На суше и на море 1977(17)

Анатолий Ким

Плавучие острова

Рассказ

Мне как-то довелось узнать о странном озере с плавающими островами в Ивановской области. И вот, оказавшись во время командировки в тех краях, я выбрал свободный денек и съездил к озеру. Мне также было известно, что на берегу находится дом для престарелых инвалидов Великой Отечественной войны.

Остановился я в поселке у одинокой старушки. В комнате, куда поместила меня хозяйка, висел на стене ее портрет, написанный маслом. Работа была хороша, и мне стало любопытно, кто написал портрет. На мои расспросы старушка отвечала так:

— Портрет той нарисовал мой брательник Вова. Необыкновенный талант дал ему бог, да только судьба ему выпала несчастливая. Мы с ним остались сиротами в самую голодовку на Волге, побирались по дворам, как цыганята, да спас один человек, чекист Самохин, доставил обоих в детский дом. Так по детдомам мы с ним и выросли. А после-то сюда на фабрику работать приехала, замуж за здешнего вышла, Вовку к себе забрала, а потом и в Палех отправила учиться художеству, и выучился он. А тут война. Ушел он в первый же день и не вернулся боле. Ни жениться не успел, ни порадоваться жизни.

А портрет нарисовал перед самой войной, приехал в июне месяце, признался, что нашел невесту в Палехе. Отправилась она пока к родителям в Торжок, скоро приехать должна была сюда, познакомиться хотела со мной. Только не пришлось мне ее увидеть — слишком долго домой ездила. А Вова уж ее так ждал, скучал сильно, весь июнь до двадцать второго числа прождал. Уходил один на озеро, рисовал виды масляными красками, шалаш поставил на плавучем острове, кашу себе варил. Много картинок тогда нарисовал, я все берегла, да вот горели мы после войны, дом этот покойный хозяин заново поставил. А тогда все погорело у нас, и картинки Бовины тоже. Только успела я портрет со стены сдернуть... . .

Долго еще рассказывала старая женщина, а вскоре незаметно пришли сумерки, хозяйка замолчала, и наступила тишина в доме. Я думал о своем.

Жила в душе моей тайная печальная надежда. Отец не вернулся с войны, пропал без вести, и мы с мамой долго ждали его. Мама говорила мне, что сердце-вещун подсказывает ей: жив отец. Наверное, получил на фронте увечье и решил не возвращаться домой, чтобы не связывать нас... Я ничего не говорил матери в ответ, но про себя полагал то же и многие годы наводил справки.

На другое утро я отправился к озеру. Дорога шла через высокий старый лес, затем желтыми полями, мимо отдельных березовых кущ с такими белоствольными свежими деревьями, что невольно хотелось свернуть к ним и полежать на зеленой траве, глядя в небо и ни о чем не печалясь.

Уже возле самого озера, когда я пробирался мелколесьем по берегу узкого и длинного заливчика, навстречу попался пастух. Он доглядывал за стадом крупных черно-пегих коров. То был старик в длинном, до пят, брезентовом, видавшем виды плаще. Подбородок пастуха оброс седой щетиной, смотрел он сурово из-под насупленных бровей. Я спросил пастуха, где тут плавающие острова. Он ткнул палкой в сторону какого-то зеленого мысика, поросшего молодыми елками, и старческой трусцой, сгорбившись, побежал за коровами.

Я решил, что старик указал мне место, откуда видны плавающие острова. Озеро оказалось немалым, дальний край его был словно покрыт ровной блестящей фольгой. Над этой полоской зеркального блеска темнел лесистый берег. А недалеко, по прямой через серую выемку заливчика, на берегу стояло несколько больших деревянных строений. На светлом песке перед домами виднелись фигуры людей. Как я потом узнал, это и был дом для престарелых инвалидов... И не оказалось среди них моего отца.

Нет, не для него струили серебряный свет дали странного озера. Не отца моего утешала покоем и своим тихим чаровством эта добрая картина нашей жизни, а меня, безутешного сына. Я вновь испытал печаль неисполнившейся надежды, но не отрекся от нее. Долго я ходил по берегу озера, думая обо всем этом.

Зеленый выступ с елками, указанный мне пастухом, на самом деле оказался одним из плавающих островов.

Когда я ступил на него, под ногами зачавкало, вода проступила сквозь толстую травяную подушку и почва местами стала заметно прогибаться под моими ногами. Кое-где торчали высокие кочки, поросшие остролистом; из-за одной такой кочки с шумом вылетела дикая утка и, нежно посвистывая крыльями, низко понеслась над водой, почти касаясь ее лапками. Я догадался, что возле кочки гнездо утиное, хотел было проверить, так ли это, но потом решил не беспокоить зря птицу.

Поперек мыса, образованного плавучим островом, была протоптана тропинка—от воды и до воды. Я никак не мог понять, как и почему протоптали ее. Выбрав место посуше, я лег грудью на торфяной край острова и, опустив руку в воду, попытался измерить толщину этого удивительного зеленого плота.

И тут меня с берега окликнули. Подошел мальчик в большой кепке, крикнул, чтобы я скорее уходил с острова, потому что подул ветер и сейчас остров может оторваться от берега. Я послушался и вышел на твердую землю.

Мальчик оказался серьезным и смышленым, его мать работала медсестрой в доме инвалидов. Он был тщедушный, бледный, носатенький; большая новая кепка налезала на его оттопыренные уши, но руки он солидно закладывал за спину. Мальчик рассказал немало интересного. Острова постоянно блуждают по озеру, приставая туда, куда отнесет их ветер. Однажды туристы решили «покататься» на острове, так их всю ночь носило по озеру; утром подплыли за ними на лодке, сняли с острова еле живых от холода. А глубина озера страшная —говорят, сто метров, а местами и больше.

Я распрощался с мальчиком и еще долго гулял по берегу озера. Видел плавающие острова. Они и на самом деле плыли, едва заметно для глаза перемещаясь по воде. Я подходил кое к кому из сидевших на берегу инвалидов, расспрашивал их об островах. Старики мне многое порассказали об этом уникальном явлении природы...

Очень давно, неизвестно когда, случился здесь некий катаклизм, образовался глубокий провал в земле — гигантская воронка. Постепенно она наполнилась водой окрестных болотистых равнин. Так и родилось озеро. Говоря поэтично, оно было как вдавленный в землю сверкающий алмаз, а попроще — как глубокая чаша, до краев наполненная прозрачной водой. Крутые земляные стенки этой чаши размокали в воде и обрушивались, а легкая торфяная почва, лежащая вокруг озера, оставалась на плаву и после того, как глиняное основание опускалось на дно. Таким образом и получились, наверное, эти удивительные блуждающие острова.

Иногда их сбивает вместе в огромный зеленый плот, выносит на середину озера, и тогда оно выглядит намного меньше, потому что за высокими кочками и еловой порослью островков скрывается узкая полоска дальнего берега.

А то загоняет какой-нибудь остров в длинный заливчик в виде клина на его узкое оконечие, там и держит долгое время, может, и все лето. Тогда дорожка, идущая вокруг всего заливчика, переметывается напрямик через островок, намного сокращая путь пешеходу. Но однажды утром, проснувшись и выйдя на берег прогуляться, престарелые инвалиды не обнаруживают зеленого клина в заливчике, и вода там серебряно вскипает бликами, как ни в чем не бывало, а сам остров уже неизвестно где — ищи по всему озеру!

На острова, приставшие к берегу, иногда забредает скот, по ошибке заходят пришлые рыболовы, и тогда недалеко и до беды. Были случаи, коровы проваливались в заросшие травой и мохом широкие прорвы посреди острова, попадал в эти ямы и неосторожный человек.

Зимой озеро замерзает, превращаясь в обычное заснеженное чистое поле, на котором кое-где торчат темные метлища елок — знаменитые плавающие острова, вмерзшие в лед.

По весне, когда толстый лед тает в прогретой озерной воде, выдаются порой удивительно тихие, без единого шороха в обнаженном еще лесу, безветренные дни—и пламя свечи на улице не шелохнулось бы. В эти дни острова застывают на гладкой воде вразброс, где только их настигает безветрие. И преображенное озеро, словно облитое голубой глазурью, отражает опрокинутые вниз острием темные елочки, пролетающих над ним черных уток и белых чаек. И тогда озеро кажется видением, декорацией какой-нибудь сказочной оперы. Занавес уже взвился, но почему-то безмолвствует оркестр и никак не раздадутся звуки сверкающей увертюры...

А к концу лета над озером принимаются летать бесчисленные выводки подросших уток, садятся на воду. И по утрам, туманным и хмурым, выплывают из коряжистых глубин прибрежья огромные сомы, бесшумно подкрадываются к спящим на воде птицам. Утки с шумом взмывают ввысь.

Однажды на рассвете в желтых камышах у дальнего края озера вдруг взвиваются голубые дымки, и просторная чаша озерной тишины вмиг раскалывается от воинственной канонады. Непосвященный человек испугался бы или подивился этой внезапной стрельбе, но старики из инвалидного дома не пугаются и ничему не удивляются. Пробужденные грохотом выстрелов, лежа еще в своих постелях, старые ветераны войны отмечают про себя, что снова наступил день открытия сезонной охоты на уток и это палят охотники, наезжающие каждый год сюда, к просторному уединенному озеру.

А лет сорок назад, когда на покатом берегу не стояло еще никаких домов, здесь было тихо и первозданно, как во времена далеких древлян. Поля еще не доходили до приозерных пустошей, и лишь в нескольких километрах отсюда, в небольшом поселке, стрекотала маленькая ткацкая фабрика.

И оттуда, из поселка, по лесной пешеходной дорожке приходил на озеро молодой художник со счастливыми глазами. Он поставил на одном из плавающих островов шалаш, устлал его толстым слоем еловых лап, а рядом с шалашом устроил очаг, разрубив высокую кочку.

Целыми днями художник писал этюды. Набегал из лесной пахучей мглы ветер, качались мохнатые лапы на елках, гнулся остролист на кочках, и тогда тихо и странно отрывался от зеленого берега его кусок и волшебно плыл по водной глади, подгоняемый частым лепетом-плеском маленькой волны. Художник вздыхал, ибо не успевал кончить этюд, откладывал кисти и терпеливо ждал, когда остров вскоре найдет себе новое пристанище. И действительно, остров притыкался куда-нибудь, а художник начинал новый этюд. Иногда ему удавалось его закончить, иногда нет, но художник не очень печалился, если в разгар работы зеленый ковчег его тихо снимался с места. Он верил, что коли захочется человеку сотворить что-нибудь небывалое и прекрасное, то не нужно ни спешить, ни тревожиться, потому что, если он не успеет это сделать, все равно лик земли останется прежним и другой мастер отразит его в своем творении—и выйдет не хуже. Плавучий остров отойдет от берега, плавно развернется на ходу, и откроется глазам невиданная еще картина—новая грань прозрачного алмаза, который упал с неба и лежит в мягких ладонях земли.