| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |

На суше и на море 1965(6)

Тайна древнего манускрипта

От автора

В 1913 году при посещении Долины царских гробниц моему другу, египтологу, погибшему в первую империалистическую войну, посчастливилось приобрести уникальный папирус. Расшифровка древнего манускрипта показала, что он был написан более трех тысяч лет назад. Много споров вызвал характер повествования. Большинство относило его к ранним произведениям египетской художественной литературы типа «Потерпевший кораблекрушение», древнейшего папируса, хранящегося ныне в Эрмитаже. Оппоненты, составлявшие меньшинство, считали, что это опоэтизированная летопись какого-то события, следы которого были уничтожены в смутное время конца XVIII династии.

Фараоны Египта, пытаясь вычеркнуть из памяти народа имена неугодных им лиц, безжалостно уничтожали все, что могло напоминать о них.

Завоеватели Египта поступали еще хуже: они предавали огню все ценнейшие реликвии, богатейшие собрания рукописей.

В III веке до нашей эры по повелению фараона Птолемея II, основателя величайшей в мире библиотеки, в Александрию было свезено со всех концов Египта до семисот тысяч старинных манускриптов. Часть их погибла во время пожара при осаде города Юлием Цезарем в 47 году до нашей эры.

Марк Антоний пополнил эту потерю, подарив Клеопатре библиотеку Пергамского царства, насчитывавшую двести тысяч манускриптов, вторую по величине после Александрийской.

В 642 году нашей эры религиозный фанатик халиф Омар, завоевавший Египет, сжег обе сокровищницы. Две недели на улицах Александрии пылали костры, сложенные из рукописных свитков, ими топили бани.

Так погибли памятники древней культуры — свидетели исторических событий, сохранившихся ныне в памяти потомков лишь в виде легенд и сказаний.

Вот почему рукопись, найденная моим другом, имела такую ценность: она проливала свет на некоторые, доселе неизвестные страницы истории Египта. Древний манускрипт чрезвычайно заинтересовал и меня. Но с гибелью моего друга бесследно исчез и папирус.

Полеты космонавтов, готовых завтра понести далеким мирам светоч наших знаний и культуры, заставили меня вспомнить об уникальном папирусе, и я решил записать то, что сохранила память.

Со времени исчезновения манускрипта прошло полвека, поэтому автор не может ручаться за абсолютную точность его содержания. Поскольку это не дословный перевод и не историческое исследование, автор придал своему повествованию форму занимательной новеллы, внеся ряд дополнений, почерпнутых из сохранившихся египетских папирусов и трудов советских и зарубежных ученых.

...Слушай меня, я не зря говорю тебе это!

«Потерпевший кораблекрушение»
— древнейший египетский папирус,
хранящийся в Эрмитаже

Задумчиво бродил владыка Египта по дворцовым залам. Тревожные мысли и мрачные предчувствия заставили его отложить прием послов из страны Куш *, отменить столь любимую им охоту на антилоп, отказаться от прогулки по Нилу на чудесной барке «Великолепие Атона».

* Нильская Эфиопия.

Скудный свет, проникавший сквозь узкие окна, расположенные на высоте двадцати локтей *, не мог рассеять полумрака, царившего в залах. Призрачные тени, окутывавшие статуи в глубоких нишах, придавали им вид застывших в причудливых позах живых существ. Мрачное величие царских чертогов лишь усугубляло чувство беспокойства у фараона.

— Кагабу, — обратился он к своему наставнику, занимавшему пост хранителя сокровищ и главного писца, — когда вернется с прогулки царица?

— К обеду, господин мой. Не грусти, государь, ведь сегодня день твоего рождения. Сегодня тебе, Тутанхамону, владыке Верхнего и Нижнего Египта, да живешь ты вечно, исполнилось четырнадцать лет!

Фараон горько усмехнулся:

— И потому сегодня в зале приема послов соскоблили со стен изображения моего отца, чей голос правдив.

— Таков приказ верховного жреца.

Заметив, что брови фараона гневно сдвинулись, Кагабу продолжал:

— Чем же развлечь тебя, повелитель? Не призвать ли танцовщиц? Они позабавят тебя, и сердце твое развеселится.

— Нет, Кагабу, мне сейчас не до плясок. Меня весь день преследуют мысли о матери, хотя я и не помню ее. Ты ее видел? Ты говорил с нею? Расскажи мне о ней!

— Что ты! Что ты! — взволнованно зашептал старый царедворец, опасливо озираясь по сторонам. — Подумай, о чем ты просишь! Ты же знаешь, что имя ее запрещено произносить. Вспомни, сколько горя пришлось пережить твоему отцу из-за нее. Постарайся забыть пришельцев, принесших столько несчастий.

— Но я ничего о них не знаю. От меня скрывают все, что с ними связано, а я слышал, они многому нас научили и открыли тайну...

— Тише! Тише! Умоляю тебя...

— Даже отец не хочет со мной об этом говорить. Как жаль, что мать умерла, когда я еще ничего не понимал. А приемная мать, Раннаи, когда я спрашиваю ее, вместо ответа начинает плакать.

— Зачем же требуешь сказать то, о чем молчат твои родные?

— Если ты не хочешь выполнить мою просьбу, — вспыхнул юный фараон, — пусть она станет приказом! Да, я требую ска-зать все, что ты знаешь!

Наставник низко поклонился.

— Если так, великий государь, пойдем в сад, дворцовые стены имеют уши.

* Около десяти метров.

Они направились в глубину сада, где для царицы была выстроена беседка, густо увитая виноградом. На круглом столе лежала небольшая доска, разделенная на квадраты, их занимали фигурки с головами шакалов.

— Сыграем в таб *, — предложил Кагабу.

— Нет, — сказал фараон, опрокидывая фигурки, — я пришел сюда не играть, а узнать все, что связано с именем моей покойной матери.

— Повинуюсь, государь. Только не торопи меня. Я расскажу все по порядку.

Кагабу внимательно посмотрел на юного фараона. Разговаривать с ним о Небесных Посланцах строго-настрого запрещено Советом жрецов. Но рано или поздно ему нужно открыть всю правду. И теперь, видимо, этот день пришел. Наставник юного фараона начал издалека. Ведь речь шла о важных событиях, повлиявших на всю историю страны.

Кагабу рассказал, что основателем династии, к которой принадлежал Тутанхамон, был фараон Яхмес I. Изгнав из долины Нила племена гиксосов, он сплотил отдельные провинции — номы, разобщенные в период чужеземного ига, объединил Египет и занял войсками страну Куш и Южную Палестину. При его детях и внуках империя фараонов стала самым богатым государством.

В годы правления фараона Аменхотепа III, деда Тутанхамона, Египет достиг такого могущества, какого еще никогда не достигал. Цари соседних стран обращались с льстивыми посланиями к фараону, униженно восхваляя его и выпрашивая подачки.

— Небесные Посланцы прилетели к нам в царствование твоего деда, — рассказывал Кагабу. — После их появления фараон Аменхотеп III заметно изменился, стал сторониться жрецов и вскоре сделал наследника своим соправителем. Аменхотеп IV, женившись на Посланнице Неба, стал твоим отцом.

Следуя советам Детей Неба, твой отец решил искоренить поклонение многочисленным богам, мстительным и коварным, возбуждавшим страх. Он поклонялся лишь только солнечному диску — Атону, олицетворявшему любовь. Объявив себя верховным жрецом Атона, он восстановил против себя жрецов многочисленных храмов. И к ним примкнула недовольная знать, ведь твой отец стал окружать себя простыми, но достойными людьми.

* Древнеегипетская игра, напоминавшая шашки.

На шестом году правления твой отец решил раз и навсегда покончить со своими противниками. Он закрыл старые храмы и изгнал из них жрецов. Он запретил даже упоминать имена прежних богов, особенно фиванского Амона. Его имя было заменено словом «Атон» — диск солнца. Имя твоего отца Аменхотеп, как тебе известно, означало «Амон доволен». Отец стал называть себя Эхнатоном, что значит «Угодный Атону». Чтобы окончательно порвать с прежними традициями, он основал новую столицу к северу от Фив, назвав ее Ахетатон — «Небосклон Атона», куда и переехал со всей семьей.

Но на этом его борьба с жрецами не кончилась.

Неудачи в войнах, которые он вел с хеттами*, жрецы объяснили гневом отвергнутых богов. Они подстрекали простой народ, недовольный выпавшими на его долю лишениями, выступить против твоего отца. В конце концов это им удалось.

Жрецы свергли твоего отца, предав проклятию его имя. После смерти Дочери Неба он удалился в уединенную резиденцию с главной женой — царицей Нофертити и второй женой — Раннаи. Вот почему тебе пришлось так рано надеть на свою голову короны Верхнего и Нижнего Египта. И поскольку ты был сыном Дочери Неба, женщины нецарской крови, тебя рано женили на Анхесенпаатон, мать которой, Нофертити, была царской дочерью.

Выслушав длинный рассказ главного писца, Тутанхамон сделал нетерпеливый жест.

— Но кто же эти Небесные Посланцы? Ты говоришь, что моя мать была Дочерью Неба. Что это значит?

Кагабу ответил не сразу.

— Твоего отца называли мечтателем. Да, появление Посланцев Неба перевернуло всю его жизнь, заставило искать новых путей к познанию, к подлинному счастью, но этого не поняли те, кто окружал его...

Послышались тихие шаги. Кагабу раздвинул листья винограда.

— Жрец! — прошептал он и быстро стал расставлять на доске фигурки с головами шакалов.

— Теперь тебе начинать, государь! — громко объявил он. Мимо беседки медленно прошествовала высокая, худощавая фигура в белом одеянии. Казалось, жрец о чем-то сосредоточенно думал и даже не взглянул в сторону беседки.

— Он следит за нами. Будем осторожны. Делай вид, что играешь в таб. Завтра я принесу тебе манускрипт, где мной записана история Небесных Посланцев, и ты узнаешь все, что тебя волнует. Только береги его пуще зеницы ока, иначе мне не сносить головы...

* Хетты — народ, живший во втором — первом тысячелетии до нашей еры в восточных и центральных областях Малой Азии.

Тут они снова увидели жреца.

— Что тебе нужно? — спросил Тутанхамон.

— Я хотел сказать моему господину, — спокойно ответил жрец, внимательно поглядев на Кагабу, — что на первый день месяца Паини назначено заседание Совета, который ты должен почтить своим присутствием.

Вернувшись во дворец, Тутанхамон отправился на половину жены. Спальня царицы была перестроена зодчим Паранафером, расширившим окна. Теперь в альков, облицованный лазуритом из далеких полуденных стран, падал яркий свет.

Владычица Египта сидела окруженная придворными женщинами, с большой куклой на руках, которую ей подарили непревзойденные мастера Ахетатона — резиденции свергнутого фараона.

Худенькая, с большими черными глазами, длинными ресницами и пухлыми губами, она казалась моложе своих десяти лет.

— Посмотри, посмотри, — весело воскликнула она, увидев входящего супруга, — посмотри, какую мне подарили дочку!

— Хорошая кукла! — улыбнулся Тутанхамон, с детским любопытством разглядывая нарядную игрушку, сделанную с большим искусством.

— Довольна ли ты прогулкой, Анхесенпаатон?

— Очень, очень довольна! Всю дорогу играла музыка и мы пели песни. Но я вижу, ты чем-то озабочен. Что случилось, дорогой муж и брат? *

* Обычно фараоны для сохранения чистоты крови династии женились на своих ближайших родственницах, иногда на родных сестрах, и дети от этого брака наследовали трон.

Легким движением головы фараон дал понять присутствующим, что хочет остаться наедине с женой.

— В зале приема послов, — сказал он, — стерли со стены изображение нашего отца.

Анхесенпаатон испуганно взглянула на мужа.

— Отец осведомлен об этом? — спросила она.

— Не знаю. Я поговорю с Раннаи.

— А я с мамой. Я видела ее вчера. Она была очень печальной и все время плакала.

— Почему?

— Не знаю.

— А я знаю! — гневно воскликнул Тутанхамон. — Это козни жрецов. Они мстят отцу за то, что он запретил молиться многим богам и повелел поклоняться только благодатному Солнцу.

— Блаженное Солнце, сияй над нами!.. — тоненьким голосом запела Анхесенпаатон.

— Тише! — остановил ее фараон. — Ты же знаешь, что жрецы запретили поклоняться Солнцу и восстановили прежние обряды. Они запретили отцу называться Эхнатоном и принудили меня отречься от имени отца и превратиться из Тутанхатона — живого воплощения Атона — в Тутанхамона. Займись своей куклой, а я пойду к отцу.

Выйдя в сад, он направился к небольшому дому, стоявшему поодаль. Там жил его отец, не так давно могущественный, а ныне развенчанный владыка Египта.

На веранде он встретил свою приемную мать, еще не старую, но уже седую женщину.

— Мир тебе, любимец бога, — низко поклонилась она фараону, — я ждала тебя и очень рада, что ты удостоил нас своим посещением.

Фараон нежно обнял ее.

— Я тоже рад тебе, Раннаи, но я хочу видеть отца. Где он?

— В храме Хатшепсут.

— Почему? — удивился Тутанхамон.

— Его вызвал Совет жрецов. Но может быть, у тебя и ко мне есть дело? Тогда пройдем в мои покои.

Комната, куда Раннаи ввела Тутанхамона, напоминала уголок сада. На полу расходились голубые волны, точно на поверхности пруда, в котором среди зеленых листьев водяных растений, цветов и бутонов голубого лотоса плавали рыбки. На панелях стен были изображены заросли папирусов, а на бирюзовом потолке голуби, за которыми гнался ястреб.

В больших лазуритовых вазах, алебастровых кувшинах, затейливо расписанных фаянсовых сосудах стояли букеты душистых цветов. Гирлянды листьев украшали стены, образуя причудливые сплетения.

Усадив фараона на кушетку, Раннаи придвинула к нему столик с фруктами и сладостями.

— Маленьким ты очень любил их, — улыбнулась она, — но твое детство рано прервали, государь, надев на тебя сразу две короны: Верхнего и Нижнего Египта. Так зачем тебе понадобился отец? Что-нибудь случилось?

— В зале приема послов соскоблили его изображения.

— Жрецы давно объявили нам войну. Я недавно с болью в сердце смотрела, как они сжигали манускрипты, в которых упоминались имена твоей матери и ее брата.

— Почему ты никогда не говоришь о моей маме?

— Имя Дочери Неба запрещено произносить под страхом смерти.

— Раннаи, ты встречалась с нею, ты хорошо знала ее...

— Она была моей подругой. Увы, имена твоей матери и моего покойного мужа — ее брата — вычеркнуты навсегда из летописей Египта. Жрецы хотят, чтобы их забыли так, как если бы их и вовсе не было.

— Я сегодня узнал кое-что о той, которая родила и выкормила меня. Но этого так мало. Расскажи же и ты мне, Раннаи, расскажи хоть что-нибудь.

— Нельзя, мой повелитель, ты знаешь, что за каждым нашим шагом следят, каждое слово подслушивают.

Тихий стук в дверь заставил их вздрогнуть. В комнату вошел Кагабу.

— Мой повелитель, тебя ждут во дворце, — сказал он и, подойдя ближе, чуть слышно добавил: — За тобой следят, будь осторожен.

— Кто ждет меня?

— Царица.

Тутанхамон отправился в покои жены. Утомленная прогулкой, она крепко спала, обняв куклу.

Рано утром царица явилась к мужу с просьбой, чтобы он отправился в художественные мастерские и взял ее с собой. Там для нее изготовлено зеркало, на рукоятке которого изображена она — Анхесенпаатон, и ей не терпелось посмотреть.

— Хорошо, Анхесенпаатон, — согласился фараон, — я возьму тебя с собой. Юная царица захлопала в ладоши.

С горделивым чувством смотрел он на юную царицу, облаченную в белый наряд из прозрачной ткани, в талии он был кокетливо перехвачен алым шарфом с ниспадающими до пола концами.

Распахнулись двери, и в сопровождении пышной свиты вошел великий везир Эйе. Человек сильной воли и недюжинного ума, он очень быстро возвысился при дворе. Из командующего колесничным войском он стал носителем опахала по правую руку царя, хранителем печати, градоначальником столицы и, наконец, главой центрального правительства и высшей судебной власти. Будучи в родстве с царствующим домом, он носил еще титул Первого друга фараона.

Высокого роста, широкоплечий, с большой головой, покрытой завитым париком, в традиционном, низко подпоясанном переднике, он выглядел внушительно и рядом с четырнадцатилетним Тутанхамоном казался исполином.

— Какими делами будет заниматься сегодня великий государь? — спросил он, поклонившись.

— Мы поедем к мастеру Тутмесу, — поспешно ответила Анхесенпаатон, словно боясь, что муж изменит свое решение.

Фараон кивнул головой, и Анхесенпаатон выпорхнула из комнаты.

Предупрежденный о предстоящем посещении фараоном и царицей художественных мастерских, главный скульптор Тутмес ждал их у входа.. Выдающийся ваятель и золотых дел мастер, Тутмес не мог похвалиться особой знатностью рода, но завоевал всеобщую любовь и уважение.

— Я приехала за обещанным зеркалом, — сказала Анхесенпаатон, здороваясь с прославленным художником.

Проводив высоких гостей в мастерскую, Тутмес вручил царице отполированный до блеска серебряный диск, ручкой которого служила золотая фигурка девочки с туго заплетенными косичками и изящными линиями рук и ног. Стройную фигурку облегала полупрозрачная ткань легких одежд. Необычайная мягкость форм в полной мере отвечала той плавности линий, которую подчеркивали мастера Ахетатона.

— Как мне нравится это зеркало, — воскликнула царица, — такого у меня еще не было!

Улыбнувшись, Тутмес протянул ей выточенную из слоновой кости фигурку плывущей девушки, держащей в вытянутых руках красную полированную ложечку для притираний.

— Это тоже для тебя.

Юная царица, не скрывая своего восторга, поспешила к фараону показать полученные подарки.

Фараон велел Кагабу щедро наградить мастеров.

— Раньше так не умели делать, — сказал Тутанхамон, — я видел во дворце зеркала и ложечки, сделанные фиванскими и мемфисскими мастерами, но им далеко до этих. Фигурки твоих мастеров, Тутмес, словно живые.

— Этим мы обязаны, повелитель, твоей матери. Она научила нас правдиво изображать лица и фигуры. Правила, преподанные ею, и лежат в основе нашего искусства.

— У тебя не сохранилось ее портрета?

Тутмес не успел ответить. В этот момент в мастерских появился Эйе.

— Господин мой, — обратился он к Тутанхамону, — не хочешь ли ты взглянуть на чертежи нового храма, который будут строить в Фивах?

Сопровождаемый свитой, фараон направился в архитектурную мастерскую.

Оставшись одна, юная царица стала рассматривать фигурки, стоявшие на полках. За большой вазой, в самом углу, она нашла изображение стройной женщины с большими, как у ребенка, глазами и странным выражением лица. И наряд у нее был какой-то необычный, незнакомый царице. Долго любовалась она найденной статуэткой, пока не услышала испуганный возглас Кагабу:

— Где ты нашла ее, царица?

— На полке. Она стояла позади вот этой вазы. Подошли фараон, Эйе и свита придворных.

— Что это у тебя? — спросил фараон. — Какие удивительные глаза, точно живые, и как странно смотрят они. Кто это изображен? — обратился он к Тутмесу.

Мастер молчал.

— Чья эта статуэтка? — повторил свой вопрос фараон.

— Заклинаю тебя, повелитель, не спрашивай, — растерянно проговорил Эйе, — пойдем отсюда. А ты, — гневно обернулся он к побледневшему Тутмесу, — сегодня же явишься ко мне.

— Эйе, — вспыхнул фараон, — я запрещаю тебе так разговаривать с моими мастерами.

Подозвав Кагабу, он взволнованно спросил:

— Кто изображен на этой статуэтке?

— Твоя мать — Дочь Неба, — тихо ответил главный писец.

— Ты доставишь ее сегодня же ко мне во дворец, — твердо сказал Тутанхамон и, кивнув на прощание Эйе, направился с царицей к выходу.

Вечером Кагабу явился во дворец. Бережно поставил на стол завернутую в плотную ткань статуэтку и вручил фараону небольшой свиток.

— Вот, — сказал он, — то, что я обещал тебе. Я разрезал папирус на несколько частей, чтобы легче было скрыть его от любопытных глаз. Завтра я принесу следующий кусок. Только береги его и никому не показывай. Здесь записано все, что известно мне о Дочери Неба.

Помолчав, Кагабу доверительно добавил:

— Прости, государь, но ты поступил очень неосторожно, взяв эту статуэтку. Этим ты можешь навлечь на себя гнев жрецов и Эйе.

— Но ведь он Первый друг фараона!

Старый царедворец с укоризной посмотрел на фараона:

— Юности свойственно ошибаться. Но не повторяй больше подобных ошибок. Я постараюсь предостеречь тебя от них.

— Спасибо, Кагабу, я никогда не забуду того, что ты для меня сделал.

Поклонившись, главный писец удалился. Тутанхамон развернул статуэтку и долго смотрел на нее, потом осторожно поднес к губам и нежно поцеловал.

— Мама! Моя мама!

Он позвал юную царицу:

— Сейчас мы с тобой прочтем то, что здесь написано о моей маме.

Они сели к столу и, склонившись над папирусом, углубились в чтение. Задумчиво глядели на них грустные глаза Дочери Неба.

...И была у фараона танцовщица, звали ее Раннаи. Она не только изумительно плясала, но и прекрасно пела, сама себе аккомпанируя на музыкальных инструментах.

Как родную дочь, любил фараон маленькую плясунью и выполнял все ее желания. Он построил для нее в дворцовом саду отдельный павильон, украсив его коврами и эбеновой мебелью, отделанной чистым золотом и слоновой костью, дал ей рабынь, чтобы они умащивали ее благовониями и одевали в прозрачные одежды. И хотя она была только танцовщицей, ее почитали превыше всех придворных женщин.

Был у фараона сын, наследник. Приглянулась ему Раннаи. Захотел он познать ее и послал к ней слугу своего с такими словами: «Сын фараона даст тебе десять дебенов* золота, если ты согласишься провести с ним один час. Но если ты не согласишься, он возьмет тебя силой!»

Раннаи ответила:

— Ступай и передай своему господину: я девушка и еще чиста! Если ты желаешь меня видеть, приходи к твоему отцу, где я пою и танцую. А поступать так, как продажные женщины, я не стану!

Так она сказала.

Узнал об этом фараон и пригрозил сыну, что пошлет его воевать в далекую страну, строго запретив видеться с Раннаи, красавицей, равной которой не было в Египте...

В месяце феменот, когда зазеленели всходы, фараон Аменхотеп III сидел на террасе и слушал музыку. Вдруг раздался странный шум. Такого шума никто никогда не слышал. В небе появилась громадная птица. Она летела очень быстро, и из ноздрей ее вырывалось пламя. Придворные пали ниц, а фараон и жрецы стали читать заклинания. Птица исчезла в той стороне, где заходит солнце, но в небе долго оставались от ее полета белые полосы.

* Дебен — мера веса, равная девяноста одному грамму.

Прошло много дней, и ко двору примчался гонец с известием, что в песках страны Тимхи ** опустилась большая огнедышащая птица и из этой птицы вышли два человека в странных одеяниях, похожие и непохожие на людей, и что жители всей округи в большом страхе. Фараон собрал Совет жрецов и отправил наследника с большой свитой к Небесным Посланцам.

Прошло еще много дней, и вот ранним утром наследник со свитой и таинственными пришельцами прибыл в столицу.

Оставив Небесных Посланцев в большом зале, царевич поспешил к отцу.

— Они не похожи, — сказал он, — ни на кого из тех людей, которых мы знаем, но они люди, и очень умные. Они очень быстро научились понимать то, что им говорят, и даже отвечают нам. Это брат и сестра. Его зовут Тот, а ее — Та. Прилетели они с далекой звезды в железной птице, которая осталась в песках Тимхи под охраной наших воинов. Я приказал никого близко к ней не подпускать, а чтобы птица не улетела, ее приковали цепью. Небесные Посланцы угостили нас диковинными яствами, которые они привезли с собой. Но они охотно едят и хлеб, и птицу, и рыбу, и овощи, и фрукты. Великий фараон, да будет он жив, здоров и могуч, окажет достойный прием высоким гостям.

* Территория современной Ливии.

Так сказал сын фараона.

И повелел фараон облечь себя в парадные одежды. И проводили Посланцев Неба в тронный зал, куда собрались все придворные, жрецы и мудрецы. Необыкновенные пришельцы были и похожи и не похожи на людей. Их лица казались высеченными из мрамора. Фигуры их были стройны и облачены в странные плотные наряды без всяких украшений, свойственных египтянам.

Приблизившись к трону, Посланцы Неба низко поклонились.

— Привет, великий фараон, от неведомых тебе доселе далеких братьев! — сказал Посланец, который называл себя Тотом. Голос его был звонок и мелодичен, не похож на человеческий. — Со временем я подробно расскажу тебе о том мире, где они живут, а пока посмотри, что мы привезли с собой. — И пришелец поставил перед фараоном небольшой ларец. Передняя стенка его вспыхнула, и все увидели безбрежные пески, на которых покоилась серебристая птица, окруженная палатками египетских воинов.

— Это охрана, которую я оставил стеречь птицу! — воскликнул наследник. — Вон стоит Амени, а рядом с ним Усерхет.

— Ты великий чародей, — сказал Тоту фараон, — твое окно, позволяющее видеть так далеко, воистину волшебно.

— Пройдет время, — ответил Пришелец, — и ваши мудрецы создадут вещи еще более чудесные, чем те, что мы привезли.

— Я слышу речь наших воинов, — снова воскликнул наследник, — они прославляют имя великого фараона, да будет он милостив и всемогущ!

Голоса воинов звучали так громко, как будто они находились рядом. Все это было поистине удивительно.

— А теперь я покажу тебе нашу лучезарную звезду, — сказал Тот. В волшебном окне появились высокие деревья красноватого цвета,

широкие, блестящие, как зеркало, улицы. Стремительно проносились по ним диковинные сооружения, из которых выглядывали чьи-то лица.

— Наши колесницы, — пояснил Тот.

— Кто же их везет? — спросил фараон. — Я не вижу лошадей.

— У нас нет лошадей, колесницы сами себя везут.

В небе пролетали серебристые птицы, подобные той, что опустилась в песках Тимхи. Высокие светлые здания были еще более величественны, чем самые большие египетские храмы. Тот сказал, что это дома, в которых живут люди его родины.

Но вот волшебное окно погасло, словно кто-то изнутри закрыл его. И Тот стал вынимать из своих сундучков другие любопытные предметы.

Прилетевшая на железной птице женщина, которую звали Та, увидела в толпе приближенных фараона маленькую танцовщицу Раннаи. Она подозвала ее и надела ей на палец кольцо с большим камнем, отливающим всеми цветами радуги. А Раннаи сняла голубое ожерелье — подарок фараона — и дала его гостье.

Небесных Посланцев поселили во дворце. С раннего утра к ним приходили жрецы и мудрецы поучиться разным диковинным вещам. Однажды фараон попросил объяснить, как устроена железная птица.

— Твои мудрецы, — ответил Тот, — не поймут пока этого, но другое охотно я вам объясню.

И все, что он говорил, было нужным и полезным. Тот придумал, как удобнее записывать на свитке папируса слова, показал, как лучше вести счет, делать разные измерения, пояснял движение светил на небе.

А Дочь Неба беседовала с зодчими, скульпторами, рассказывала им, какие строят дома на ее родине, как надо изображать людей, чтобы они были точно живые.

Однажды Тот сказал, что на следующий день, в тот час, когда фараон садится обедать, наступит мрак. Черная тень закроет солнце, и только вокруг будет блестеть яркая корона. А потом солнце снова засияет на небе.

— Мы наблюдали такое, — сказали мудрецы, — но как можешь ты знать, когда это начнется?

— Я научу вас этому, — обещал Тот.

Он роздал всем тонкие черные пластинки и показал, как сквозь них смотреть на солнце. Вышло так, как сказал Тот. Едва гонг возвестил о начале обеда, как темное пятно стало надвигаться на солнце. Все спустились в сад, и фараон, позабыв про обед, глядел через черную пластинку на небо.

Когда солнце стало черным, всех обуял страх и многие пали ниц. Но скоро опять засияло светило, и фараон сказал Тоту:

— Ты великий мудрец, и я назначаю тебя главным советником моим.

Так сказал фараон.

Тут рукопись обрывалась. Тутаихамон взглянул на жену.

— Как в сказке! — воскликнула Анхесенпаатон. — Почему же от нас скрывают прилет Небесных Посланцев? Ведь это так интересно!

— Кагабу сказал мне, что жрецам пришлось не по нраву все, что делали Дети Неба. И теперь они хотят, чтобы все забыли о них навсегда.

— Как жаль, что рукопись так быстро кончилась.

— Кагабу обещал завтра принести продолжение.

Утром Тутанхамон отправился к отцу.

— Не тревожь его, — попросила Раннаи, — он крепко спит и к тому же нездоров. Он отослал и Нофертити, и меня и просил, чтобы никто его не беспокоил.

— Бедный отец! Ты не знаешь, о чем жрецы с ним говорили?

— Нет, государь. Но думаю, что все о том же. Они требуют, чтобы он публично отрекся от своего поклонения Солнцу и признал религию своих предков. Так хочет Кенамои, верховный жрец храма Амона.

— Отец этого никогда не сделает! — гневно воскликнул Тутанхамон.

Раннаи вздохнула:

— Сколько ему пришлось перенести за последние годы после смерти Дочери Неба!

— Как я завидую тебе: ты знала мою маму, ее брата Тота, ты видела железную птицу!

Поцеловав приемную мать, фараон возвратился во дворец, где его уже ждал Кагабу.

— Я прочитал твой манускрипт, — сказал Тутанхамон, — и хочу знать, что было дальше.

Подавая ему свиток, главный писец сказал:

— Прибыли послы из Финикии, они просят защитить их от притеснений, которые чинят им хетты. Торговля с Финикией очень выгодна для нас, государь, особенно сейчас, когда казна наша пустеет.

— Во времена деда и отца казна богатела, а сейчас пустеет, — грустно проговорил Тутанхамон.

— Твой дед и отец не давали воли жрецам, а сейчас, воспользовавшись твоей молодостью, они снова подняли голову...

Послышались шумные голоса, и, сопровождаемый свитой, в зал вошел великий везир Эйе.

— Привет тебе, государь! Да будешь ты жив, здоров и могуч! Я пришел предупредить тебя. Сегодня к тебе придут послы Финикии. Не верь их лживым посулам. Они хитры и хотят вовлечь нас в войну с хеттами, а воевать сейчас мы не можем. Не давай им никаких обещаний.

— Я подумаю над тем, что ты сказал, Эйе.

Эйе с удивлением посмотрел на Тутанхамона. Он привык, чтобы юный фараон беспрекословно следовал его советам. Покосившись на Кагабу, Эйе поклонился и вышел из зала.

Крепко сжимая в руках полученный свиток, фараон поспешил к Анхесенпаатон. Отослав придворных, фараон и царица склонились над рукописью.

...Прошел год. Раннаи и Та крепко подружились. Раннаи рассказывала Дочери Неба о Египте, о соседних странах, а Та в свою очередь делилась с подругой своими обширными познаниями, но многое не укладывалось в головке маленькой танцовщицы.

— Тебе надо много учиться, Раннаи, — говорила Дочь Неба. — Ты должна думать не только о том, чтобы сытно поесть, хорошо одеться, но и о том, чтобы получить знания, Вспомни вашу мудрую пословицу: «Глупец, ничего не читающий, подобен глухому, с которым приходится говорить жестами».

То, что ты играешь и поешь, очень хорошо, но этого мало. Ты должна много читать, беседовать с умными людьми, лепить статуэтки, чтобы развивать вкус и наблюдательность.

Однажды Раннаи спросила подругу, что заставило ее прилететь на Землю.

— Наши ученые, — отвечала Та, — давно уже летают к другим мирам. Они наблюдали и за Землей. Зная, что у вас такие же разумные существа, как и у нас, решили послать меня и моего брата, чтобы познакомиться ближе с вашей жизнью. Когда мы с Тотом летели к вам, мы знали, куда посадить железную птицу, потому что у нас есть изображения вашей Земли, на которых обозначены и горы, и моря, и реки, и долины.

Пройдет время, и мы пришлем к вам ученых, которые поделятся с вами своими знаниями, потому что все мы дети одной матери — Вселенной. Вскоре к фараону явились жрецы.

— Те, что называют себя Посланцами Неба, — сказал Кенамон, верховный жрец храма Амона, — скрывают от нас свои истинные цели. Женщина, которую называют Дочерью Неба, говорит всем, что они собираются послать в Египет каких-то ученых. Мы обратились к богине Неба Нут, и она открыла нам, что не Небо послало этих гостей, а злые силы, которые хотят погубить Египетское царство, а нас сделать рабами. Берегись их, милостивый владыка!

— Но ведь они ничего худого нам не сделали, — возразил фараон, — они научили нас тому, чего мы раньше не знали.

— Это хитрость, — ответствовал Кенамон. — Сейчас они ничего не могут сделать потому, что их только двое, но, если прилетят ученые — а сколько их будет, мы не знаем, — тогда они покажут свои когти. Тот и Та — лазутчики. Они не посещают храмов и не верят в богов, как же мы можем им верить?

Так сказал Кенамон, верховный жрец храма Амона.

В этот день Сын Неба был у Раннаи. Долго пела и танцевала любимица фараона, и долго Тот не покидал ее. Царевич тоже стал частым гостем в покоях Дочери Неба. Он брал ее с собой охотиться на диких уток и гусей, катался с нею по Нилу, и фараон радовался этому, потому что хотел удержать при дворе Небесных Посланцев вопреки предостережениям жрецов.

Как-то наследник пригласил Та на большую охоту, которую устраивал фараон. Дочь Неба поехала с Раннаи, которая хорошо умела управлять колесницей и хотела показать сестре Тота свое искусство. Ночь провели в оазисе. Разбили лагерь, поставили шатры. Фараон призвал к себе Раннаи и попросил спеть его любимые песни. И долго внимала им царская стража, и волнующие звуки проникали в сердца воинов, как воды разлившегося Нила проникают в выжженную солнцем почву.

А Дочь Неба в этот вечер слушала признания царевича. И улыбка озаряла ее бледное лицо, на котором часто вспыхивал легкий румянец.

Едва заалел восток, охотники покинули лагерь. Впереди ехали на парных колесницах, украшенных золотом, драгоценными каменьями и священными символами, фараон и наследник. За ними на маленькой одноконной колеснице красного дерева — Раннаи и Та.

Неожиданно из-за кустов выскочил лев.

Фараон пустил стрелу, но она запуталась в львиной гриве. Вторую стрелу пустил наследник. Ранив зверя, он привел его в ярость. В два прыжка зверь оказался у колесницы Раннаи и ударом огромной лапы повалил лошадь. Раннаи закрыла лицо руками, готовясь к страшной смерти. Но Та протянула в сторону зверя маленький блестящий предмет, сверкнул луч света, лев покачнулся и упал на песок. Когда подскакали охотники, лев был мертв. Приблизились придворные к Донери Неба и низко поклонились ей.

— Покажи мне, дочь моя, твой волшебный лук, — попросил фараон.

— Вот он, — отвечала Та, — но в руки я его тебе не дам, потому что ты не умеешь с ним обращаться и он может причинить тебе большое зло.

— Благодарю тебя за мудрые слова, — отвечал фараон, — да осыплют тебя боги дарами своими! Да пошлют они тебе жизнь бесконечную, без предела! Да распространится слух о тебе по горам и долинам! А теперь покажи нам еще раз чудесную силу твоего волшебного лука. Не знал я, что есть на свете такое хитроумное оружие.

— Хорошо, — сказала Та, — смотри. Видишь, как бьется на земле лошадь, которую ударил лапой лев, сломав ей ногу? Она все равно обречена, и я избавлю животное от мучений.

Дочь Неба подняла руку, блеснул луч света, лошадь вздрогнула и замерла. И снова все поклонились Дочери Неба.

Вскоре после этих событий сын фараона признался Тоту, что хочет жениться на его сестре и просит его согласия. Сын Неба ответил, что у них девушки сами распоряжаются своей судьбой. И как ни противились жрецы, фараон дал согласие на брак царевича с Дочерью Неба. И была сыграна пышная свадьба.

Став женой наследника, Та сказала брату:

— Теперь тебе будет скучно, потому что ты привык все время быть со мной. Женись на Раннаи, она хорошая девушка и очень любит тебя.

И Тот женился на Раннаи.

Фараон был очень рад за свою любимицу и часто навещал ее. Он охотно беседовал с Тотом о далеких мирах и однажды признался, что, если бы не преклонный возраст, охотно полетел бы с ним на далекую лучезарную звезду.

— Звезды, которые ты видишь, — говорил Тот, — такие же солнца, как и ваше, а вокруг них движутся планеты, похожие на вашу. И на некоторых живут такие же люди, как вы.

— А богиня Нут говорит, что никаких людей на небе нет. И вы, наверное, не люди, а волшебники. Вот послушай, что я тебе расскажу. Был у фараона Хуфу, построившего самую большую пирамиду, волшебник. И звали его Джеди. Он, как и ты, был великий чародей. И дожил Джеди до глубокой старости. Было ему сто десять лет. Призвал его однажды фараон и говорит: «Джеди, хоть и пришла твоя старость, хоть и близок день твоей смерти, твоего погребения и твоих похорон, но ты подобен человеку, еще не достигшему преклонных лет: твой сон безмятежный, болезней ты не ведаешь, и даже кашля нет у тебя!» Так у нас приветствуют почтенных людей. «Слышал я, что ты можешь приставить на место отрезанную голову». И ответил Джеди: «Да, я могу это сделать, о повелитель, господин мой, да будешь ты жив, здоров и могуч».

Тогда приказал фараон: «Пусть приведут ко мне из темницы узника, которого должны казнить!»

Но Джеди сказал: «Нет, не могу я этого сделать с человеком, о повелитель, господин мой, да будешь ты жив, здоров и могуч, ибо запрещают это волшебные силы».

Тогда принесли гуся и отрезали ему голову. Положили гуся у западной стены зала приемов, а голову — у восточной. Джеди проговорил магические заклинания, и поднялся гусь, и пошел, переваливаясь, и голова его тоже поднялась ему навстречу. И вот голова гуся вновь приросла к его шее. Встрепенулся гусь и загоготал. Принесли Джеди утку, и с нею он сделал то же самое. Затем фараон приказал привести быка. Отрубили ему голову и повергли на землю. Но вот произнес Джеди свои магические заклинания, и бык встал и пошел за ним сам. А ты можешь приставить отрезанную голову?

— Нет, не могу, — сказал Тот.

— А наши чародеи могли. Слушай, что я тебе еще расскажу. Однажды фараон Снофру, отец фараона Хуфу, очень скучал и не знал, чем бы ему развлечься. Тогда повелел он призвать Джаджаманха, верховного жреца-заклинателя и переписчика книг. И сказал ему фараон: «Не знаю, чем мне развлечься. Скажи, что делать?» И отвечал ему Джаджаманх: «Пусть твое величество отправится к дворцовому озеру и прикажет снарядить там барку для себя и для лучших красавиц твоего дворца. Сердце твоего величества развеселится, когда ты увидишь, как они гребут. И усладится сердце твое зрелищем красивых берегов». Так и сделали. Девы гребли, барка плыла, веселя сердце фараона. Вдруг загребная уронила в воду подвеску — бирюзовую рыбку — и заплакала. И перестали девы грести. Тогда Джаджаманх произнес заклинание, и одна половина вод озера поднялась и легла на другую, и достал он со дна озера подвеску — бирюзовую рыбку. Ты можешь так сделать?

— Нет, не могу, — улыбнулся Тот.

— Какой же ты после этого чародей? Благодари своих богов за то, что железная птица села на нашей земле. Если бы она опустилась в стране Куш, ее сожгли бы, а вас убили. Вас спасли наши боги.

— Мы тоже верили в них когда-то, — сказал Тот, — а потом, приобщившись к истинной мудрости, поняли, что не боги владычествуют в мире, а простые смертные.

— Этого не должны слышать жрецы, — предостерег Тота фараон, — а то они станут твоими смертельными врагами. А теперь расскажи мне что-нибудь чудесное.

— Ладно, я расскажу тебе нечто чудесное, — сказал Тот. — В далекие времена на Землю прилетели Дети Неба. Железная птица сломалась, когда садилась, и они не смогли вернуться обратно на родину. В народе сохранились об этом древние предания, как о чем-то таинственном и непонятном. Но в мире нет ничего таинственного. Для вас наша железная птица кажется волшебной. Но настанет время, когда вы сами полетите на таких же железных птицах к далеким мирам...

— Темен смысл твоих речей, — сказал фараон, расставаясь с Тотом.

— Ты что-нибудь поняла, Анхесенпаатон?

— Я поняла, что нам надо опасаться Кенамона, хотя он и главный жрец храма Амона.

— Это он вызывал нашего отца в храм Хатшепсут. Надежно спрятав папирус, фараон отправился принимать

финикийских послов.

В большом зале для аудиенций собрались высшие чиновники государства, жрецы и военачальники.

Встреченный приветственными криками придворных, Тутан-хамон не спеша прошел к трону, стоявшему в позолоченной нише.

Он очень любил этот трон и каждый раз, садясь на него, с благодарностью вспоминал Тутмеса. По словам Кагабу, такого трона не было ни у одного владыки Египта. Он был сделан из листового золота, инкрустирован финикийским стеклом, фаянсом и драгоценными камнями. Его ножки оканчивались львиными головами. Подлокотниками служили крылатые змеи, увенчанные коронами. Шесть кобр из позолоченного и инкрустированного дерева поддерживали его спинку. На ней был изображен один из залов дворца с колоннами, увенчанными цветочными гирляндами, и сидящий в непринужденной позе на вышитой подушке Тутанхамон. Перед ним стояла тоненькая девичья фигурка, точно живая, его Анхесенпаатон. Она помогала мужу заканчивать туалет, держа в одной руке маленький сосуд с благовониями, а другой стряхивая капли эссенции на ожерелье мужа.

Тутмес расписал спинку трона одному ему известными яркими красками. Лица и обнаженные части тела Тутанхамона и Анхесенпаатон были вылеплены из розовой пасты, их головные уборы сделаны из сверкающего, похожего на бирюзу, фаянса, а одежды — из серебра изумительных оттенков. Короны и ожерелья переливали всеми цветами радуги.

Перед троном стояла скамеечка для ног из позолоченного дерева и темно-синего фаянса с изображениями связанных, простертых ниц пленников. Вокруг шла иероглифическая надпись: «Из твоих врагов я сделаю подножие для ног твоих».

Положив руки на подлокотники, юный фараон величественно замер, как требовал этикет.

К трону робко приблизились финикийские послы.

— Привет тебе, новое солнце Египта! Да живешь ты вечно и да достигнет слава твоя самых далеких берегов, куда только могут доплыть финикийские суда!

— Что привело вас ко мне? — спросил Тутанхамон, с любопытством рассматривая их наряды и стараясь угадать, что лежит в ларцах, которые они почтительно поставили у подножия трона.

— Мы пришли к тебе, великий фараон, просить защиты. — Послы припали к стопам Тутанхамона: — Прочти, что пишет тебе наш повелитель.

Кагабу взял протянутый фараону свиток.

— Кто притесняет вас?

— Хеттский царь, владыка, он осадил наш город Угарит, который, как тебе известно...

— Властелину Египта все известно, — сурово перебил послов верховный жрец храма Амона. — Египетская держава не выступит против царства хеттов. Если бы речь шла о Библе, тогда другое дело. Библ снабжает нас золотом, серебром, кедром и ливанским дубом на постройку саркофагов, пурпурными тканями. А Угарит — что он нам присылает?

— Мы привезли тебе, великий фараон, дочь нашего правителя, серебра, коней, колесниц и вдобавок пятьдесят лучших рабов.

Тутанхамон вопросительно посмотрел на Кагабу.

«Зачем они прислали мне дочь правителя? — недоумевал он, — у меня есть Анхесенпаатон, и больше мне никого не надо. Что ей здесь делать?»

— Какие же вы нам привезли колесницы, — иронически спросил Эйе, — финикийские, в которых не повернешься, или хеттские, где свободно располагаются и боец, и оруженосец, и возница?

Послы молчали.

Верховный жрец храма Амона вспыхнул.

— Передайте вашему повелителю... — грозно начал он.

— ... Что фараон подумает и пришлет ему ответ с гонцом, — сказал Тутанхамон, вставая.

Он заметил гневный жест Кенамона, недовольство Эйе, удивление жрецов и радовался, что поступил по-своему. «Ты хочешь, — подумал он, взглянув на Кенамона, — забрать в свои руки всю власть. Хоть ты и верховный жрец, все же я могущественнее тебя».

И, весело улыбнувшись, он направился в покои царицы, сделав знак Кагабу. Ему не терпелось узнать, что же было дальше с Дочерью Неба.

В покоях Анхесенпаатон он увидел табурет черного дерева, отделанный золотом и слоновой костью. Ножки были выточены в форме утиных голов, а сиденье представляло имитацию леопардовой шкуры.

На табурете стоял светильник, целиком вырезанный из алебастра. Чаша, в которую наливалось масло и вставлялся фитиль, не имела украшений, но, когда его зажгли, проступили красочные силуэты Тутанхамона и Анхесенпаатон в толще алебастра. Чаша была искусно сделана из двух сосудов, вставленных один в другой.

Тутанхамон вспомнил, что светильник был обещан ему в подарок царицей, заказавшей его Тутмесу. Улыбнувшись, фараон вошел в спальню жены.

На ложе, украшенном изображениями кобр и большим солнечным диском, лежала царица, уткнувшись лицом в подушку. Придворные женщины утешали ее.

— Что случилось, Анхесенпаатон? Почему ты плачешь?

— Его нашли мертвым возле дворца, — глотая слезы, прошептала царица, — мы никогда больше не увидим нашего Тут-меса!

— Тутмес убит! — подтвердил вошедший в покои Кагабу.

— Кто убил его?

— Неизвестно. Кинжалом в спину.

— Какие же негодяи подняли руку на такого великого мастера? — гневно воскликнул фараон.

— Да, после Сенмута * это был самый прославленный зодчий, — грустно промолвил Кагабу, — а как скульптор он превзошел всех своих предшественников!

* Зодчий времен царицы Хатшепсут.

— Я знаю, Кагабу, вы с ним были большими друзьями, и твой долг позаботиться о его похоронах. Они должны быть достойными его мастерства. Мумию и гробницу нужно сделать так же искусно, как и все, что выходило из его рук. Если что-нибудь понадобится, возьмешь из моей сокровищницы. А Эйе передай мой приказ любой ценой найти виновного.

— Пусть бог единый и всемогущий ниспошлет тебе милости, а народу твоему силы и счастье! — проговорил Кагабу и, прежде чем уйти, вручил Тутанхамону очередную часть манускрипта. Вечером фараон и Анхесенпаатон снова углубились в чтение.

... Жрецы неотступно следили за Тотом. Он стал их заклятым врагом, он отвращал народ от религии, не скрывал симпатий к простым людям. И знатный вельможа, и простой раб были для этого Сына Неба совершенно одинаковы. И жрецы захотели избавиться от Небесных Посланцев, подорвать их могущество. Они задумали уничтожить железную птицу, чтобы лишить Тота связи со своей родиной. Но они боялись его и потому действовали с большой осторожностью.

А Дети Неба все выспрашивали, что происходило в Египте в стародавние времена. Много им об этом рассказывала Раннаи, но не все было правдой. Танцовщица приукрашивала то, что было на самом деле. Ведь Небесные Посланцы, казалось, пришли из волшебной сказки, и речь у нее все шла больше о кудесниках и чародеях.

— И повелел Уба-Онер, великий чародей, — говорила Раннаи, — принести ему ларец из эбенового дерева, выложенный чистым золотом, где хранилась его книга заклинаний. И еще принести кусок чистого воска. И принесли ему ларец с книгой заклинаний и чистого воска. Уба-Онер слепил из этого воска крокодила длиной в семь пальцев и произнес заклинание: «Если придет неверная жена, чтобы омыться в моем пруду, схвати и унеси ее на дно!» И когда неверная жена пришла и, раздевшись, вошла в воду, восковой крокодил превратился в настоящего длиной в семь локтей и, схватив ее, унес на дно пруда.

Небесные Посланцы улыбались, слушая такие истории.

— Это все интересно, — говорила Дочь Неба, — но нас с братом интересуют те подлинные события прошлого, которые или записаны в ваших манускриптах, или сохранились в народных преданиях. Тебе не приходилось слышать о том, что давно-давно к вам прилетали наши братья? Их железная птица опустилась где-то в вашей стране.

— Я знаю об этом, — воскликнула Раннаи, — они жили на острове Великого Зеленого моря!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю! Об этом написано в папирусе, который мне подарил фараон. Я вам покажу его.

Раннаи принесла большой свиток.

— Здесь рассказывается о том, — сказала она, — как один потерпевший кораблекрушение попал на остров Великого Зеленого моря и встретил там змея, говорившего человеческим языком.

И танцовщица прочитала:

«... И сказал змей: «Я расскажу тебе о несчастье, которое приключилось на этом острове. Здесь я жил со своими собратьями и детьми, и всего нас было семьдесят пять змеев. Еще была среди нас одна девочка, дочь простой смертной, но я ее не считаю. И вот однажды упала с неба звезда, и пламя охватило всех. Случилось это, когда меня с ними не было. Они все сгорели, лишь я один спасся. Но когда я увидел эту гору мертвых тел, я сам едва не умер от скорби...»

— Непонятно, — сказал Тот, — о какой упавшей с неба звезде идет здесь речь. Они, наверное, исправляли повреждение сломавшейся железной птицы, и в этот момент она взорвалась.

— Я тоже так думаю, — согласилась Та. — А где этот остров, ты знаешь, Раннаи?

— Он погрузился в волны Великого Зеленого моря, и его больше нет. У наших жрецов есть тайные записки о каких-то людях, упавших с неба, но они никому не показывают их. Они думают, что это может принести вред религии и их могуществу...

Прошло несколько дней.

По приказу Эйе из Мемфиса привезли заморских танцовщиц, и они развлекали юную царицу. Под звуки флейт, труб, тамбуринов и барабанов гибкие, как змеи, девушки исполняли незнакомые танцы, перемежая их акробатическими номерами. Анхесенпаатон хлопала в ладоши и весело смеялась.

Среди окружавших ее женщин фараон увидел незнакомую девушку. Ее черные волосы, припудренные фиолетовым порошком, были уложены в высокую прическу. Золотые браслеты на ногах соединяла короткая цепочка — символ девственности у дочерей знатных финикийцев. Темные, подведенные глаза внимательно глядели на Тутанхамона.

— Кто это? — спросил фараон.

— Анат, дочь правителя Угарита, подаренная тебе финикийскими послами.

Когда танцовщицы удалились, Анат мелкими шажками вышла на середину комнаты. В руках она держала маленький эбеновый музыкальный инструмент. Глядя на фараона, она запела. Слова были непонятны, но мелодия волновала.

— Что она поет? — спросил Тутанхамон.

— Гимн Иштар, богине любви.

— Они всегда ходят со связанными ногами? — полюбопытствовала Анхесенпаатон.

— Цепочку разрывают, когда девушка становится женщиной.

Взглянув на мужа, Анхесенпаатон спросила:

— Что ты думаешь делать с Анат? Она станет рабыней?

— Нет.

— Тогда отправь ее обратно к отцу в Угарит, — ревниво предложила царица.

— Мы нанесем ему жестокую обиду.

— Так что же делать?

— Ничего. Пусть поет гимны своей Иштар, — улыбнулся фараон.

Когда присутствующие разошлись, к фараону подошел Кагабу.

— Я принес тебе последний свиток, — сказал он. — Ты не забыл, повелитель, что завтра заседание Совета. Чтобы предотвратить или смягчить удар, который, я чувствую, жрецы собираются тебе нанести, скажи, что ты дашь средства на постройку храма Амона в Фивах. — Ты должен это сделать, если хочешь, чтобы все обошлось благополучно. Тебе надо заботиться об Анхесенпаатон, об отце, о Раннаи.

— Хорошо, Кагабу, я подумаю.

— Так поступал в затруднительных случаях твой дед, Аменхотеп III, и потому жил тихо и спокойно.

— Кагабу, что мне делать с Анат? Она живет во дворце, и Анхесенпаатон этим недовольна.

— Отдай ее своей приемной матери Раннаи.

Вечером, когда зажгли светильники, Тутанхамон и Анхесенпаатон развернули свиток, принесенный Кагабу.

... Вернулся из похода военачальник, по имени Ром. Он отличался не столько храбростью, сколько хитростью и вероломством. Зная, что он любит Раннаи и хочет на ней жениться, жрецы решили использовать его для своих замыслов.

Проведав о том, что Тот собирается показать фараону, как летает железная птица, Ром по наущению жрецов решил помешать ей вернуться на землю. Пробравшись ночью к железной птице, он забрался в нее, но один из воинов, охранявших птицу, заметил это и сообщил во дворец. Рома схватили и заключили под стражу, но он клялся, что хотел только посмотреть, что у птицы внутри, ничего не трогал там. Тоту ничего об этом не сказали, чтобы не расстраивать его.

Наступил день, назначенный для полета. Вместе с Тотом поехали фараон, наследник с Дочерью Неба и Раннаи, собиравшаяся вскоре подарить Сыну Неба ребенка. За ними следовали жрецы, придворные и телохранители.

Когда Тот вошел в птицу и затворился в ней, Дочь Неба повелела, чтобы все отошли подальше, легли на песок и крепко зажмурили глаза.

— А кто встанет и будет смотреть, — сказала она, — того поразит смерть!

Что-то зашипело, зашумело внутри птицы, блеснуло яркое пламя, такое яркое, что его увидели все, хотя глаза их были закрыты, и дрогнула земля. А когда шум затих, птицы уже не было.

Вдруг Дочь Неба громко вскрикнула и побежала к колеснице:

— Скорее, скорее! — торопила она. — С Тотом случилось несчастье, его птица загорелась, она падает...

Погнали лошадей во весь дух, но птицы нигде не было видно. Долго мчались они, пока кони не упали в изнеможении. Переменили лошадей и снова помчались.

Много дней скакали Дочь Неба и рыдающая Раннаи, пока не добрались до берега Великого Зеленого моря. Рыбаки, жившие на берегу, видели, как горящая железная птица упала в волны и как вода закипела вокруг. И поднялся огромный водяной столб, и задрожала земля от сильного грома.

Долго ходили по берегу моря осиротевшие сестра и жена Сына Неба, проливая горькие слезы, а рыбаки рассказывали, как из горящей птицы выскочило что-то объятое пламенем и полетело над морем. К вечеру на берег выбросило волнами великое множество уснувшей рыбы. Великое Зеленое море стало превращаться в красное... *

Когда стало известно о гибели Тота, вспомнили Рома и стали обвинять его в разразившейся катастрофе. Слухи дошли до Раннаи и Дочери Неба. И повелела Дочь Неба привести к ней Рома.

В большом дворцовом зале в присутствии фараона, наследника и всех придворных Ром держал ответ. Он повинился в том, что испортил железную птицу по наущению жрецов. Когда он умолк, Дочь Неба встала и гневно сказала:

— Ты виновен в смерти моего брата и супруга Раннаи, и нет тебе прощения. Ужели ты не представлял себе, каких трудов нам стоило добраться к вам? Ты отнял жизнь не только у брата, но и у меня, потому что теперь я не смогу вернуться на родину. И я знаю, что тоска убьет меня.

Ты нанес вред всем людям. Ты порвал ту нить, которую мы с таким трудом протянули между нашим и вашим мирами. Только безумец мог это сделать. Тех же, кто толкнул тебя на этот варварский поступок и теперь трусливо прячется за чужими спинами, ждет бесславное будущее. Они заставят вас забыть наши имена, уничтожат записи того, что мы говорили, но никогда не сотрут из памяти народа воспоминаний о посещении Земли Небесными Посланцами. И люди будут стремиться к нам, потому что не в мрачных храмах, а в просторах Вселенной их ждут истинные знания и подлинное счастье. Настанет время, когда и к нам прилетят жители Земли. Но это будут не жрецы, не прислужники богов, а простые смертные, которым мы скажем от чистого сердца: «Добро пожаловать, дорогие собратья по разуму!»

— Пообещай мне, великий фараон, — обратилась Дочь Неба к владыке Египта, — и ты, мой милый супруг, выполнить мою последнюю волю. Чувствую я, что недолго осталось мне жить. Пусть муж возьмет к себе в дом Раннаи, он когда-то любил ее, и после моей смерти назовет ее супругой. Вместе со своими детьми она воспитает и моего сына. Похороните меня так, чтобы в усыпальнице моей было, как внутри железной птицы, чтобы казалось, будто я снова лечу с милым братом.

Так она сказала и горько заплакала. И поклялся фараон, что выполнит все ее желания. И повелел он найти высокую гору, которая, постепенно суживаясь, как бы уходила ввысь, туда, откуда пришла Дочь Неба, а в основании этой горы соорудили последнюю обитель Небесной Посланницы.

Дочь Неба загрустила, затосковала по далекой родине. С нетерпением ждала она наступления ночи и подолгу глядела на звезды. Она верила, что пройдет время и жители Земли полетят в небо. И она записала все, что надо знать, отправляясь в далекое путешествие. Это завещание Дочери Неба далеким потомкам она передала мужу, чтобы тот сохранил его для грядущего. И угасла она, оставив сына, Тутанхатона.

* Великое Зеленое море древних египтян сейчас называется Красным морем.

Набальзамированное тело ее обернули тонкими, пахучими пеленами, напоминавшими те прозрачные, душистые одеяния, в которых она впервые предстала перед лицом фараона. Гроб из чистого золота навсегда скрыл ее от людских глаз. Соорудили лазуритовый саркофаг в виде ковчега. По углам его поставили фигуры четырех богинь охранять покой усопшей: Изиды, Нефтиды, Нейт и Селкит. На стенах саркофага изобразили большие орлиные крылья — символ великого полета. Поверх ла-зуритового ковчега был сооружен второй, из тиса, украшенный изображениями из загробной жизни. Сквозь каменную толщу скалы пробили узкий ход, ведущий наружу, так что из усыпальницы была видна Полярная звезда, она должна была служить путеводным маяком в последнем путешествии Дочери Неба.

Рядом с усыпальницей вырубили в скале маленькую кладовую, куда сложили все, что необходимо в пути Небесной Посланнице: одежду, хлеб, жареную птицу, фрукты, орехи. Не были забыты и душистые масла, и цветочные мази для протираний, и краска для губ, бровей и ресниц, и зеркальце. А потом, совершив последние погребальные обряды, замуровали вход и фараон приложил к нему свои печати. Завалили вход камнями, засыпали песком.

Так завершилась повесть о Детях Неба, как записал ее от начала до конца Кагабу, главный писец фараона.

— Ты плачешь, Анхесенпаатон? Не надо плакать! Не плачь, милая Анхесенпаатон!

И слезы потекли по щекам юного фараона. На следующий день Тутанхамон со свитой отправился в Фивы, близ которых был расположен храм Хатшепсут.

— Они нарочно назначили заседание Совета в храме Хатшепсут, — недовольно говорил Тутанхамон, сидя на палубе барки «Великолепие Атона», уносившей его на юг, к древней столице фараонов фиванской династии. — Они хотят этим подчеркнуть, что я, как и Тутмос III, рожден женщиной нецарской крови.

— Ты прав, — грустно согласился Кагабу, — храм царицы Хатшепсут находится возле храма Ментухотепа III, родоначальника династии. Царица Хатшепсут потому и построила храм рядом, чтобы подчеркнуть свое право занимать престол Египта, некогда завоеванный Ментухотепом III.

Помолчав, он спросил:

— Ты видел отца, государь?

— Нет. Он болен и просил не беспокоить его.

— Но ты знаешь о том, какие унизительные требования предъявили ему жрецы?

— Он их отверг.

— Нет, государь, он их принял.

Прибыв в древнюю столицу, фараон со свитой направился к расположенному в горах храму.

Вдоль дороги стояли статуи сфинксов, изображавших Хатшепсут в виде львов с человеческими головами. Сделанные из песчаника сфинксы были ярко раскрашены, и пестрота желтых лиц и тел, красных и зеленых полос головных платков усиливалась ослепительной белизной массивных трехметровых пьедесталов с рельефными фигурами связанных пленников.

Перед зданием храма был расположен большой двор, его ограждал высокий забор, украшенный рядами пилястр и священными изображениями.

С запада к двору примыкал портик нижней террасы храма, образованный двумя рядами колонн. На верхнюю террасу храма вела монументальная лестница. По обеим сторонам портика возвышались восьмиметровые статуи, изображавшие Хатшепсут в образе бога Озириса. У подножия лестницы стояли фигуры львов.

Расположенный на первой террасе двор также заканчивался портиком с лестницей, ведущей на следующую террасу. Здесь были изображены сцены похода в страну Пунт за ароматичными веществами.

Фараон в сопровождении жрецов, вышедших его встречать, прошел большой колонный зал и вступил в малый, где заседал Совет.

Верховный жрец Кенамон сидел на возвышении, напротив него был поставлен трон для Тутанхамона и ниже — кресло для Эйе. Вокруг разместились жрецы — члены Совета.

После традиционного приветствия Кенамон, помолчав, словно собираясь с мыслями, медленно заговорил. Каждую его фразу Тутанхамон воспринимал, как удар молота по наковальне. Юный фараон старался не пропустить ни одного слова, чтобы потом, передав все слышанное отцу и своему наставнику Кагабу, попросить у них совета. Своего жизненного опыта у него еще не было. Ведь ему шел только пятнадцатый год.

— Черные дни настали для Египта, — начал Кенамон, — великий грешник и вероотступник, именовавший себя Эхна-тоном — Благим для Солнца, отверг религию предков, запретил поклоняться богам, которых народ чтит на протяжении тысячелетий.

Фараон растерянно посмотрел вокруг. Жрецы избегали его взгляда, Эйе сидел, сурово потупившись.

— И боги покарали отступника, — продолжал Кенамон, возвышая голос, — соседи перестали платить нам дань, народ уклоняется от податей, казна пустеет. Знать отвернулась от своего бывшего кумира, войска перестали ему повиноваться. Горе нам! Горе Египту!

— Твой отец, — обратился он к Тутанхамону, и в глазах его сверкнула ненависть, — объявил высшим божеством Атона, он позволил себе утверждать, что только Солнце — источник жизни и благополучия, забыв о могущественных богах, забыв, что Солнце лишь символ бога Амона, царя богов и покровителя наших славных Фив. Амон — наша сила, наша жизнь, а Атон — выдумка твоего отца. Он поверил наветам пришельцев, выдававших себя за Детей Неба. Мы говорили с богиней Неба Нут, и она ответила, что не знает их и не посылала к нам своих детей. Пришельцы были смутьяны и богохульники. Твой отец не только поверил их бредням, но и стал проповедовать их лжеучения. Именовавший себя Сыном Неба осмелился назваться именем бога Луны, бога Великой Премудрости — Тота. Это ли не кощунство! И бог покарал его.

«Он мне мстит, — подумал Тутанхамон, — за то, что я не прогнал финикийских послов».

— Ты и твой отец вняли наконец нашим требованиям и отреклись от имени Атон, но жена твоя до сих пор именуется Анхесенпаатон. Ужель и она хочет навлечь на себя гнев богов? Помни, что они жестоко наказывают вероотступников.

Тутанхамон вздрогнул и со страхом посмотрел на главного жреца. Чего он хочет? Чего ему еще нужно?

— Твоя жена, повелительница Египта, отныне будет именоваться Анхесенпаамон, а имя Анхесенпаатон да будет навеки проклято! Недавно здесь был твой отец. Он отрекся от своих заблуждений и проклял Атона.

Юный фараон закрыл глаза руками, чтобы скрыть слезы, блестевшие на его длинных ресницах. Он понял, что отец принес эту жертву, дабы спасти его.

— Твой отец разорил страну, — продолжал Кенамон, — у нас нет средств даже на постройку большого храма Амона. — Воцарилась тишина. Кенамон и члены Совета выжидательно глядели на повелителя Египта.

Тутанхамон встал, и его звонкий голос нарушил тягостное молчание:

— Все расходы по постройке храма Амона я беру на себя! Изумленные жрецы переглянулись. С недоумением смотрел

Эйе на юного фараона.

— Слава тебе, владыка Египта! — хором воскликнули члены Совета. — Да будешь ты жив, здоров и могуч!

— Воздадим хвалу богу Амону, — растерянно прошептал Кенамон.

За последние дни Эхнатон, отец Тутанхамона, заметно постарел и осунулся. Сына он принял в постели. Грустно смотрел он на своего любимца, положив высохшую ладонь на руку юного фараона.

— Бедный мальчик, — говорил он, — сколько горя выпало на твою долю. Я, взрослый, сильный человек, и то свалился, каково же тебе, ребенку. А как твоя жена приняла все это?

— Она расплакалась и заявила, что ее имя Анхесенпаатон и она не хочет быть Анхесенпаамон.

Старый фараон горько усмехнулся.

— Бедная девочка! Надо ее успокоить и уговорить. Ты еще очень молод, — после долгого молчания сказал он, — и мало знаешь о Детях Неба, поэтому тебе будет легче ужиться с жрецами, уступать той силе, какую они представляют теперь в государстве. Я пытался было бороться с ними, но мне это оказалось не по силам. Не ссорься с ними, пока не подрастешь и не приобретешь верных, надежных друзей. А сейчас не противоречь им и не восстанавливай их против себя, особенно Кенамона. Это сильный, хитрый и коварный враг. Никто не сумеет защитить тебя от его гнева.

— А Эйе?

— Эйе приходится нам родственником. У него много влиятельных друзей. Он называет себя твоим другом, но и ему, мой сын, доверять полностью нельзя. Будь с ним осторожен.

— А Кагабу?

— Кагабу беспредельно предан тебе, но он уже стар. И сторонников теперь у него не осталось. Его последнего друга, прославленного зодчего Тутмеса, предательски убили. Кагабу очень умен. Он много читал, много путешествовал, знает языки соседних стран. Поэтому я и сделал его твоим наставником вопреки протестам жрецов. Держись его, он убережет тебя от неверного шага.

Но не забывай, что Кагабу — простой человек. Его отец был ремесленником, а мать работала на пекарне. Знать сторонится его, и, чтобы не раздражать ее, старайся не показывать своего расположения к Кагабу.

— А как относилась к нему мама?

— Лучше, чем к другим. Это она настояла, чтобы сделать его хранителем царской сокровищницы.

— Отец, — тихо попросил Тутанхамон, — дай мне мамино завещание.

— Зачем оно тебе? Не надо. Лучше вовсе не знать, чем скрывать какую-то тайну. Это очень тяжело, мучительно тяжело. А теперь позволь мне обратиться к тебе с просьбой. Чувствую, что дни мои сочтены. Я не успел закончить постройку своей усыпальницы и не жалею об этом, потому что жрецы разрушили бы ее после моей смерти, чтобы осквернить мои останки.

Поручи тем, кто строит твою усыпальницу, тайно сделать небольшой склеп в скалах. Неподалеку от твоей гробницы захоронена Дочь Неба, твоя мать, пусть между вами захоронят и меня. Не надо ничего ценного класть в гробницу, потому что воры, подстрекаемые жрецами, разграбят ее. Единственное, что ты положишь туда, — завещание твоей матери, Дочери Неба. Оно будет в эбеновой шкатулке, запечатанной моей печатью. Не открывай ее. Так будет лучше для тебя. Не пришло еще время, чтобы постичь то, что для нас пока непонятно. Со временем найдут это завещание и используют его. Я верю. Старость настигла меня, и слабость вошла в мое тело: померкли мои глаза, ослабели руки, ноги больше не служат мне, сердце мое утомилось. Близок час моей кончины, и скоро уже понесут меня в город вечности, в город могил. Иди, мой сын, я хочу, чтобы никто меня больше не беспокоил.

Поцеловав отца, взволнованный Тутанхамон направился к приемной матери, Раннаи. Среди окружавших ее женщин он увидел дочь правителя Угарита.

— Благодарю тебя за бесценный подарок, который ты мне сделал, прислав Анат, — сказала Раннаи, — я уже успела полюбить ее и хочу, чтобы она не чувствовала себя здесь одинокой.

Юная финикиянка вопросительно глядела на Тутанхамона, и во взгляде ее было столько немого укора и горькой обиды, что он невольно подошел к отвергнутой им девушке и ласково спросил:

— Хорошо тебе здесь, Анат?

Девушка опустила голову, и крупные слезы потекли по ее лицу.

— Не плачь, Анат, я очень рад, что снова встретился с тобой, — откровенно признался он, чувствуя, как яркий румянец разлился по его лицу.

...Шли годы. Тутанхамону исполнилось девятнадцать лет, Анхесенпаамон — пятнадцать.

Эхнатон скончался, и его тайно похоронили в маленьком склепе, неподалеку от строящейся гробницы Тутанхамона.

Через несколько дней неожиданно скончалась и Раннаи. Отчего она умерла, никто не знал, и только один Кагабу догадывался о причине ее смерти: она была женой Сына Неба и жрецы не могли ей этого простить.

После смерти Раннаи Анат вернулась во дворец. Кагабу не раз замечал нежные взгляды, которые Эйе бросал на молодую финикиянку. Чтобы получить разрешение на похороны Эхнатона и Раннаи, старый царедворец предложил Тутанхамону отдать Анат Эйе.

Юный фараон не хотел и слушать об этом, но после настойчивых просьб жены, ставшей на сторону Кагабу, в конце концов согласился. Ему было жаль отдавать девушку, которая пробудила в нем благородные чувства. И ему стало очень грустно, когда через несколько дней Анхесенпаамон сообщила, что видела Анат без золотой цепочки на ногах.

Как-то тихим весенним вечером Тутанхамон и Анхесенпаамон сидели в плетеных креслах на верхней террасе большого Фи-ванского дворца, куда Совет жрецов заставил их переехать из Ахетатона, предав разрушению столицу, основанную Эхна-тоном.

На востоке блестело зеркало вод Нила. На западе громоздились высокие холмы, защищавшие Долину царских гробниц от сыпучих песков пустыни.

— Ты заметил, — обратилась царица к мужу, — как изменился за последнее время Эйе. Он не ходит, а ступает, не говорит, а изрекает, не сидит, а восседает, точно владыка древнего царства. Не знаю, почему я начала бояться его. Когда он входит, у меня появляется такое чувство, какое должна испытывать маленькая птичка, попавшая в пасть крокодила.

— Царица никого не должна бояться, тем более Эйе — друга фараона, — улыбнулся Тутанхамон.

— Он друг на словах, только на словах. Помолчав, Анхесенпаамон продолжала:

— Сегодня я была в художественных мастерских. Вспоминали Тутмеса. Я до сих пор не могу его забыть. Мастера готовят тебе подарки, и я любовалась очень красивыми вещами.

— Что же тебе больше всего понравилось?

— Колесница, которую я для тебя заказала. Она вся покрыта золотыми пластинками, и на каждой рельефные изображения военных сцен. По краям орнамент из драгоценных камней и разноцветного стекла в золотой оправе. На переднем конце дышла золотой сокол с солнечным диском на голове.

— А днище какое?

— Из кожаных ремней, покрытых звериной шкурой.

— А обода?

— Кожаные. Как ты вырос, — улыбнулась она, глядя на мужа, — совсем взрослым стал, а я как была маленькой, такой и осталась.

— Я вырос, а ты похорошела. Я не видел ни одной девушки, ни одной женщины, которая была бы краше тебя.

— А Анат? — ревниво спросила царица. — Смотри! Смотри! — вдруг воскликнула она, указывая рукой на восток. — Что это?

По небу летел яркий метеор, оставляя за собой длинный сверкающий след. Стало светло как днем.

— Мне страшно... — прошептала Анхесенпаамон. Метеор исчез на западе, и снова все погрузилось во тьму.

— Куда он полетел?

— В страну Тимхи.

На террасе появился Кагабу.

— Ты видел? — тревожно спросила его царица. — Что это? Ученые, о которых говорила Дочь Неба?

— Не знаю, может быть, и ученые, а может быть, хвостатая звезда. Я в детстве видел такую.

— Но ты видел и железную птицу.

— Железная птица прилетела днем и не блестела так ярко, а впрочем, кто его знает, что это...

— Как бы я хотел, чтобы это были Дети Неба! — невольно вырвалось у фараона.

На следующий день по решению Совета жрецов Эйе отдал приказ направить войска в западные районы страны. Жрецы готовились по-своему к появлению Небесных Посланцев, если это окажется их железная птица.

С нетерпением и тревогой ждали во дворце известий.

Наступил месяц эпифи. После обеда Тутанхамон и Анхесен-паамон спустились в сад. У подножия высоких пальм и усыпанных душистыми белыми гроздями акаций пестрели цветы.

— Посмотри, сколько васильков! Я сплету тебе из них венок.

Нарвав цветов, царица стала украшать ими голову мужа.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросила она. — Ты побледнел, и взгляд у тебя какой-то странный...

— Мне нехорошо, Анхесенпаамон. Я хотел бы лечь.

— Ты нездоров?

— Не знаю, что со мной.

Он встал и, пошатнувшись, снова опустился на скамью.

Тутанхамона уложили в постель. Анхесенпаамон не отходила от него. Пришла царица Нофертити, пришел Кагабу, послали за придворными и врачами.

С каждым часом фараону становилось все хуже, и вскоре он потерял сознание. Анхесенпаамон в отчаянии ломала руки, заливаясь слезами.

— Почему ты молчишь, Кагабу? — спросила Нофертити старого царедворца.

— Я вспомнил его приемную мать, Раннаи, с нею было точно так же.

— Ты думаешь, его отравили? Кагабу сокрушенно кивнул головой.

— Что же делать? Чем помочь?

К вечеру Тутанхамон, не приходя в сознание, скончался.

Дворец огласился женским плачем. Сумрачно глядели мужчины. Сидя у изголовья покойного, юная царица застыла в великом горе. Эйе накануне уехал в страну Пунт, и Совет жрецов поручил Кагабу как хранителю царских сокровищ заняться похоронами.

Прошло установленное обрядами время. Набальзамированное тело фараона лежало в золотом гробу, созданном руками искусных мастеров, учеников Тутмеса.

Хотя усыпальница и не была еще закончена, Тутанхамона решили похоронить в ней.

Провожать фараона в последний путь вышли все жители столицы. Собрались номархи, приехали представители соседних стран, с которыми покойный фараон старался жить в дружбе, мире и согласии.

Печально двигалась траурная процессия во главе с верховным жрецом Кенамоном. Скорбно склонив головы, придворные несли на носилках, украшенных львиными головами, золотой гроб, на крышке которого был изображен покойный фараон в образе Озириса.

Когда гроб установили в усыпальнице, к нему приблизилась Анхесенпаамон и попросила приоткрыть крышку, чтобы в последний раз взглянуть на останки покойного мужа.

Только один Кагабу, стоявший рядом с царицей, видел, как она быстро сунула под ожерелье амулет, изображавший крылатую змею с головой Дочери Неба.

— Восстань из небытия, о ниспростертый, — тихо прошептала она строки из «Книги мертвых», — да одолеешь ты врагов своих и восторжествуешь над тем, что они совершили против тебя.

Опустилась тяжелая крышка, и гроб покрыли белым саваном, оставив открытым только лицо фараона. Этот гроб бережно опустили в другой, чуть побольше, из дерева смерти — тиса, обитый золотом и богато расцвеченный инкрустациями. На стенках второго гроба были изображены коршун, защищающий фараона своими крыльями, и змея Буто.

Покрыв тонкой, как паутина, пеленой, этот гроб опустили в третий — из золота. Крылатые богини Исида и Нут, мастерски изваянные лучшими художниками Ахетатона, держали гроб в своих объятиях, на стенке гроба была надпись:

«О мать Нут! Простри надо мной свои крылья, извечные звезды...»

Над гробом воздвигли огромный желтый кварцитовый саркофаг, по углам которого стояли изваяния четырех богинь — Исиды, Нефтиды, Нейт и Селкит, распростерших руки и крылья.

Кварцитовый саркофаг последовательно закрыли четырьмя золочеными саркофагами, инкрустированными синим фаянсом. Последний из них был запечатан печатью с тронным именем Тутанхамона — Небхепрура.

Погребальный покой отгородили кирпичной стеной, быстро оштукатурили ее и наложили печати. Потом в сокровищнице усыпальницы установили ковчег с захороненными в нем внутренними органами Тутанхамона. Ковчег был последним шедевром Тутмеса, выполненным незадолго до смерти талантливым ваятелем.

Вдоль южной стены расставили запечатанные ларцы с драгоценностями. На их крышки поместили модели судов — целый маленький флот.

У северной стены расположили искусно украшенные слоновой костью, черным деревом и позолоченным гипсом ларцы с ювелирными изделиями. Тут же поставили большой ларец с игрушками, которыми в детстве играл Тутанхамон. Сверху Анхесенпаамон положила свое маленькое опахало из страусовых перьев с ручкой из слоновой кости, которое очень нравилось покойному мужу.

Долго расставлялись под руководством Кагабу различные предметы, которые должны были понадобиться фараону в его загробной жизни. Когда все было закончено, у входа в сокровищницу поставили большое черное изваяние бога Анубиса, закутанное в погребальные покровы, установив перед ним маленький тростниковый факел с магической надписью: «Да сгинет враг Озириса, в какой бы форме он ни явился!»

Потом начали заполнять кладовые усыпальницы.

Анхесенпаамон хотела, чтобы вместе с вооружением покойного фараона находилась колесница — ее последний подарок мужу. Но узкий коридор, ведущий в усыпальницу, не позволял ее протащить сюда. Пришлось разобрать боевую колесницу и по частям внести в усыпальницу. Тут же поставили царское ложе, украшенное львиными головами, и золотой трон фараона.

До поздней ночи заполнялись кладовые и покои царской усыпальницы.

Юная царица едва выстояла до конца церемонии, и, когда последние печати были наложены на последнюю стену, отгородившую вход в усыпальницу от внешнего мира, она подошла к матери и, припав к ее груди, горько зарыдала.

Облаченная в глубокий траур, Анхесенпаамон после смерти мужа никуда не выходила и никого не принимала, кроме родных и Кагабу. Он стал теперь единственным советником, которому она безгранично доверяла.

— Царица, — говорил он, — как ни велика твоя скорбь, не забывай, что ты владычица Египта. Государственные дела требуют твоего участия, а ты уединилась, оставив всю власть в руках Эйе. Смотри, как бы он не стал твоим соправителем.

— Ну и что же? — безучастно спросила царица.

— Тогда он женится на тебе...

— Никогда!

— Тебя и спрашивать не будут, слишком молода ты. Такие примеры известны.

— Что же делать, Кагабу? Подскажи мне.

— Я много думал об этом, царица. Тебе нужно выйти 8а-муж за одного из сыновей могущественного правителя соседней страны, чтобы сохранить свой трон.

— За кого же, ты хочешь выдать меня? — с горькой усмешкой спросила Анхесенпаамон старого друга.

— Самым разумным будет выйти замуж за сына хеттского царя.

— А если он не возьмет меня?

— Краше тебя никого нет, царица!

Анхесенпаамон опустила голову и по-детски заплакала. Так говорил ей когда-то Тутанхамон.

— Я напишу хеттскому царю, — продолжал Кагабу, — и сегодня же отправлю верного гонца, только никому об этом не говори. Если Эйе узнает о наших планах, он помешает им.

Вечером специальный курьер отбыл в страну хеттов с посланием владычицы Египта:

«Мой муж умер, а я слышала, что у тебя есть взрослые сыновья. Пришли мне одного из них. Я выйду за него замуж, и он станет владыкой Египта».

Задумался хеттский царь, читая это послание. Прежде чем согласиться на предложение египетской царицы, нужно было хорошо обдумать его и обсудить. Кто знает, нет ли здесь какого-нибудь подвоха? Поговорив со своими советниками, он решил послать гонца в Египет разузнать, как в действительности обстоит дело.

Прошел месяц.

Велико было разочарование Анхесенпаамон, когда вместо ожидаемого царевича прибыл гонец.

По совету Кагабу она написала второе письмо:

«Для чего я стану обманывать тебя, владыка Хеттской державы? У меня нет сына, а мой муж умер. Пришли одного из твоих сыновей, и я сделаю его царем!»

Успокоенный царь хеттов стал снаряжать сына в далекое путешествие.

Поздним вечером возвращался Кагабу во дворец. Проходя мимо храма Амона, он увидел закутанных в плащи людей. До него донесся чей-то голос, показавшийся ему знакомым:

— Не забудьте, что он разрезан на четыре части, которые могут лежать в разных местах. Отыщите их во что бы то ни стало.

Кагабу притаился за пилоном и, когда фигуры скрылись за углом храма, пошел следом.

Он понял, что речь шла о папирусе, переданном им Тутанхамону и погребенном в царской усыпальнице.

«Неужели они осмелятся осквернить гробницу?» — думал он.

Миновав городские ворота, незнакомцы направились к Долине царских усыпальниц.

Кагабу старался не терять их из виду.

Неизвестные уверенно направились к гробнице Тутанхамона. Предположения Кагабу подтверждались.

Спрятавшись за развалинами хижин рабов, строивших усыпальницу, он с трудом различал во тьме силуэты незнакомцев, отваливших большой камень, за которым зиял провал,, Видимо, ход был прорыт несколько дней назад. Злоумышленники засветили фонарь и скрылись в провале.

Кагабу терпеливо ждал. Но он не знал, что и за ним наблюдают.

Прошел час. Послышались приглушенные голоса, и в отверстии показался свет фонаря. Грабители вылезли из провала. В руках они держали знакомый эбеновый ларец с его манускриптом.

— Святотатцы! — крикнул Кагабу, бросаясь на них. — Как вы смели осквернить погребальные покои фараона?!

Точно из-под земли выросли две темные фигуры. Кагабу повалили на землю, заткнули ему рот и крепко связали.

Через несколько дней Кагабу предстал перед судом. За большим столом сидели жрецы, среди которых кроме фиван-ских были и служители храмов Мемфиса и Она.

«Неужели собрался Верховный суд?» — с ужасом подумал Кагабу и стал считать число судей. Их оказалось тридцать, по десять от каждого из трех жреческих центров. Да, он не ошибся, это был Верховный суд, на котором подсудимый не мог произнести ни единого слова, чтобы слова и жестикуляция обвиняемого не могли повлиять на судей. Жалобу он мог подать лишь в письменном виде. Никто не мог изменить постановление этого суда, и Кагабу понял, что участь его предрешена.

Обвинительную речь произнес верховный жрец Амона Кенамон.

— Вот святотатец, — сказал он, указывая на Кагабу, — которого боги отдали нам в руки. Зная, какие ценности погребены в усыпальнице покойного фараона, он ночью, как вор, проник в гробницу, чтобы похитить их. Он осквернил останки фараона, который безгранично доверял ему, считая своим лучшим другом. Покойный владыка Египта возвысил его, возведя в сан царедворца. Так вот какова его благодарность! Показаний выследивших его жрецов совершенно достаточно, чтобы уличить в преступлении. В эбеновом ларце, который он хотел похитить, хранилось самое ценное сокровище усыпальницы.

Но вина обвиняемого не только в этом. Он вел тайные переговоры с хеттами, подготовляя их вооруженное вторжение в Египет. Только бессмертные боги могут указать нам то наказание, которое он заслужил.

— Ложь! Гнусная ложь все, что ты говоришь! — воскликнул Кагабу, вырываясь из рук схвативших его стражников. — Только такой негодяй, как ты, мог... — ему не дали закончить, заткнув платком рот.

— За все свои преступления, — продолжал Кенамон, — он ответит перед всемогущим богом Амоном-Ра. Я все сказал. Уведите виновного и приготовьте его к позорной смерти.

По городу поползли слухи о том, что хетты вероломно напали на страну, чтобы захватить плодородную долину Нила. Верховный Совет жрецов послал на север отборные войска под командованием храброго полководца Хоремхеба, предложив Эйе стать соправителем юной царицы, пока она не станет совершеннолетней.

Погасли в домах огни, умолк уличный шум, не доносились из сада птичьи голоса. Все уснуло. Наступила ночь.

Анхесенпаамон собиралась ложиться, когда ей доложили о приходе Эйе.

Не успела она ответить, что в столь поздний час не может его принять, как дверь ее спальни распахнулась и на пороге появился Эйе.

Испуганно глядела на сановника юная царица, предчувствуя недоброе.

— У меня к тебе срочное дело, царица, — сказал он, делая присутствующим знак удалиться.

— Что случилось, Эйе?

— Мне стало известно, госпожа, о тех двух письмах, что ты послала с гонцами хеттскому царю.

Анхесенпаамон побледнела.

— Как главный везир, я захватил в плен хеттского царевича, осмелившегося с войсками переступить границу нашего государства.

Царица пошатнулась.

— Как твой соправитель, я предал его смерти. Словно подкошенная, упала царица к ногам Эйе.

— Да свершится воля богов! — прошептал он, поднял молодую женщину и положил на постель. Взяв подушку,'он накрыл ею лицо Анхесенпаамон. Царица встрепенулась. Эйе прижал подушку сильнее. Вздрогнуло тело Анхесенпаамон, тщетно она пыталась бороться, силы постепенно оставляли ее. Вот мелкая дрожь пробежала по телу царицы, словно трепетала птичка, пойманная в тенета. Судорожно уцепившиеся за руку великого везира пальцы медленно разжались...

— Да причислят тебя боги к своему сонму! — тихо проговорил Эйе, положив голову Анхесенпаамон на подушку, и вышел из царской опочивальни.

Носитель опахала по правую руку царя и Первый друг фараона стал единовластным правителем Египта. Но недолго длилась его власть. Совет жрецов вскоре избрал фараоном полководца Хоремхеба, с которого и началась XIX династия Нового царства.

Вместо послесловия

... В песках Ливийской пустыни, к юго-западу от Каира, где когда-то приземлилась железная птица, разросся чудесный оазис Сивах, который древние греки называли Сантарией. Высокие пальмы окружают полуразрушенный египетский храм, расписанный многочисленными фресками.

С конца XVIII династии этот храм с его оракулами стал местом паломничества. Из близких и далеких стран к этому священному месту приходили с богатыми дарами. Исторические документы повествуют о том, что вопрошать оракула приезжали царица Семирамида, прославившаяся висячими садами, которые считались одним из семи чудес света, египетский фараон, основатель XXVI династии, Псамметих I, персидский царь Кабиз, греческий полководец Александр Македонский, римский консул Катон и многие, многие другие. Писал об этом храме и греческий историк Геродот.

С проникновением христианства в Северную Африку храм перестал существовать и оазис сделался местом ссылки еретиков.

... Между Египтом и Аравией расположен залив Индийского океана, называвшийся в далекие времена Великим Зеленым морем. Сейчас оно называется Красным. Средняя глубина этого моря — около четырехсот метров, но в центральной его части есть глубокая впадина, как бы гигантская воронка. В этом месте, по свидетельству древнего манускрипта, «горящая железная птица упала в волны моря, и закипело все вокруг, и поднялся к небу большой водяной столб, и земля задрожала от сильного грома...»