой осени сидят на этих островах. Ну, летом студенты на практику приезжают, а так — никого! Только море да птицы... Помню, как-то в ноябре подошли мы к острову, прожектора зажгли — берега не видно. Высадились кое-как, а Юра, лесник, — он уже один на острове оставался — выбежал из домика и кричит: «Быстрее говори, зачем приехал. Некогда мне, понимаешь, некогда, работа ждет!» — Свотин улыбнулся. — И Иветта Павловна, скажу я вам, тоже большой занятости и строгости человек. Как-то много лет назад взял я яйцо гаги, так Иветта Павловна жестоко меня тогда пропесочила, до сих пор помню...

Так, слово за слово капитан Свотин заочно познакомил меня с Иветтой Павловной Татаринковой, научным сотрудником Кандалакшского заповедника, кандидатом биологических наук, и Рюриком Григорьевичем Чемякиным, лесником того же заповедника.

— Вот и Айновы, — капитан внимательно вглядывался в две узенькие, еле различимые полоски, темнеющие на кромке воды и неба.

Постепенно острова становились отчетливее, выпуклее, словно спины двух плывущих китов. Вскоре большая «спина» превратилась в зеленую плоскость, на которой выросли домик и маяк; завиднелся и неширокий пролив, разделяющий острова.

Матросы спустили шлюпку. По тропинке от домика к берегу спешила женщина в штормовке, она и ухватила конец, брошенный из шлюпки, притянула нас к берегу.

— С приездом, — просто и приветливо сказала Иветта Павловна, будто мы были давно знакомы. И тут же обернулась к двум серым пушистым птенцам, которые пытались ухватить клювами голенища ее резиновых сапог.

— Это Кузя и Люся, птенцы серых гусей. Знакомьтесь, — улыбнулась Иветта Павловна. — На острове таких больше не встретишь... В этом году здесь впервые загнездились серые гуси, но гнездо бросили. ^Я подложила яйца чайкам. Когда птенцы вылупились — увидели меня. А кого они первыми увидят, того и считают родителями. Вот и ходят за мной...

Мы шли к домику, и нас сопровождали, переваливаясь, Кузя и Люся.

На бревенчатой стене домика, рядом с окном, за которым кустились помидоры и вились плети огурцов, была прибита табличка: «Кандалакшский Государственный заповедник. Кордон Айнов». Здесь, на самой западной и самой отдаленной точке заповедника, нам предстояло провести несколько дней.

День первый. «И есть еще мыс Робинзонов...»

— Ну, как дела в Кандалакше? — спросила Иветта Павловна, когда мы, согревшись чаем после морского июльского ветра, сидели в маленькой кухне-столовой. Рюрик Григорьевич (или Юра, как он просил себя называть), подложив в печь поленца, тоже присел к столу.

Мы с Сашей Роговым, фотокорреспондентом, начали охотно вспоминать свои встречи в Кандалакше, в дирекции заповедника, на кордонах, понимая, как давно оторваны эти люди от дома и товарищей, многие из которых так же, как и они, работают на островах.

Дело в том, что владения Кандалакшского заповедника — это несколько материковых участков в районе Белого моря и острова. Около пятисот островов. Они разбросаны по Кандалакшскому заливу Белого моря, а три архипелага находятся в Баренцевом море — Семь островов, Гавриловские и Айновы. Почти семьдесят процентов площади заповедника — морская акватория. Главное направление его исследований — орнитология. Собственно, заповедник и был создан в 1932 году для охраны водоплавающих птиц, и прежде всего гаги обыкновенной. Гагачий пух, как известно, ценится издавна.

Мы вспоминали Василия Ивановича Вощикова, лесника на острове Анисимов, старейшего работника заповедника. Только на время войны расстался он с Белым морем: воевал в пехоте, дошел до Австрии и снова вернулся на свои острова... Рассказали, как встретил нас Василий Иванович, сухонький старичок в выцветшей рубашке.

— Опять корреспонденты? Покоя не дают.

— Недавно навещали? — Мы ощутили неловкость.

— Дак трех годов не прошло, как гостевали...

При этих словах наши хозяева улыбнулись, а Юра сказал:

— Узнаю Вощикова. Я у него на кордоне свою первую зиму провел.

— А на острове Ряжков были? Как там Бианки, Леночка Шутова? — спросила Иветта Павловна.

Виталий Витальевич Бианки и его лаборантка интересовали Иветту Павловну не случайно. Исследования орнитологов в Белом море во многом смыкаются с работой их коллег на Баренцевом: один объект наблюдений —- птицы морских побережий.

— У них горячая пора, как и у вас, наверно... — ответила я, вспомнив плавание с орнитологами по Кандалакшскому заливу, от одного заповедного острова к другому.

— Да, — отозвалась Иветта Павловна. — К тому же их «владения» как бы дважды заповеданы: они входят в водно-болотные угодья, имеющие международное значение как места обитания водоплавающих птиц. Так же как залив Матсалу в Балтийском море, дельта Волги, озера Иссык-Куль и Ханка, залив Сиваш в Азовском море...

Так мы сидели и неторопливо разговаривали под шум дождя и почему-то совсем не чувствовали себя на отрезанном от мира острове. Пробегаю глазами корешки книг на стеллажах в соседней рабочей комнате: Вернадский «Биосфера», Куллини «Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе», «Основные вопросы генетики»... Юра следит за моим взглядом, молча попыхивая сигаретой, и чувствуется, что ему хочется вернуться к столу, где стоят весы, разложены папки и тетради.

— А вот и солнышко проглянуло... — говорит Иветта Павловна, давая понять, что разговорам конец. Она поднялась, сняла с гвоздя штормовку и бинокль.

Иветта Павловна шла работать, и мы попросили взять нас с собой: острова мы еще не видели.

Тропа вела в глубь острова, к маяку. Не успели пройти несколько десятков метров, как наткнулись на потемневший сруб колодца. Рядом стояла вешка.

— Этот колодец, — заметила Иветта Павловна, — еще печенг-ские монахи рыли. Они приплывали сюда на лето — охраняли гаг, заготавливали сено. Дно колодца выложено камнями. Летом, в жару, бывает, кружками приходится воду черпать, а к весне среди сугробов только и найти его можно что по вешке...

Единственная тропка на острове была проторена среди высоких густых трав. Качались на ветру налитые колосья волоснеца; в низинах поднимались гигантские зонтичные; на лугах, похожих на пестрый ситец, цвели иван-чай, герань, гвоздика, ромашки, дрема красная. В приозерных впадинах ярко зеленели сырые осочники и болотное разнотравье. Но вот тропа чуть поднялась на холм — и сразу открылись заросли папоротника, зеленые подушки вороничника, усыпанные черно-сизыми ягодами...

Вспомнилось: Айновы острова часто называют «полярным оазисом». Они в отличие от многих других островов Баренцева моря испытывают сильное влияние Нордкапской ветви теплого Гольфстрима. И все-таки это было Заполярье... Чего-то привычного не хватало в пышном и красивом убранстве островной земли, и я не сразу поняла, что не было деревьев. Никаких. Ни одного. Только травы по пояс...

Мы шли, как сказала Иветта Павловна, посмотреть западную колонию тупиков. Там дежурила практикантка Лиля Петрашкевич.

Миновали маяк, и тропа незаметно стала спускаться к морю. Вот уже видна дощатая будочка. Это наблюдательный пункт. В таких же будочках на других концах острова работают сейчас Марина Голышева и Лена Морозова, тоже студентки-практикантки из Петрозаводска. Неподалеку от берега тропа исчезает, и мы прыгаем через глубокие колдобины, густо поросшие травой. Иветта Павловна сдержанно смеется:

— Это тупики поработали. Они роют в земле длинные ходы-норы и откладывают в них одно-единственное яйцо. Сейчас там уже птенцы. А птенцы перед вылетом несколько дней выходят ночью из норы и тренируются, делают разминку. А вот и сам тупик...

Небольшая черно-белая птица с громадным красным клювом, похожим на топорик, пикирует с высоты и тут же скрывается в траве.

— Корм принесла, — говорит Иветта Павловна.

Из будочки выходит белокурая девушка в спортивном котюме. Медленно идет по берегу, приподнимая и осматривая разложенные на камнях сетки-ловушки.

— Не ловятся тупики, — первое, что говорит Лиля, когда мы подходим к ней.

— Терпение, Лиля, терпение, — Иветта Павловна слегка коснулась рукой плеча девушки. — Запомните: без наблюдений, а значит, без терпения орнитология существовать не может. Здесь контрольные норы, — Иветта Павловна повернулась в нашу сторону, — в них мы каждый год отлавливаем тупиков, помечая цветными метками для последующих наблюдений, измеряем. Красный роговой чехол на клюве тупика ежегодно сменяется, и количество бороздок на нем с возрастом увеличивается. Узнав закономерность этого увеличения, можно будет по клюву определять возраст птиц, — Иветта Павловна объясняла обстоятельно, как, видимо, привыкла говорить со студентами.

 

Две узкие полоски суши с маяком и сторожкой лесника встречают всякого, кто морем прибывает на Айновы острова
Две узкие полоски суши с маяком и сторожкой лесника встречают всякого, кто морем прибывает на Айновы острова
Лучшая морошка растет на Айновых островах
Лучшая морошка растет на Айновых островах, которые за тысячелетия существования из камен-но-песчаной плиты стали плодородной, удобренной растениями и птицами природной грядкой
На островах орнитологу на работу не хватает и 24 часов в сутки — тысячи птиц живут здесь в летнюю пору

Букет луговых цветов — память тому, кто лежит здесь, на заповедной земле, на крайней северо-западной точке Отечества, среди просторов сурового моря остатками боевого самолета, на котором еще видны русские буквы, цифры...
На островах орнитологу на работу не хватает и 24 часов в сутки — тысячи птиц живут здесь в летнюю пору
Букет луговых цветов — память тому, кто лежит здесь, на заповедной земле, на крайней северо-западной точке Отечества

 

Саша Рогов, инженер и изобретатель, внимательно выслушал Татаринкову, потом осмотрел сетки, что-то начертил на песке и тут же предложил сделать такую ловушку, что вся западная колония завтра будет у Лили в руках. Студентка повеселела, улыбнулась, и они вместе с Иветтой Павловной пошли в будочку посмотреть тетрадь наблюдений.

Потом мы сидели в зарослях сухой прибрежной травы и наблюдали за птицами. Неумолчный шум наполнял просторное небо. Носились чайки, кричали, хохотали, дрались. Степенно плавали у берега гаги с выводками. Быстро и коротко взмахивая крыльями, кружились, словно в карусели, над берегом и водой тупики.

— Смотрите! — Иветта Павловна протянула мне бинокль. — Видите, в клюве у тупика рыба? Наблюдайте, что будет дальше...

За тупиком погнался поморник, пытаясь отнять добычу. Через несколько минут тупик выпустил рыбу. Поморник попытался подхватить ее на лету, но промахнулся. Рыба упала на землю, и поморник тут же потерял интерес к преследуемой птице и рыбе. И начал высматривать другую жертву.

— Поморник никогда не поднимет упавшую рыбу, — заметила Иветта Павловна. — На это есть чайки. Но посмотрите, сколько тупиков спокойно пронесли рыбок в норы, пока поморник гонялся за одним!

— Наблюдения — ваша главная работа на острове? — спросила я.

— Наша задача, если говорить о ней в широком плане, — многолетний контроль за состоянием природных биоценозов. Контроль, который осуществляется главным образом с помощью наблюдений. «Летопись природы», которую мы ведем постоянно из года в год, — вся строится на наблюдениях. Но конечно, у каждого есть и своя тема. Рюрик Григорьевич занимается воробьиными, я — чайками. Как вы понимаете, в основе наших научных материалов тоже лежат наблюдения.

Вечерело. Блекло, но не темнело небо. Ровный серебристый отсвет его ложился на воду, и казалось, что наш остров плывет к пылающей тучке на горизонте, в которую пряталось солнце.

Обратно Иветта Павловна повела нас через остров к восточному берегу. Мы пробирались сквозь густые травянистые заросли, шли по берегам синих озер, и хозяйка острова на ходу рассказывала, что на этом клочке земли есть озера: Большое, Среднее и Малое, Северное и Западное и озеро Недоступности, спрятавшееся среди болот, и две Лужи — пресные ванны в каменных берегах, там всегда много гнезд и птиц, а бухта, возле которой стоит домик, носит название Ключевая из-за обилия пресных источников, и есть еще мыс Робинзонов, с которого хорошо просматривается Малый Айнов...

Наконец Иветта Павловна остановилась и тихо произнесла:

— Есть на острове и Памятник.

Мы огляделись и в густом пестром разнотравье заметили остов самолета. Проржавевшая рама фюзеляжа, пушка, погнутые, пробитые пулями лопасти пропеллера. На деталях двигателя выбиты цифры и русские буквы...

Чайки беспокойно носились над нами, и Иветта Павловна, отведя рукой листья папоротника, нашла рядом с покореженным металлом затаившуюся птицу. Крупный серый птенец чайки (по-местному — чебарь), оставаясь неподвижным, таращился на нас бусинками глаз. Иветта Павловна прикрыла птенца травой, Саша поднял лопасти пропеллера и установил их так, что теперь они были видны издалека. Мы вставили крупные ромашки в пулевое отверстие и молча постояли, думая о том, кто погиб на этом острове лет сорок с небольшим назад...

Вернувшись на кордон, я долго изучала карту острова при немеркнувшем свете неба. Карта была нарисована на белой стене печки в комнате практиканток. Желтая береговая полоса, зеленое поле с синими пятнами озер, красный маяк и домик...

Пришли с наблюдений Марина, Лена и Лиля. Мы рассказали им про самолет (девушки приехали несколько дней назад), и Марина поставила жирную точку у восточного берега, чтобы завтра побывать там.

День второй. «Растите и прилетайте».

Сегодня нам предстоит обойти по берегу весь остров. Для Иветты Павловны это рабочий обход, который она совершает примерно раз в три дня в любую погоду, для меня — продолжение знакомства с островом.

Саша остался мастерить ловушку.

Мы шли по берегу, прыгая с валуна на валун. Галька сыпалась из-под ног, коварно пошатывались каменные плиты. Иветта Павловна ухитрялась на ходу осматривать в бинокль горизонт, море, близкие волны, на которых качались птицы, узкую полоску береговых камней, тоже усеянную птицами. Иногда, приостанавливаясь, она доставала блокнот из кармана штормовки и делала записи. «Что вы записали сейчас?» — полюбопытствовала я, когда мы задержались возле небольшой бухточки, где плавала гага с тремя гагача-тами.

— Записала, что встретила знакомое семейство...

— Вы знаете каждую птицу «в лицо»?

— «В лицо» не знаю, — улыбнулась орнитолог, — но по окольным признакам — этот берег, количество птенцов и так далее — вижу, что это та семья, за которой мы наблюдаем с весны.

И Иветта Павловна рассказала ее историю.

...В один из апрельских дней гага скромной рыжевато-бурой расцветки смело выбралась на берег, еще покрытый снегом, и отыскала под выступом скалы удобное место для гнезда. Оно находилось неблизко от моря, и добираться до него птице, привыкшей плавать, было нелегко. Но она шла, уверенная, что там птенцы будут в большей безопасности. Гага выскребла лапками ямку, устлала ее травой и собственным пухом, выщипав его из груди. Дом для ее будущих детей был готов. Гаге предстояло провести в нем почти целый месяц, насиживая яйца. Она отлучалась редко и ненадолго, в последний же день, перед самым появлением птенцов, вообще не сходила с гнезда — сидела без корма, тогда как нарядный гагун беззаботно проводил время в стае таких же «холостяков».

Трое птенцов — темно-бурых пуховичков — появилось в этом гнезде. Немногим более суток просидели они в «колыбели», и вот уже мать повела их к морю...

Сейчас птенцы окрепли, подросли. Но мать по-прежнему не спускает с них глаз. Стоит одному птенцу свернуть в сторону, как она начинает беспокоиться: «Ко-ко-ко», и он плывет обратно. Птенцы опускают голову в воду, ныряют, плавают выводком между камнями — учатся добывать корм, мелких моллюсков, ракообразных. Две чужие взрослые гаги подплыли к семейству — мать спокойна. Но вот закружились над гагачатами чайки. Одна села рядом с птенцом. Мать приподнялась над водой, как бы накрыла птенцов собой, заурчала, вытянула клюв, заурчали и другие гаги. Чайка улетела...

Орнитологи знают, что только часть птенцов гаги выживает. Они часто гибнут в гнезде, на пути к морю, в волнах прибоя, от четвероногих и пернатых хищников. Но к счастью, теперь к их гибели не причастен человек. Далеко в прошлом остались разбойничьи набеги на гагачьи колонии, когда без всякого контроля стреляли птиц, собирали пух и яйца. В 1931 году было принято решение запретить охоту на эту птицу по всей территории нашей страны. Главной задачей работников Кандалакшского заповедника стали охрана и восстановление местной популяции гаги обыкновенной. И конечно, изучение этой крупной морской утки. Сделано немало. На основе длительных и кропотливых наблюдений, путем кольцевания, авиаучетов удалось установить, что гага живет в среднем лет восемь, гнездится ежегодно, начиная с двух-трехлетнего возраста. Орнитологи проследили недалекие маршруты птиц на зимовки и время их возвращения, разработали способ борьбы с паразитами птиц, установили, в какие сроки можно собирать пух и сколько его следует брать с гнезда.

За годы охраны местная популяция значительно увеличилась. Но ученые отмечают, что численность ее то вдруг возрастает, то неожиданно падает. Что касается Айновых островов, Татаринкова объяснила это явление так:

— Мы довели количество гаг на островах до двух тысяч и очень радовались этому. А потом птиц стало меньше. Видимо, иссякли кормовые запасы и они ушли в другие места. Восстановится корм у берегов — и птицы вернутся. Похоже, эти колебания естественны. Но чтобы быть уверенным, что это так, надо обследовать и другие острова Баренцева моря, даже Вайгач и Новую Землю. К сожалению, подсчета гаг на всех точках Баренцева моря пока нет. Кстати, об изучении питания гаг. Как узнать, чем питаются птицы? Классический способ — убить и посмотреть, что в желудке. Мы же пытаемся узнать по помету. Сейчас приготовили 150 проб, повезем в лабораторию, в Кандалакшу...

Кажется, я слишком надолго задержала Иветту Павловну у бухты со знакомым ей семейством. Ведь нам предстоит пройти семь километров — окружность острова, но каких километров! И мы снова прыгаем по камням...

Мы уже подходили к дому, когда я заметила Юру. Он сидел на «мартышкиной вышке» — так называли орнитологи хрупкое сооружение из жердей, которое сколотил сам Юра, — и рассматривал в бинокль окрестности. Увидев нас, он спустился и тихо обронил:

— Гнезда обошел. Опять много птенцов из-за дождя погибло.

Мы прошли в дом, Юра разложил на столе таблицы и стал наносить пометки. «В этих таблицах, — пояснял он, — судьба всех воробьиных нашего острова. Когда прилетели, где расположены гнезда, когда птенцы вывелись, кто погиб от шторма, кто после дождя...» Я просматривала тетради, лежащие на столе, заполненные бисерным почерком, разрисованные схемами, графиками, диаграммами, и невежественное сомнение зародилось во мне: для чего весь этот ворох мелких и мельчайших фактов? Видит ли орнитолог за ними большую цель, возможное открытие?

Юра, уловив в моих глазах вопрос, усмехнулся в рыжую с проседью бородку и тихо сказал:

— Факты — это все. Я, например, задался целью узнать пол птицы, не вскрывая ее. По размеру киля, предплечья и другим данным, и сейчас разрабатываю эту методику...

Потом Юра говорил о том, что на стыке орнитологии с другими областями знаний — медициной, экологией, сельским хозяйством, авиацией — рождаются сегодня интересные и практически ценные рекомендации, что, он уверен, нет ненужной работы, если делать ее хорошо, и что «все эти мелочи» (при этих словах Юра потряс стопкой тетрадей) непременно понадобятся, когда мы всерьез будем вынуждены поддерживать здоровье планеты. «Природу надо знать, чтобы она была и сегодня, и завтра, — заключил Юра и улыбнулся: — А теперь пойду кольцевать горного конька. Как раз полночь».

Мы спустились по тропинке к Ключевой бухте. Было непривычно тихо. Я огляделась: нигде — ни в небе, ни в море — не было видно птиц. Свет дня и тишину ночи вобрала в себя эта островная белая ночь...

На береговых камнях сидели студентки и Саша; по их приглушенному, невеселому разговору я поняла, что новая ловушка не сработала и упрямые тупики по-прежнему не ловятся...

Юра шел вдоль берега, шел уверенно — он точно знал, где находится нужное ему гнездо. В нем, по словам Юры, птенцы уже подросли, их можно кольцевать, и делать это удобнее ночью, когда родителей нет в гнезде — меньше будет шума. Около камня, покрытого желто-зеленой подушкой родиолы, Юра остановился, поставил на попа пластмассовый ящик, разместил в нем весы, зажег спиртовку, положил инструменты, коробочку с цветными пластмассовыми метками. Тихонько раздвинул траву около камня, достал птенца. Спеленал его бинтом, положил на весы, потом размотал бинт, быстренько промерил штангенциркулем крохотное тельце, зажал горячим пинцетом цветную полосочку на лапке и осторожно опустил в гнездо. А когда закончил кольцевать всех птенцов, сказал: «Ну, братцы, растите и прилетайте».

День третий. «Действительно необитаемый остров».

Сегодня мы плывем на Малый Айнов. В пути Юра рассказывал, что сегодня ему приснилось, будто штангенциркуль... умирает. «Я ему делаю искусственное дыхание, а он глаз не открывает. Проснулся в холодном поту». Мы посмеялись, а Иветта Павловна заметила:

— По суткам работаешь, вот и во сне с ним расстаться не можешь.

Над островом стоял разноголосый птичий гам. Ступая по каменным плитам, покрытым, как ковром, жирными скользкими водорослями, минуя полосу белых огромных камней, попадаем в заросли гигантских папоротников и иван-чая. Они скрывают нас с головой, и, продираясь сквозь них, мы с трудом поднимаемся по крутому берегу к скалам. Там, под козырьками выступов, — гнезда птиц.

Скалы в белых потеках, остро пахнет птичьим пометом. Юра и Иветта Павловна, позвякивая связками металлических колец, лезут под самые козырьки. Изредка переговариваются.

— Смотри, впервые у моевки птенцы выросли...

Птенцы моевок сидят в гнездах из сухих водорослей: белая грудка и головка, серые крылышки.

— Бакланята...

Черный, как сажа, птенец. Он не дается орнитологам, уходит еще глубже под скалу. Юра почти вполз в расщелину. Достал. Руки у Юры в пуху, в помете. Мгновение — и металлическое кольцо охватывает ногу птицы. Бакланенок скрывается в гнезде.

— Хохлатые бакланы занесены в Красную книгу СССР. Здесь они загнездились недавно, несколько лет назад. Гнездятся только там, где нет людей, — говорит Иветта Павловна. — Малый Айнов — действительно необитаемый остров...

Эти романтические, казалось бы, слова — «необитаемый остров» почему-то напомнили мне о практических заботах орнитологов, которые они высказывали в один из вечеров. А говорили они о том, что заповеднику очень нужно морское суденышко, чтобы ходить по Баренцеву морю и следить за жизнью птиц на островах; что надо бы заповедовать и некоторые участки акватории, окружающие эти острова, — природа-то неделима, и жизнь птиц очень тесно связана с жизнью прибрежных вод; что кроме орнитологов на островах нужны и ботаник, и ихтиологи, и геолог. Потому что необитаемые острова — это во многом еще не прочитанная книга природы...

Возвращаясь, я думала о предстоящей встрече с девочками-студентками. Что там сегодня у Лили? Как ее тупики?

...Лиля пришла домой поздно. Молча бросила под стол сумку, повалилась на кровать.

— Не буду, не буду ими заниматься никогда! — сквозь слезы повторяла она.

Марина и Лена раскрыли ее сумку: там, запутавшись в сетке, сидели два тупика. Девочки быстро надели куртки, шапки и вышли во двор. Я вышла следом. Марина, старшая, стала заниматься птицами — мерить и кольцевать. Лена записывала. Тупики шипели, долбили своими «топориками» кожаную перчатку, но Марина аккуратно и крепко держала птиц.

— Как же быть с Лилей? — спросила я, когда мы вернулись в дом. — Ведь ее практика только началась...

— Я ей помогу, — спокойно сказала Марина. — Возьму с собой на отлов куликов, а когда он кончится — будет это скоро, — пойдем вместе ловить тупиков. Здесь навык нужен. Вдвоем проще. А ловушек разных для отлова тупиков орнитологи вообще-то много перепробовали, сети оказались самыми удачными...

Наутро Лиля ушла на берег с Мариной. А тем временем Иветта Павловна сидела у рации и настойчиво повторяла: «Берег, берег, я — остров...» Она хотела выяснить, будет ли сегодня катер. Ответ был коротким: «Ждите».

И вот мы на борту катера. Долго смотрим, как машут нам на прощание пятеро стоящих на берегу. Острова снова превращаются в зеленые полоски, и только долго-долго блестит на солнце крыша кордона. Но вот и это яркое пятнышко сливается с солнечной рябью моря...

 


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу