На суше и на море 1974(14)

Элизабет Маршалл Томас

ЛЮДИ ВЕЛЬДА И НЕБА

ФРАГМЕНТЫ ИЗ КНИГИ «БЕЗОБИДНЫЙ НАРОД»

От переводчика

Ниже публикуется несколько отрывков из книги ЭЛИЗАБЕТ МАРШАЛЛ ТОМАС, которая провела многие месяцы среди бушменов в неисследованных районах африканской пустыни Калахари. Она делила с ними трудности их существования, помогала попадавшим в беду и подружилась со многими бушменскими семьями. По материалам трех экспедиций в Калахари, в которых принимала участие вся семья Томас, был создан фильм и написана книга. Это достоверный рассказ о быте, обычаях, поверьях, песнях и танцах бушменов. Книга представляет не только научный интерес. Написанная рукой пытливого ученого, она разоблачает расистский режим ЮАР, хозяйничающий на территории Намибии. Возмущение и гнев у прогрессивных людей всего мира вызывают тяжелейшие условия существования бушменов.

После долгих дней пути через центральную часть Калахари в Ботсване мы въехали в более плодородные приграничные с Намибией районы, где в основном живут скотоводческие племена бе-чуана. Здесь находится озеро Нгами, обычно представляющее собой пересыхающее болото. Но на сей раз его впадина была наполнена водой, чего не случалось, пожалуй, со времен Ливингстона. Ландшафт сильно изменился. Бесплодная ровная пустыня уступила место небольшим холмам, покрытым лесом и кустарником. Трава порой была настолько высока, что доставала до капотов автомашин. Местами она была съедена и вытоптана скотом. Пять или шесть огромных стад бродили возле озера. В каждом из них было примерно по тысяче голов. Вперемежку с коровами паслись южноафриканские газели. Здесь же расхаживали страусы и марабу. Мы заметили следы шакалов, гиен и даже леопардов и львов среди выбоин, оставленных копытами, и борозд от волокуш крестьян. Несмотря на огромные стада домашнего скота, край все же был диким.

Озеро Нгами представляло собой сейчас громадное водное пространство в несколько квадратных миль. Мы выбрались из автомашин и пошли вдоль берега. Вода была покрыта коричневой ряской, над ней вилось множество маленьких мушек. Неподалеку плавали дикие утки и гуси. На отмели бродили цапли и фламинго. Пока мы любовались озером, на водопой подошло громадное стадо коров. Пастух пробирался верхом к берегу среди лениво расступавшихся животных, пожалуй, не менее часа.

Покинув озеро, мы пересекли границу Ботсваны и начали путешествие по пустыне Калахари в Намибии, где она носит название Ньяе-Ньяе.

Бушмены различают шесть сезонов года. Мы приехали зимой, в июле, когда начиналась засуха. В сентябре воздух стал теплее. Мы знали, что скоро начнутся сильные ветры и пыльные бури. В октябре неожиданно зазеленело дерево около нашего лагеря. Пришла весна — начало самого жаркого и сухого периода, голодный сезон. Вода в источниках осталась только на самом дне. Высыхающие корни растений стали посылать последние соки верхним побегам, которые зазеленели и дали отростки. Настало самое трудное время для людей.

Незадолго до этого объединение бушменов, у которых мы гостили, распалось на небольшие семейные группы. Они разбрелись по вельду и яшли вблизи источников. В сухой период вода в малых водоемах высыхала. Это заставило бушменов собраться у последнего колодца в Гаутша Пэн. Здесь постоянно жила довольно большая группа из трех-четырех семей. Они считали себя счастливчиками, так как Гаутша была для них чем-то вроде рая, где всегда имелась прохладная вода.

К источнику круглый год приходили животные, чтобы полакомиться солью. Она очень высоко ценится и у людей: бушмены предпочитают ее любым сладостям, даже их любимому меду. Собирают соль у прибрежной затвердевшей кромки, смачивая водой ее верхний слой.

В сухой сезон в Гаутше собрались двести человек. Они жили в кустарниках, окружающих водную впадину. Их было слишком много, чтобы природа могла прокормить всех. Но они имели бесспорное право находиться здесь. По неписаному закону любой бушмен имеет право жить на земле, где источником воды пользовались его родственники. В Гаутше было достаточно воды, ноне хватало пищи. Бушмены исхудали. По ночам они сидели вокруг костров не смыкая глаз. Положение ухудшилось, когда в местности вспыхнула какая-то эпидемия. Заболевание вызывало рвоту, лихорадку, боль в груди и сильнейшее кровотечение из носа. Больные лежали целыми днями не в силах пошевелиться. Мы делали все возможное: доставали пищу, раздавали лекарства, приносили хворост и воду, дежурили по очереди. Через две недели эпидемия прекратилась. Но многие решили, что судьба против них в Гаутше, и ушли искать другие места в вельде, забрав свои пожитки, унося на плечах родственников, еще не оправившихся после болезни. Осталось всего несколько групп, постоянно живущих здесь.

Фото. Области расселения бушменов

Наступило лето. На горизонте стали появляться громадные тучи. Бушмены стали более активными. Окрестности наполнились голосами, запахом дыма от множества костров. Один из охотничьих отрядов убил жирафа; у бушменов стало достаточно мяса.

Однажды, когда мы вернулись в Гаутшу Пэн, бледная луна поднялась высоко над головой. Мы вошли в лагерь. У ритуального костра бушмены исполняли танец дождя. Женщины шли. Мужчины ходили по кругу. Пыль, поднятая ими, в свете костра удлиняла фигуры танцоров, превращая их в таинственные привидения, прыгавшие между землей и луной. Танец был темпераментным, захватывающим. Мужчины кружились все быстрее. Пение достигло самых высоких нот. И в этот момент появился колдун. Он пел и прыгал, подражая леопарду, отделяясь от земли мягкими сильными толчками. На мгновение он остановился и огляделся вокруг. Луна осветила белое перо страуса, воткнутое в его волосы. Он улыбнулся и неожиданно повел за собой извивающуюся цепочку танцоров через огонь костра. Сильный ветер гнал дым в сторону вельда. Пение стало очень громким. Когда танцоры завертелись, убыстряя темп, неожиданно пошел дождь,-первый за долгие дни зноя и засухи. Сначала на землю упало несколько капель. Затем дождь забарабанил ровно и монотонно, заставив танцоров сбавить темп. Но они все продолжали танец, несмотря на то что промокли насквозь. Темноту разорвала молния, осветив на многие мили вокруг зелено-голубым неземным светом деревья и кустарники застывшего вельда. Затем раздался оглушительный удар грома. На момент воцарилась тишина. И в этой тишине вдали раздалось грозное рычание льва. Ему ответил второй, находившийся ближе к нам. Затем новый раскат грома заставил замолчать все, даже мощный голос царя зверей.

Дождь шел всю ночь. Он превратился в ливень, затушил костер, загнал танцоров в их травяные хижины. Утром впадина была до краев наполнена водой. Повсюду распустились лилии. Начался дождливый сезон. Дождь обрушивался на землю целыми потоками, сплющивал травяные хижины. Он одел вельд в зелень. Появились цветы и разнообразные дикие фрукты. К озеру слетелось множество птиц. Сюда на водопой приходили леопарды и львы. Антилопы оставляли в грязи у берега глубокие следы. На мелком месте барахтались ребятишки.

Однажды ночью я вышла наружу с фонарем и неожиданно обнаружила массу летающих термитов. Они совершали брачный танец. Сотнями они выбирались из термитников и искали себе пару, кружась в сумасшедшей пляске. Женщины быстро пришли на мой зов. Они сразу начали ловить насекомых и отправлять добычу в рот, повторяя; «Гурико гам». «Гурико» — означает термит, а «гам» — что-то вроде леденцов.

Земля вокруг стала белой от крыльев, сброшенных насекомыми. Как только термиты освобождались от крыльев, они находили себе подруг и спешили воспроизвести потомство. Все больше и больше слеталось их на свет. Женщины увлеклись охотой. Над нашими головами носились ночные птицы и летучие мыши, а у ног ползали огромные розовые пауки. Они тоже охотились на термитов, унося их прочь в темноту. Вскоре брачный танец был окончен. Всего несколько запоздавших насекомых бились о стекло фонаря. Исчезли ночные птицы и летучие мыши, уползли пауки. Ничего не осталось, кроме крылышек на земле. Женщины стряхивали с себя блестящие чешуйки крыльев. Одна из них пела;

Гурико гам, ах, Ах, ах.

Я заметила, что каждая женщина собрала в маленький мешочек или кулек из листьев «гурико гам» для супруга. Это было поздней весной. За ней пришел благодатный сезон, лучшее время года, начинающееся в марте. Он называется сезоном «обильного вельда». Кончились большие дожди. Воздух стал теплым, но не горячим. Вельд наполнился водой, фруктами, кореньями, дичью.

Фото. Тома — вождь бушменов

Самая любимая еда бушменов, встречающаяся повсюду,—земляной орех «тси». В нем столько растительного жира, что если положить зернышко ореха на лист бумаги, то останется жирнее пятно. «Тси» считается пищей, дающей силу. Чтобы подчинить себе магическую силу ореха, бушмены совершают специальный ритуал «чоа». Его смысл заключается в том, чтобы защитить детей и молодежь от голода. «Стариками» у бушменов считаются те, у кого есть трое и больше детей. Они должны оказывать покровительство молодежи того же пола.

Ритуал «чоа» совершается в сезон «обильного вельда», когда созревают плоды. Он очень прост. Старая женщина берет горсть орехов «тси», разжевывает их, добавляет к этой массе несколько порций корня «шаша», сплевывает получившуюся пасту себе на ладони. Если она заговаривает себя, то «омывает» свои руки, если заговаривает молодую женщину, то натирает ей пастой руки и грудь. Никто из молодежи не решается есть «тси» без этого обряда. Чаще всего его совершают утром перед завтраком или когда женщины отдыхают в вельде, прервав поиск корней, чтобы напиться воды и распрямить спину. После обряда можно спокойно есть «тси» целый год, пока не созреет новый урожай орехов.

В сезон «обильного вельда» произошли два события: одно — трагическое, другое — радостное. Первое случилось поздно вечером, когда ребенок, игравший с огнем, сжег до основания дом своего деда. Все, что было добыто в течение трудной жизни, погибло в пожаре. Прибежавшие сюда люди увидели, как из-под рушившейся крыши, охваченной огнем, выбежала девочка. Она бросилась к матери и уселась у ее ног как ни в чем не бывало. Не обращая внимания на собравшихся, она засунула в рот и стала жевать обгоревший сандалий старика. Никто не сердился на ребенка. Все были счастливы, что девочка не пострадала. Люди обменивались мнениями о пожаре, с сожалением качали головой. Каждый сообщал, где был, когда заметил огонь, спрашивал, почему не могли погасить его. Вскоре от хижины осталась куча золы. Ее владельцы были слишком стары, чтобы начинать все сначала.

Несколько дней спустя состоялась свадьба. Невеста была хорошенькой, а жених пользовался славой доброго охотника. Но даже при таких благоприятных обстоятельствах возникли непредвиденные затруднения. Тетка невесты невзлюбила жениха. Она вдруг припомнила скандал, бросивший тень на его семью. Оказалось, что мать жениха разошлась с супругом и вышла замуж за другого. При этом выяснилось, что женщина поддерживала связь с ним еще до того, как получила развод. Это считается у бушменов крайне предосудительным. К тому же они были родственниками и преступили табу кровосмешения. Все это вызвало нарекания.

Однако семья жениха вела себя благопристойно, проявляя терпение и выдержку. Молодой человек отправился на охоту и убил антилопу. В соответствии с обычаем он принес большую часть добытого родителям невесты, доказав, что может прокормить ее семью. Так была скреплена помолвка. Вскоре после этого матери построили молодым хижину и зажгли в ней огонь от углей своих очагов. Они принесли также хворост и воду. На следующий день рано утром мать невесты украсила дочь бусами, напудрила красной сладко пахнущей пудрой, посадила в хижине на возвышение, подстелив под невесту плащ и накрыв другим. Невеста должна была просидеть неподвижно целый день, дожидаясь, когда придет жених.

Так как считается, что солнце несет смерть, то ни одна церемония не происходит при ярком свете дня. Когда наступил вечер и солнце склонилось к горизонту, три брата жениха привели его в новый дом. По обычаю он «упирался», и братья применили «силу». Невеста также «отказывалась» идти к жениху. Подруга девушки подняла ее на плечо и понесла, точно подстреленную газель. Потом положила невесту, завернутую в плащ, на пол новой хижины и оставила лежать, пока не соберутся гости. Жених не обращал внимания на невесту. И вообще все делали вид, что ее не замечают. Родители не имели права присутствовать на свадьбе, не могли даже упоминать имен молодых. Запрещено это и всем остальным взрослым людям. Гости жениха и невесты — дети и подростки. Они живописно расселись вокруг очага и степенно вели свои разговоры: мальчики — на мужской половине очага, девочки — на женской. Когда пришло время идти спать, все разошлись. Утром матери смазали молодоженов жиром. Свадебный обряд был окончен. Молодые начали совместную жизнь.

Рождение ребенка считается обыденным делом. Днем или ночью, несмотря на присутствие хищников или «злых духов», бушменка рожает в одиночестве. Она никому не скажет, зачем и куда идет, не попросит помощи. Это запрещено законом. Исключение делается только для рожающих впервые. Тогда помощь может оказать мать или подруга роженицы. Бушмены говорят, что женщина не должна показывать вида, что боится или что ей больно. Когда начинаются родовые схватки, женщина спокойно ложится и ждет, когда отпустит боль, чтобы уйти в заранее подготовленное место. Если оно не подготовлено, роженица собирает траву и устраивает подобие ложа. Когда ребенок появляется на свет, она перерезает палочкой пуповину и вытирает его травой. Затем тщательно закидывает место камнями, чтобы ни один мужчина не мог коснуться его ногами, так как, по поверью, это может лишить способности охотиться. Однажды мы видели, что молодая женщина поднялась и ушла в кустарник. Вернулась она с малышом в плаще, спокойно вымыла ноги водой из скорлупы страусиного яйца и прилегла отдохнуть, прикрыв ребенка от лучей солнца. Она не промолвила ни слова, только приоткрыла плащ, показав нам дитя. Это была девочка. Несколько позднее вернулся отец. Он молча сел с мужской стороны костра. Руки его покоились на коленях. Он мягко произнес имя ребенка. Когда посторонние разошлись, он протянул палец малышу, и девчушка крепко ухватилась за него. Отец счастливо улыбнулся.

Однажды нас попросили помочь охотнику, которого ужалила мамба. Мы хотели тотчас отправиться к нему, но оказалось, что несчастный случай произошел год назад. И нам рассказали об этом целую повесть.

Фото. Любознательный

Охотника звали Короткий Куй. О нем складывали легенды. Он зачастую добывал за год больше, чем некоторые охотники за всю жизнь. Если он поражал одно животное и замечал другое, то стрелял и в него, затем — в третье, в четвертое. Потом отыскивал след первого подстреленного животного, которое должно было уже потерять силы. Короткий Куй никогда не упускал добычи. Он различал едва заметные следы даже на камнях и твердой почве. У него всегда было мясо. Он приглашал других помогать сушить мясо и распределял его между семьями.

Однажды Короткий Куй и трое охотников преследовали раненую антилопу. Когда они нагнали обессилевшее животное, то увидели и львов. Хищники первыми подоспели к ней и считали добычу своей. Но люди долго преследовали антилопу и не собирались уступать ее львам. Они сказали: «Большие Львы, мы знаем о вашей силе и храбрости. Но это наше мясо. Вы должны отдать его нам». Но и после этого обращения львы не ушли прочь. И тогда четверо людей, почти безоружных (пустить в ход единственное копье было бы безрассудно), начали наступать на львов, бросая в них мелкие камни и комья земли. Хищники стали пятиться. Только самые храбрые не отступали, но в конце концов и они испугались и пустились наутек. Но и после этого оказалось нелегко добыть антилопу. Она пыталась встать на ноги, чтобы встретить рогами людей. Короткий Куй взял копье и метнул его. Оно застряло в шее животного.

Теперь у охотников не осталось никакого оружия. Стрелы были бесполезны. Пытались сбить копье палками и камнями — не помогло. Пробовали подкрасться к животному сзади и выдернуть копье, но каждый раз охотников встречали острые рога. Наконец, когда удалось отвлечь внимание антилопы, Короткий Куй, зайдя сзади, подскочил к животному и перепрыгнул через него. В прыжке он выдернул копье, а потом прикончил им раненую антилопу.

Но большей частью Короткий Куй охотился в одиночку. Ему был известен каждый куст и каждый камень на тысячу миль вокруг. Вся его жизнь проходила в охоте.

Жена обожала его. С ней он коротал вечера. Когда мяса было достаточно, Короткий Куй отдыхал дома а грелся на солнце, беседовал с женой, мастерил охотничью снасть или шил одежду. Когда кончалась еда, он снова отправлялся в вельд.

У бушменов есть обычай срезать полоску кожи со лба каждой убитой антилопы и делать женский браслет. Руки дочери и жены Короткого Куй были буквально унизаны этими браслетами. Сам Короткий Куй не носил никаких украшений, кроме головного убора, сделанного из гривы дикобраза. И вот однажды Короткий Куй утратил осторожность и наступил на хвост мамбы. Змея ужалила его в ногу ниже колена.

Мы поехали в лагерь Короткого Куй, так замаскированный в кустарнике, что, если бы бушмены не вышли нам навстречу, мы бы его не отыскали. Знаменитый охотник настолько исхудал, что кожа обтягивала ребра. Первое, что он сделал, увидя нас,—спрятал больную ногу под одеяло. Мы присели у костра и завели разговор. Жена охотника преподнесла нам горстку «са» — мелко истолченных желтых листьев, пахнувших розой и шалфеем. По обычаю, мы попудрили лица. Запах был очень приятным.

Затем мы попросили Короткого Куй показать ногу, сказав, что попытаемся помочь. Он улыбнулся нам радостной улыбкой. Его жена тоже заулыбалась. Но постепенно их радость растаяла, когда они по выражению наших лиц поняли, что не в наших силах вылечить ногу.

Два дня мы гнали машины через пустыню Ньяе-Ньяе, а на третий подъехали к озеру, расположенному неподалеку от деревни Гэм. Впадина озера была до краев наполнена голубой водой. Вокруг росли деревья с желтыми листьями. Неподалеку ходила пара страусов. Они молча уставились на нас широко расставленными над квадратными клювами глазами, потом бросились прочь, хлопая короткими крыльями и отчаянно работая серыми ногами. Когда мы тронулись дальше, из травы выскочил дикий кабан. Он побежал впереди машины, точно рысак, задрав кверху кисточку хвоста. У него была широкая шея, покрытая рыжей жесткой гривой, длинные загнутые клыки.

Вскоре мы увидели соломенные крыши, над которыми курился дым. Обитатели жилищ, услышав шум моторов, вышли встретить нас. Большинство из них блестели коричневыми телами, лишь немногие были в лохмотьях. Над группой бушменов возвышались мужчина и женщина — пастухи бечуана. Он был одет в рубашку и шорты, на ней было длинное платье, на голове — тюрбан.

Женщина, узнав нас, протянула вперед руки и бросилась навстречу. За ней последовало несколько бушменов. В мгновение ока мы очутились посреди толпы. Наши старые знакомые старались обнять нас, другие — заглянуть в лицо. При этом все одновременно говорили, так что у нас звенело в ушах. Когда радость встречи немного улеглась, мы увидели группу бушменов, с которыми встречались в Гаутше, и среди них нашего знакомца Ленивого Куй. Свое прозвище он получил не за леность, а за то, что был плохим стрелком. Зато умел хорошо расставлять силки и всегда добывал для семьи птиц и ящериц. Но вкусного мяса ему не доставалось, и он довольствовался лишь теми кусками, которые перепадали по существующей у бушменов системе распределения. И это ставило Ленивого Куй в положение бедного родственника. Порой ему приходилось есть даже то, к чему другие не прикасались из-за отвратительного вкуса.

Фото. Сын вождя Тома с украшением из шерсти барсука на голове

К счастью для его семьи, тесть Ленивого Куй делал замечательные стрелы, пользующиеся спросом у охотников. А по охотничьим законам тот, кто одалживает стрелу, становится владельцем большей части добычи.

Когда мы стали разглядывать окружавших нас бушменов, то заметили, что многих наших знакомых нет. На наши расспросы бечуана не ответили, а повели нас в деревню, чтобы мы могли там спокойно поговорить. Мы прошли через ворота в колючем плетне, защищавшем деревню от нападения диких животных, миновали приземистые шалаши бушменов и оказались у двух хижин бечуана. Охапка колючих веток лежала на пороге одного из домов, преграждая вход собакам и козам. Это был признак того, что хозяин покинул дом на длительный срок. Тыквенные фляги, наполненные молоком, висели на центральном столбе второго дома. У стены стояла корзина с замоченным для варки пива зерном. С дерева свисала тушка освежеванной козы, красная от лучей солнца.

Пастух-бечуана сходил в дом и вынес маленькие стулья. Во время разговора выяснилось, что сын пастуха, которого мы встречали в Гаутше, и многие бушмены из Гэм были схвачены европейцами и увезены на фермы. Фермеры приехали в селение и предложили бушменам прокатиться на грузовиках, пообещав привезти их обратно. Бушмены поверили. С тех пор их никто не видел. Вот, оказывается, почему мы не встретили многих своих знакомых. Одна из групп фермеров украла даже детей, игравших в вельде. Когда матери стали звать их домой и отправились на поиски пропавших, то увидели грузовики. Женщинам сказали, чтобы оив сели в машины и ехали за детьми. Так и матерей заставили принудительно работать на фермах. Фермер, который увез сына пастуха, предложил юноше за работу только одежду и еду. Родителям же пригрозил, что, если они будут протестовать, выселит их из этих мест и отправит в Ботсвану. Жена пастуха, приняв фермера за правительственного чиновника, испугалась. Она начала было строить новый дом, но, помня об угрозе, не стала заканчивать строительство, думая, что их скоро выселят из этих мест.

Было очень грустно слушать о таких вещах. Пастух зажал голову руками. Его жена едва сдерживала слезы. Над раскаленной серой землей вилось множество мух. Порхали птицы. Все вокруг казалось пустынным и одиноким.

Когда мы вернулись в свой лагерь, уже стемнело. Ленивый Куй с семьей перебрался поближе к нам. Он выглядел жизнерадостным и веселым. Члены его семьи сидели вокруг костра, протянув ноги к теплу. В свете огня их кожа казалась красной.

В тот вечер тесть Ленивого Куй принял решение двинуться с нами к озеру Нгами, расположенному неподалеку от Гаутши. Он хотел помочь отыскать другие знакомые нам семьи бушменов. В тот сезон люди ушли из Гаутши и рассеялись по вельду: повсюду было обилие влаги и пищи.

Мы хотели отправиться на следующее утро. Но старик ска-вал, что хочет собрать на дорогу дикого меду, и пригласил час о собой. «Пчелиное» дерево находилось в небольшом леске, в двух милях от Гэм. Почва кое-где была перепахана кабанами, искавшими съедобные корни. В небе распевали горлицы.

Мед обычно собирают ранним утром — в самое прохладное время, пока пчелы вялы. Старик и Ленивый Куй нарвали травы и разожгли небольшой костер, чтобы окуривать пчел. Усевшись на корточки, они грели руки в ожидании, когда костер как следует задымит. Жена и сестра Ленивого Куй отправились собирать на вавтрак ягоды. Женщины наткнулись на дерево с выгнившей серединой, наполненной дождевой водой. Они позвали нас напиться. Ленивый Куй вынул из охотничьей куртки камышинку, просунул ее в щель в коре, напился и протянул следующему. Тянуть воду было очень трудно. Единственное, что мне удалось, это слегка освежить рот. Потом все вернулись к костру, он уже хорошо разгорелся, и мужчины направились к дикому улью. Ленивый Куй постучал топорищем по стволу: сердцевина оказалась пустой. Затем он взял травинку, просунул ее через дырочку в коре и вытянул обратно. На ней были мед и две пчелы. Старый бушмен взял дымящуюся траву, поднес ее к отверстию и стал задувать дым внутрь. Пчелы угрожающе загудели. Низкий гул все нарастал, пока прорубали отверстие. Четыре или пять пчел выбрались наружу, одна из них ужалила меня в лицо. Щека онемела и моментально распухла. Ленивый Куй вытащил жало ногтями. Старик тем временем прорубил большое отверстие, и пчелы стали массами вылетать наружу. Но дым дурманил их, и они бестолково метались в поисках разорителей. Старик повернулся спиной к отверстию, втянул голову в плечи и ждал, пока рой немного успокоится, чтобы закончить дело. Бушмены говорят, что пчелы опасны только вначале. Через какой-то промежуток времени они теряют организованность и только летают вокруг, но не жалят. При окуривании пчел нужно быть осторожным, чтобы не опалить и не задушить их дымом.

Ленивый Куй и старик не очень пострадали от укусов. Не пострадали и пчелы. В стволе оказались коричневые соты. Ленивый Куй положил их в деревянную миску. Прежде чем отправиться назад, мы поели меда. Он был двух сортов: старый, очень сладкий, из зимних сухих цветов вельда, и молодой, светлый и менее сладкий.

После обеда мы упаковали вещи, чтобы отправиться в Гаутшу. Ленивый Куй наполнил свою сумку орехами «тси» и плодами баобаба, созревающими в начале сезона. Старик также упаковал свои пожитки — миски, мешочки с едой, палочки, с помощью которых бушмены добывают огонь.

Мы сели в машины и поехали. Позади остались сухие холмы, окружавшие Гэм. Когда мы разбивали на ночь лагерь, небо на западе было красным, затянутым дымкой. На его фоне выделялись синие акации с плоскими верхушками. Неожиданно неподалеку из зарослей леса выбежало стадо жирафов. Они то вытягивались в линию, то сбивались в кучу. Их миниатюрные головки раскачивались взад и вперед на бегу. За самками скакал громадный самец, вдвое больший своих подруг. Он мощно выбрасывал вперед ноги, чтобы перегнать стадо.

Было очень холодно. Ветер дул всю ночь, он сорвал дымку тумана с блестевшей, точно бриллиант, луны. В предрассветный час, когда мы окончательно продрогли, пришлось встать. Бушмены проснулись еще раньше. Они лежали, скорчившись и дрожа, у костров.

Когда взошло солнце и воздух немного прогрелся, мы покинули лагерь и двинулись к Нама Пэн через редкие леса, пустынные равнины, миновали скалы, где я однажды видела гревшегося на солнце леопарда, проехали мимо изящного дерева, ядом которого бушмены смазывают свои стрелы. В Нама мы были в полдень. Посредине большого луга блестело кристально чистой водой каменное блюдце. Вокруг раскинулся песчаный пляж. Дальше росла густая темная трава.

Так уж повелось, что никто не жил в НамаПэн, хотя там всегда была вода, даже когда пересыхало озеро. В окружающем лесу зрели фрукты, в изобилии водилась дичь. Это был затерянный в вельде рай, где мне однажды уже довелось побывать с группой бушменов.

Стоял сезон перед дождями, когда вельд цветет. Охотники собирали сок деревьев, соскребая его кончиками копий. Женщины срывали «кару»—зеленые, похожие на огурцы плоды, свисавшие с ветвей гроздьями. Ребятишки заметили барсука, а охотники закололи его копьями. Тогда в озере было мало воды, и оно все заросло травой. Когда мы подъехали к впадине, то заметили в высокой траве грифов. Птицы неуклюже побежали нам навстречу и тяжело оторвались от земли. Размахивая огромными крыльями, они поднимались все выше и выше. На нас обрушился душ из помета. Вскоре вся стая затерялась в небе. Мы шли по темной траве, утоптанной птицами, к центру впадины. По пути нам попалось небольшое розовое яйцо, по-видимому оброненное грифами в спешке. На этот раз нам не удалось обнаружить у озера следов бушменов. Но мы надеялись, что встретим кого-либо из тех, с кем встречались в Гаутше. Особенно хотелось увидеть вождя Тома. Он был знаменитым человеком. В детстве работал на бечуана, таскал воду, пас коров и коз. Потом стал отличным охотником. Его ноги не знали усталости, а руки — промаха.

Когда Тома было около восемнадцати лет, его охотничья слава привлекла внимание вождя бушменов в Гаутше. Он предложил Тома руку своей дочери Ту. Тома принял предложение. По обычаю, он стал жить с родственниками жены. Когда умер отец Ту, Тома принял руководство над племенем. Он не был наследственным вождем, поэтому не мог передать свой титул сыну, как это делается по бушменским законам. Но пользовался Тома огромным авторитетом.

Фото. Бушмены отправляются на охоту

Его лицо было обычно задумчивым и озабоченным, но иногда он смеялся громким заразительным смехом. Он всегда внимательно слушал собеседника, при этом смотрел в землю и повторял фальцетом наиболее важное в сообщении.

— Мы были в Кейтси Пэн,— говорил ему приятель.

— В Кейтси,— отзывался Тома.

— ...мы остались ночевать там, но слепни не давали нам покоя...

— Да, да, не давали покоя...

— А утром мы заметили двух дикобразов...

— Да, дикобразов...

— И мы убили их. Мы заставили их плакать...

— Заставили плакать...

Надеясь отыскать Тома и его семью, мы громко звали его по имени, стреляли в воздух, думая, что он мог разбить стоянку где-нибудь невдалеке от воды. Но все тщетно.

Мы начали поиски в буше вокруг озера. Убедившись, что здесь нет никаких следов присутствия человека, вернулись к озеру, чтобы отдохнуть в тени кустов. Ленивый Куй, глядя на залитый солнцем вельд, высказал предположение, что Тома и его соплеменники покинули эти места год назад. Затем он надолго задумался и вдруг сообщил, что слышал от бечуана в Гэм, что пастухи завербовали Тома присматривать за скотом в местности Каи-Каи, расположенной на востоке.

Было далеко за полдень и так жарко, что ничто не шевелилось, даже насекомые. Но мы решили отправиться в Каи-Каи тотчас, чтобы добраться туда до наступления ночи. Мы взяли с собой мяса, воды, одеяла, погрузили все это в джип и тронулись. К концу дня достигли неглубокой впадины между двумя скалами, заросшей густым кустарником. Здесь не было следов ни коз, ни людей — только тропа, протоптанная дикими животными. Что могло случиться с Тома? Может быть, он решил бросить свою «службу» и теперь скрывается от бечуана?

Мы слишком устали, чтобы расчищать место для нашего бивака, и просто подожгли траву. Маленькие язычки пламени казались такими веселыми и теплыми, что сразу стало легче на душе. Мы развели костер и поджарили мясо. Ветер стих, и тепло костра согревало. Мы пили кофе и разговаривали, посматривая на вельд— не мелькнет ли где-нибудь огонек костра? Но нет, нигде ничего не видно. Быть может, Тома схватили белые фермеры?

Ленивый Куй заявил, что Тома где-то неподалеку, но не выдает своего присутствия. Бушмен рассказал, как Тома ждал нашего возвращения после отъезда экспедиции. Однажды, прибежав на шум моторов, он попался белым фермерам, приняв их за нас.

— Теперь он не повторит своей ошибки,— сказал Ленивый Куй. Перед сном, когда мы уже лежали под одеялами, он рассказал нам историю, которая случилась с ним и с Тома во время нашего отсутствия.

Вскоре после того как Тома принял фермеров за нас, наступила пора дождей. В вельде появилась обильная растительность. Из заболоченных районов реки Оковамо сюда пришли животные, которые обычно не живут в пустыне. А однажды, рассматривая с вершины баобаба окрестности, Тома заметил буйволов, стоящих по брюхо в воде. Он взял лук и стрелы и побежал к озеру. Подкрался сзади к животным и выстрелил в большого быка из зарослей камыша. Стадо унеслось прочь. Тома осмотрел следы и определил по ним, что животное ранено. Потом ушел домой. Через два с половиной дня Тома с Ленивым Куй пришли к тому месту, где был ранен буйвол. Охотники отправились по его следу и вели себя очень осторожно, зная, как опасно раненое животное. Они обходили стороной кусты, когда след уходил в буш. В ту ночь они не нашли буйвола. Следы показывали, что он обессилел и не мог далеко уйти. Утром бушмены обнаружили место ночевки животного. Тома поколдовал над ней отравленной стрелой. Три дня охотники преследовали животное, утром четвертого дня увидели с пригорка тушу. Преследователи не подошли сразу, а наблюдали весь остаток дня. Бык ни разу даже не пошевелил хвостом. Его бока были неподвижны, будто животное бездыханно. Тогда Тома осторожно приблизился, покачивая вытянутым вперед копьем. Но только он занес над головой оружие, чтобы нанести смертельный удар, как буйвол вскочил на ноги и бросился на охотника, нагнув смертоносные рога. Бушмен остался лежать на земле без сознания. Ленивый Куй отнес его домой. Позднее охотники отправились к месту схватки, нашли буйвола, уже частично растерзанного грифами, и принесли в стан мясо. Никакие лекарства Тома не помогали. Все ждали, что он умрет. Гаутша была для него чужим местом. И когда Тома понял, как серьезно болен, ему захотелось вернуться в Гэм. Ленивый Куй и еще один бушмен доставили его туда. Там и схватили его белые фермеры, так как от слабости он не мог ни бежать, ни сопротивляться.

На ферме Тома раздобыл какое-то лекарство. Раны постепенно затянулись. И к началу сухого сезона Тома чувствовал себя уже неплохо. Однажды ночью он собрал всех бушменов на ферме и увел их на свободу через пустыню Ньяе-Ньяе. Это был большой и трудный переход. Но Тома выдержал его.

— Теперь,—- сказал в заключение Ленивый Куй,— раны Тома болят от холода, и в глазах порой плывут круги. Но он очень рад, что вернулся в родные места.

Бушмен был также доволен за своего друга и улыбнулся^ окончив рассказ.

Забрезжил рассвет, мы встали и развели костер. Было очень холодно, изо рта шел пар. Мы разогрели остатки ужина на завтрак, а потом снова отправились на поиски. Вскоре мы увидели дым костра. Когда мы подъехали к нему, от кустов отделилась темная фигура и устремилась к нам. Человек махал нам руками, и тут мы узнали Тома. Из-за других кустов появился и Гао Большие Ноги, двоюродный брат Тома. Бушмены, радостно смеясь, говорили, что были уверены в нашем возвращении. Мы подогнали машину к кустам, чтобы забрать копья и стрелы; бушмены никогда не приветствуют людей с оружием в руках, ибо это может быть принято за признак враждебности. Затем мы отправились в бушменский лагерь, расположенный на краю долины в укромном месте. Отсюда Тома и Гао Большие Ноги в тени раскидистых ветвей могли следить за антилопами, как это делают львы.

Мы расположились под деревьями, чтобы решить, что делать дальше. Оглянувшись по сторонам, поняли, что здесь находятся только две семьи. Женщины не построили хижин, а лишь вырыли под деревом углубления в земле, которые выложили мягкой травой. Около каждой лежанки связанные и воткнутые в землю ветки образовали арку, которая обозначала вход в «дом». Бушмены нуждаются хотя бы в условном доме. Без своих травяных «постелей» и арок~«дверей» они чувствовали бы себя бездомными. Их лежанки напоминали гнезда фазанов, запрятанные в листве.

Бушмены закурили трубки. Каждый делал затяжку и передавал следующему. Трубки медленно описывали круг за кругом.

Перевод с английского Б, Панкратьева