Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

На суше и на море 1970(10)


ОПЕРАЦИЯ «ТИХАЯ НОЧЬ»

Владимир Казаков

ОПЕРАЦИЯ «ТИХАЯ НОЧЬ»

Рассказ

Зеленый транспортно-десантный планер «Антонов-7» загружался на взлетной полосе. Красноармейцы с трудом вталкивали в узкую дверь квадратного фюзеляжа огромный мягкий брезентовый мешок. Пилот сержант Роберт Нечаев осматривал планер. Он был в синем хлопчатобумажном комбинезоне и белом ситцевом подшлемнике. На широком ремне — кирзовая кобура с пистолетом, десантный нож, горловыми ремешками приторочен ребристый танковый шлем. На ногах — добротные яловые сапоги.

Солнце, рассеченное тонкой грядой облаков, катилось к горизонту. На подножке разболтанной полуторки подъехал авиамеханик. Из кузова автомашины вытаскивали сигары газовых баллонов, пучки тонких строповых веревок, квадратные маты, сплетенные из тонкой лозы, и перегружали в планер. Механик сбросил на землю широкое трубчатое колесо с намотанным стальным тросом и подкатил его к носу планера.

Роберт отошел в сторонку, закурил. Стянул с вихрастой головы подшлемник, вытер им запыленное смуглое лицо. Пыль осталась на чуть отросших волосках под курносым носом, реденько обозначила усы над вздернутой полной губой. Дым от папиросы лениво тянулся вверх. Высокие слоистые облака слегка, как бы омедненные потухающим солнцем, закрывали землю от раннего бледного кружочка луны. Роберт повернулся на звук моторов. С дальнего конца аэродрома рулил скоростной бомбардировщик. Он развернулся перед планером, прокатил немного и выключил двигатели. К его хвосту подцепили трос. Вразвалку подошел маленький кривоногий лейтенант в широченных галифе и кожаной куртке. Глядя снизу, сказал:

— Здорово, планерист! Командир экипажа — Николай Силин. Пожали руки, постояли.

— К партизанам падать будешь?

— Нет, к бабушке в гости лечу,— улыбнулся Роберт.

— Тайна! — осклабился лейтенант и, пошире открыв рот с крепкими прокуренными зубами, бросил в него несколько семечек.— Ну-ну. Завещание написал?

— Кроме запасной пары белья, наследства не имею.

— Ночка черная проклевывается, лети аккуратнее, а то хвост мне оторвешь. Не дай бог придется отцепить твою бандуру, тогда мне трибунал! Трос должен привезти обратно как вещественное доказательство, что сдал тебя чертям с рук на руки!.. Какую высоту выдержишь без кислорода?

— Больше пяти тысяч не набирайте.

— Так, так... После отцепки пролетишь без меня примерно семьдесят верст. Если по курсу, сядешь где-то в районе...

Из сгустившихся сумерек выплыл человек и негромко спросил:

— Готовы, ребята?

— Так точно! — вытянулся лейтенант.

— Тогда по машинам! Взлет вам немного подсветят... Роберт, подожди! Я велел догрузить рацию и питание к ней. Напоминаю еще раз: обратный вылет только по приказу отсюда. Возможно, придется работать открытым текстом, тогда знаком для вылета будет фраза: «Федор ждет в гости». Помнишь? Комбату передашь: пусть пытается пробиваться к югу, к лесному кордону. Им навстречу идет партизанский отряд. Все понятно? Ну, счастливо!

...Белые яркие капли огня пунктиром обозначили фюзеляж самолета. Зеленый и красный светлячки вспыхнули на концах крыльев. В стороне от бомбардировщика невидимый механик начал быструю отмашку фонарем. На миг бортовые огни пожухли в пыли, выброшенной из-под винтов. Роберт следил за качающимся фонарем. Вот отмашка замедлилась — значит, натянулся буксирный трос. Фонарь подпрыгнул вверх и замер. Мягкий рывок сдвинул планер с места. И сразу же Роберта неудержимо потянуло к спинке сиденья. Аэропоезд разгонялся по гладкому бетону, натужно воя моторами.

Перед отрывом высветились широкие, распластанные крылья, блестящий колпак стрелка и трос, серебряной ниточкой тянущийся к планеру. Земля провалилась. Планер скользил над светло-серой полосой бетона, чуть выше бежавшего впереди самолета. Но вот и он поднял застекленный нос, пошел в набор высоты. Светлый клин аэропоезда резал густую темень над землей.

Прожектор потух неожиданно. На самолете вырубили огни. Роберт чуть-чуть оттолкнул штурвал, сощурил ослепленные ночью глаза и, напрягаясь, разглядел две желтые черточки — выхлопные патрубки бомбардировщика. Теперь только они служили путеводными звездами.

Лезли в небо над притаившимся городом, по воздушному коридору, лавируя между тросами аэростатов, невидимых в темноте. Постепенно глаза привыкли. Роберт отличил горизонт, разглядел приплюснутый силуэт самолета. Слабо подсвеченные приборы отмечали все движения планера, и, посматривая на них, Роберт видел, как тяжело карабкается в гору двухмоторный буксировщик, таща за собой полторы тонны груза, засунутого в деревянно-перкалевый каркас планера. На концах раскалившихся патрубков двигателей, как огненные букеты, висели пучки пламени.

Поправив лямки парашюта, Роберт устроился поудобнее в кресле, положил обе руки на штурвал, чуть сжимая его. Он вошел в ритм полета и уже без напряжения, почти механически удерживал планер точно за расплывчатым силуэтом самолета-буксировщика.

Роберт и не мечтал о таком задании, которое выполнял сейчас. Война застала его в Саратовской военно-авиационной планерной школе только что оперившимся инструктором, недовольным своей летной специальностью. Какой ты пилот, если не твоя воля возносит корабль к облакам, если не от тебя зависит полет крылатой машины, если ты в вечном плену гравитации? Какое значение имеешь ты в авиации, если тебе не дают даже сапог и обмотки, раскручиваясь, попадают в тросы управления? Сможешь ли ты разить врага на своей фанерной «бандуре»?

Такие мысли не давали Роберту спать и в ту ночь, когда в общежитие вошли начальник школы и двое в штатском. Его попросили одеться, проверили удостоверение, задали несколько вопросов и на машине отвезли к транспортному самолету. Пожалуй, никто из товарищей и не заметил его исчезновения. В полдень он был в Москве.

С аэропорта черная «эмка» примчала его к большому серому зданию. Разговор с крупным бритоголовым полковником был длинный. До сих пор вспоминается приятный тембр голоса собеседника, разговаривавшего с ним не как старший по званию, а по-отечески проникновенно:

— Мы надеемся на тебя, Роберт. У тебя две летные специальности, и в данном случае только ты сможешь помочь нам. Вот уж несколько дней в лесных болотах Белоруссии бьется с фашистами, пытаясь вырваться из окружения, саперный батальон. Случайно в этом батальоне оказался один очень нужный родине человек, крупный советский конструктор. Фамилия его... впрочем, это значения не имеет. Он не успел эвакуироваться из Минска. Сейчас командование предпринимает меры, чтобы оказать помощь саперному батальону. Но мы не имеем права подвергать конструктора случайностям войны и должны во что бы то ни стало вывезти его в Москву. Пока все попытки были неудачны. Самолет там сесть не может: лес и болота. Да и гитлеровцы не допускают туда наши самолеты. Возможно, они через пленных пронюхали о конструкторе и обложили саперов железным кольцом. Видишь, дружок, какая обстановочка. Теперь непосредственно о твоем задании...

...Планер рвануло. Роберт машинально нажал педаль, отвел нос планера в сторону. Второй рывок был полегче. Роберт представил себе, как небось ругает его летчик, улыбнулся, но тут же согнал улыбку с лица — планер подбросило. Роберт выглянул за борт.

Внизу маленькими горстками рассыпались огни. Они тухли, а потом снова кто-то раздувал погасшие угольки. Кабина стрелка дважды тускло осветилась: знак пролета линии фронта. На высотомере — четыре тысячи. Роберт вздохнул всей грудью — кислорода хватало. Дышалось легко. Черт побери, никому еще не доверяли такого задания! Умом Роберт понимал опасность его, а сердце стучало — от радостного возбуждения, как у мальчугана, получившего в подарок велосипед.

Отцепка!.. Да-да, самолет повторно мигает огоньком! Высота— пять тысяч метров. Ну, Роберт, держись! Внизу угадывается река. Вон два матовых рукава Свислочи и Березины. Бери в руки кольцо буксирного замка. Дергай! Что ж ты медлишь, дергай!

Тишина... Ты один погружаешься в ночь, скользишь по какой-то незримой дорожке. Самолет ушел. Теперь следи сам за курсом и скоростью. Только они приведут тебя к месту посадки. Как же встретит тебя земля? Ударит ли бруствером немецкого окопа, подстелет ли зловонную трясину болота, расчешет ли жесткими пиками сосен или подмигнет веселым треугольником костров, разложенных саперами?

Сейчас ты слушаешь тишину и думаешь о том, что так же настороженно всасывают звуки широкие раструбы: звукоуловителей гитлеровцев. Неужели они слышат свист крыльев твоего планера? А может, даже и ход бортовых часов, который явственно слышишь ты? Не поднимаются ли к небу узкие стволы «эрлико-нов»? Ты можешь встретиться с врагом раньше, чем думаешь.

Ошибешься в курсе на градус — улетишь в сторону. Поиграешь скоростью — не дотянешь до места, а подтянуть тебе нечем, мотора нет, планерист. Замерев, ты слушаешь тишину. Мальчугана уже не радует велосипед, мальчуган стал взрослым. В тот миг, когда ты, спокойный, освободился от троса, ты отцепился от самолета, от детства, от юности и попал туда, где человек за секунды мужает или пропадает. Эти секунды очень длинны, их не успеваешь замечать. И ты боишься не уложиться в эти короткие кусочки безмерного времени. Нет? Врешь! Тогда почему так согнуты и напряжены твои плечи? Почему в щелках пьянеющих глаз горит фосфор приборов? Почему в тайне от себя трогаешь пальцем обшивку? Она дрожит. Планер живет. А на планере ты, упирающийся чугунными ногами в педали, выжимающий пот из штурвала. Ослабь пальцы! Успокойся! Расчет верен, природа не готовит тебе сюрпризов. Посмотри за борт! Там черный экран, и только от тебя зависит увидеть на нем веселое пламя условленных костров...

Время подходит.- Высота уже мала. Смотри внимательно! В остроте зрения ты сейчас не уступаешь зверю. Нет, нет, это тебе показалось! Смотри!

Смотри!

Не рви губы, смотри!

Вон левее светлый угольничек. Проверь — не ошибаешься? Он? Тогда подверни, да плавнее, плавнее...

Сейчас уже нет тишины, ты заметил? Слышишь, как воздух струится по крыльям? Это они рвутся вперед. Ты качаешь штурвал, и они повинуются. Ты уложился в секунды. Считай — схватил случай за вихор. Держи крепче. Твои крылья делают широкий круг над кострами, высоко над кострами. У тебя избыток высоты. У тебя сейчас много лишнего. Зря орешь несуразное, ерзая по сиденью. Излишне разгоняешь скорость. Зачем сорвал танковый шлем с горячей головы? Он может тебе пригодиться...

Вспомни схему площадки. Поляна маленькая. Костры лежат на неровной плешинке. Гаси скорость. Включай фару. Видишь, как белый штык вспорол темноту? Пошвыряй им, покопайся, поищи среди мохнатых сосен свою плешинку. Вот она! Над тобой взметнулись вспугнутые красные мухи — запоздалые плевки немецких пулеметов. Ты обогнал их. Теперь выпускай щитки! Падай, падай прямо на костер, больше деваться некуда. Видишь, как полетели искры? А теперь тормози... Нет, не успеешь. Не успеешь! Сосны бегут на тебя. Выбирай самые толстые и ныряй между ними, пусть примут удар твои крылья... Ну, держись!..

Планер разметал головни костров и врезался в сосны. Вспыхнула обшивка из перкаля. Десятки черных людских силуэтов подбежали к планеру, начали рвать бортовую обшивку, топтать горящие обрывки. Казалось, будто куперовские индейцы совершают бешеный ритуальный танец. Огонь потушили. Из ободранного планера вытащили Роберта. На лбу висел лоскут кожи, лицо залито кровью с осколками приборного стекла...

Он очнулся от едкого запаха нашатыря, осторожно потрогал бинты на голове, внимательно посмотрел на окружающих. В накатанном из бревен блиндаже сидели двое: боец с фельдшерской сумкой на коленях и командир со «шпалой» на выгоревшей петлице. Неяркая лампа светила сбоку, и худое скуластое лицо капитана делилось на две равные черно-белые половины.

— Молодчина, сержант! Как себя чувствуешь? — почти шепотом спросил капитан.

— Кажется, нормально,— ответил Роберт.— Неплохо бы чайку, да покрепче.

— Чаю нет, а вот медом дюже богаты.

Не догадываясь, что это пароль, фельдшер удивленно смотрел на капитана — в батальоне не только меда, куска хлеба не сыщешь.

— Можешь идти! — сказал ему капитан и, проводив взглядом, повернулся к Роберту.— Груз цел, в порядке. Ты тоже в основном... Чаю просил — на!

Роберт сел, сжал ладонями теплую алюминиевую кружку, глотнул кисло-сладковатую жидкости.

— На ежевике с клюквой,— подсказал капитан.— Что будем делать с твоим хозяйством?

— Вывезти подальше, в скрытое место и выставить охрану.

— Тайников нет. Мы удерживаем кусок леса в полтора квадратных, километра, да и то благодаря болотам с трех сторон. Придется все делать на виду у бойцов. Сколько надо времени?

— Не менее четырех часов.

— Значит, следующей ночью?

Роберт вынул папиросы, угостил капитана, который, понурившись, устало сжался на срезанном пеньке, по лесной привычке держа папиросу в ладони.

Выдохнув первую затяжку, Роберт передал капитану приказ Большой земли пробиваться к кордону на соединение с партизанами.

— А мне,— продолжал Роберт,— приказано вылетать только по сигналу оттуда. Метеосводки будут передавать через каждые три часа.

Лицо капитана просветлело, он выпрямился.

— За сообщение спасибо, сержант. Скорей бы вы только улетали, а то больше двух суток нам здесь не продержаться. Обстановка не позволит. Боезапас на исходе, людей кормить нечем, жуем, что лес дает. Да и твой пассажир плох, малярию схватил. Гиблые здесь места. Пожелтел он весь... А хины не сыщешь. Но больше он волнуется от сознания, что из-за него все мы вынуждены сидеть и болотах. Да что говорить...

— Где он?

— Познакомиться успеешь.

Роберт встал, несколько раз присел, потряс руками.

— Конструкция вроде действует,— сказал он, чуть улыбнувшись. — Давайте примемся за дело, товарищ капитан. Пойдемте...

Лес ожил. Темноту резали тонкие лучи фонариков. Стучали топоры. Быстро росла куча веток. Вокруг многолетней кривобокой ольхи спиливали деревья. Ольху очистили от ветвей, срезали верхушку, а в глубокую кольцеобразную зарубку на комле ввели петлю пенькового каната. Бойцы таскали на плечах газовые баллоны и укладывали их веером в центре вырубленной площадки. Сюда же осторожно принесли на руках огромный мягкий мешок из брезента. Роберт расшнуровал его, вытащил шланги, смотанные в кольцо.

Капитан тронул его за плечо.

— Скоро рассвет... Надо закидывать ветками.

— Маскируйте. Мне потребуется не болыпе двадцати минут.— Роберт быстро прикручивал резьбовые законцовки шлангов к баллонам, пробовал, легко ли открываются вентили...

Солнце залезло в зенит, нещадно сушило землю. Ветерок стаскивал с болот испарину, и она заполняла лес, превращаясь в низкий, зыбкий туман. Он тек, медленно обволакивал стволы деревьев, будто хоронясь от солнца под высокими раскидистыми кронами, на которых беззаботно прыгали лесные птахи.

В блиндаже комбата звякнул полевой телефон. Грубый голос докладывал: «Немцы небольшими группами просачиваются в лес. Не торопятся. Не стреляют...»

— Говорит}., много? — переспросил капитан.— Легкие танки?.. Пехоту подпускайте ближе. Каждый патрон в цель... Хорошо, С десяток гранат подброшу.

От второго звонка поднял голову Роберт, дремавший на топчане. Сонными глазами, будто не понимая, где находится, оглядел капитана, сидящего на корточках у телефона, радиста, крутившего верньеры приемника, бревенчатые стены блиндажа.

Капитан бросил трубку, подсел к нему.

— Дело дрянь, сержант. Немцы гатят северное болото фашинами из толстых веток. Пожалуй, к ночи будет последний бой. А ты спал не больше четверти часа, но сопел, как младенец. Завидую! Я не могу уже пятые сутки...

— Сводка есть?

Радист протянул Роберту листочек.

— Природа за Гитлера. Прогнозируют ясную погоду, ветер северо-западный, слабый. Болыпе ничего?.. Тогда действительно плохо, товарищ капитан... Что делать будем?

— Тебе виднее. Но пойми! — Капитан вскочил, сверкнул бесоватыми зрачками.— Половина больных! Проклятое болото сосет людей, а лечить нечем! Раны исподним перевязываем! Через полчаса хорошего боя останется штык да лопата в руках! Жрем лишайник с клюквой! Держимся на приказе. Убери эту подпорку— и рухнут люди! Будущего не видят! Что я им могу предложить?.. А стоят! Надежда — выход через южное болото. Но немцы могут блокировать и этот последний путь из ловушки!

— Не кричите! Я-то при чем?

Роберт сказал это с вызовом, но, не выдержав яростного взгляда комбата, отвернулся к окну.

Все ясно, капитан, все понятно, хороший мой человек. Тебе жалко своих людей и так не хочется умирать! Я испытал это, когда метался в кабине, как заяц, и поэтому не рассчитал посадку, разбил планер. И как вспомню, что еще предстоит... Но что поделаешь? Видно, тот безымянный для нас большой человек дорого стоит. И мы должны сохранить его. Понимаешь, капитан, должны! Роберт повернулся к комбату, чтобы сказать все это, и увидел смущенное лицо.

— Извини... Ты, конечно, ни при чем... Поспать надо... Извини, сержант!

— Туда сообщили?

— Нет еще. Володя, когда выход на связь?

,— Через пятнадцать минут,— ответил радист.

Капитан сел на обрубок к широкому срезу пня и начал писать. Локти задевали острые коленки, лопатки выпирали под серой просоленной гимнастеркой. Он писал, прижимая бумажку длинными пальцами с грязными ногтями, пощипывая конец карандаша тонкими бледными губами. Роберт смотрел на лысоватую голову капитана, на узкий лоб, посеченный морщинами, на вислый нос с горбинкой и дивился силе человека, способного вселять веру в своих почти обреченных бойцов. То, что писал капитан, было горькой правдой.

Радиограмма получилась длинной. Радист долго стучал ключом, посылая в эфир доклад командира батальона.

Ответ получили к вечеру, когда в лесу грохотал бой:

«Действуйте по обстановке. Решение может принять только Роберт. Здоровье пациента обеспечить любыми средствами. Партизаны на подходе к кордону. Верим успех. Федор».

Когда в Москве кремлевские куранты отбивали полночь, на тесной полянке белорусского леса закончились последние приготовления к финалу операции «Тихая ночь».

Ночь и в самом деле затихла. Вросли в землю и затвердели в решимости оставшиеся в живых красноармейцы саперного батальона. Остывали раскаленные безуспешным затяжным боем дула немецких пулеметов. Болотная топь неслышно засасывала разметанные куски фашин и трупы солдат. Яркая луна повисла над безмолвным лесом, будто пытаясь высмотреть его тайну.

— Начали! — сказал Роберт и стащил брезентовый чехол с глыбы прорезиненной ткани. Восемь бойцов одновременно повернули вентили газовых баллонов. Сжатый в них гелий с шипом рванулся по шлангам, и ткань начала вспухать, мягко распадаться в стороны, принимать форму шара. Шар рос, и его веревками оттягивали в сторону от кривобокой ольхи. Развернулись стропы, соединяющие шар с узкой корзиной, сплетенной из ивовых прутьев. Через несколько минут неуправляемый сферический аэростат, как струны, натянул веревки, удерживающие его у земли. Лучи фонарей плющились о блестящую оболочку.

— СССР-М,— прочитал комбат, остановив луч на белых глянцевых буквах.

— М — малый,— пояснил Роберт и невольно вспомнил слова полковника из Москвы: «Ты имеешь две летные специальности, и только ты сможешь помочь нам...»

Разве думал Роберт, что его мирное увлечение пригодится на войне. До планерной школы он плавал на сферических и змейковых аэростатах просто для удовольствия. Манила высота, загадочная воля ветра, уносившего аэронавтов в самые неожиданные места. Нравилось медленно плыть над городами и селами, сбрасывать цветы и яркие вымпелы на парашютиках. И никогда аэростат не казался ему беззащитным пузырем, а ведь одна капля раскаленного свинца превратит его в тряпку. Предательская луна услужливо высветит большую круглую мишень.

Ветра почти нет, да это и хорошо, весь день он дул на запад, к фашистам:. И кроме полета, нет выхода. Надо уходить в небо, уходить рывком.

— Может, подождешь? Попробуем выстоять еще... А? — неуверенно спросил капитан.

Подождать? Как Роберту приятно это слово. Конечно, он готов ждать, но ждать-то нельзя. Пассажир совсем плох, перебраться через болото не сможет, да и саперам нельзя уйти отсюда, пока не улетит Роберт с пассажиром. Да, обстановочка...

— Аэростат испустит дух от первой бродячей пули, а газа больше нет. Последний баллон я взял как балласт. Давайте попрощаемся, товарищ командир... Не поминайте лихом! — Роберт протянул комбату обе руки.

Привели пассажира, закутанного в две солдатские шинели. С трудом натянули парашютные лямки на его широкие вздрагивающие плечи. Когда подсаживали в гондолу, он лихорадочно постукивал зубами, но пытался говорить'

— Я сам товар-рищи... Благодар-р-рю! До свидания, друзь-зья!

— Сержант! — тихо позвал капитан и протянул Роберту мешок.— Письма. И сам расскажи. В случае чего...— И он осветил гранату, привязанную к мешку.

— Приготовиться! — срывающимся голосом крикнул Роберт.— Подтрави!

Шар приподнял макушку над кронами сосен. Стропы еще висели по бортам гондолы. Выше отпускать шар нельзя: увидят немцы. Роберт перерезал якорный канат от ольхи. Лучи фонарей скрестились на гондоле.

— Отпускай концы! — сказал Роберт.

Аэростат прыгнул в небо. Застучали винтовочные выстрелы, автоматные очереди дробились в лесу, чавкали редкие мины — саперы опустошали диски и подсумки, отвлекая внимание немцев к земле, только к земле.

Мощный рывок свалил Роберта. Под его тяжестью застонал конструктор. Гондола еще дергалась. Роберт встал, ухватился за края, взглянул на маленький бортовой альтиметр. За несколько секунд аэростат набрал триста метров, стрелка прибора энергично бежала по шкале. Вниз уходила посеребренная земля. Сжав руками забинтованную голову, готовую расколоться от боли, вызванной резким подъемом, Роберт начал искать контуры леса, в котором остались саперы. Вот черное пятно, похожее на трапецию со срезанными углами. Липкая засветка болот. Вот южная топь, через которую сейчас, наверное, продираются первые бойцы комбата. Южное... Роберт, торопясь, расстегивал пуговицу нарукавного манжета. Оголил кисть с ручным компасом. Развернул грудь на северный румб и снова посмотрел на лес.

Лес был справа. Лес плыл на восток, аэростат — на запад. Роберт согнул вялые ноги и, сев на дно, безразлично уставился на черное брюхо шара. Шланг к баллону с гелием и клапанная веревка перекручивались, как змеи.

— Л-летим? — зачем-то спросил конструктор, но его скрипучий голос не дошел до Роберта.— Летим, да? — совсем тихо повторил он вопрос.

Низ шара осветился — раздался приглушенный треск. Как на пружинах, вскочили оба аэронавта. Сначала внизу, потом далеко справа заклубились два розовых облачка и. выбросив искры, потухли. Звук зенитных разрывов докатился через секунду. Еще одна розовая клякса высветила черный окоем на севере.

Аэростат набирал высоту.

Роберт отодрал пальцы от бортов, полез в карман за папиросами. Крохотное пламя спички многократно вспыхнуло в крупных каплях пота у сузившихся глаз.

— Не курите! А впрочем...— Конструктор безнадежно махнул рукой.

— В оболочке гелий, он не горит.

— Я не о том.

— И стрелять больше не будут. Продырявить нас — плевое дело, но стоит ли? Летим-то к ним... На всякий случай пристегните парашют.

— Нет уж... вместе.

Роберт глубоко затягивался, выдыхал дым тугими струями.

— Видите на севере и северо-западе черноту? Облака. Добраться бы...

Сумеют ли они докарабкаться до облаков? Ведь и немцы отлично понимают, что там, в черной мути, они не смогут даже укусить. И расчет... Оправдается ли простая метеорологическая истина: ветер с высотой может изменить направление на сто восемьдесят градусов.

Конструктор встрепенулся, вытянулся у борта. Бросив папиросу, прислушался и Роберт. Нарастал прерывистый звук. Он рос, двоился, захлестывал. В стороне и выше аэростата пронеслись густые, резко очерченные тени. Пара ночных истребителей легла в крутой вираж и закрутилась вокруг аэростата. Короткие угловатые крылья с каплями огней на концах, длинные хищные фюзеляжи сужали круг, будто затягивали невидимую петлю на податливом теле воздушного шара.

Круг за кругом. То отходя, то опасно сближаясь, самолеты рубили воздух, раскачивали гондолу, отрыгали вонючее пламя моторов на аэростат...

Время остановилось. Воздушный шар упрямо набирал высоту. Истребители, резко колыхнув крыльями, развернулись и начали боевой заход.

Ведущий включил фары. Два ярких световых столба потянулись к аэростату. Два слепящих круга, вырастая с неимоверной быстротой, выхватили из ночи блестящую оболочку, конус строп, квадратную гондолу и аэронавтов, застывших, как статуи. Над шаром, ударив его жесткими струями, самолеты взмыли и снова начали заход. Крупными стежками прошили небо разноцветные трассы пулеметных очередей. Истребители стреляли выше аэростата. Казалось, рвущийся вверх шар коснется раскаленных нитей и лопнет, как мыльный пузырь. Роберт зажмурился. Снова струи от винтов колыхнули оболочку. Гондола закачалась. Роберт не удержался, падая, схватился за веревку клапана, и в грохот моторов ворвался резкий свист уходящего из оболочки газа. Роберт разжал руки, отшатнулся, вдавил спину в жесткую плетенку гондолы. Сердце стучало где-то в горле. Подминая под себя свалившегося на дно конструктора, полез к газовому баллону, остервенело закрутил вентиль. Шланг от баллона туго завибрировал, направляя в оболочку новую порцию газа.

— Они не посмеют... Психическая атака! Не посмеют! Они знают, что вы здесь! Они знают... Все равно нас несет в их сторону. Выкусят, сволочи, выкусят! — не слыша себя, твердил Роберт конструктору, сворачивая законцовку опавшего шланга.

— А если попадет одна пуля, две пули?

— Шар будет медленно чахнуть. Спустимся, как на салазках с горки! — машинально ответил Роберт и на свои мысли и вдруг почувствовал: кто-то шарит по его бедру. Кобура пистолета стала легкой. Резко повернувшись, Роберт выкрутил руку конструктору. Оружие упало на дно гондолы.

— Вы что-о? — заорал было Роберт, но тут же зажмурился от нового прожекторного залпа. Елозя пальцами по ивовым прутьям, нащупал ребристую рукоятку, сунул пистолет за пазуху.

— У меня нет личного оружия. Я майор. Приказываю тебе,— глухим отсыревшим голосом сказал конструктор.

— Нет!

— Ты представь, что стреляешь не в мою голову, а в секретный ящик, который не должны вскрыть.

Роберт взялся за баллон, чувствуя, как трясутся руки. Он поднял баллон над головой и швырнул за борт.

— Сержант!

— Отставить, товарищ майор! Я командир корабля. Прекратить разговоры!

Аэростат, проглотив дополнительную порцию газа и лишившись балласта, прыгнул в высоту. Роберт удивленно осмотрелся. Луна спряталась. Вокруг черная вязкая мгла.

Издалека, как сквозь вату, доносился рокот самолетов. Аэростат плыл в облаках. Роберт медленно опустился на корточки и закрыл глаза.

Гондолу покачивало, как люльку. Не было сил даже пошевелить пальцами. Наплывали и размывались в сознании обрывки каких-то мыслей, образов. То виделась сморщенная оболочка шара и оскаленная танковыми надолбами земля, то маленький зеленый домик на окраине Саратова, а на крыльце девушка в ярком красном платье, но почему-то с желтым изможденным лицом конструктора и голосом полковника из Москвы. Акулья пасть истребителя в праздничном фейерверке. Потом луна, жухлая, темная, теплая... Последним усилием он сунул руку за пазуху и прижал пистолет к груди.

Проснулся он от слабых толчков в плечо.

— Не могу... д-дышать. Пи-ить...

Роберт ощупал мокрый воротник, влажное лицо конструктора с широко открытым ртом и понял: они в кучевых облаках на большой высоте.

— Простите, двое суток по-человечески не спал,— сказал Роберт, нашарил веревку клапана, потянул ее. И вдруг осознал, что все делает с закрытыми глазами.

Открыл. Кругом светло, как в задернутой полупрозрачными шторами комнате. Оболочка, стропы, прутья гондолы и одежда мокрые. Роберт протер стеклышко альтиметра: аэростат очень медленно падал. Спуск не ощущался, шар будто в вечной неподвижности застрял между небом и землей в серой непроглядной мути облаков.

— Возьмите,— протянул он конструктору фляжку с водой. Напившись, тот вернул фляжку, зябко втянул голову в воротник шинели.

— Сколько летим?

— Около шести часов. Есть хотите?

— Куда нас несет, вы, конечно, не знаете? — Но в голосе конструктора теплилась надежда.

— Ночью мы набрали пять тысяч метров. С высотой ветер меняется, иногда очень резко. Думаю, что летим в одном из восточных направлений... Вам надо подкрепиться.

— Коробку с продуктами вы отдали комбату.

— Есть плитка шоколада,— возразил Роберт.— Берите!

Они увидели землю на двадцатом часу полета. Вцепившись в скользкие борта гондолы, жадно рассматривали бурые покатые холмы и зеленые перелески, быстро бегущие под аэростат.

— Ветер сильный! — сказал Роберт, определяясь по компасу.— Плывем на юг!

— Значит...

— Ничего еще не значит! Надо сориентироваться по карте. Карта перекочевала из-за голенища сапога в руки аэронавтов.

Схваченная за углы, она трепыхалась на ветру, и взоры аэронавтов скатывались с нее на землю, потом обратно, и опять на землю.

— Вот речушка... Смотрите! Это она, она, видите? И деревня, подковой, как подкова, очень похожа! И лес! Прямо как это пятно!

Но Роберт не слушал конструктора, он знал, что это иллюзия. Им неизвестна линия полета, неизвестен даже приблизительно район местонахождения, а в этом случае карту невозможно сличить с местностью, если нет крупных и очень характерных ориентиров. Но все же он схватил конструктора и стал целовать его желтое лицо, тыкаясь губами в острый нос, в заросшие щеки, рыжий шершавый подбородок.

— Это наша земля! — закричал он и, перегнувшись через борт, неистово замахал руками приземистым избам, крытым свежей соломой, стайкам ребятишек, поднявшим пыль на околице, красному флагу над кирпичным зданием сельсовета.

Только в русских селах бывают такие вот полуразвалившиеся церквушки рядом с белоколонным клубом. Только у нас может безнадзорная буренка залезть в огород. И только мирные нивы могли тучнеть зеленями вокруг почти безлюдной деревни. А вот и голевой стан. На тракторе женщина, женщина в голубом платочке...

— Это наша земля,— тихо повторил конструктор и, вытерев колючим рукавом шинели остатки облачной влаги у глаз, содрал с головы туго натянутую пилотку.

Об авторе

Казаков Владимир Борисович. Родился в 1926 году в Саратове. По спецпаль-ностл пилот гражданской авиации, член Союза журналистов СССР. Автор опубликовал два сборника рассказов («Однажды в небе», «На невидимых дорогах»), много рассказов, очерков и статей в журналах, газетах, альманахах. В нашем сборнике публикуется впервые. Сейчас работает над повестью «Загадочный пеленг» о чекистах в авиации.


 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу