На суше и на море 1987(27)

Вячеслав Гончаров

ВОРОТА В МИР

ОЧЕРК

На одной ноте, невысокой, напоминающей приглушенный звон горного ручья, фреза легко, казалось без особых усилий, шла по кромке закрепленного стального бруска. Несколько пар глаз настороженно следили за ее ходом, за змеящейся стружкой. Еще минуту-другую шумел «горный ручей» и вдруг затих. Снятая со станка фреза тут же пошла по рукам. Ее осматривали со всех сторон, вроде видели впервые, проводили по горячим еще режущим кромкам ногтем — не притупились ли? Но все в ней было на месте, как надо — по высшему классу.

— Вот и конец тревогам, — подвел итог осмотру инструмента Валерий Кузьмин, инженер-физик по образованию, руководитель одного из первых в стране постоянного представительства Госстандарта на московском заводе «Фрезер» по должности. — Ворота в мир открыты. Партию можно отправлять заказчикам.

И сразу все оживились, заговорили разом, возбужденно вспоминая все перипетии этого только что закончившегося инцидента. Начался он недели две назад, когда солидную партию фрез — несколько тысяч штук — предъявили Кузьмину. От того требовалось всего ничего — поставить подпись на документах. Без его визы теперь не отправляется за ворота предприятия ни одна партия готовой продукции. Даже директор завода не может нарушить этот новый порядок. Но Кузьмин просто так никогда свою подпись не ставит. Он отобрал из партии нужное количество фрез и поочередно «погонял» их на испытательном станке. Вот тогда-то и выявился изъян в инструменте: режущие кромки не выдержали нагрузок, выщербились. Еще проба — результат тот же.

Брак!

Это слово вслух никто тогда не произнес. Но оно, как говорится, витало в воздухе, не на шутку встревожило станочников, мастеров, цеховое начальство. Еще бы! Брак в таких объемах — это ЧП с далеко идущими последствиями. Забегали, закрутились в цехе, осматривая каждую ниточку технологической цепи. Коллективно искали первопричину этого происшествия. И облегченно вздохнули немного, когда выяснили, что причина эта — за пределами механообрабатывающей линии, а точнее, в термичке, где по халатности перекалили металл, что и придало ему хрупкость. Но брак от этого ни на грамм не уменьшился. Гирями повис он на плечах завода.

И вновь, уже на другой орбите, пошли по новому кругу споры, совещания, заседания. Всем инженерным миром искали выход из создавшегося положения: можно ли спасти инструмент или нет. Кто-то подсказал: а если «отпустить» металл в перегретом паре...

Крупная партия инструмента была в конце концов спасена. Она ушла в мир не просто с соответствующими подписями-визами, какие положены по форме. Ее качество точно соответствовало стандарту. А если бы не стояла на «воротах» завода новая служба приемки продукции, так и пошли бы гулять по стране фрезы, мягко говоря, сомнительного качества. Заводское ОТК пропустило их. Кузьмин же и его товарищи по работе задержали.

...Мне не раз приходилось бывать в небольшой комнате на втором этаже одного из производственных корпусов «Фрезера», где расположилась новая служба. Словно на выставке разложены различные режущие инструменты на столах-стендах — контролируемая продукция завода. На стенах — диаграммы, графики, в которых отражена динамика качества. Претензий к заводчанам все меньше и меньше. Об этом с особым удовлетворением рассказывают не только Валерий Кузьмин, но и его товарищи по работе — Валентина Самарская, Анатолий Саленков и Анатолий Урютин. Все они, за исключением Урютина, который мобилизован в представительство как классный инструментальщик одного из заводов, из московского Центра стандартизации, люди опытные, знающие. Потому и доверено им дело большой народнохозяйственной значимости — государственная приемка готовой продукции. Не простое это дело — после заводского ОТК повторно давать оценку качеству. Вроде бы контроль над контролем. Но это вовсе не так.

С чьей-то легкой руки запущена в наш обиход ставшая уже расхожей фраза: лучший контролер — потребитель. Кто спорить с этим будет? Никто. Но и то правда: потребитель у нас покладистый. Даже на явный брак он не всегда пишет рекламации, боясь испортить отношения со своим поставщиком. Еще реже дело доходит до финансовых претензий, а коль и случаются таковые, то, потрепав однажды нервы, непременно задумаешься, а стоит ли овчинка выделки.

Вот так и случилось, что «лучший контролер», живущий за тридевять земель от завода-изготовителя, перестал быть объективным на все сто процентов. А что в итоге? Произошло снижение взаимной требовательности: вы нам — плохую машину, мы вам — такую же, скажем, обувь. Государство из-за этого несет огромные убытки. Все чаще внакладе оказывается потребитель товаров широкого спроса. Вот почему проблема качества продукции на XXVII съезде КПСС названа в числе первоочередных. Нельзя больше мириться с расхлябанностью в любом деле. Более того, партия сказала: «Без высокого качества сегодня невозможно ускорение научно-технического прогресса». Почему?

И об этом на съезде говорили честно и открыто: «Страдают точность и надежность машин и приборов, удовлетворение потребности населения в товарах и услугах... Ущерб значителен — загублено сырье, обесценен труд сотен тысяч рабочих». На съезде прозвучала и такая фраза: «Необходимы кардинальные меры, исключающие выпуск бракованных изделий, товаров низкого качества».

Конечно, вариантов решения этой трудной задачи немало. Но лучшим, согласитесь, является такой: потребитель сам принимает изготовленную для него продукцию на заводе-поставщике. Уж он-то не враг самому себе. Можно только представить, с какой требовательностью подошел бы каждый к готовой продукции. Но у иного предприятия тысячи адресов, по которым растекаются его изделия. Разве разумно из всех этих уголков собирать полпредов качества? Не надо никого и вызывать. Куда проще найти одного на всех посредника, который бы так же тщательно перепроверял готовые товары. А еще лучше — иметь на каждом заводе службу, которая бы осуществляла государственную приемку продукции от всех сразу. Именно эта идея и была отработана в ходе эксперимента на московском «Фрезере» и еще на целом ряде предприятий страны.

Первые же итоги работы по-новому убедительно показали: пути перестройки найдены. Эксперимент одобрили, поддержали на самом высоком уровне.

— С огромным волнением и заинтересованностью слушали мы на заводе речь Михаила Сергеевича Горбачева, которую он произнес на встрече с трудящимися города Тольятти, — рассказывал мне Валерий Кузьмин. — Особенно то место, где дана оценка новой форме контроля на «Фрезере». Приятно, честно скажу, слышать, что наша служба встряхнула заводской коллектив, заставила сформировать такую атмосферу, при которой всем ясно: брак не пройдет... Это, согласитесь, очень высокая оценка нашего труда.

А мне вспомнилась первая встреча с Валерием Кузьминым. Говорили, помнится, о том, что в русском народе испокон веков презиралась подмена истинного мастерства делячеством. Это еще от первых строителей чудо-храмов, которые и сегодня собирают вокруг себя толпы восторженных туристов — ценителей прекрасных творений прошлого, от первых корабелов, от знаменитого Левши наследство. Да мало ли на земле нашей мастерового люда было, который не просто работал, а творил на радость соотечественникам! Да и в каждом из нас есть, обязательно имеется эта великая гражданская потребность: чтобы наше, сработанное собственными руками было не хуже, а даже лучше заморского. И это заставляло порой делать буквально невозможное. Вспомним годы войны. Чьи танки да самолеты лучшими были? Наши. И первый спутник наш, советский. И первый человек в космосе нашим парнем оказался...

То-то и оно, что умеем, можем. Почему же тогда в «мелочах» — абы как? Истинный мастер всегда чуть дольше поколдует над деталью или машиной, чуточку больше точности придаст ей, чуть-чуть лоска прибавит. И глядишь — не вещь, а загляденье. Но сегодня это самое «чуть-чуть», если им пренебречь, может пустить насмарку труд десятков, а то и сотен людей. И как же нелегко бывает уловить эти отклонения в уже готовой продукции! Тут не только соответствующая измерительная техника, испытательные стенды требуются, но и определенное мужество. Не каждый поставит под удар свой план, престиж, премию из-за каких-то там микронных отклонений.

Это маленькое вступление в тему разговора Кузьмин делал, как говорится, вообще. Но и не без умысла. «Фрезер» — завод с именем у нас в стране и за рубежом. Да к тому же и благополучный по всем статьям. План выполняется, на предприятии немало асов, которые намного обогнали время. И с качеством вроде бы без проблем. Самый низкий процент брака среди родственных предприятий отрасли. Более трети продукции выпускается с почетным пятиугольником. И обоснование успехам надлежащее: на заводе давно уже действует, дает отдачу комплексная система управления качеством продукции. И решение о создании здесь вневедомственной службы контроля многие встретили как чудачество экспериментаторов. Не тот объект, мол, выбрали. Наверное, поэтому и помещение тесное для новой службы дали, а вместо постоянной вывески бумажку на двери наклеили, на которой карандашом написали: «Представительство Госстандарта». Дело, дескать, временное.

Что ж, тем интереснее первые итоги перестройки, первые результаты соревнования на принципиальность четырех пришлых контролеров с 223 местными, работающими в заводской системе ОТК.

То, что зафиксировал «свежий глаз», отразилось на специальной диаграмме, которая имеется в представительстве. Одна линия здесь — сверху вниз — показывает движение количества возврата. Другая же — снизу вверх — это удельный вес продукции, принятой к отгрузке с первого предъявления. Так вот: в самом начале эксперимента — стопроцентный отказ приема по контролируемой номенклатуре. Вот вам и полное благополучие!

Согласитесь, эта диаграмма была бы понятной и логичной в кабинете начальника заводского ОТК Л. Чекунова. Но она, увы, фиксировала состояние качества практически на линии ворот. Не проверь тут по второму разу — ищи ветра в поле. Рекламацию никто не пришлет: дефицитному коню ведь тоже в зубы не смотрят. Только через год нормализовалось положение. Возврат упал до предела. И такие ЧП, как задержка крупной партии фрез, стали уже исключительной редкостью. Оно и понятно: закрутились все на заводе, качество оказалось в центре внимания.

У многих вроде бы глаза шире открылись. И еще вчера привычное вызвало неподдельное удивление. Вдруг оказалось, что используемая технологическая документация разработана более десяти лет назад и с того времени не пересматривалась. А какие были «в ходу» приборы метрологического обеспечения? Первое предписание новой службы как раз и коснулось этого важнейшего участка работы. Громом среди ясного неба прозвучали и выводы представителей Госстандарта: на предприятии во многих случаях низка культура производства. Отсюда и не тот класс шлифовки, и пляска микронов в различных там пазах и отверстиях, и биение роликов в резьбонакатных головках.

Однако вовсе ошеломляющим явилось второе предписание. Им полностью запрещалась отгрузка потребителям резьбонакатных роликов и головок. А цена каждой головки не копеечная — 162 рубля. Начальник цеха за голову схватился: чем закрыть в плане такую брешь? Кузьмин же был непреклонен.

Потом через несколько месяцев многие на заводе работники так будут объяснять создавшуюся ситуацию: наша продукция всегда отличалась качеством. Она пользуется большим спросом в стране и за рубежом. По некоторым видам инструмента мы вообще являемся монополистами. Но чего уж там, это и привело к самоуспокоенности. А она — плохой помощник делу. Вот и пришлось краснеть теперь. Но сегодня мы благодарны и Госстандарту за выявленные недоработки, оказанную помощь. Ведь вместе ищем пути из тупиковых ситуаций. Принятые нами меры позволят быстрее решить задачи, поставленные перед нами на двенадцатую пятилетку. Однако и говорили: перестраиваться нелегко.

Еще бы! В цехах поначалу появились горы возврата. То, с чем вчера мирились, уже не проходило. Вот, к примеру, седьмой цех. В течение двух месяцев с первого захода здесь не пробивалась к заводским воротам ни одна партия роликов для резьбонакатных головок. Полгода потребовалось, чтобы войти в нужную колею. Сколько нервов это стоило! Не раз доходило до слез и заявлений об уходе.

— Представляете, в каком дурацком положении мы оказались, — сетовал начальник седьмого цеха Семен Ашкиназе. — Потребитель никогда не жаловался на нашу продукцию. И мы были довольны: значит, все идет нормально. Но вот пришли в цех из новой службы — и пошло-поехало: и то не так, и это. Считали — придираются. Но потом и сами поняли, что у нас и измерительная техника не та, и точность деталей приблизительная во многих случаях. Пришлось перевоспитывать прежде всего себя, новый подход к работе вырабатывать. И раньше ведь заводской ОТК нет-нет да и ужесточал требования. Но со временем все становилось на свои места. А тут почувствовали: возврата назад не будет... Собрались, значит, все вместе и решили: неужели мы хуже этих пришлых разбираемся в качестве, нет, не хуже, тогда сами будем браковать свои изделия. Так и заявили своему контрольному мастеру: никого не жалей, надо, значит, надо.

— Я на заводе уже двадцать семь лет работаю, — рассказала мне контрольный мастер из этого же цеха В. Афанасьева, — и могу сказать, что качество продукции все это время не стояло на месте — росло, на глазах изменялось. Оно и понятно. Раньше ведь как детали мерили? Все больше по шаблону. Потом приборы появились, требования ужесточились. И технология все лучше и лучше. Это и успокаивало. А свежий глаз сразу подметил, что мы отстали уже от жизни, скажем, не теми приборами пользуемся. И завернули нам продукцию. Бракоделами, значит, стали. Как обидно было! Честное слово, я хотела уйти с работы... Но мы взяли себя в руки, сумели перебороть свое самолюбие. Больше делу внимания уделили. Там оснастку заменили, там — операции дополнительные ввели... Сегодня уже претензий к нам нет.

Новые службы появились уже на многих предприятиях страны. На них возложена важнейшая ответственность — государственная приемка продукции. Но почему именно Госстандарт взвалил на себя эту нелегкую ношу? Огонь же на себя! Одно дело приезжать на предприятие раз в квартал или месяц с проверками, писать предписания. И совсем другое — как ни крути, а делить пополам с заводскими ОТК ответственность за качество отгружаемой продукции.

Этот вопрос я задавал многим в Госстандарте. И мне отвечали: прежде чем сделать тут шаг, взвесили все «за» и «против». Здешние специалисты прекрасно понимали, на что идут. Зато знали и другое: у них лучшие кадры для контроля, отличная техническая база, наконец, отлаженная система, распростертая «от Москвы до самых до окраин». Им, как говорится, и карты в руки.

А может, все-таки надо было заставить вертеться как следует заводские ОТК? Немало и таких предложений: передать их Госстандарту или даже создать для этого вневедомственный Государственный комитет по качеству продукции.

Ох уж эти ОТК! Сколько гроз пронеслось над их головами. Сколько копий поломано из-за них. А сдвигов никаких. Все на месте. И все так же в конце месяца или квартала живо откликаются они на призывы и пожелания своих руководителей придираться помягче, браковать поменьше. Из одного ведь котла премии черпают. Не будет плана — не жди и премий. И спокойно гуляет по стране продукция, мягко выражаясь, с недотянутыми кондициями.

Тогда, может, действительно они изжили себя? И надо вместо одной разветвленной службы внедрить на каждый завод другую, не зависимую от руководства предприятия. На «Фрезере», скажем, было бы не четыре, а 223 представителя Госстандарта. Причем большинство из них — обязательно «привязаны» к технологической цепи производства. А как директору в таком случае управлять качеством? Нет, тут что-то не то. Просто нужна такая психологическая атмосфера, при которой все бы знали: брак никогда не пройдет, даже если из-за этого сорвется план, а виновник обязательно пострадает материально и морально. Нужна неотвратимость наказания. Именно такая «пружина» и заложена в новую — государственную приемку продукции. И она уже делает свое дело.

Сколько нареканий было, скажем, на станки Черенцаванского станкостроительного завода! Но и тут докопались до первопричин. Виноватым во всем оказался шлифовальный агрегат, на котором обрабатывались шпиндели. Не давал он нужного класса чистоты. Тогда заводчане чуть ли не со всей Армении пригласили королей шлифовки — выручите! Те вручную доводили шпиндели. Но представитель Госстандарта А. Карапетян, сам в прошлом директор завода, видел, что это не выход из положения. И он лично обратился к министру станкостроения: дайте новое оборудование. И знаете, возымело. На самом заводе тоже не сидели сложа руки. Модернизировали участки, на финишные операции поставили асов. Теперь и продукция классом выше.

Поиски причин брака в Крымском телевизионном объединении «Фотон» убедили новую службу, что надо лучше проверять поступающие со стороны детали и узлы. И сразу на «проходной» пошло затоваривание. Особенно быстро росла гора сомнительных кинескопов с маркой воронежского завода. Пришлось Госстандарту вводить особый режим приемки у поставщиков. По следам брака «ушли в технологию» и вели «расследование» до тех пор, пока не вскрыли и не устранили совместными силами все «болевые» точки.

Таких примеров много. Новая в стране служба за короткий срок предотвратила выход недоброкачественной продукции за пределы предприятий на многие миллионы рублей. Оттого-то у нововведения и защитников сразу много появилось. Они убеждали: надо быстрее ввести новые формы контроля — приемку продукции на всех предприятиях, где изготавливаются машины, приборы, электроника, товары народного потребления. И такой шаг в стране сделали — с 1987 года госприемка введена на 1500 заводах и фабриках. Но вернемся на московский завод «Фрезер».

Как-то начальник тридцать третьего цеха Дмитрий Каплун с жаром доказывал мне: качество и количество — это же, дескать, чашечки одних и тех же весов. Выиграешь в одном — потеряешь в другом.

— Представляете мое положение? — спрашивал он. — На финишных операциях — сплошные переделки. Заработки у людей упали. План еле до половины дотягиваем. Зато качество повысили.

А ведь и раньше рекламаций не было. — И сквозила в его рассуждениях одна и та же мысль: эксперимент протянется недолго.

Но Кузьмин стоял на своем: мы здесь надолго, послаблений не жди.

И вот мы снова в этом цехе. Возвраты готовой продукции практически полностью прекратились. Работа спорится. И только горы черновых заготовок выдают, что дела на финишных операциях по-прежнему не клеятся.

— Вот что сильно нас тормозит, — показывает начальник цеха на заточные станки. — Не задерживаются тут рабочие. Труд не из легких. Пока обработаешь одну фрезу, двадцать пять движений обеими руками сделаешь. Давно уже надо ставить тут новое оборудование, да желательно бы станки-автоматы. Но нам вместо этого расценки повысили, на фонд зарплаты добавили. Вон двух новичков на заточку взяли. Тоже, конечно, выход. Но ведь, честно говоря, путь-то не интенсивный, а экстенсивный.

А ведь, помнится, в прошлую встречу Дмитрий Каплун только о доплатах и говорил. Что ж, жизнь заставляет перестраиваться, переоценивать ценности, менять взгляды. Теперь у него и рассуждения другие. С помощью переоснащения участка можно, дескать, и количество вытянуть, на план сесть.

— Каплун прав, — говорил мне потом Кузьмин. — В цехе много старья, да и в целом завод давно нуждается в коренной реконструкции.

Недавно я встретился с Кузьминым.

— Теперь через наши руки проходят и сверла, — вводил он меня в курс своих хлопот. — Работаем, конечно, не вчетвером. Служба расширилась.

— А как взаимоотношения с дирекцией завода?— поинтересовался я.

— Не без трудностей,— ответил Кузьмин.—Оно и понятно. Перестраиваться нелегко. Оттого и конфликты разные по новому кругу пошли. Пригласили вот на работу к себе толкового заводского инженера Валерия Постнова, а администрация — на дыбы: не отпустим! А парень с охотой к нам шел. И знаете, что сделали с ним? За желание перейти к нам ему, коммунисту, влепили выговор с занесением в учетную карточку. Не смей, мол! А бюро райкома и вовсе исключило его из партии... За что? Но правда восторжествовала. В конце концов Постнова восстановили в партии. Он работает у нас... Вот такая у нас жизнь.

Слушал я Кузьмина и думал: как же нелегко нам дается сегодня борьба за высокое качество. Но победа будет. Победа в этом деле нужна всем нам.