На суше и на море 1976(16)

ВОСЬМИНОГИЙ ПИРАТ И ВОЗДУШНЫЙ ЗАМОК

Название может настроить читателя на ожидание волшебной сказки, истории, сплетенной из заоблачных мечтаний и морских ужасов. Вознесенное высоко в небо строение, пронизанное солнечными лучами, обрамлено светящейся аркой радуги. Внизу, у подножия горы, плещут волны прибоя. Бесшумно несется по волнам мрачный корабль под черными парусами. И вдруг погоня, пушечная пальба, скрежет цепей, вопли, проклятья, головокружительная смена засад, атак, схваток, разгрома, побед.

Ну так вот, сразу признаемся: ни поэтических измышлений, ни красочных выдумок в этом очерке не будет. Речь пойдет именно, буквально о воздушных замках, именно и в самом деле о Еосьмнногах пиратах. Можно даже уточнить: о подводных, пресноводных, воздушных замках и о пресноводных же пиратах пиратских.'

Непонятно? Терпение!

О ПАУКЕ, КОТОРЫЙ ОБХОДИТСЯ БЕЗ ПАУТИНЫ И НОЖКАМИ ПРИСЛУШИВАЕТСЯ К СИГНАЛАМ, ДОХОДЯЩИМ ДО НЕГО С КРУГАМИ НА ПОВЕРХНОСТИ ВОДЫ

«Бегущая по волнам» —так называется один из самых замечательных романов Александра Грина. О восьминогом создании из семейства ликозид можно сказать: «Скользящий по водной ряби». Правда, паук скользит по водной ряби, пользуясь всего лишь тремя парами ног, так как первая у него вытянута вперед, подобно антеннам. Паук невелик, так, паучишко, даже самые крупные самки не превышают сантиметра в длину. Им даже неведомо искусство плетения паутины; из всех паучиных талантов они обладают, похоже, лишь способностью правильно определять место, откуда исходят производимые барахтающимся насекомым колебания воды.

Подобно тенетнику, крестовику, сидящему в центре паутины и сразу узнающему, в какой ее части бьется в сетях муха, наш паучок, хоть он и находится совсем не в центре своей охотничьей территории, а на самой ее окраине, сразу точно определяет направление, в каком находится попавшая в воду добыча. Ему помогают в этом особые волоски на ногах. Можно бы сказать: они полощутся в воде, как полотнища на ветру, но слово «полощутся» дает повод подозревать, что они увлажняются. Нет, эти волоски не промокают, они гидрофобны.

В покое, ожидая сигнала, что где-то поблизости есть добыча, он стоит, но не горизонтально на поверхности воды и не вертикально на каком-нибудь камне или стебле на берегу, а наискосок, наклонно, под углом 45 градусов.

Забившись у берега под укрытие, он замер, опираясь четырьмя ножками одной стороны тела о поверхность воды, а другими четырьмя — о стенку берега или прибрежного камня, В такой позе, когда воспринимаются одновременно и неподвижная устойчивая опора, и поверхность, в которой могут распространяться колебания, чуткость и восприимчивость паучка значительно возрастают.

Пока самка паука носит на себе — на брюшке — кокон с яйцами, она больше отсиживается в крошечной земляной норке и неохотно спускается на воду. Но если ее в это время спугнуть, она поднимает брюшко вверх, держит его перпендикулярно оси тела, словно опасаясь увлажнить ненароком свой драгоценный груз. Она определенно торопится вернуться на сушу, укрыться на берегу.

Все это нетрудно наблюдать в лаборатории, поселив паука в аквариум, стеклянный прямоугольник, сверху донизу разделенный доской надвое, причем с одной стороны он заполнен грунтом, с другой — водой. Доску, отделяющую твердь от воды, хорошо подпереть из воды камнем. Тут-то и можно будет видеть, что паук сооружает себе на суше разные норки, в том числе, одну совершенно замечательную: выход из нее открывается прямо в воду!

Итак, паук замер в своей излюбленной позе, опираясь ножками о берег и о поверхность воды. Он ждет, слушает — слушает ножками, ведь именно лапки и служат у него органом, воспринимающим колебания водной глади, вызываемые чем-нибудь, что движется неподалеку. В природе — это упавшая в воду мушка, в опыте — это концы опущенного в аквариум звучащего камертона. И на колебания, расходящиеся от камертона, и на колебания, порожденные упавшим в воду насекомым, которое бьет намокшими крыльями, паук отвечает одинаково. Едва до его ножек дойдут края первых кругов, бегущих по воде, плавательные волоски отгибаются и паук поворачивается головой к месту, из которого исходит волнение. А через миг он, подобно стреле, спущенной с тетивы, устремляется вперед, скользя по воде еще легче и изящнее, чем какой-нибудь плавунец пли водомерка. Достигнув цели, если это насекомое,— паук сходу атакует его. Но если дело происходит в лаборатории, где в воду брошена муха, смоченная, скажем, спиртом, паук, не обращая внимания на запах, спешит к добыче прямиком и, только схватив ее, замирает и отшвыривает. Если выманить паука на давно убитую, основательно высохшую муху, паук, привлеченный дрожанием опущенного в воду рядом с приманкой камертона, схватывает муху, мгновение держит передней парой ног, потом выпускает и но спеша, похоже, лениво возвращается. Из этих простеньких опытов нетрудно заключить, что, хотя обоняние паука в охоте особой роли не играет, несвежей «дичью» он явно брезгует.

Добытую на воде пищу паук не уносит в гнездо, а хватает, как правило, короткими передними ногами, хелоцерами, прокусывает челюстными лопастями, высасывает содержимое тут же, на поверхности воды.

Если жертва сопротивляется, контратакует, паук на время отступит, а погодя, когда насекомое порастратит силы, барахтаясь и все больше намокая и грузнея, он вновь попробует схватить его. Может отступить и вторично, и еще раз, может провозиться с полчаса и больше, и только если насекомое все еще продолжает защищаться, паук окончательно отступает. Повернув к берегу, он скользит по воде, не оглядываясь.

Охотится паук и на суше. Здесь, судя по всему, он ориентируется с помощью зрения — атакует добычу, как только она становится видна отнюдь не далеко видящему охотнику, и, вероятно, даже с помощью слуха: возможно, жужжание и вызываемые им воздушные волны как-то воспринимаются волосками на ногах.

В аквариум поместили несколько плодовых мушек — дрозофил. Подчиняясь своим вкусам, они сползали к освещенным участкам сухой стенки, и тут, едва мушка оказывалась вблизи обиталища паучка, он выскакивал, хватал дрозофилу и затаскивал ее в норку. Вскоре оттуда высыпались прозрачные блестящие крылышки и членистые тонкие ножки.

В лаборатории паук продолжает жить и зимой. За неимением других насекомых его приходится кормить теперь личинками мучного хрущака, Личинку бросают в аквариум, а так как она на плаву почти не шевелится, то возле нее концом проволоки вызывают рябь на воде. Паук, вызванный таким способом на водную арену, получает свой дневной паек. А что получится, если насекомое опустить на воду в одно место, а сигнал подавать из другого? Поблизости, но в стороне.

Была начата новая серия экспериментов, они показали: даже когда паук сидит в засаде за ширмой, скрывающей от него арену, как только колебания поверхности воды достигают плавательных волосков на ногах, он устремляется по прямой к концу проволоки или месту, где в воду опущены ножки звучащего камертона, которыми и порождаются круги. Если в поле зрения паука, пока он еще не добрался до источника колебаний, возникает плавающее на воде насекомое, охотник круто меняет направление бега, поворачивает в сторону добычи и хватает ее.

Так удалось определить силу зрения паука, установить расстояние, на каком он перестает видеть добычу. Когда же зрительные сигналы не отвлекают паука, он добирается до проволоки, пробует за нее ухватиться, часто поднимается вверх, словно ищет цель, потом выпускает проволоку из ножек и возвращается на воду, и, поддерживаемый пучками плавательных волосков, вскоре направляется к своему постоянному месту у берега или даже в норку.

Не всякое волнение поверхности, не всякие доходящие до паука круги воды зовут и приманивают его. Слишком сильное волнение, чересчур высокая волна свидетельствуют, что они порождены чем-то более крупным и сильным, чем, скажем, муха, и они паука отталкивают, пугают.

В биохимии привлекательные, зовущие, манящие вещества получили название аттрактантов; отпугивающие, отталкивающие — репеллентов. Студенты обычно применяют эти биохимические термины, исследуя перемещения водяных пауков, и, используя свой студенческий язык, называют аттрактанты «привлечентами», а репелленты — «оттолкантами», из-за чего на экзаменах со многими происходят не всегда веселые приключения. Пользуясь обоими терминами, можно сказать, что слабое волнение привлекает паука к источнику, производит аттрактантное, или по-студенчески, «привлечеитное» действие. Сильное же волнение,пугает паука, оказывается репеллентом, или «оттолкантом». Во втором случае, услышав лапками, что сила волнения превышает привлекательный уровень, паук не только не стремится к центру, из которого расходятся волны, но, наоборот, пускается в бегство, прячется.

Талантливая польская исследовательница доктор Мария Берестинська-Вильчек попробовала охарактеризовать эти явления в измеримых величинах. Она стала проверять, как действуют на паука определенная частота и разная; сила колебаний, исходящих от центра, вызывающего волнение. Простенький генератор, работающий от обычных электробатарей, позволил регулировать частоту сигналов, преобразуемых в механические колебания. Меняя положение генератора в аквариуме и характер его работы, удалось довольно четко определить зону влияния сигналов и, следовательно, установить границы, за пределами которых сигналы уже не срабатывают.

Однако все это не означает, что состояние подопытного паука, его настроение в момент опыта и т. д. не сказывается на результатах. Важны, к примеру, возраст, пол паука, особенности его обиталища. Взрослые самцы охотнее выбегают на зов волны, легче отзываются на сигнал, идущий от добычи. Взрослые самки выходят на промысел осторожнее, с меньшей охотой. Самки в пору, когда они носят кокон, мы уже знаем, менее подвижны. Молодые паучата трусливы: сигнал, приманивающий взрослых, молодых обращает в бегство. Их привлекает «дичь» не крупнее плодовой мушки или значительно более крупная, но гораздо менее подвижная личинка хрущака.

Но самым важным регулятором готовности наука отозваться на сигнал является его аппетит.

На паука, занятого свежеванием добычи, позывные сигналы не производят никакого впечатления. Конечно, мы не вправе перефразировать известное: когда я ем, я глух... Нет, ножки паука не глухи и в это время, наук может даже прервать трапезу, повернуться «лицом» к волне. Но и только. Через мгновение он вернется к уже пойманной «дичи». Похоже, он следует принципу: куда лучше кроха-дрозофила в хелицерах, чем самая заманчивая мясная муха в дальних сферах! Но разумеется, он не способен ни рассуждать, ни взвешивать «за» и «против», не способен выбирать — он просто действует сообразно тому, что подсказывает инстинкт: паук вернется в норку, если будет сыт; голоден — побежит к очередной добыче.

Недоедавший какое-то время паук отзывается на самое слабое колыхание воды. Когда в опыте паука проморили голодом сутки, он перестал проявлять разборчивость по отношению к силе и частоте колебаний.

Опыты свидетельствовали: при пустом животе паукам слышна и слабая рябь на воде, а при полном брюхе они и к сильной волне глухи.

Но и тут есть свои границы: чересчур большая волна отпугивает, обращает паука в бегство, как если бы он избегал риска встретиться с непомерно крупной добычей. Это правило, хотя и в разной мере, распространяется и на голодных, и на сытых. Видно, голод все же не так страшен, как сильный противник, способный одолеть в схватке.

На ложный вызов — звучащий камертон без вознаграждения — голодный паук совершал бесполезный пробег по воде хоть десять раз подряд, тогда как сытый переставал реагировать на лжесигнал после четырех-пяти безуспешных пробежек.

Точно так же и отдаленность источника волнения по-разному влияет на сытых и голодных пауков. Сытый отправляется за добычей иногда, только если она рядом, скажем, сантиметрах в пяти.

Голодный не ленится и на куда более дальний путь. К центру колебания воды паук бежит, ориентируясь только по волне, наперерез ей, перпендикулярно. Когда он достаточно приблизится к добыче, вступают в действие обычные органы чувств: зрение, слух, обоняние.

Одинаковой силы высокие тона действуют на короткий радиус, низкие — на более длинный. И еще: важно также, насколько уверенно паук чувствует себя в своем водоеме или аквариуме, достаточно ли он освоился там. Только что пойманные и пересаженные в лабораторный аквариум, пауки ведут себя на новоселье крайне робко. Если и спускаются с берега на поверхность воды, то не более чем семью ножками: правой или левой задней новичок продолжает держаться за землю, за берег, за прибрежный камень. Проходит иной раз недели две, прежде чём переселенец почувствует себя «как дома», осмелится ступить с суши на воду, отправиться на промысел, подчинившись зову камертона или барахтающегося в воде насекомого.

Интересно бы полнее изучить, как доходят до паука сигналы, распространяющиеся по воде. Мы уже знаем, что важную роль здесь играют плавательные волоски на концах ножек. Это осязающие волоски. Под воздействием сигнала они механически меняют положение и сохраняют его все время, покуда сигнал продолжает действовать. Смена положения волоска связана с восприятием словно бы звукового сигнала, порождаемого волнением воды. Похоже, паук обладает незнакомым человеку чувством, которое можно бы назвать «слух-осязание».

Однако неправильно было бы на этом завершить рассказ об охоте водяного паука. Пока паучок в засаде ожидает, что вслед за краем первого круга воды его поднимет и вновь опустит пробегающий под ножками край следующего, сигнал этот побуждает его повернуться головой к источнику волнения. Это волнение зовет его к барахтающемуся в воде насекомому. Но когда цель достигнута, добыча схвачена, корм съеден, паучок тут же, в каком бы положении он ни оказался после всех схваток с жертвой, поворачивается головой в ту сторону, откуда пришел, и аккуратно возвращается к месту стоянки. Какие механизмы указывают ему сейчас верный путь, что служит для него ориентиром, где его компас и секстант? От чего он отсчитывает нужные румбы? Ничего этого мы пока не знаем. Известно только, что, утолив голод, паучок, спешит уже не против волны, к центру, куда его звала добыча, а домой, к берегу, или как раз в сытости и скрыт секрет? Не удовлетворенный ли аппетит и гонит паука в старую бухту? Это-то возможно, но все равно неясно, как он выбирает направление.

Мы еще не успели сообщить, что именно этот паук именуется по-латыни «пиратус пиратикус», что значит пират, пиратский, а по-современному сверхпират.

О ПАУКЕ, СООРУЖАЮЩЕМ БАТИСКАФЫ, А ТАКЖЕ О НАТУРАЛИСТАХ, ПЕРВЫМИ ЗАГЛЯНУВШИХ В ЕГО ПОДВОДНЫЕ ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ

Аргиронета акватика — небольшой, размером до 15 мм, оливково-бурый паучок, в просторечии именуемый водяником. Все тело его, как у других ведущих водный образ жизни членистоногих, покрыто гидрофобными, водоотталкивающими волосками, а помимо того, ноги его — еще и особыми длинными плавательными щетинками. Среди этих волосков и щетинок и задерживается воздух, необходимый для дыхания под водой. Паук опускается в воду, словно в серебристой мантии, откуда и пошло его второе название — серебрянка. Подобные приспособления неоригинальны: они довольно широко распространены среди разных водных насекомых; да и в прочих отношениях ни строением тела, ни физиологически аргиронета в сущности не отличается от обычных пауков. Но образ жизни его настолько отличен от других, что зоолог Валькенер, считал возможным всех пауков разделить на две группы. В одну должны бы, по его мнению, войти все пауки земного шара. Это была бы группа пауков сухопутных. В другую — только один вид — аргиронета.

Вот действительно превосходная иллюстрация исключительной гибкости и изменчивости поведения: оно может поразительно отличаться от всего привычного, притом анатомия целого и строение отдельных членов почти неизменны и вполне шаблонны.

Первое упоминание о водяном пауке — строителе подводных воздушных дворцов — найдено в трудах жившего в XIII в. Альберто фон Большедта, известного также под именем Альберта Великого. Описание водяного паука у него не свободно от существенных ошибок. Альберт сообщал, к примеру, что водяной наук получил свое название не потому, что живет и плетет паутину в воде, но потому, что свободно бегает по поверхности воды, сохраняя ноги сухими. Такие пауки есть, об одном, таком пауке мы уже знаем. Но водяник (серебрянка) не только скользит по ряби, но и в совершенстве приспособлен к нырянию, к подводному плаванию, к сооружению подводных логовищ из паутины. Он почти одновременно и довольно точно был описан свыше двухсот лет назад Карлом Линнеем в первом издании его сочинения о шведской фауне и тремя французскими авторами в томике, озаглавленном: «Мемуар, составляющий начало естественной истории водяного паука». Описания, как сказано, сделаны были почти одновременно. Почти. Все же честь первооткрывателя этого вида принадлежит Линнею: его книга с описанием аргиронеты вышла в 1746 г., а томик трех французов — в 1749-м. Позже тот же паук изучался голландцем де Геером, шведом Клерком, французами Жоффруа и Малькене, немцами Меньге, Грубе, Кноохом, а также знаменитым Фабрициусом, чье имя значится в официальных видовых названиях множества насекомых и пауков. Нет необходимости продолжать дальше список натуралистов, занимавшихся водяным пауком, и прослеживать историю исследовательской эстафеты, передававшейся из поколения в поколение, из страны в страну. Число исследователей давно превысило сотню, а число публикаций о серебрянке исчисляется уже тысячами. Но по сей день из всех исследований выделяется труд нашего соотечественника Владимира Александровича Вагнера, напечатавшего в 1900 г. в 14-м томе «Бюллетеня московского общества испытателей природы» обстоятельную статью «Водяной паук, его индустрия и жизнь, как материал сравнительной психологии».

Нельзя ограничиться упоминанием Вагнера, не сказав несколько подробнее об этом выдающемся деятеле науки. В области зоопсихологии у Вагнера не было среди русских ученых никаких предшественников. И тем не менее он с первых шагов в биологии переключился на этот новый род исследований. «Так мог поступить,— писал впоследствии известный советский ученый профессор Догель,— только исключительно крупный и одаренный человек, каким и был Владимир Александрович. Нельзя сказать, чтобы путь Вагнера на этом новом поприще был гладок. Не только сам характер работы представлял ряд трудностей, требовалась выработка новой методики и так далее, да и отношение к зоопсихологии в ученых кругах того времени было довольно скептическое». Однако Вагнер работал с огромным увлечением и убежденностью, сосредоточившись на изучении инстинктов и поведения животных. Свыше полувека посвятил он исследованиям этих проявлений жизнедеятельности на множестве зоологических объектов, включая и высших позвоночных.

ГЛАВНЫЙ ТРУД О ПАУКЕ-СЕРЕБРЯНКЕ, А ТАКЖЕ РАССКАЗ О ТОМ, КАК ПАУК УКРАСИЛ СВОЕ ГНЕЗДО БЛЕСТКАМИ МИШУРЫ, И О ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ НАБЛЮДЕНИЯХ

Изучение пауков, и особенно серебрянки, заняло большое место в жизни и трудах Вагнера, а выводы его из некоторых опытов, проведенных с серебрянкой и описанных в главном труде о ней, не потеряли значения и сейчас. Серебрянка обитает в воде болот, канав, прудов, где ее нетрудно найти с весны и до поздней осени чуть ли не в любой плавающей но воде раковине лимнеус или планорбис, в которые паук забивается, оплетая вход плотной паутинной сетью, и где он зимует. Каждая перезимовавшая самка строит для себя колоколообразное жилище под водяным мхом, водяной чечевицей, красновласником или другими водными растениями. К волоскам, которыми покрыто тело серебрянки, стоит присмотреться повнимательнее. На брюшке волоски особенно густы, на грудной пластинке их меньше. Благодаря необычайной густоте волосков, в большинстве коротких (но среди них есть отдельные длинные и жесткие), а также благодаря тому, что ни те, ни другие не смачиваются, среди них находит себе место воздух, причем длинные волоски поддерживают пленку натяжения между пузырьком воздуха и окружающей его водой.

Воздушная мантия, обволакивающая в воде самку и самца, неодинакова, так как у самца задняя часть спинной поверхности брюшка лишена волосков.

Паук время от времени протягивает между первой парой ног, лежащих надо ртом, свои задние лапки и смачивает их при этом прозрачным выделением предротовой полости. Это выделение подавляет развитие разных микробов и бактерий, так что, когда паук расчесывает и смазывает лапками волосяной покров, он словно совершает омовение живой водой, в зародыше пресекающей опасные для серебрянки заболевания. Оздоровительные омовения в воде — это, что и говорить, процедура, не лишенная оригинальности.

Пауки совершают туалет еще одним способом: смазывают отдельные части тела, главным образом грудь и брюшко, выделением паутинных желез. Для этого, укрепившись на чем-либо двумя передними парами ног, они подносят концы задней пары ног к прялкам, из которых извлекают шелковые нити, одеваемые на спинку, затем с помощью концов третьей пары ног смазывают таким же образом низ брюшка и груди. В это время, как и вообще во время бодрствования, глаза пауков светятся, словно фосфоресцируют. Зато, когда пауки бездействуют в своих логовищах, глаза их тусклы, словно погашены. Водоотталкивающие свойства не-смачивающихся волосков серебрянки оказались не чисто физической их особенностью. Вагнер первым обнаружил, что только на сытом, здоровом, сильном пауке его волосатая шуба не промокает. Паук хилый, ослабевший или голодный не способен сохранить на себе воздушную мантию, а так как паук тяжелее воды, то, едва воздух перестает окутывать его тело, оно увлажняется и идет ко дну. Одетый же в воздушную скорлупу, он сравнивается по удельному весу с водой и потому в состоянии, близком к состоянию невесомости, легко в любом направлении перемещается. Когда воздушная скорлупа особенно разрослась, пауку труднее опускаться вниз и отплывать в стороны, зато всплывает он прекрасно, что и дало повод для шутки по поводу того, что серебрянка открыла закон Архимеда задолго до знаменитого грека.

Добавим, что самцы серебрянки в течение большей части жизни в воде одеты воздухом примерно как и самки, но в пору поиска пары им требуется большая подвижность, и тут они в последний раз линяют, после чего созревший для брака жених выходит на свет с заметно удлиненными ногами, в хитине, который плотнее окутывается воздухом, и, что не менее важно, с более крупными глазами, которые должны помочь ему в поисках пары.

Как же и из чего сооружается дом серебрянки? Дом, написали мы, но отметим сразу, что дома у паука разные в зависимости от строителя и времени года. Самка и самец устраиваются каждый по-своему; самка строит одно - помещение для себя, другое - для детей. Летний дом отличается от дома для зимовки. Впрочем, основу сооружения, его скелет и арматуру постоянно представляют по-разному сплетенные паутинные нити. Из них серебрянки готовят реденькое полотнище, выстилая понизу место для поселения хоть под полувросшим в дно валуном, хоть в углублении под плавающим на воде древесным пнем.

Когда аргиронета, выстилая паутиной логово, протягивает основные нити по нижней поверхности водных растений, то ее строительными трудами создается оболочка, под которую паук и сносит воздух, постепенно заполняющий сооружение. Оно в конце концов расправляется на закрепляемых нитях, как купол парашюта на оттянутых книзу стропах. Но это только начало постройки.

Серебрянка продолжает увеличивать число креплений сбоку и снизу, свивая нити более толстые. В. А. Вагнер писал: «Это якорь подводного судна паука и охрана от вторжения докучливых насекомых и своей же братии». Писал он всегда просто, но ярко, красочно, доходчиво.

Самцы строят гнезда менее похожие на колокол, менее правильные по форме, чаще как бы конусовидные и потому несколько более узкие и высокие.

Если конец изогнутой иглы шприца подвести снизу в камеру, то, легонько поднимая его поршень, можно высосать из-под колокола весь воздух, причем шелковый парашют сморщится, опадет. Точно так же, возвращая поршень в исходное положение, можно вновь полностью расправить колокол.

Пауку, живущему под водой, приходится добывать воздух и для дыхания в плавании и для заполнения купола. Способы, какими это делается, не одинаковы. Воздух мантии, покрывающей бархатистые покровы тела серебрянки, сменяется свежим воздухом, когда паук всплывает и выставляет брюшко из воды. После этого он сразу, действуя всеми четырьмя парами ног, опускается на дно, окутанный проветренной, освежившейся мантией. Когда же аргиронета заготавливает воздух, чтобы перенести его под купол, она чуть приподнимает брюшко над водой, причем задние ноги держит не по бокам, а скрестив над верхней стороной брюшка, передними же ногами совершает резкие движения, увлекающие тело вниз с такой силой, что за концом брюшка образуется воронка, заполняющаяся воздухом. Пузырьки его, словно зачерпнутые с поверхности, паук уносит вниз, придерживая ногами, а внизу выпускает их под колокол.

Еще до начала кладки яиц серебрянка начинает усиленно производить паутину, которой густо оплетает траву вокруг колокола. Так строится защитная зона. Когда она сооружена, паук выстилает, вершину колокола рыхлой сетью нитей.

Следить за событиями в логове аргиронеты становится трудно, так как оболочка купола перестает быть прозрачной. Чтобы разобраться в происходящем, требуется достаточное число гнезд, которые через некоторые промежутки времени извлекаются для осмотра. Такие даже на короткий срок вынутые из воды сооружения для дальнейших наблюдений не пригодны: серебрянка покидает однажды потревоженное гнездо. Тем не менее терпеливые и изобретательные наблюдатели находят способ удостовериться, что серебрянка откладывает яйца, а затем, не переводя дыхания, затягивает паутинной сетью уложенные плотным комком яички. Так, в верхней части колокола появляется паутинный кокон с пакетом яичек, а ниже остается жилая часть гнезда.

Еще один вид подводных построек серебрянки — замкнутый, без входа в него шар или яйцевидно-овальный кокон из паутины особого рода — почти стекловидной. В таких логовищах серебрянка уединяется на время линьки и с наступлением осенних холодов. Зимние коконы не только водонепроницаемы, они подолгу сохраняют форму и в спирте.

В природных условиях гнезда серебрянки прекрасно замаскированы веточками водных растений и водорослями. Как возникает такая маскировка, являющаяся на первый взгляд чудом предусмотрительности?

Если поместить несколько пауков в стаканы с чистой водой и опустить в один стакан тонкую стеклянную палочку, как это сделал В. А. Вагнер, в другой бросить две пробки, пусть даже одна будет с сургучным верхом, в третий высыпать на дно мельчайший разноцветный бисер, то в конце концов стеклянная палочка окажется подтянутой паутиной логовища и приподнимется над дном, пробки будут пришвартованы к ней, а бисер оденет гнездо красочной чешуей. Это сделали не серебрянки, а эластичные паутинные нити, которые она беспорядочно прикрепляла к разным участкам стенок и ко всему, с чем паук сталкивается, плавая в воде. Стягиваясь, сокращаясь, паутинки на глазах у наблюдателя оплетают гнездо подвижной зеленью водорослей, смещают и поднимают прозрачную стеклянную палочку, одевают воздушный колокол блестками бисера. Здесь строительное искусство паука связано с технологическими свойствами паутинной нити, которая сокращается, притягивая зелень к обиталищу, плавающему в воде.

Сходно — словно сами по Себе — действуют и другие механизмы строительной деятельности серебрянок, независимо от того, что за логовище сооружалось, что за кокон сплетался.

В. А. Вагнер особо подчеркивал, что молодь, выводясь из отложенных серебрянкой яичек, подрастает, а впоследствии ведет себя точь-в-точь как взрослая аргиронета, хотя ни одному из пауков нового поколения не доводилось видеть, что и как делала их мать, точно так же как самцы аргиронеты, которым и вовсе не с кого брать пример, так как отца они никогда не видят.

«Описанное действие Аргиронета акватика, повторяемое из поколения в поколение неизменно одинаковым образом и проделываемое молодыми пауками без научения и опыта, — заключал В. А. Вагнер, — удостоверяет достаточно убедительно, что этот паук со своей прославленной индустрией не представляет исключения из общего правила и что архитектура его построек при гнездовании, как и остальных пауков, есть дело сплошь одного инстинкта».

Инстинктом объясняется и выбор места для сооружения гнезда. «Выбор серебрянкой точки приложения своих строительных способностей,— продолжал В. А. Вагнер,— мало чем отличается от факторов, определяющих «выбор места» подберезовиками, подосиновиками и поддубовиками». И возведение из паутины купола воздушных колоколов разного размера, и устройство сравнительно небольших коконов из паутины стекловидной, и ремонт таких сооружении, которые подчас кажутся вполне осмысленными, — все в строительной деятельности пауков ограничено присущими им инстинктами.

То же относится и к способности аргиронеты опознавать добычу или к способности самцов находить себе пару. Отложив яйца и затянув кладку паутиной, самка, пока не выведутся молодые, становится домоседкой, но, едва из яичек вывелись паучки, перестает охранять свои дом, а молодь принимается сама регулярно всплывать и заправляться воздухом для возвращения в материнское гнездо. Здесь паучки подрастают, дважды линяют, затем, навсегда покинув родной дом, уплывают, чтобы начать самостоятельную жизнь. Молодые аргиронеты охотятся, как и взрослые, за мокрицами и еще более мелкими водными обитателями, набираются сил, растут. На время третьей и последующих линек молодые и выстраивают себе те небольшие коконы, о которых уже шла речь.

Сбросив очередную рубашку, растущая серебрянка покидает и временный кокон, отправляясь в дальнейшие странствия. Они продолжаются до тех пор, пока паук полностью не созреет. Но это наступает не скоро. Зимой пауки не линяют, зимуют же они, спрятавшись в кокон, внутри раковин улиток. В них они опускаются на дно, и полая вода весной расселяет их, унося иногда на многие километры от места, где они зимовали.

Воздушные замки, самые фантастические, даже и в сказках не способны перемещаться, путешествовать, плавать, уноситься в неведомые края. А вот строители их перемещаются, путешествуют, плавают...

Известный натуралист В. Хэдсон, описывая нравы н поведение южноамериканских пауков-серебрянок, заключил: «Это самые замечательные из всех известных пауков, а их сооружения, для которых единственным строительным материалом служит в сущности только воздух, представляют самые замечательные произведения паучиной архитектуры и строительного искусства».

Сегодня к Этому можно добавить, что не только современные разведчики подводного мира во главе со знаменитым Жак-Ивом Кусто, но и инженеры, использующие воздух как строительный материал в оболочках разных форм, имеют в лицо аргиронеты заслуживающего , внимания предшественника.

ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ С ФРОНТА ИЗУЧЕНИЯ ВОСЬМИНОГИХ ПИРАТОВ и СТРОИТЕЛЕЙ ВОЗДУШНЫХ ЗАМКОВ

Когда В. А. Вагнер помещал серебрянок в стаканы с водой, в которые вставлял стеклянную палочку, бросал пробку или пригоршню бисера, пауки раньше или позже осваивались с этой непривычной для них обстановкой и сооружали свои воздушные замки, Но вот, еще будучи студентом, О. С. Пиотрович повторил опыт Вагнера, поместив серебрянок в идеально чистые сосуды с идеально чистой водой, и только. Если так можно сказать о сосудах с водой, они были совершенно пустые. В них не было ничего, кроме воды, никого, кроме серебрянок. Сколько ни ныряли бедные пауки, как ни старались к гладким стенкам сосуда пристроить край паутинной нити, ничего не выходило. Через сколько-то дней бесплодных попыток они так и не смогли приступить к сооружению гнезда, начали блекнуть, воздушная оболочка вокруг их брюшка стала исчезать, пауки один за другим погибли.

Нет, «идеальная» водная среда не для аргиронеты. В нормальных же природных условиях, они благоденствуют, равнодушные к тому, что их воздушными замками так интересуются натуралисты.

Но ими интересуются и маляриологи. Уже давно И. В. Васильев в работе «Уничтожают ли пауки комаров?» показал, что взрослые комары — обычный и малярийный, — попадая в паутину наземных тенетников, становятся их добычей. Пиотрович же показал, что водяные пауки-серебрянки уничтожают живущих в пресной воде личинок обоих комаров.

Но серебрянка, исправно охотящаяся на личинок комара в воде чистых водоемов, совершенно нежизнеспособна в водах, отравленных промышленными отходами. Опыты в сосудах показали: самой малой капли керосина достаточно, чтобы она расплылась, а серебрянка, только однажды всплывшая за очередной порцией воздуха и коснувшаяся брюшком пленки, повисла на ней, обволоклась керосином, погибла. Одной капли нефти на сосуд достаточно, чтобы серебрянка, случайно коснувшись ее, оказалась вся в нефти и медленно опустилась на дно черным недвижным комком.

То же происходит и с паучком пиратом. Он, так успешно очищавший водоемы от попадавшей в них мошкары, не способен перемещаться по воде отравленных водоёмов.

Казалось, необходимость охраны среды обитания, в частности чистоты вод, не требует новых доказательств. Но вот две крохи не только служат свою нечасто замечаемую службу, но и, словно набранные петитом факты, дополняют список обязанностей человека перед всем в природе — большим и малым.

Евгения Васильева

Иосиф Халифман