Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1983(23)


СЛЕДОПЫТ И ПЕВЕЦ ПРИМОРЬЯ
ГЕОРГИЙ ПЕРМЯКОВ

СЛЕДОПЫТ И ПЕВЕЦ ПРИМОРЬЯ

Штрихи к портрету В. К. Арсеньева

Немало замечательных путешественников посвятили свои труды притихоокеанским землям России. И когда мы говорим об исследовании этого обширного края, нельзя не вспомнить Владимира Клавдиевича Арсеньева. С горсткой людей, иной раз в тяжелых условиях изучал он Командоры, Приохотье, низовья Амура, север Сахалина, горы Сихотэ-Алиня и другие районы Приморья, заливы Японского и Охотского морей, грозные горы Баджала. По главной своей специальности он был этнографом. Его яркие книги «По Уссурийскому краю», «Дерсу У зала», «Сквозь тайгу», «В горах Сихотэ-Алиня» обильно насыщены сведениями о жизни и быте народов Дальнего Востока. Книги Арсеньева получили всеобщее признание, переведены на многие языки. Они прославили русского исследователя в Англии, Франции, США, Японии, Польше, Болгарии, Индии, Китае, Югославии и других странах.

В музеях Владивостока, Хабаровска, Комсомольска, Уссурийска, Совгавани, Благовещенска, Москвы, Казани, Ленинграда созданы арсеньевские стенды или демонстрируются добытые им экспонаты. Именем Арсеньева названы' горная вершина, селения, город в Приморье. Арсеньев по делам своим стоит в такой когорте славных первопроходцев, как Дежнев, Поярков, Атласов, Крашенинников, Невельской. Многочисленные мемориальные доски на побережье Тихого океана рассказывают о его свершениях. И все же многие страницы жизни этого выдающегося исследователя все еще не известны широкому читателю. В этом очерке сделана попытка осветить отдельные штрихи его биографии.

Источники. Вышло несколько биографических книг об Арсень-еве — Н. Рогаля, Н. Кабанова, М. Азадовского и автора этих строк. Однако пока не изданы «Воспоминания» его супруги Анны Константиновны (1879—1963), сына Владимира, дочери Натальи (1920— 1970), брата Александра (1883—1962), его соратников, друзей и сослуживцев. Это тысячи машинописных страниц. В них много драгоценных сведений о Владимире Клавдиевиче. Наш очерк в значительной степени основан на рассказах этих людей, а также архивных документах.

Экзотика. Много диковин на Дальнем Востоке — огромные тигры, священный женьшень, гиганты махаоны, исполинские ели, трехметровые крабы, жемчуг величиною с грецкий орех, пятиметровая рыба калуга, громадные осьминоги, морские бобры-каланы, чей роскошный царственный мех не изнашивается чуть ли не столетие. Еще юношей узнал Арсеньев о русских землепроходцах и богатствах притихоокеанской земли. Получив военное образование, он после нескольких лет службы в Польше поехал на Окраину, как называли тогда наш Дальний Восток.

Отец. Несколько слов о семье Владимира Клавдиевича. Отец его, Клавдий Федорович, был человек железной воли, неустанно трудившийся всю жизнь. Работал он почтальоном и кассиром, потом начальником товарной конторы, и в конце концов его назначили начальником Московской окружной железной дороги. Это был тонколицый, с усами и бородой, в очках, строгий, но справедливый человек. В его семье было десять детей, из них—четверо сыновей. От своего отца будущий путешественник унаследовал честность, тягу к знаниям и непримиримое отношение ко всякого рода угнетению.

Мать. Его мать, Руфина Егоровна, урожденная Кашлачева, родилась в семье костромского лесника. Она работала сельской учительницей, а после смерти отца переехала в Петербург, где и вышла замуж. Она привила детям, и в первую очередь сыну Володе, большую любовь к природе.

Детство. Жизнь юного Володи—это частые и долгие походы в лес, на реки и озера, упорное чтение, домашние занятия с отцом, который хотел сделать своих детей образованными людьми. Клавдий Федорович собрал немало интересных книг. Особенно увлекался Владимир Даниэлем Дефо, Густавом Эмаром, Стивенсоном, Жюль Верном, Майн Ридом, Фенимором Купером, капитаном Марриетом, Конан Дойлем. Стояли в книжном шкафу энциклопедии Брокгауза и Граната, подшивки журналов «Нива», «Вокруг света», «Природа и люди», «Живописное обозрение». Для любознательного, живого и памятливого Володи все это было истинным богатством. Отец приучал его читать, работать и учиться строго по расписанию. «Составить расписание легко,— говорил он,— а вот исполнять его трудно. Учись делать все, что сам себе обещал». Расписание и непременное его выполнение прошли через всю жизнь Арсеньева. Каждого, кто знакомился с жизнью Владимира Клавдиевича, поражает множество дел, которые он сделал за свою сравнительно короткую жизнь.

Кашлачев. Много дал Арсеньеву его дядя Илья Егорович Кашлачев, по прозвищу Черномор, в прошлом сельский учитель-естественник. Это был смуглый, худощавый и подвижный человек. Он знал в лесу каждое дерево, каждую былинку. «Дядя Илья ввел меня в храм природы»,— вспоминал о нем Владимир Клавдиевич. Кашлачев жил на станции Саблино, южнее Петербурга. Летом семья Арсеньевых нередко ездила к Черномору в гости. Здесь дети, среди них и Володя, дрожа от страха, искали в лесу голубые огни кладов в день Ивана-купалы. Братья ходили в полночь на кладбище Трофимов ручей, где из причудливых клочьев тумана рождались кикиморы, лешие и вурдалаки.

Фото. Дядя Арсеньева — Илья Егорович Кашлачев (Черномор)

Первые походы. У Кашлачева была четырехвесельная шлюпка «Стрела». В 15 лет Володя Арсеньев и его юные друзья совершили на ней трехнедельное плавание по реке Волхов на Ладожское озеро. По совету отца и дяди Володя вел в пути «судовой журнал» — предтечу своих будущих походных дневников.

Романтика. Много лет Володя был увлечен музой дальних странствий. В его ушах шумели океанские волны «Фрегата «Палла-ды»» — любимой книги семьи. В своем воображении он видел золотые саркофаги и древние пирамиды Египта. Ему грезились алмазные россыпи Южной Африки и клады инков. Мечты о большом путешествии не давали Володе покоя. Позднее, на Дальнем Востоке, Арсеньев побывал в бухте Постовой. Сняв головной убор, подолгу стоял он на берегу, близ которого на небольшой глубине покоится громада трехмачтового фрегата «Паллада». А в крепости Чныррах, что в 15 километрах ниже Николаевска-на-Амуре, Арсеньев благоговейно целовал пушки, снятые с этого фрегата.

Первые рассказы. Анна Константиновна—жена Арсеньева и «дядя Шура»—его младший брат Александр поведали о первых литературных опытах будущего путешественника. Впечатлительный Володя свои думы и впечатления часто доверял бумаге. Так появился его первый рассказ «Живой в саркофаге»—об ученом, проникшем в запретную пирамиду. По совету отца Володя завел блокнот, куда записывал свои мысли, планы, отдельные удачные выражения, идеи. В этом блокноте были и рисунки: Володя недурно рисовал. Заметим, что полевые дневники Арсеньева изобилую! отличными цветными зарисовками. Тогда же Володя стал по-детски наивно копить деньги на кругосветное путешествие. Ему самому это совершить не удалось. Зато старший брат Анатолий, ставший капитаном дальнего плавания, побывал на многих морях и океанах.

Театр. Клавдий Федорович проявлял большую заботу о культурном досуге семьи. Он брал абонементы в театры Петербурга. Ходили на спектакли и концерты поочередно. Володя восхищался Шаляпиным, Верой Паниной, Вяльцевой, Собиновым. Жадно ловил он со сцены вольнолюбивые монологи; как и его братья и сестры, преклонялся перед Верой Фигнер, просидевшей в Петропавловской крепости 20 лет, перед Софьей Перовской, казненной за свою революционную деятельность.

Мечта и реальность. Много лет мечтая о кругосветном плавании, Володя, разумеется, так и не сумел скопить на это денег. Тогда он решил стать инженером-кораблестроителем, полагая, что эта профессия близко связана с романтикой дальних странствий. Но в высшее морское инженерное училище его не приняли, как человека «недворянского происхождения». Это был большой удар, от которого юноша не сразу оправился.

Армия. В 19 лет Арсеньев зачислен в 145-й Новочеркасский полк. Экстерном сдав экзамены за весь курс кадетского корпуса, поступает в 1893 году в Петербургское юнкерское училище. Он носит щегольскую форму, лакированные штиблеты и фуражку, оправленную в золото. Но домашним говорит: «Наше училище — машина. Утром—труба, молитва, завтрак, шагистика, устав. "После обеда—труба, шагистика, молитва, устав». И все же здесь Володя получает немало полезных знаний. Его учат чертить простейшие карты, руководить отрядом, ставить биваки, обороняться малыми силами, вести путевые записи. Он изучает физику и математику, к которым всегда имел склонность, иностранные языки. Иногда биографы Арсеньева пишут, что он был топографом. Это неверно. Топографией он в училище не занимался.

Мечты о больших походах по России Арсеньева в училище не оставляют. Он читает Пржевальского, восхищенный его открытиями. Все внимательнее вчитывается в материалы Козлова, Роборов-ского, Певцова, Потанина, Грум-Гржимайло, Хабарова, Атласова, Головнина. Его герои теперь Крузенштерн, Коцебу, Лаптевы, Литке, Макаров, Поярков, Семенов-Тян-Шанский, Чириков, Шелихов. Одно время Арсеньев твердо вознамерился изучить озеро-кристалл Байкал и написать о нем книгу. Он хочет побывать в Саянах, на Памире, Тянь-Шане.

В 1896 году 24-летний Арсеньев с отличием окончил юнкерское пехотное училище. В польском городке Ломжа близ Варшавы, в 14-м Олонецком полку, поручик Арсеньев провел четыре года. В 1897 году он женился на Анне Кадашевич. Многолюдная свадьба состоялась в Петербурге.

В Ломже Арсеньев овладевает польским языком. «В какой стране живешь, той страны язык знай» — было его правилом. На досуге изучал природу, устроил домашний террариум, собирал растения. Он интересовался польской историей и литературой, читал великого польского поэта Адама Мицкевича в переводах и подлиннике.

Переезд на Окраину. Арсеньев решает ехать на далекую Окраину—Дальний Восток и отдать свои силы его освоению. «Восток России за нами должен быть закреплен навечно»,—говорил он. Но командование дивизии было против перевода на Восток.

В конце концов поручик добился своего. И вот долгий путь по железной дороге, затем пароходом по Зее и Амуру. 17 августа 1900 года Арсеньев во Владивостоке. За месяц до этого в Петербурге у него родился сын Владимир.

Владивосток тогда назывался крепостью. Арсеньев вначале исполнял обязанности адъютанта батальона Первого крепостного полка, а затем занимал ряд должностей в учебной команде. Окраина делилась в то время на четыре региона—Камчатку, Приморье, Сахалин и Амурию (нынешнюю Амурскую область). Окраина была шестой по площади губернией России, а протяженность ее границ была равна половине экватора. Плотность же населения составляла всего 0,4 человека на квадратную версту, это почти в 60 раз меньше, чем в Европейской России.

Вольные просторы звали к себе. Но служба есть служба. Арсеньев командует ротой, потом его назначают полковым квартирмейстером. И лишь в 1903 году он занимает желанную должность— начальника конно-охотничьей команды, то есть команды разведчиков-добровольцев .

Диковины. С первых же дней жизни на Окраине Арсеньева покорила ее необыкновенная тайга. Для петербуржца все здесь было в диковину: целебная черемша, лечебная коломикта, волшебный лимонник, неуловимый горный эдельвейс, мавзолеиная сосна, на чьей коре природа изображает иероглифы; 30-метровые лианы-удавы толщиной с руку человека, целебные трепанги, медузы-убийцы «крестовички», гигантские скаты.

Старший друг. Прямым начальником Арсеньева в крепости Владивосток стал полковник Орлов—высокий, светлоглазый бородач. Подавляющее большинство офицеров считало свою службу на Дальнем Востоке истинным проклятьем и крахом карьеры. А тут поручик Арсеньев прибыл на Окраину по доброй воле. За это Владимира Клавдиевича очень ценил Орлов. Он поощрял и поддерживал походы Арсеньева вокруг Владивостока, на юг Приморья, к Озеру тысячи птиц—Ханке, к Посьету. Орлов учил: «Владимир Клавдиевич, все записывай! Делай карты, как умеешь. Знакомь нас с местами. Учи языки местных жителей». С помощью Орлова Арсеньев с первых же месяцев стал записывать местные обычаи и верования. К 1911 году он составил обширный орочско-удэгейский словарь.

Воля Арсеньев. К нему переехала семья. Владимир Клавдиевич нянчит своего первенца Владимира, которого сокращенно называли Волей. К ужасу матери, он говорит: «Посажу Вольку сейчас на коня и отправлю в тайгу». Владимир Владимирович здравствует и поныне. Ему 83 года, он опытный краевед, большой знаток Дальнего Востока, где прожил почти всю жизнь.

1902—1903 годы. Походы Арсеньева становятся все более дальними и людными. Он собирает важные военно-статистические сведения по югу Приморья. И всюду отыскивает памятники старины, составляет их подробную опись. Он продолжил, например, работу археолога Ф. Ф. Буссе по описанию памятников средневековых чжурчженей. Уже тогда он послал интересные экспонаты в музеи Петербурга и Москвы. В 1902 году во Владивостоке вспыхивает эпидемия холеры. Много теплых слов надо сказать о военных санитарах крепости. Они многое сделали в своей самоотверженной борьбе с эпидемией. Не остался в стороне и Арсеньев. 1902 год памятен еще и тем, что его укусил крупный щитомордник. Змеиный яд долго давал о себе знать. А в 1903 году путешественник заболел сибирской язвой.

Доктор Кирилов. Во Владивостоке Арсеньев сдружился с врачом Николаем Васильевичем Кириловым, который лечил солдат, ужаленных змеями, пострадавших от ядовитых медуз и гром-гусеницы, прикосновение к которой парализует руку. Кирилов был революционно настроенным человеком. И когда военный трибунал приговорил его к заключению в крепостной тюрьме, Арсеньев носил ему передачи, передавал письма родных и знакомых.

Арсеньев и солдаты. Среди солдат было много малограмотных или вовсе не грамотных. Арсеньев стал проводить с ними различные беседы на естественнонаучные темы, мало-помалу подрывая их религиозные верования, при поддержке Орлова наладил занятия по обучению грамоте. «Русскому солдату,—говорил Арсеньев,— если дать образование, он станет непобедим». Солдаты любили и уважали его. «Человечный мужик Клавдич»,— простодушно говорили они.

В 1905 году во время первой русской революции солдаты крепости подняли бунт и заточили ненавистных офицеров в тюрьму. Арсеньева же никто не тронул. Этот факт и участие в революционном движении его брата Александра и сестры Лидии военные власти не забыли. Семь лет его не повышали в чине, хотя на Окраине производство по службе шло ускоренными темпами.

Исследователь Дальнего Востока. Еще в Польше Владимир Клавдиевич начал собирать библиографические материалы об Окраине. В этом списке были Крашенинников, Миллер, Маак, Врангель, Беринг, Гек, Катанов, Винтер, Словцов, Венюков, Миддендорф, Стеллер, Максимович, Матюшкин и десятки других имен. Иные книги не говорили о самой Окраине, но толкали на ее изучение. Часть книг Арсеньева хранится в библиотеке Географического общества Приморья во Владивостоке.

Памятной стала для Арсеньева его встреча (в 1901 или 1902 году) с известным дальневосточным мореплавателем и китобоем Фридоль-фом Кирилловичем Геком. В 18 милях от Владивостока в местечке Седими стояла заимка этого обрусевшего финна. Гек был первым гарпунером на Дальнем Востоке. 40 лет бороздил он воды от Ледовитого океана до Японского и Желтого морей, от Камчатки и до Охотья, от Анадыря и Чукотки до Шантар и Сахалина. Он дал имена многим землям, мысам и заливам, и его собственное имя осталось на географической карте. С ноября по март Гек жил на своей заимке, а весной уходил в многомесячное плавание. Он был высок, сухощав и темноволос, носил добротные темные костюмы и галстук-бабочку. Гек скупо, но точно рассказывал Арсеньеву о своих плаваниях, о жизни. Окончив мореходную школу и получив диплом капитана дальнего плавания, Гек много колесил по свету, приобрел огромный опыт. Оказалось, что он читал лекции в Мореходной школе в Николаевске-на-Амуре, был в комиссии, принимавшей экзамены у будущего адмирала и ученого курсанта Степана Макарова. Свои рассказы Гек неизменно заканчивал так: «Владимир Клавдиевич, больше внимания Окраине! Больше внимания нашему Северу! Велики здесь богатства. Больше пишите, книга—великий голос». Всю жизнь Арсеньев следовал этим мудрым советам.

Фото. В. К. Арсеньев, фотография 1928 года

Русско-японская война. В 1904 году началась война с Японией. Арсеньева, офицера, хорошо знающего Приморье и местную обстановку, назначают главой военной разведки крепости Владивосток. Теперь Владимир Клавдиевич часто бывает на границе с Кореей. Оттуда через реку Тюмень-ула ждали внезапного нападения японцев. Разведчики Арсеньева и он сам не раз брали «языков». Тут ему очень пригодилось знание корейского языка, которым он овладел в первые годы жизни на Окраине. Сохранились корейские альбомы Арсеньева и его научные труды по Корее, прежде всего о проникновении американских миссионеров в эту страну. За боевые действия во время русско-японской войны Владимир Клавдиевич получил два ордена и медаль. В конце 1905 года на него обратили внимание в штабе Приамурского военного округа, что находился в Хабаровске. Теперь он живет на Амуре—реке Пояркова, Хабарова, Невельского. В Хабаровске было тогда около 50 тысяч жителей. Город Арсеньеву понравился: целебный воздух, теплые летние ночи, рядом тайга, полноводный Амур, прекрасная охота.

Крупным центром краеведческой работы был Хабаровский музей. Арсеньев часто выступал здесь с лекциями. С 1910 по 1917 год он был по совместительству директором музея, которым руководил и позднее, уже после революции,—с 1924 по 1926 год. В Географическом обществе и в штабе округа Арсеньев докладывает о планах экспедиций в горную страну — Сихотэ-Алинь и на берега Японского моря. Здесь же Арсеньев обдумывает походы по Амуру—от истоков до устья; на Сахалин, Камчатку, Командоры, Чукотку, а также в неприступные горы Янде-Янге. Готовясь к испытаниям походной жизни, Арсеньев для закалки зимой по утрам обливается холодной водой, ходит в легкой шинели, изучает местные способы передвижения по реке, а также на собаках и оленях.

Экспедиции 1906-1910 годов. В этот период Арсеньев с небольшим перерывом осуществляет две нелегкие летне-зимние экспедиции на Сихотэ-Алинь, на берег Японского моря и на север Уссурийского края. Напомним, что Уссурийский край—земля между реками Уссури и Амуром, Японским морем и Кореей. Сихотэ-Алинь — богатая горная страна, протянувшаяся в длину более чем на 1200 километров и шириной до 250 километров. После опасных и трудных экспедиций ученый мир Дальнего Востока, а затем и всей России называет Владимира Клавдиевича Колумбом дальневосточных Альп. Он стер там немало белых пятен.

Сборы. В начале XX века при организации экспедиций еще не использовали радио и самолетов, населенные пункты на Дальнем Востоке отстояли друг от друга на сотни километров. Любой длительный поход был сопряжен с немалыми опасностями. Необходимо было все заранее тщательно продумать. Арсеньев брал с собой минимум вещей и еды, например лишь половину бинокля Даже фотоаппарат не всегда захватывал, хотя фотоснимки—хороший документальный материал. Особенно следил Арсеньев за витаминным составом рациона. «Цинга победила железного Беринга»,— говорил Владимир Клавдиевич. И непременно брал флаконы с луковым соком, сушеные черемшу и лук, шиповник и коломикту, которую очень ценили удэгейцы. В экспедициях Арсеньева все пили только кипяченую воду.

Дерсу Узала. Кому не известен обаятельный образ гольда Дерсу Узала? Фильмы о нем обошли страны мира и получили высокую оценку. В 1906—1908 годы Арсеньев совершал с Дерсу походы. Одно время гольд жил в Хабаровске у Арсеньевых. А 13 марта 1908 года его убили уголовники близ Хабаровска. С тех пор для Арсеньева этот день стал траурным. Арсеньев собирался написать о Дерсу еще одну книгу. В воспоминаниях близких есть эпизоды о гольде, о том, как он спас жизнь Арсеньеву. Эти эпизоды и вошли в изданные путешественником книги.

Письменный стол. Арсеньев много работал за столом, поэтому хочется обрисовать его письменный стол. На нем всегда поддерживался идеальный порядок. На некоторых выдвижных ящиках значилось: «При пожаре выносить в первую очередь». На столе была картотека, посвященная описаниям природы классиками русской литературы, лежали человеческий череп и краниометр: Владимир Клавдиевич занимался антропометрией. Карандаши и ручки он держал в большой артиллерийской гильзе. Одно время в его кабинете висел скелет человека. Но однажды во время бури он сильно раскачался и напугал Волю. Поэтому скелет подарили медицинской школе.

Дневники. Свои путевые дневники Владимир Клавдиевич берег как зеницу ока. «Они соль и пот моей жизни»,— говорил он об этих толстых тетрадях в коленкоровом переплете. Хранились они в металлическом несгораемом ящике. В них было много записей, вошедших в его будущие книги. «На таежном воздухе, в лесной тиши хорошо пишется»,— говорил Арсеньев.

В походах он вел несколько дневников: путевой, геологический, этнографический, погодный, литературный и другие. Есть в них и рисунки, в том числе цветные. Здесь он помещал собранные им рисунки на бересте, бумажные кружева, местные деньги, предметы быта и религиозного культа. В дневниках много цветных карт, засушенных растений, среди них «серебряная звезда»—эдельвейс.

Расспросы. Арсеньев говорил, что по тайге надо ходить, как по храму. И в пути спрашивал у местных жителей, не знают ли они, где залегают редкие металлы, уголь, где богатый лес, хорошие земли, где растут те или иные растения. Владимир Клавдиевич ратовал за охрану леса и его обитателей. Сохранился его печатный отчет «О работе Владивостокского общества любителей природы за 1901 — 1905 годы», проникнутый заботой о спасении животных Окраины от истребления.

Анна Константиновна рассказывает, что примерно с 1906 года Арсеньев начал писать рассказы о природе и людях Окраины. Он посылал их в Петербург, Москву, Киев, Одессу, Казань, но под псевдонимом, так как офицеру тогда возбранялось выступать в печати под своей фамилией.

Святой час. Как и его отец Клавдий Федорович, Арсеньев не жалел времени, чтобы сделать своего сына Волю хорошим краеведом и патриотом. Когда бывал в городе, ежедневно с 9 до 10 вечера занимался с Волей. Занятия непременно шли у карты. «Ни одной книги без карты,— учил он Волю.— Все, о чем прочел, обязательно найди на карте». Сам Арсеньев знал многие места Окраины превосходно. «Воля, в тайге нужно знать каждый крупный кедр»,— шутил Владимир Клавдиевич во время занятий с сыном, которые называл «святым часом». Это были интереснейшие беседы бывалого путешественника и любящего отца. Владимир Клавдиевич рассказывал о местных жителях Дальнего Востока, описывал флору, фауну, реки, моря, знакомил с легендами. Даже если приходили гости, Арсеньев не бросал занятий.

Скромность. Арсеньев запрещал соратникам нарекать географические точки его именем, а таких попыток было немало. Лишь после смерти Владимира Клавдиевича в его честь стали называть села, деревни, реки, города, горные вершины. Орочи как-то решили назвать Арсеньевским одно селение в Приморье и сообщили об этом Владимиру Клавдиевичу. Он тут же отклонил просьбу и сообщил, что первым это село описал топограф Устинов из Никольск-Уссурийска. Тогда на карте и появилась Установка. Арсеньев всегда упоминал в книгах и статьях своих помощников. В дневниках, лекциях и отчетах он неизменно перечислял фамилии соратников — стрелков, проводников, офицеров, ученых и руководителей.

Фото. Анатолий Арсеньев, старший брат Владимира Клавдиевича

Переписка. Успехи в изучении Окраины, отзывчивость и готовность помочь каждому, кто ею интересуется, влекли к Арсеньеву людей со всех концов страны. Он вел обширную переписку. При большой занятости каждый день отправлял хотя бы одно письмо. Почерк у него был прямой, красивый и четкий. Даже в годы интенсивной работы над дилогией «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» он аккуратно отвечал на все письма. Правда, ему помогала супруга, сын, брат с женой Верой Яковлевной. Он не просто отвечал на письма, а высылал своим корреспондентам фотографии, выписки из дневников, карты, отправлял в дар книги и редкие экспонаты. Музеи Москвы, Казани, Одессы, Иркутска, Благовещенска получали от него порой целые ящики таких экспонатов. Жена и брат считают, что за 30 лет жизни на Дальнем Востоке наберется несколько тысяч корреспондентов Арсеньева.

Владимир Клавдиевич письма и печатные работы подписывал тогда так: Арсеньев-Уссурийский или Арсеньев-Сихотэ-Алиньский.

Он завел несколько альбомов, в которых хранил письма выдающихся людей, в том числе академика Павлова, Семенова-Тян-Шанского, академика Комарова, Анучина, Горького, Нансена, Козлова, Гека, Потанина, Пальчевского и многих других. В Николаевске-на-Амуре Арсеньев приобрел редкие письма Георгия Седова и Можайского. В альбомах же был и автограф адмирала Макарова, которого Арсеньев глубоко чтил.

Географическое общество. В 1909 году Арсеньев был принят в Географическое общество. Оно помогло ему совершить несколько походов, издать труды, выступить в Петербурге в ученом кругу. «Я — дитя Географического общества,—часто говорил путешественник.— Без него я не стал бы Арсеньевым». С февраля 1927 года он—почетный член общества. Кроме того, он был членом географических обществ США, Англии и Общества изучения Маньчжурского края. У него было много самых неотложных практических дел: надо как-то использовать ту селедку, что массами выбрасывает в шторм на западный берег Сахалина; надо изучить Море розовых чаек— удивительную гигантскую 120-километровую полынью у южного побережья Чукотского полуострова от бухты Провидения до залива Креста; надо освоить японский способ добычи морской капусты, запасы которой на шельфе неисчислимы; надо бороться с браконьерами, которые хозяйничали в лесах Дальнего Востока.

Поездка в столицу. В ноябре — декабре 1910 года Арсеньев читает серию блестящих лекций в Петербурге и Москве. К ним он долго готовился, начертил цветную, богато иллюстрированную карту Уссурийского края. Начиналась она от северной части Сахалина и простиралась до Кореи. На карте были изображены представители местных народностей в национальных костюмах, обозначены горы, реки, озера, важнейшие города и селения Приморья. Карта была объемной и наглядной. В столице эту карту по праву назвали произведением искусства.

Читая лекции офицерам, ученым, юнкерам, студентам, он каждый раз призывал молодежь ехать на Дальний Восток. «Людей у нас мало,— говорил он.— Окраине и ныне нужны Дежневы и Атласовы. Придет к нам безымянный отважный человек, а уедет Ермаком или Шелиховым». Лекции Арсеньева внимательно слушал знаменитый русский путешественник, исследователь Монголии и Тибета Петр Кузьмич Козлов, который сказал: «Капитан Арсеньев совершает подвиг. Исполать ему!» Он поздравил Владимира Клавдиевича, дружески облобызал и пригласил к себе.

Беседа с Козловым. У Козлова дома были чудеса: древние рукописные книги, предметы азиатской старины, письма Пржевальского, Роборовского, Потанина, Грум-Гржимайло, Певцова, ученых Европы. После беседы с Козловым 38-летний Арсеньев понял, что в исследованиях и путешествиях нужен масштаб, что надо стать «освобожденным для науки» офицером, какими были Пржевальский, Роборовский и сам Козлов. (В 1911 году эта цель осуществилась, Арсеньев остался офицером, но мог работать по министерству земледелия.) Владимир Клавдиевич познакомился с путевыми записями Козлова, побывал в архивах и музеях, где хранились собранные им материалы по Центральной Азии. Козлов подарил Арсеньеву письмо Пржевальского, ставшее подлинным сокровищем Владимира Клавдиевича.

Блестящие лекции в столице, похвалы больших ученых вынудили военных чиновников забыть о его демократизме, участии в революционном движении его сестры и брата. Едва Арсеньев вернулся в Хабаровск, как ему присваивают звание капитана. В 1913 году он уже подполковник, а затем и полковник.

Начало работы над дилогией. Еще в первой большой экспедиции 1906—1907 годов Арсеньев стал вести литературный дневник, который позднее и составил основу знаменитой дилогии «По Уссурийскому краю» и «Дерсу У зала». Хабаровская газета «Приамурье» в 1913 году опубликовала отрывки из этих книг. Сестра жены Арсеньева Лидия Константиновна вспоминает, что в Петербурге зимой 1910 года Владимир Клавдиевич диктовал ей куски «По Уссурийскому краю», так как она знала стенографию. В это время Арсеньев был директором Хабаровского музея. Он широко раскрыл его двери для учащейся молодежи, всех слоев населения, привлек к работе помощников-добровольцев. Каждому активисту директор выдавал наградной билет, который сам подписывал. Он превратил музей в инструмент просвещения народных масс и пропаганды богатств Дальнего Востока. В музей приводили на экскурсии и солдат. Арсеньев особенно охотно выступал перед ними, прося после окончания военной службы не покидать этого края.

Следопыт Арсеньев. В лесу Арсеньев удивлял спутников своим умением легко читать тайные знаки таежной жизни. По ведомым только ему следам он определял: «Впереди шалаш у реки», «Недалеко хорошее место для привала», «Тигр поблизости». Старательный ученик своих проводников и внимательный наблюдатель, он стал подлинным следопытом. Около 30 проводников сопровождали его экспедиции, и у каждого Владимир Клавдиевич учился читать приметы на земле, траве, камнях, узнавать следы животных. Брат Александр вспоминает, что Арсеньев хотел написать книгу «Следопыт в тайге», чтобы передать накопленный опыт и знания. Путешественник изучал народную медицину, интересовался средствами борьбы с цингой.

Арсеньев всегда берег лес от огня и приучал к этому всех. В каждой деревне, селе или заимке Владимир Клавдиевич часто говорил об этом. Носил с собой впечатляющие фотографии горящей тайги и показывал их в городе и в селах. Селянам он объяснял гибельные последствия лесных пожаров. Его крайне возмущали иные переселенцы, которые умышленно поджигали лес, дабы иметь больше пашни.

Проекты Азийских походов. Беседуя в Петербурге с Арсеньевым, исследователь Центральной Азии Петр Кузьмич Козлов дал совет организовать крупные экспедиции, обещавшие значительные открытия. С тех пор Владимир Клавдиевич стал путешествовать по... картам Кореи, Китая, Монголии, Тибета. Зимой он раскладывал карты на полу, диванах, столах, даже на шкурах тигра и медведя в гостиной. «Квартиру превращаешь в штаб»,—шутила Анна Константиновна. Изучая карты, Арсеньев совершал мысленные путешествия, в которые никогда не думал отправляться. Приехавший в Хабаровск брат Александр, инженер-землеустроитель, тоже очень хорошо знал карты. Дядя Шура, как его звали домашние, порой тоже участвовал в обдумывании гипотетических «Азийских переходов» Арсеньева.

Фото. Дядя Шура, землемер,—младший брат Арсеньева

Таежные друзья. Когда читаешь отчеты, записки, доклады и ходатайства Арсеньева, видишь, как он убедительно и страстно, а порой с негодованием заступался за угнетенные народы Окраины. Много добра сделал он орочам, гольдам, удэгэ, тазам, нивхам. И лесные люди всегда помнили своего «капитана». Зимой они приезжали в Хабаровск на нартах к Арсеньеву в гости. Гольды, удэгэ и тазы ставили палатки во дворе Арсеньева, где и ночевали в любой мороз, не желая спать в душных комнатах, где «лесом не пахнет», где «дышать нечем». Арсеньев угощал их пельменями, крепким чаем, борщом со сметаной, компотом, который гости особенно жаловали. К больным он приводил русских врачей, покупал им лекарства. Анна Константиновна вспоминает, что, если представители удэгэ, орочей, тазов и гольдов ходили к генерал-губернатору или другим представителям власти в Хабаровске, Арсеньев сопровождал их. Порой он был переводчиком.

Крепкая дружба с местным населением позволила Владимиру Клавдиевичу записать рецепты многих народных лекарств и снадобий, названия целебных трав. По крупицам собирал он ценный лечебный опыт людей тайги, начисто отвергая шаманство. Наиболее эффективные методы лечения Арсеньев давал для проверки известным хабаровским врачам.

Рождение дилогии. Из дневников видно, что Владимир Клавдиевич даже во время таежных походов неустанно занимался литературным трудом. У него существовало даже специальное расписание на этот счет. Близкие считают, что он начал писать дилогию после 1906 года. В 1910 году он сообщает этнографу Штернбергу: «Я думаю, что в два года закончу свои две книжки «По Уссурийскому краю»». В 1912 году Арсеньев пишет, что отменил все дальнейшие походы, дабы литературно отчитаться за прошлые экспедиции. А в июле 1915 года уведомляет ботаника Комарова: «Я только что закончил свой большой труд «По Уссурийскому краю»».

О некоторых деталях рождения дилогии рассказывают близкие. «Умей работать для науки и умей ясно писать для народа»,— перефразировал Тимирязева Владимир Клавдиевич. И он стремился создать общедоступную книгу о своих лесных странствиях. Жена и сын переписывали его черновики. Порой Владимир Клавдиевич писал при свечах: это напоминало ему тайгу. Арсеньев был требователен и к точности изложения, и к научной правдивости. «Не могу пустить в печать, пока не проредактирую все, что касается растительности»,— писал он Комарову. Рукопись своей книги он дал на рецензию этнографу Лопатину, ботанику Десулави, лингвисту Аза-довскому, естественнику Гамаюнову, биологу и охотоведу Дзюлю, краеведам Михельсону и Глуздовскому и другим. Каждое дельное замечание Арсеньев учитывал и немедленно вносил исправление в текст.

Дилогия Арсеньева вышла в свет в 1921 —1923 годах во Владивостоке. Советская власть поддержала автора. Приморский совнархоз выдал автору несколько сот экземпляров книги. Владимир Клавдиевич отправил их молодежи столицы с призывом осваивать Дальний Восток. Многие дальневосточники говорят, что приехали сюда после знакомства с произведениями путешественника.

Вокруг дилогии завязались споры. Строгие документалисты считали, что первое издание дилогии вышло именно в указанные выше годы. Но вот близкие Арсеньева—жена, сын, брат, сестры, дочь, племянники—утверждают, что книга выходила в Петрограде или Москве еще в 1916—1917 годах. Так ли это? Не верить свидетельству близких нет оснований. Надо думать, что, может быть, где-то сохранились экземпляры этого редкого издания, выпущенного, вероятно, мизерным тиражом.

Маньчжурия. В 1916 году Арсеньев ездил в Маньчжурию и прочел в Харбине серию лекций об Уссурийском крае, бассейне Амура, сибирских народах и шаманах. Выступал он в Обществе русских ориенталистов. В Маньчжурии он завязал связи с русскими специалистами, работавшими на Китайской восточной железной дороге. С их помощью он пополнил коллекции Хабаровского музея и был избран почетным членом Общества изучения Маньчжурского края.

«Ледовый поход». Нет цены воспоминаниям сына Арсеньева Владимира Владимировича о «Ледовом походе». В отличие от Тибетского, Маньчжурского, Корейского или Монгольского гипотетических путешествий экспедиция на Север к Ледовитому океану была задумана всерьез. С весны 1911 года, после возвращения из Петербурга, Арсеньев стал обдумывать масштабный поход. Вспоминая советы Гека и Кирилова, он выбрал Север. Владимир Клавдиевич стал перечитывать документы, книги и статьи о Дежневе, Лаптевых, Атласове, Стадухине, Беринге, Чирикове, Врангеле, Шелихове и других первооткрывателях. «Я удивился,— вспоминает Владимир Владимирович,— что в рассказах отца на наших вечерних занятиях вдруг появились холодные места Окраины: Лена, Яна, Индигирка, Охотье, Гижига с ее 15-метровыми приливами, Якутия, Чукотка, Колыма, Ледовитый океан, море Беринга. На полках отца теперь прибывали книги и справочники, вырезки журнальных и газетных статей о северо-восточных землях России. Я терялся в догадках». «Хочу пойти в Ледовитый поход»,— наконец объявил Арсеньев сыну. Началась долгая и тщательная подготовка. Анна Константиновна стала выписывать мужу нужные места из словарей и справочников, касавшиеся народов, обитавших вдоль «Угун Аяна» (Дальнего Пути). Так Арсеньев назвал свой Северный поход. Он решил проложить маршрут строго по 135-му меридиану, на котором стоит Хабаровск.

В 1913 году знаменитый норвежский полярный путешественник Фритьоф Нансен приезжает в Хабаровск. Здесь он знакомится с планом «Ледового похода» и дает Арсеньеву советы, как победить мороз и льды. У Арсеньева уже готова к этому времени подробная цветная карта «Угун Аяна». На ней красным пунктиром обозначен весь огромный собако-оленный путь из Хабаровска к Ледовитому океану. В эту рискованную экспедицию Арсеньев хотел взять 12 выносливых и смелых людей, готовых отдать жизнь для достижения цели. Анне Константиновне этот «Угун Аян» очень не нравился, и она называла его «Поход навстречу смерти», «Поход на тот свет». Путь из Хабаровска к Ледовитому океану можно было проделать проще — выйдя в верховье реки Лены или реки Колымы, а затем сплавиться по ним в океан. Однако Арсеньев разработал более сложный маршрут—река Алдан, его притоки, река Адыча, мало изученная река Яна и по ней — в Янский залив моря Лаптевых. Помогать Арсеньеву в 4000-верстном походе должны были русские, якуты, орочены, тунгусы, ламуты, эвены-эвенки. Владимир Клавди-евич знал, что участников экспедиции ждут 50-градусные морозы, гнус, болота, заломы, болезни, Непропуски, безлюдье и голод. «Ледовый поход» делился на «пешую часть» — в 4000 верст и «морскую часть» — в 7000 верст. Проделав всю запланированную научную работу, можно было вернуться во Владивосток морем. Даже сейчас, в век радио, развитого ледокольного флота и полярной авиации, такой путь представляется тяжелым и опасным. «Ледовый поход» должен был стать самым длинным меридиональным путешествием за всю историю. Арсеньеву советами и средствами помогали множество людей. Арсеньев намеревался отправиться в путь в 1915 или 1916 году, после сдачи в печать своей дилогии. Но начавшаяся первая мировая война нарушила все планы.

Во владивостокском отделении Географического общества хранятся северные фотографии, собранные Арсеньевым. Здесь Камчатка, Анадырь, Охотье, Чукотка, Колыма, Якутия, остров Врангеля, мысы Дежнева и Сердце-Камень.

Владимир Клавдиевич не оставил идеи совершить переход «Угун Аян» до конца своих дней, он говорил: «Имей я три жизни, прострочил бы ногами Северо-Восток России. И мы бы кое-что сделали для прекрасной Северной русской земли».

Камчатка. Камчатка для него всегда была землей притягательной. Огромные вулканы, гигантская трава, в которой исчезает всадник, медведи-исполины, несметные стада рыбы, гиганты крабы, глухие леса, каланы. Камчатка была слабо заселена: в Петропавловске в 1913 году насчитывалось всего около 1000 жителей. И вот в 1918 году Арсеньев плывет на Камчатку. Его первый камчатский дневник пока не обнаружен. Напомним, что Арсеньев много лет лелеял мысль написать о Камчатке такую же художественную книгу, как и об Уссурийском крае. В ряде своих работ Арсеньев ратует за то, чтобы оградить полуостров от браконьеров, сохранить богатства его фауны. Арсеньев знал, что в составе экспедиции Витуса Беринга находился натуралист Георг Стеллер, сделавший много редчайших записей. Но большинство из них пропало. На Камчатке, на Командорах, в Николаевске, Охотске, на Сахалине Арсеньев расспрашивал знающих людей о судьбе утраченных рукописей. Но поиски оказались безрезультатными.

Охота за Арсеньевым. В октябре 1917 года полковник Арсеньев был уволен из армии; за ним началась форменная охота. Трудолюбивый, знающий, честный, он пользовался большим авторитетом в различных кругах Дальнего Востока. Многие белогвардейцы приглашали его сотрудничать с ними. Арсеньева хотели заполучить пепеляевцы, калмыковцы, семеновцы, колчаковцы, сановники всякого рода белых приморских «правительств». Иных из них Арсеньев даже не пускал на порог. Про атамана Калмыкова Владимир Клавдиевич говорил: «Кровавый Малюта Скуратов». Атамана Семенова он называл «разбойником с большой дороги». Давление на Арсеньева со стороны разного рода самозваных правителей было столь назойливым, что Владимир Клавдиевич подчас отправлялся в мнимые «походы», лишь бы не встречаться с «мумиями», то есть политическими мертвецами. Домашним же он говорил: «В годину испытаний Россию не брошу».

Клад Арсеньева. Арсеньев снимал дачу в густом лесу Хехцира, что в 30 километрах южнее Хабаровска. Здесь он иногда прятался от надоедливых беляков. Но даже сюда заявлялись их вербовщики. В 1918 году Арсеньева предупредили, что со дня на день на его дачу нагрянут семеновцы с предложением войти в их вооруженные силы. Зная грабительский норов семеновцев, Владимир Клавдиевич решил спрятать ценности от бандитов. Он взял 20-литровую квадратную в сечении банку и разрезал ее пополам. В одну половину вложил дневники, что были с ним, свою двухтомную работу «Страна Удэгэ», золотые и серебряные медали, часть рукописей, а также другие ценные для него вещи. Обе половинки он соединил и запаял шов. Эту банку он с сыном Владимиром тайно закопал за дачей. Действительно, вскоре в Хехцир нагрянула группа семеновцев. Получив твердый отказ Арсеньева, они в ярости, расшвыривая все, обыскали дачу и подполье, но ничего не нашли. Уехали, пригрозив пустить «красного петуха». Арсеньеву пришлось уехать во Владивосток. Лишь через много лет он вернулся в Хехцир. Увы, пожар уничтожил его дачу. Огонь и время сделали свое: все заросло кустарником. Как Арсеньев ни искал клад, обнаружить его не удалось. И поныне «сокровище Арсеньева» хранится на старом месте. На Хехцире покоится и прах проводника Арсеньева гольда Дерсу Узала. Специалисты-металловеды считают, что луженая бензиновая банка цела и сейчас, а ее содержимое лишь отсырело. Развод. Арсеньев не раз говорил: «Один сын—не сын. Два сына—полсына. Три сына—это сын». Он хотел иметь много детей, как и его отец Клавдий Федорович. Но Анна Константиновна после затяжной болезни не могла одарить его потомством.

Фото. Дерсу Узала: фото 1937 года

Они развелись. В 1919 году Арсеньев женился на Маргарите Николаевне Соловьевой (1892—1936), которая была на 20 лет моложе его. В 1920 году у них появилась дочь Наташа (1920—1970). Первую семью Арсеньев перевез из Хабаровска во Владивосток и до смерти своей помогал Анне Константиновне, часто навещал ее и сына. Анна Константиновна знала Арсеньева 40 лет, была его верным товарищем, их дружба не прерывалась и после развода. Подробные, почти на 1000 страницах воспоминания Анны Константиновны содержат немало ценных сведений. В пятидесятых годах она, Владимир Владимирович с женой и тремя сыновьями переехали в Находку. Там семье Арсеньева предоставили просторную виллу. Общественность страны тепло отметила 80-летие Анны Константиновны. Писатели Эренбург, Соболев, Твардовский, Михалков прислали ей поздравительную телеграмму. Умерла Анна Константиновна в 1963 году в Находке, 84 лет от роду.

Приглашение в США. Как уже говорилось, Арсеньев был членом Географического общества США. В годы разрухи после гражданской войны он получил из США письмо с предложением направить сына Владимира в США, где ему гарантировали хорошее образование. Арсеньев ответил отказом: «Пусть Россия разорена, но это наша Отчизна». Не хотел ехать к американцам и сам Владимир. Подобные приглашения Арсеньев не раз получал из Великобритании и Германии.

Поручительство коммунистов. Едва на Дальнем Востоке установилась Советская власть, Арсеньев начал оказывать ей деятельную помощь. Он сообщил сведения о тайных продовольственных складах, данные об амуниции, взрывчатке, снарядах, патронах. Передал штабные карты с горизонталями, дорогами и неизвестными тропами. В архиве хранится поручительство за Арсеньева от 1920 года известных всему Дальнему Востоку коммунистов Маркова, Часовитина, Рубцова. Три старых большевика со всей определенностью заявляют, что Арсеньев безраздельно предан Советской России. Сохранилась редкая фотография, на которой запечатлен командир Красной Армии Рубцов и полковник старой армии Арсеньев.

Сергей Лазо. Жена дяди Шуры Вера Яковлевна рассказала неизвестный ранее эпизод из жизни Владимира Клавдиевича. Он был знаком и поддерживал связь с Сергеем Лазо и Константином Сухановым—героями гражданской войны на Дальнем Востоке. Этот факт Вере Яковлевне сообщила ее сестра, жена военного специалиста А. К. Станишевского, который работал в штабе вместе с Лазо, а ранее с Сухановым. Станишевский и познакомил Арсеньева с этими героями революции. Недаром, по свидетельству близких, Владимир Клавдиевич так тяжело переживал смерть Суханова, а позже гибель Лазо и его соратников.

Москва и Чита. Немалый вклад внес Арсеньев в изучение Камчатки. После посещения Огненного полуострова и до 1925 года Арсеньев по совместительству работал в Управлении рыбными и морскими зверопромыслами. В 1924 году началось плановое освоение и развитие Камчатки. Арсеньева часто приглашают в Читу и Москву, где он дает советы, как и что брать в природных кладах Камчатки для народа. В эти годы он встречается со Всероссийским старостой М. И. Калининым. В 1924 году, когда отмечалось 200-летие Академии наук, Арсеньева приглашают на торжество как представителя дальневосточных ученых. В 1927 году он едет в Японию, где читает лекции.

Фото. Братья Арсеньевы: Александр, Анатолий, Владимир, 1928 год

Письмо Горького. Советское правительство уделяло все большее внимание Дальнему Востоку, который уже не называют Окраиной. Все большее количество хорошо оснащенных экспедиций едет на Тихий океан. И каждый руководитель считает своим долгом посетить Арсеньева, получить от него дельный совет. Дилогию Владимира Клавдиевича зачитывают до дыр. В 1928 году состоялось его заочное знакомство с Горьким. Дядя Шура вспоминает о первом письме Алексея Максимовича. Это было в феврале или марте 1928 года. Владимир Клавдиевич находился на работе, ему позвонили из дому: «Володя, большая радость! Тебе прислал письмо сам Максим Горький!» На письменном столе Владимир Клавдиевич обнаружил длинный голубой конверт иностранного образца и книгу в почтовой упаковке. Это было ставшее позже широкоизвестным письмо с добрыми словами о дилогии. Горький писал, что Арсеньев в этих книгах совместил в себе натуралиста Брема и писателя Фенимора Купера, что его вещь—прекрасное чтение для молодежи, что произведения Арсеньева следует переиздать в Москве. «Какое внимание! Какое внимание!» — растроганно повторял Арсеньев, перечитывая горьковское письмо. Арсеньев получил и том «Клима Самгина» с автографом.

В двадцатые годы Арсеньев часто наведывался в Москву. Он встречался с писателями столицы, выступал на литературных вечерах и диспутах. Дилогию Арсеньева переиздали в столице. В Москве Владимиру Клавдиевичу передали лестные слова Горького: «Еще какие нужные книги напишет нам этот таежный самородок Арсеньев». Между ним и Горьким завязалась дружеская и деловая переписка. Сам Владимир Клавдиевич, следуя горьковским традициям, активно помогал молодым литераторам Приморья, обращавшимся к нему за советом и поддержкой. Признанный авторитет в вопросах дальнейшего освоения Камчатки, Командор и Приморья, он много ездит по краю, помогая пострадавшим от тайфунов и наводнений. В 1930 году прославленный полководец гражданской войны В. К. Блюхер приглашает Владимира Клавдиевича к себе, чтобы узнать его мнение, как быстрее развивать экономику края. Летом 1930 года Арсеньев работал в устье Амура и на озерах Орель-Чля, где сильно простудился.

Болезнь буквально сжигает Арсеньева. 4 сентября 1930 года в расцвете сил, на 58-м году жизни, он скончался во Владивостоке. Его хоронил весь город. Холм венков покрыл могилу. Позднее писателю поставили скромный полированный гранитный памятник. Анна Константиновна и сын Владимир, как реликвию, хранили завещание Арсеньева, в котором он просил сделать на могиле в качестве эпитафии такую надпись:

«Ты мой учитель, мой утешитель и друг,
Ты мой храм, моя Родина—
Шумящий, шелестящий тихий лес».

Клады Арсеньева. Полвека назад ушел от нас Арсеньев, но он всегда с нами. 30 лет на Востоке России искал он клады для народа—плодоносные земли, уголь, серебро и золото, самоцветы, руды. Он помогал угнетенным, он учил, руководил, писал, исследовал. После Арсеньева осталось немало кладов, которые надо найти. Прежде всего это «хехцирский клад», тайник, в котором хранится «Страна Удэгэ» — труд всей жизни Арсеньева. Не найден и «клад Дерсу У зала» — плантация женьшеня, где ныне растет не менее ста драгоценных растений. Наконец, это рукописи его книг и утраченные дневники, которые, возможно, лежат в старых сундуках где-то в Приморье; быть может, в «красном» доме, где последние годы жил путешественник и где, по словам его дочери, имелся тайник в стенах. Где-то лежат толстые тетради — сборники легенд и сказок народов Дальнего Востока о тигре, женьшене, калуге, медведе. Надо найти первое издание дилогии, вышедшее в Петербурге или Москве. Возможно, эта книга найдется в зарубежных библиотеках.

Много работы предстоит и биографам Арсеньева. Надо искать польские дневники и записи. Весной 1900 года, уезжая на Дальний Восток, он оставил их в своей семье в Петербурге. В газетах и журналах Европейской России и Украины в 1895—1910 годах публиковались его рассказы и очерки, подписанные различными псевдонимами. Где-то лежит небольшой архив, который собрал соратник Арсеньева киевский студент П. Бордаков. Важно найти альбомы писем и автографов известных людей, собранные Арсеньевым. Надо разыскать подробную карту «Ледового похода». Могли уцелеть карты Азии, где рукой Арсеньева начерчены подробные маршруты его «путешествий-сказок» по Монголии, Корее, Маньчжурии и в Тибет...

Много совершил Арсеньев за свою жизнь, прославив себя и свою страну. Потому и немало нужно сделать, чтобы получить портрет этого человека во весь его богатырский рост.

Морж на скале

 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу