Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1971(11)




С. Варшавский

ГИБЕЛЬ «ЛЕОПОЛЬДА»

*
Рассказ

Парусник и пароход

В апреле 1858 года у мыса Горн свирепствовал жесточайший шторм. Парусники, застигнутые им здесь, на краю света, в этом проклятом богом месте, оказались во власти беспощадной стихии. Несколько дней спустя к тихоокеанским портам Южной Америки стали добираться изувеченные суда. Вид у них был такой, словно им пришлось выдержать сражения с вражеской эскадрой: мачт как не бывало, палубные надстройки разрушены, команды значительно поредели. С помощью недавно проложенных телеграфных линий выяснилось, что парусник «Леопольд», заходивший в Буэнос-Айрес, не прибыл в порт назначения — Кальяо, а его предполагавшийся визит в Вальпараисо не зарегистрирован...

Владельцу транспортной конторы Лонгвилю, располагавшему одним пароходом и несколькими тихоходными старомодными парусниками, не терпелось полностью перейти на паровой флот. Но дела, увы, шли не столь блестяще, чтобы это желание могло быстро осуществиться. Если бы хоть кто-нибудь соблазнился ветеранами-парусниками, с ними можно было расстаться без сожаления. Но ставить их на прикол и покупать в кредит пароходы Лонгвиль не находил выгодным. Раздумывая об этом уже в который раз, он позвонил клерку. Не успела умолкнуть серебряная трель колокольчика, на пороге кабинета с утренней почтой появился молодой человек, почтительно поклонившийся шефу.

— Что-нибудь слышно о «Леопольде», Эмиль?

— Да, мосье! Есть письмо от консула в Буэнос-Айресе!

— Из Буэнос-Айреса? — удивился Лонгвиль.

— Да! Просмотрите письмо, мосье, и вам все станет ясно,— сокрушенно ответил клерк.

Лонгвиль недовольно подумал: «Пикар поторопился!». Он раздраженно выхватил письмо из рук клерка и, нервно пощипывая модные усики, пробежал его, беззвучно шевеля пухлыми губами. «Мда!.. Почему же на пути к Кальяо?.. Может быть, шторм, но Пикар искусный шкипер... А команда?.. Неужели все пошли на корм акулам?.. Впрочем, какое это имеет значение для меня?.. Правда, если погиб и Пикар, то с его стороны это довольно мило!» Лонгвиль обдумывал неожиданно сложившуюся ситуацию, а клерк, наблюдавший за ним, не смог обнаружить на его лице даже тени сожаления о случившемся. Лонгвиль, предвкушая грядущие барыши, отложил письмо консула и удовлетворенно сказал:

— Ну и прекрасно!

— Простите, мосье... Я не вижу ничего прекрасного!

— Ах, Эмиль! Из вас никогда не выйдет делового человека, вы вечно руководствуетесь эмоциями, а они плохой советчик... Поймите, судно и груз застрахованы! Фирма получит солидную страховую премию за «Леопольда», и я смогу немедленно дать заказ на постройку парохода. Еще два-три подобных случая... конечно, желательно без жертв... и я избавлюсь от ветхозаветных парусников... Капитал не может лежать в дрейфе и ждать попутного ветра — он должен находиться в постоянном движении. Как говорили древние, перпетуум мобиле...— и Лонгвиль улыбнулся своему удачно подвернувшемуся сравнению.

— Позвольте заметить, мосье... Вы так легко говорите об этом, а ведь на корабле были люди...

— Да, да!... Это чертовски неприятно! — невыразительно промямлил шеф.— Но если они не были дураками, то должны были застраховаться, и тогда их семьям кое-что перепадет...

Лицо клерка залилось румянцем негодования.

— Это не спасло бы их от гибели, мосье... Вместо бездушного парусника можно приобрести бездушный железный пароход, но люди ведь не вещи...

— Конечно, конечно...— уже скороговоркой продолжал Лонгвиль, торопясь закончить этот неприятный для себя разговор.— Мне очень жаль, что они, видимо, не спаслись, но я не Христос, чтобы их воскресить... Во всяком деле есть свой риск, один рискует капиталом, другой — жизнью... Поверьте, без риска нет коммерции! Вообще без риска жизнь пресна и неинтересна. Пикар на этот раз сплоховал... Первый и последний промах! — Тут Лонгвиль прикусил язык, чтобы не сказать больше, чем нужно. Он едва мог скрыть свою радость. Столь кстати случившееся кораблекрушение! К тому же не придется делиться частью страховой премии с Пикаром — небольшая, но неожиданная прибыль! Контора сможет приобрести еще один современный пароход. Лонгвиль уже мысленно перебирал прославленные судостроительные фирмы Европы и известные ему новые типы судов.

— Черт возьми! Сколько лет возятся с трансатлантическим кабелем, а все нет никаких результатов! Это так отражается на коммерции! — сказал Лонгвиль после длительной паузы, продолжая просмотр почты.

Когда с этим было покончено, клерк собрал бумаги и молча вышел. Эмиль был потрясен — в каком неприглядном, омерзительном виде предстал перед ним сегодня его «уважаемый» шеф!

Была суббота, а в этот день в контору всегда наведывалась милая девушка, дочь Гретри, моряка с «Леопольда», чтобы узнать, нет ли вестей от отца. Клерк с волнением думал об этом визите. Что он ответит ей? Сможет ли поведать трагическую правду? Ах, если бы это сделал кто-нибудь другой!

Груз был уложен в трюмы, необходимые приготовления к длительному рейсу сделаны, а «Леопольд» все еще стоял у пирса небольшого западноевропейского порта с неукомплектованной командой: опытные моряки не соглашались на условия найма, предлагаемые прижимистым Пикаром. А брать случайных людей он не хотел. В порту толклись юнцы с чуть пробивающимися усиками. Неокрепшим баском, пересыпая свою речь «солеными» словечками, как бывалые морские волки, они предлагали свои услуги. Юнцам не терпелось попасть на «Леопольд», потому что парусник шел в Америку! А там — индейцы, пампасы, вигвамы, томагавки, бизоны — романтика, впечатляюще описанная Фенимором Купером и Томасом Майн Ридом — властителями душ многих поколений подростков. Нанимались на фрегат и разорившиеся фермеры, и рабочие, уволенные с фабрик после того, как там установили высокопроизводительные машины. Пикар без долгих разговоров отмахивался от подобных предложений.

Наконец поступило распоряжение из конторы — в ближайший понедельник сниматься с якоря. Пикар не мог быть слишком разборчивым. На борт корабля попало немало людей, знакомых с морем понаслышке — и юнцов, и степенных бородачей в потертых пиджаках и стоптанной обуви. Ведь там, за океаном, в бескрайних просторах — Америка, еще была земля нехоженая, непаханая, ничейная — божья! А земля — это хлеб! И он не будет столь горек, как здесь, в Европе, где лучшие угодья принадлежали дворянам и духовенству.

В назначенный день, дождавшись попутного ветра, «Леопольд» вышел в море. На пирсе усердно сморкалась и помахивала платочками лишь жалкая кучка провожающих — большая часть команды была из дальних мест или «без роду, без племени» — обычная портовая накипь. Парусник шел в Кальяо с грузом кровельного железа и сельскохозяйственных машин. Ему предстояло пересечь Атлантический океан по большой оси, с севера на юг, и пройти значительное расстояние уже в Тихом океане, вдоль западного побережья Южной Америки. Капитан полагал, что к тому времени, когда «Леопольд» из Балтики, где он ремонтировался и брал груз, подойдет к довольно коварному, беспокойному Ламаншу, «всякий сброд», как Пикар называл новичков, лгавших о своем матросском прошлом, уже овладеет нелегким матросским делом. Рискованно выходить в открытый океан на паруснике с плохо обученной командой!

Когда «Леопольд» показался через несколько дней у Маленького портового городка, где была контора фирмы, Лонгвиль смог убедиться, что корабль уже довольно послушен воле капитана.

Судовладелец пробыл на борту недолго, В каюте капитана, при плотно прикрытых дверях, Лонгвиль о чем-то горячо спорил с Пикаром, а на прощание, уже на палубе сказал:

— Итак, Пикар, не забудьте, что капитан парохода — звучит солидно, по-современному и соответственно вознаграждается. Правда, в этом титуле больше прозы, чем поэзии, но таково уж наше деловое, прозаическое время... А парусник — это все равно что «Легенда об Уленшпигеле» — романтические, но давно прошедшие времена... Попутного вам ветра, дорогой.

Лонгвиль и Пикар обменялись крепким рукопожатием. Оба хитро улыбались, оставшись довольными своей противозаконной сделкой.

По пути Магеллана

Миновав Бискайский залив, не показавший на этот раз своего буйного характера, парусник оставил позади Мадейру и подошел к Канарским островам, вступив на путь Магеллана. Свежий попутный ветер подхватил его и понес к берегам далекой Америки. Разрезаемые форштевнем корабля, пенились зеленоватые воды океана. Где-то слева остались последние клочки суши — острова Зеленого Мыса. Теперь бескрайнюю пустыню океана не будет оживлять ни один островок.

Жара... Безветрие... Взлетают над водой хвостатые летучие рыбки. Немощно повисли паруса. При штиле жара становится невыносимой, а новоявленные моряки совершенно обессилены чертовым пеклом. Наконец зной сменяется освежающим ветерком, переходящим в не столь уж внушительную, но вполне достаточную для экзамена бурю. Экипаж с нею справился удовлетворительно. Потом снова наступила нестерпимая жара.

Пикар не давал команде отдыха, почти ежедневно устраивал авралы и учения. Отличившиеся получали стакан плохонького рейнского вина. Вскоре весь экипаж был готов встретить настоящий шторм. Пикара не покидала уверенность, что рейс в Кальяо будет успешным. А обратный? Здесь все зависит от бога и ... умения! Так думал Пикар, имевший на своем счету не одну своевременно потопленную «старую калошу». Это пикантное дело было его второй, но самой доходной профессией. Такие профессиональные губители парусников появились в годы ожесточенной, бескомпромиссной схватки парусного и парового флота.

В Буэнос-Айресе «Леопольд» простоял недолго, запасаясь пресной водой и свежей провизией. Но, несмотря на принятые меры, один из юнцов — искатель приключений, сумел сбежать с корабля.

— Бестия! — прошипел Пикар штурману.— Воспользовался даровым проездом, щенок, и даже махнул рукой на жалованье, которое мы выплатим только в Кальяо! Надо быть настороже в Вальпараисо.

— Вот увидите, капитан, когда пойдем в обратный путь он будет слезно молить в Айресе, чтоб отвезли его обратно к папе и маме,— усмехнулся штурман.— Я уже вижу лохмотья этого блудного сына и грязные подтеки от слез на мордашке!

В глазах Пикара мелькнул хитрый огонек, но он ничего не ответил. Оба еще не знали, что парнишке достался счастливый жребий.

От самого Буэнос-Айреса Атлантический океан трепал «Леопольда» непрерывными бурями, словно в отместку за относительно спокойную первую часть плавания. Экипаж был измотан не учебными, а всамделишными авралами.

А бывалые моряки стращали новичков мысом Горн.

При постоянных сильнейших западных ветрах это самое труднопроходимое место в мире, а при частых штормах — хуже Дантова ада! Уж кого-нибудь и чего-нибудь недосчитаемся!

Наступил апрель, весенний месяц в северном полушарии, а здесь были длинные ночи, холодные ветры — осень! Незнакомые созвездия, загадочные, как египетские иероглифы, проглядывали сквозь случайные окошки в сплошной пелене туч.

Однако мыс Горн, несмотря на карканье бывалых моряков, обогнули удачно при порывистых, но умеренных западных ветрах, затрудняющих проход из одного океана в другой. «Леопольд» уже бороздил Тихий океан — вот он плещется своими огромными серыми волнами! И у новичков отлегло от сердца: мыс Горн уже за спиной. Но ветер был свежим, а белые барашки волн и срывающиеся с их верхушек мириады жемчужных брызг, по мнению Пикара, ничего хорошего не сулили. Южнее, у мыса Горн, начиналось очередное светопреставление. Пройдет немного времени, «театр военных действий» охватит акваторию, где плыл «Леопольд»...

Корабль исчез. Судам, шедшим из Атлантики в Тихий океан и в обратном направлении, а также совершающим каботажные плавания вдоль западного и восточного побережий Южноамериканского материка, давали указания искать пропавший парусник и его экипаж. Но большинство капитанов не хотело терять драгоценного времени — у них груз, дела, коммерция... И они шли своим курсом, не слишком отклоняясь от него, лишь безрезультатно шаря по горизонту биноклями для успокоения совести.

Гибель «Леопольда», небольшого корабля, водоизмещением всего в 1200 тонн, так и промелькнула бы только в газетах в виде краткого сообщения в несколько строк петитом, если бы вскоре в печати не появился рассказ единственного спасшегося с этого корабля моряка. Описание кораблекрушения и короткая робинзонада Луи Тусена стали новостью номер один.

В плену урагана

Казалось бы, что нового, интересного мог рассказать счастливец Луи Тусен? В пучинах морей и океанов погибло столько парусников, что, если бы их выстроить в кильватерную колонну, она, пожалуй, опоясала бы шар земной! Но каждое кораблекрушение — особая, неповторимая трагедия. До изобретения радио большинство судов гибло безмолвно — пропадало без вести, как часто случается на войне. Здесь дело было иначе: об обстоятельствах гибели «Леопольда» поведал единственный оставшийся в живых пощаженный стихией моряк, ставший одним из Робинзонов XIX века.

11 апреля 1858 года при свежем попутном ветре и большом волнении «Леопольд» быстро бежал под всеми парусами на север. Тихий океан был суров. Над волнами нависало серо-черное мрачное небо. Тучи проносились с такой быстротой, что от их стремительного бега у новичков кружилась голова. По временам лил холодный дождь, густой косой сеткой обволакивающий окрестность, так что за пять кабельтовых ничего нельзя было различить. Капитан и штурман неотлучно находились на посту. Наступившая ночь, ненамного темнее, чем минувший день, не принесла облегчения. Свободные от вахты матросы пытались уснуть, но лишь немногим это удалось. Ветер настолько усилился, что пришлось убрать все паруса и лечь в дрейф. Это была уже первостатейная буря, как мрачно шутил Пикар: «Спектакль в сто актов, но без антрактов!» Уже несколько суток не представлялось возможным определиться. Но Пикар полагал, что корабль отнесен несколько на запад, в открытый океан, и поэтому не опасался, что он сядет на мель или его выбросит на берег. Такая необоснованная уверенность оказалась роковой.

В пять утра, когда буря уже перешла в настоящий ураган, корабль внезапно резко вздрогнул и остановился, как олень, настигнутый пулей. Многие моряки не удержались на ногах. Раздался оглушительный, леденящий душу треск. Стало ясно, что судно наскочило на подводную скалу. С хрустом и стоном распарывался корпус «Леопольда». Корабль завалился на левый бок. Огромная волна снесла ют, а вместе с ним штурмана и юнгу, смышленого паренька из рыбачьего поселка, мечтавшего увидеть индейцев, охотиться на бизонов, объезжать неукротимых мустангов, а потом привезти своей младшей сестренке диковинные сувениры из далекой Америки.

Темнота, густая, как кофейная гуща... Беснуется дьявольский ураган. Сорваны все шлюпки — как ореховые скорлупки они взметнулись на гребень волны и исчезли в пенящейся бездне. Плохо закрепленный в трюмах груз сполз в сторону крена, и правый борт «Леопольда» еще больше поднялся.

Трещит по швам утлая деревянная посудина. Корабль обречен. Судьба экипажа предрешена. А ведь все рассчитывали, что через два-три дня «Леопольд» будет в Вальпараисо — «райской долине». Вместо этого он прибыл прямым курсом в кромешный ад! И сейчас, в самый тяжелый момент, каждый думал только о себе, а это было гибельным для всех. Те, кого еще не смыли волны, взобрались на грот-мачту (и даже в «воронье гнездо»!) или судорожно уцепились за леера у правого борта. Судно с треском расползалось, как истлевшая ткань. Полтора часа, распарываемое скалой, оно противостояло урагану. Не один «девятый вал» обрушивал на него свою неукротимую мощь, но агонизирующий «Леопольд» не сдавался. Когда же еще один исполинский вал обрушился на судно, грот-мачту и всех, кто на ней искал спасения, смыло в море. Из тридцати человек команды осталось только двенадцать. Девять моряков собрались на утлегаре — продолжении бушприта. Только теперь они увидели, что еще трое — капитан Пи-кар, судовой плотник и матрос нашли убежище под марсом бизань-мачты. Кормовая часть судна оседала буквально на глазах — вот-вот корабль переломится пополам. Тогда искавшие спасение на утлегаре стали звать группу Пикара, пока не поздно, присоединиться к ним. Путь был смертельно опасным — им владело море! При переходе на нос судна матроса смыло за борт. Шкипер Пикар проклинал все на свете. Он, опытнейший капитан, специализировавшийся на потоплении «старых калош» для получения страховки, в этот рейс готовил подобную судьбу и «Леопольду», но после сдачи груза в Кальяо. Пикар мечтал о том, чтобы это плавание было последним его походом под парусами, чтобы, вернувшись на родину, он смог сдать испытания на звание капитана паровых кораблей. И вот «Леопольд» гибнет, но не по воле его, Пикара, а по прихоти урагана. Злая ирония судьбы! Божье наказание? Нет ни бога, ни черта! Жизнь — рулетка, и ему дьявольски не повезло на последней крупной ставке. А этот пройдоха Лонгвиль — вот кого следовало бы наказать справедливому боженьке — после гибели корабля получит весомую страховую премию, а вдове капитана (можно в этом не сомневаться!) не выплатит ни сантима из того, что было обещано за «устройство» гибели корабля.

Пикара трясло от бессильного гнева. Трое суток, проведенных почти без сна, лишили его душевных сил и обычной трезвой уравновешенности. Пути к спасению он не видел. Пикар даже не знал точно, где они находятся, где-то у западных берегов Южной Америки. И это все!..

Но может быть, внезапно унесется в другие широты океана этот грозный ураган и придет спасение? Ах, если бы... Тогда он встретится с Лонгвилем и сможет сказать ему:

— Шкипер Пикар, «могильщик кораблей», умер! Так выпьем же, мосье, доброго старого рейнского вина за здоровье и процветание капитана парохода Пикара!

Мечты!.. Горько-соленый вкус океанской воды на губах Пикара возвратил его из царства грез к реальной действительности.

В последний час

Шкипер словно очнулся. Чувство обреченности и душевного оцепенения исчезло. Нет! Черт возьми! Надо бороться за жизнь, а не покорно ждать неотвратимого конца.

Пикар пристально всматривался в первозданный хаос, окружавший обломки «Леопольда». Что это? Ему мерещится или в самом деле он видит нечто многообещающее? Да, да, в этом нет сомнений. Вот она — надежда! Пикар взглянул на сбившихся в кучу, вцепившихся в снасти матросов и, свирепея от ярости, прорычал:

— Крысы и те уже покинули этот гроб, а вы, морячки, ждете, когда наконец наступит срок пустить пузыри...

В наступившем затишье его услышали все.

— Смотрите! — Пикар указал налево.

Головы моряков повернулись в указанном направлении. Уже наступил рассвет, и, хотя низко нависающие над морем тучи сгущали мрак, все ясно увидели, что не более чем в пятидесяти ярдах находятся скалы. Скала, на которую напоролся «Леопольд», не была одинокой. На таком же расстоянии от скал под вспененными волнами угадывалась суша, А близость суши — это жизнь! Но близок локоть...

— Крысы, поверьте, уже там... завтракают...— Пикар рассмеялся, разрядив истерическим смехом нервное напряжение последних дней.

И хотя ураган еще не утих, он уже не был так страшен — в сердца вселилась надежда: недалеко земля! Путь к ней прегражден лабиринтом рифов и скал, вероятно, не все достигнут суши, но лучше погибнуть в борьбе, чем цепляться за обломки стонущего, истерзанного парусника, доживающего последние часы. Надежда звала к действию!

Один из матросов, видимо, не раз смотревший в глаза смертельной опасности, связал обрывки снастей, один конец вручил остающимся на корабле, взял другой и, махнув на прощание, отдался на волю клокочущего вала, который тут же унес его к скалам. Бесстрашный моряк надеялся добраться до них и закрепить конец, чтобы, держась за канат, остальные могли с меньшей опасностью покинуть судно. А потом можно было перебраться и на сушу... Взоры всех обратились к смельчаку, словно гипнотизировали его — от успеха предприятия так много зависело. Корабельные обломки, которыми жонглировали волны, вырвали конец у матроса и в то же мгновение — о, боже! — он скрылся в волнах, а обломки уже плясали там, где исчез несчастный... Стон вырвался из уст матросов на «Леопольде»!

Но героический поступок моряка, пожертвовавшего жизнью ради спасения товарищей, послужил добрым примером. От группы отделился другой старый моряк — Гретри. Он обвел товарищей глазами и пошевелил губами, но ничего не сказал. А может быть, что-то произнес? Разве услышишь слова в дьявольском реве урагана? Гретри, держась за канат, бросился в воду, пытаясь добраться до скал. Но, когда прошумел очередной вал, Гретри уже не было видно на поверхности. Лишь волна швыряла конец, который секунду назад держал моряк,

Если бы Пикар был моложе и не страдал нажитым на море ревматизмом, сковывающим движения, он бы... Но что поделаешь! К тому же он как капитан — дьявол побери! — должен оставить корабль последним! И Пикар, еще не теряя надежды на спасение, громко спросил:

— Кто еще умеет хорошо плавать, матросики?

Из восьми человек откликнулся только один. Вот когда сказалась прижимистость Пикара, оттолкнувшая опытных моряков, но не искателей приключений, мечтавших лишь добраться до Америки. Что мог сделать еще один пловец в этом лабиринте скал при неутихающем шторме?

Пикар лихорадочно думал. Корма судна уже разрушена, скоро наступит черед и носовой части. Надо торопиться. Неужели нет никакого выхода? Ведь берег так близок, там, за скалами! Может быть, закрепить конец на еще не смытом волнами обломке фок-мачты, обрубить такелаж, связывающий его с кораблем... Волна смоет обломок, отнесет к скалам, он застрянет между ними, тогда, держась за трос, можно будет..,

Но эту идею осуществить не пришлось. Один за другим накатились три гигантских вала, которые и завершили разрушение «Леопольда». Носовая часть судна пошла ко дну, а вместе с ней и все девять человек — последние из экипажа.

...Луи Тусен, волей провидения оставшийся в живых, рассказывал: «Когда волны хоронили «Леопольда», а ураган отпевал его бренные останки, после множества чувствительных ударов о скалы мне показалось, что я нахожусь на дне. Вдоволь наглотавшись морской воды, я собрал последние силы и пытался всплыть на поверхность. В глазах мелькали огненные круги, мне необходим был хотя бы глоток воздуха, сердце замирало в груди, я чувствовал, что теряю сознание. И тут я энергично — ведь дело шло о моей жизни! — оттолкнулся от скалистого дна, который, оказалось, поднимался круто вверх. Шум в ушах, внутренности как будто раздирают острые когти, но я цепляюсь за выступы скалы и наконец вдыхаю глоток живительного воздуха, смешанного с солеными брызгами. Жив! Я очутился на скале, гладкой, словно отполированной, не за что уцепиться. Я скользил, сползал к воде. Последним отчаянным усилием я поспешил взобраться повыше, чтобы стать недосягаемым для волн.

Вглядевшись в клокочущие волны, я увидел Пикара и некоторых других моряков, барахтающихся между скал. Держась за обломки, они, видимо, напрягали все силы, чтобы достичь берега. Многие уже были совсем близко — в пятнадцати — двадцати ярдах от меня. Я осторожно спустился вниз и ловко поймал прибитый волной конец, думая бросить его товарищам, но набегающий вал заставил меня вновь подняться на скалу как можно выше. Когда вал, рассыпая миллионы брызг, отпрянул, никого уже на волнах не было видно. Исчезли и остатки корабля. Море разметало и поглотило все, торопясь скорее замести следы своего очередного преступления!»

Робинзонада

Луи Тусен долго смотрел на роковое место гибели «Леопольда», словно все еще не верил, что парусника больше не существует. Все пережитое за какие-нибудь сутки смешалось в его сознании в фантастический клубок, напоминающий кошмарные, неправдоподобные сновидения. Ему вспомнились бесконечные наивные разговоры в кубрике после вахт о чудесах и богатствах заокеанского мира, которые — только пожелай! — могут принадлежать каждому. И вот теперь этих мечтателей поглотил властный и негостеприимный Тихий океан. Словно в горячечном бреду ему показалось, что перед ним не ребра скал, торчащих из воды, а тела его погибших товарищей. Тусена затрясло как в лихорадке. Он подумал, что сходит с ума...

Море становилось все более смирным, все менее высокие волны взлетали на скалистые берега острова, словно ураган решил прекратить свое неистовство, как только завершил уничтожение корабля. Вот уже волны набегают совсем лениво, обессиленно. Посветлели тучи, излив потоки влаги в бескрайний океан. И ветер угомонился, присмирел, вдосталь насытившись бесшабашным разгулом.

Новоявленный Робинзон не мог знать, долго ли пробудет на этом клочке суши. Он даже не ведал, обитаем ли остров, но, как моряк, полагал, что из-за берегов, окаймленных торчащими из воды скалами и опасными подводными камнями, вряд ли кто рискнет поселиться на таком труднодоступном острове. С Тусена ручейками стекала вода. Сейчас он думал только о том, чтобы согреться и обсохнуть. Спички? Их не было, к тридцати годам он сумел уберечь себя от «дьявольского зелья» — табака. Ну, а если бы даже спички у него оказались? Разве можно было рассчитывать сразу же разжечь огонь с помощью размокших спичек?

От усталости ныло тело. Тусен спотыкался на мокрых камнях. Не в силах идти в глубь острова Тусен неуклюже повалился на сравнительно ровную площадку, лязгая от холода зубами. Засыпая, он услышал чей-то богатырский храп и с величайшей радостью стал прислушиваться: значит, он не один? Храп прекратился, а Тусен рассмеялся, поняв, что это храпел он сам — ну кто другой, кроме него, единственного счастливца с «Леопольда», мог здесь храпеть? Это были те блаженные минуты, когда человек словно начинает терять способность к ощущениям, все заботы и невзгоды отодвигаются куда-то далеко и наступает забытье без сновидений.

Сон был продолжительным, а пробуждение тяжелым. Ныло тело, стучало в висках, голова была свинцовой и будто распухла, в сухом рту ощущался противный вкус, поташнивало. Впрочем, все это не было удивительным — Тусен не ел больше суток, да еще наглотался морской воды. Он поднялся, огляделся. Над ним в разрывах облаков просвечивало синее небо. Новый Робинзон прежде всего решил заняться розысками предметов, выброшенных морем, тут он, конечно, не был оригинален. Улов оказался весьма скромным. Помимо досок, пригодных для сооружения шалаша, ему удалось найти ящик с небольшим количеством сухарей, пропитавшихся морской водой и раскисших, но и такую находку Тусен посчитал большим счастьем! Небо постепенно очищалось, выглянуло солнце. Тусен приступил к трапезе — принялся за сухарь, но тотчас выплюнул: он был отвратительного горько-соленого вкуса.

Тусен решил осмотреть остров, на который забросила его судьба. Сложив из камней и досок высокий и приметный ориентир, чтобы потом можно было легко найти свой лагерь, он отправился в рекогносцировку, держась вблизи берега. Кружилась голова, ноги подкашивались. Следов пребывания человека Тусен не нашел, но убедился, что остров, хозяином и пленником которого он неожиданно стал, был малопривлекательным — у настоящего Робинзона было несравненно более гостеприимное владение. За прибрежной каменистой полосой простирался пояс густой растительности — осока, папоротник, вереск. Еще далее, в глубь острова, тянулась чавкающая под ногами заболоченная губчатая почва торфяников, занимавших всю середину острова и наиболее сухих в центральной его части. Кое-где Тусен обнаружил довольно обширные густые заросли кустарников и чахлых, невысоких, искривленных деревьев. Не дойдя до северной оконечности, новый Робинзон повернул обратно и с трудом нашел свою стоянку? так однообразен был унылый ландшафт побережья! Ту-сена обрадовало, что остров оживлялся довольно значительными птичьими базарами, да еще небольшими цветистыми пятнами разнообразных ягодников с довольно вкусными плодами.

Четыре дня Тусен питался только сухарями, употребляя их как отвратительное лекарство три раза в день — утром, в полдень и вечером по два на «прием», заедая ягодами. Только острое чувство голода могло заставить его жевать эти сухари. Сравнительно теплые дни сменялись холодными, росными ночами. Тусен обзавелся жильем — соорудил примитивный шалаш. Пресной воды хватало, хотя дожди прекратились. Она была невкусной и отдавала болотной гнилью. Море подарило Тусену единственный сосуд — жбан из-под деревянного масла, применявшегося на «Леопольде» для освещения. Океан неохотно расставался со своими трофеями, полезными для узника необитаемого острова.

Когда кончились сухари, Тусен несколько дней питался кисловатыми ягодами — на завтрак, обед и ужин он располагал только одним этим десертом. Потом ему удалось обнаружить растение, сходное с сельдереем по виду и вкусу, которое он вынужден был есть сырым. Итак, кроме десерта он обладал еще приправой... ну, хотя бы к бифштексу, но ведь не было самого бифштекса!

Тусен еще не сумел овладеть огнем, которым располагали его далекие пещерные предки. Вспомнив о том, как аборигены Австралии добывают огонь трением дощечки о дощечку, Тусен в течение нескольких дней усердно, в поте лица трудился, чтобы добыть хотя бы одну золотистую искру. От слабости и перенапряжения в его глазах мелькали огоньки, но другого огня ему получить так и не удалось!

Ягоды — диета для тучных, и в таком лечебном питании Тусен не нуждался — он был довольно тощ. Сельдерей же просто приправа, а не пища. Но чем-то надо было наполнять требовательный желудок. Тусена не устраивала вынужденная роль травоядного существа. Что поделаешь, если единственное оружие — суковатая палка? Он, хищно облизываясь, с вожделением взирал на стаи говорливых птиц, поднимавшихся в воздух, стоило лишь приблизиться к ним. Это исчезал вкусный, ароматный бульон и аппетитно пахнущая поджаренная дичь! Многократные попытки убить какую-либо из гнездившихся на острове птиц долго были безрезультатными, но однажды охота увенчалась успехом. Птица с перебитым крылом пыталась улететь, но Луи с диким воем погнался за ней, подпрыгнул на рекордную высоту, ухватил несчастную за изувеченное крыло, упал на каменистую почву со своей долгожданной добычей, смеясь от радости и плача от ушибов. Кое-как ощипав еще теплую тушку, он рвал зубами жесткое сырое мясо, слегка попахивающее рыбой.

Нет! Так больше жить нельзя! Он должен овладеть огнем! Если добывать его могут даже нецивилизованные народы, неужели он, моряк, не добьется этого? Новый Робинзон однажды нашел металлическую скобу, но она проржавела и при ударах о камень искры не высекала. Он долго шлифовал и полировал свое примитивное огниво влажным песком, пока оно не засверкало на солнце. Это была неплохая немецкая сталь. Но камешки, которые Луи собирал во множестве, подходящих искр не давали — нужен был благородный кремень! Как-то его внимание привлек полупрозрачный камешек молочного цвета. Тусен вспомнил, что в детстве пользовался похожим камешком как кресалом. Теперь искры получались «первоклассные», но раздуть из искры огонь оказалось делом тоже нелегким — недаром древние создали прекрасный миф о Прометее! Самым счастливым днем в своей жизни Тусен стал считать тот, когда, раздувая затлевшее волокно, увидел неярко вспыхнувшее пламя. Вскоре весело запылал раздуваемый ветерком костер, а возле него восторженно отплясывал тощий оборванец, владыка необитаемого острова, его высочество Луи Тусен I, как он шутливо себя называл. С этого дня жизнь отшельника стала налаживаться. Но огонь надо было хранить постоянно — ведь не станешь каждодневно совершать столь тягостную и длительную процедуру. Моряк сложил на каменном грунте небольшую кучку из торфа и обложил ее со всех сторон большими камнями, чтобы ветер не особенно сильно раздувал тлеющий костер. Так Тусен стал обладателем «священного очага». Правда, владеть таким сокровищем было довольно хлопотно — несколько раз в день, да и ночью, когда просыпался, Луи подкладывал в огонь торф.

Томительно тянулись дни. Многое передумал Луи за время своего вынужденного затворничества. Вспоминал, как в детстве, начитавшись приключенских романов, мечтал о дальних путешествиях, о манящей далекой Америке, но никогда не предполагал, что ему уготована участь Робинзона. Дефо снабдил своего героя остатками корабля — Луи же был лишен такого комфорта. Его преследовали и другие неудачи: птица не попадалась в его неумело сделанные силки. А пять птиц, которых он добыл за все время пребывания на острове, были убиты самым примитивным оружием — палкой! Из сотни попыток только одна приносила успех — труд явно непродуктивный. Он варил свою добычу с сельдереем и другими съедобными кореньями, находя, что изобретенное им новое блюдо — пища вполне подходящая.

Тусен почти не питал надежд на спасение в близком будущем. Он старался не дразнить свое воображение бесплодным разглядыванием горизонта, но все же однажды воспылал напрасной надеждой, приняв тучки за дымок парохода. В один из бурных дней ему почудилось, что на западе дрейфует большой военный парусник, но он уверял себя, что это игра расстроенного воображения. В эти воды суда заходили, видимо, исключительно редко. Они шли в недосягаемое, благодатное Вальпараисо значительно мористее, избегая шхерного района с лабиринтом островов и скал, торчащих как зубы дракона.

Чтобы не таскать торф на большое расстояние, Луи предпочел расположить свой «священный очаг» вблизи огромного торфяника, занимавшего всю внутреннюю часть острова. Здесь и были его «кухня» и «столовая». Шалаш, в котором Тусен проводил ночь и отдыхал после утомительных трудов, он решил оставить на прежнем месте: каменистое ложе, как он рассудил, будет всегда сухим. Оно, кстати, было неподалеку от места крушения «Леопольда», куда Тусен частенько наведывался в надежде, что океан еще подбросит ему что-либо полезное. -

Пылающий остров

С английского военного судна, производившего промеры глубин у западных берегов Южной Америки, заметили на востоке огромные клубы дыма. Молодой офицер пристально наблюдал в бинокль удивительный феномен природы. Издали казалось, что на огромной площади горит само море и дым исходит прямо из морских пучин. Быстрый на выводы, как это часто свойственно молодым, офицер решил, что это подводное извержение вулкана, рождение новой огнедышащей горы. Он размышлял так. Огромный тихоокеанский пояс разломов и вулканических цепей немного далее к северу представлен в океане островами вулканического происхождения — Хуан-Фернандес, а к северо-западу, на самом восточном краю Полинезии,— островом Пасхи — Рапа-Нуи. Нет ничего удивительного, что здесь, в ближайшем соседстве с Чилийскими Кордильерами, со дна моря поднимается новый вулкан. О, людям очень редко удается созерцать, как могущественная природа вершит свои величественные дела!

Лейтенант испытывал радость, сознавая, что принадлежит к немногим очевидцам таинства природы! Он так увлекся своими наблюдениями и размышлениями, что не заметил, как рядом с ним оказался пожилой, но молодцеватый капитан.

— Итак, лейтенант, как вы полагаете, что там происходит? — спросил он с едва заметной улыбкой.

Лейтенант, переполненный благоговейным преклонением перед чудодейственными силами природы, вздрогнул от неожиданности и нехотя опустил бинокль.

— Полагаю, кэптен, что там свершается великое таинство природы,— напыщенно начал он,— рождается новый вулкан...

Лейтенант резким движением протянул бинокль.

— Смотрите!.. Мне кажется, я не ошибаюсь. Капитан с иронической улыбкой взял его, приставил к глазам, медленно обвел взглядом дымный горизонт и, повернувшись к своему собеседнику, все с той же улыбкой вернул бинокль:

— Все ясно. Судя по лоции, здесь островок. Значит, горит лес или торф, что не столь примечательно, как возникновение нового вулкана. Но и в этом случае может подразумеваться некая романтика... Подумайте, как может загореться лес на необитаемом острове? — капитан подчеркнул два последних слова.— Такому загадочному обстоятельству может потребоваться романтическая разгадка. Одно из предположений: поджигателями могут быть пираты, устроившие здесь тайный притон. Хлебнув вест-индского рома, они оставили непогашенным костер, предоставив дальнейшее заботам свежего ветра — вот вам и пожар. Впрочем, случаются пожары и от гроз. Но в это время года гроз здесь не бывает. Иногда наблюдается и самовозгорание торфа... Итак, курс на остров, лейтенант!

Шли двадцатые сутки пребывания Луи Тусена на необитаемом острове. Он сильно ослаб, пал духом. Надежд на скорое спасение не было. Ни разу не удалось увидеть на горизонте дымка парохода или парусов шхуны. С каждым днем становилось холоднее. Зима южного полушария неотвратимо шагала от Антарктиды все дальше на север. Дули пронизывающие южные ветры, а благодатный северный ветерок баловал редко.

У Тусена не было сил смастерить плот, связав обрывками снастей несколько досок, да и пуститься на нем в рискованное плавание он бы не решился. Куда понесут его своевольные ветры и течения? Может быть, еще дальше от материка, в беспредельный океан? А если прибьет к ближайшей суше, будет ли там лучше? Все окружающие островки, видимо, тоже необитаемы. Здесь по крайней мере он уже обжился, знал, где можно найти пресную воду, ягоды, поохотиться на птиц; здесь было в изобилии хорошее топливо — торф. Шалаш стал уютнее, и Тусен подумывал о том, как соорудить к зиме очаг. Большим счастьем было то, что ему не докучали крысы, хотя он не сомневался, что эти внештатные члены экипажа «Леопольда» нашли убежище на островке.

Наш Робинзон большую часть времени проводил в шалаше, мастеря что-либо «по хозяйству», а сейчас все свои усилия сосредоточил на изготовлении лука и стрел, так как проблемой номер один для него оставалось добывание животной пищи. Тусен голодал. Он часто поднимался на самую высокую скалу, футов на 30 возвышающуюся над поверхностью острова, и долго разглядывал горизонт, не оживляемый ничем. Мертвыми казались острова, безжизненным было холодное, неуютное море. Он не верил, что его подберет какой-нибудь корабль, а надвигавшаяся зима не могла сулить ничего утешительного. Ему казалось, что птицы уже начали покидать остров и тянутся к северу, а с их отлетом реальной становилась угроза смерти от истощения. В минуты душевной слабости — они приходили все чаще! — Луи даже завидовал своим товарищам, нашедшим вечный покой в волнах океана. Участились бури, пронзительнее стали ветры. Когда-нибудь он выйдет из шалаша и увидит пелену ослепительно белого снега!..

По зарубкам на своей палке Тусен знал, что сегодня второе мая. День выдался хмурым, сильный южный ветер поднимал над островом тучи пыли. Першило в горле. Сельдерей, приправленный морской водой, уже настолько осточертел, что Тусен часто предпочитал оставаться голодным. Сегодня он был особенно голоден и настойчиво преследовал птиц. Но те уклонялись от ударов его палки и, улетая, издевательски хохотали над ним: так по крайней мере он расценивал их крики. Согреваясь у костра, Тусен пришел к твердому решению несколько последующих дней целиком посвятить охоте на птиц. Ведь пока они не оставили остров, следовало сделать солидный запас солонины. Вместо соли он употреблял морскую воду. С этими мыслями он отправился спать в свой шалаш.

Сон его был беспокойным. Ему приснилось, что на «Леопольде» возник пожар и Пикар распорядился:

— Все помпы в ход!

Перекинуты за борт брезентовые рукава. Струи воды, отражающие пламя, словно огненные фонтаны, ударили в колыхающиеся султаны пожара. Они рухнули, рассыпались на множество рыжих локонов и искр и готовы были вот-вот погаснуть. Но тут на Луи напала неожиданная слабость — сердце забилось с перебоями, перехватило дыхание, руки словно парализовало. А Пикар надрывно причал:

— Нажимай! Еще! Сильней! Тусен, мерзавец, чего стал?

Его напарник тоже в изнеможении отдыхал. У Тусена уже не оставалось сил, чтобы толкнуть хотя бы раз эти тяжелые чертовы помпы. Со страшными ругательствами разъяренный Пикар подскочил к Тусену и ударил его в грудь... И тут Луи проснулся. Задыхаясь от дыма, наполнившего шалаш, он выскочил на воздух и остановился, пораженный необычайно красивым, но страшным зрелищем. Сзади была густая, черная, как деготь, ночь, а впереди, насколько хватал глаз, охватив почти половину горизонта, бушевал золотистыми огнями торфяник и кустарники. Этот золотой разлив, местами похожий на поток раскаленной лавы, увенчивали клубы густого дыма, устремляющегося к северу, но отдельные слабые порывы ветра по временам несли дым и гарь прямо на Тусена, и тогда он кашлял и задыхался. Если бы ветер был восточным, Тусен давно бы уже превратился в своем шалаше в обугленный труп. Огромные стаи встревоженных птиц, горланя, носились над ним. Как хорошо, что он не соорудил свой шалаш у торфяника, ведь однажды он и намеревался так поступить. Ему следовало расположить «священный очаг» вблизи дома, а торф подносить от торфяника. Это от его очага возник чудовищный пожар!

Третьего мая весь день бушевал пожар, возникший по вине Тусена. Наш маленький Нерон наслаждался не столько зрелищем, сколько теплом, исходившим от огромного костра, охватившего почти все владение Луи Тусена I. Вдруг его осенила обнадеживающая мысль: «А не привлекут ли чье-нибудь внимание клубы дыма? Жгут же костры терпящие бедствие моряки с подобной целью, и часто эти сигналы спасительны».

Но тут же Луи прогнал столь соблазнительную, но маловероятную возможность. Кому придет в голову, что это огромное пожарище — всего лишь сигнал бедствия?

Кратковременная надежда исчезла, пришли другие мысли. Пожар мог обернуться для Тусена трагически: разве исключено, что птицы поспешат покинуть опустошенный остров? А это конец!

И Тусен впал в уныние.

К четвертому мая пожар присмирел, только клубы дыма все еще густо висели над дотлевающей сухой частью торфяника.

«Что вы здесь делаете?»

Корабль приближался к предполагаемому вулкану. И хотя вахта лейтенанта еще не наступила, он не мог усидеть в своей каюте и поднялся на палубу. Постепенно «вулкан» стал принимать очертания низменного острова, окруженного надводными скалами и пенистыми бурунами. Клубы дыма уменьшились, пламени не было видно. Даже на близком расстоянии не чувствовалось характерного для вулканического извержения запаха серы — пахло обычной гарью, на поверхности моря не плавала типичная ноздреватая пемза — это все, к великому сожалению лейтенанта, указывало на правоту капитана. Причина же пожара оставалась загадкой.

Всю ночь корабль крейсировал в некотором отдалении от острова, а утром после обсервации капитан решил высадить небольшой вооруженный десант, отложив работы по промерам на денек. При тщательном наблюдении с «вороньего гнезда» ничего подозрительного на острове не обнаружили. Если там и были пираты, они не оставили заметных следов. Однако дымная пелена скрывала значительную часть острова, и окончательные выводы делать было рано. Вблизи острова не было и пиратского корабля. Правда, его могли укрыть поодаль, за более возвышенными соседними островами. Многочисленные буруны препятствовали высадке. С трудом выбрали удобное место, чтобы подвести шлюпку к берегу. Десант был высажен. Часть людей осталась в шлюпке. Они должны были следовать вдоль берега за десантом и в случае необходимости оказать помощь.

Семь военных моряков с ружьями наперевес продвигались вперед со всеми возможными предосторожностями, держась ближе к берегу и избегая все еще пышущего жаром торфяника. Следов пребывания человека никто не замечал. Но встреча с людьми была вероятной, так как у скопища скал виднелись следы недавнего кораблекрушения — обломки мачт, доски, бочки, части каких-то механизмов из груза погибшего, явно не пиратского корабля. Уже оставалось пройти совсем немного, чтобы завершить круговой обход острова.

И вдруг английские моряки наткнулись на человека, сидевшего на корточках у очага палеолитической конструкции, над которым висела закопченная жестянка с каким-то клокочущим варевом. Обросший, со слежавшимися, давно не мытыми и не чесанными волосами, в изодранной одежде странный субъект совершенно не походил на преуспевающего пирата. А именно пиратов опасался капитан, снаряжая десант! Человек был так увлечен своим кулинарным занятием или упорными думами, что не услышал, как к нему почти вплотную подошли семь моряков.

— Что вы здесь делаете? — раздался строгий окрик за спиной Тусена.

Он обернулся, поднялся, долго моргал воспаленными глазами, переводя их с одного вооруженного незнакомца на другого, и не произносил ни слова. Вероятно, до его сознания не доходил тот простой факт, что перед ним стоят его спасители. Он с явным вожделением бросил взгляд на жестянку с кипящим, вкусно пахнущим обедом, словно сожалел, что нежданные гости помешали трапезе. Но вдруг его лицо озарилось радостной улыбкой, он всхлипнул по-детски жалобным голоском и упал навзничь как подкошенный, широко раскинув руки. Только солидная порция рома, влитого в рот, привела Луи Тусена в чувство. Но и после этого он продолжал молчать, взирая на людей с ружьями недоверчиво и отчужденно, как каторжник на своих конвоиров. Он не мог вспомнить ни одного английского слова, хотя много плавал в европейских водах и знал английский неплохо, а также ясно видел, что перед ним английские военные моряки.

Наконец Тусен осознал все значение этой встречи. Он спасен! Он больше не будет есть сельдерей! Он будет сыт, сыт. И тогда, легко вспоминая забытые слова, Тусен поведал свою печальную историю. С большим трудом он добрался до шлюпки, а подняться по трапу на корабль самостоятельно не смог. Он был необычайно истощен и, сам того не ведая, находился уже на пороге смерти. Морякам было известно о гибели «Леопольда», и они заботливо отнеслись к сотоварищу, попавшему в беду. А когда корабль пришел в Вальпараисо, Тусена атаковали репортеры, и по телеграфным проводам заструился рассказ единственного моряка, спасшегося с погибшего парусника «Леопольда».

Когда одиссея Луи Тусена стала известна в Европе, дочь Гретри прочла в местной газетке короткую историю гибели «Леопольда». Имени Тусена упомянуто не было. Со слабой надеждой, что единственный спасшийся — ее отец, она пришла в контору. Клерк Эмиль, всегда такой предупредительный и любезный, сегодня был мрачен и молчалив. Узнав, что отец погиб, она, не сдерживая слез, побрела в порт и там долго смотрела на волны, размеренно набегавшие на набережную.

К пирсу, где стояла красавица яхта, подкатил сверкающий лаком кабриолет. Из него выпорхнул кругленький Лонгвиль, сопровождаемый клерком. Он отправлялся во Флиссинген, где собирался сделать заказ на постройку парохода для скоростных трансатлантических рейсов. Капитал не может лежать в дрейфе и ждать попутного ветра — он должен находиться в постоянном движении. Как говорили древние, перпетуум мобиле...

Об авторе

Варшавский Самуил Романович родился в 1906 году в Екатеринославе (ныне Днепропетровск), географ, председатель отделения истории географических знаний и исторической географии Московского филиала Географического общества СССР. Автор свыше семидесяти научных и научно-популярных статей в научных изданиях, а также журналах «Вокруг света», «Техника — молодежи» и других. Тематика статей в основном oтносится к истории географических знаний и исторической географии. В нашем сборнике публикуется второй раз. В настоящее время работает над докладом (для XIII Международного конгресса по истории наук) и статьей под названием «Возможные свидетельства предшественников Магеллана», а также готовит материалы по таким темам: «О проникновении в Америку досапиентного человека», «Аппенинский полуостров и доколумбова Америка».


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу