На суше и на море 1963(4)

Вячеслав Крашенинников

Огнедышащая богиня

Рассказ

Голова у старого Вир Пракаша совсем белая, белее снежных вершин Гималаев. Пиалу ему приходится держать обеими руками, чтобы не расплескать чай. Старость крепче веревок привязала Бир Пракаша к порогу дома.. Его единственной утехой давно уже стала обгрызенная трубка из скорлупы кокосового ореха, такая же старая, как и он сам. И ничего не оставалось ему более, как целыми днями сидеть под навесом на кхате *, смотреть на долину и ворошить в памяти прошлое.

* Кровать в виде рамы с натянутыми на ней широкими полосками ткани.

А о чем вспоминать, когда дни его жизни, как две капли воды, похожи один на другой? Время словно остановилось в его родной долине. С сотворения мира стоят вокруг высокие Сиваликские горы. Их белые вершины ослепительно сверкают на солнце, а крутые склоны, усыпанные валунами, густо поросли рыжим кустарником. С них без устали катятся студеные потоки вниз, в долину, где зеленеют лоскутки полей. Пастухи чуть свет выгоняют стада коз на скудные горные пастбища.

Только шум водопадов, пастушьи песни и вой ветра в ненастные дни нарушали тысячелетнее безмолвие долины Кангры... Да еще звон колокольчиков златоглавого храма богини Латтанвали Дэви.

Великая огнедышащая богиня! С незапамятных времен идет молва о ее чудодейственной силе. Со всей Индии сюда в Джаваламукхи к ее храму стекался народ, чтобы поклониться вечному голубому огню, который непостижимым образом пробивает себе дорогу сквозь толщу скал. Всякий мог надеяться, что богиня услышит и исполнит его заветное желание. А чего мог желать обездоленный пахарь? Совсем немного — чтобы поле его покрылось в пору муссонов нежной зеленью всходов и родило доброе зерно, чтобы были здоровыми дети, не падали от голода бычки и крепок был дедовский плуг. Влюбленный юноша мечтал завоевать сердце любимой девушки, больной — исцелиться от застарелого недуга, а бесплодная женщина — стать счастливой матерью.

Никто не видел своими глазами чудес, которые стоустая молва приписывала Латтанвали Дэви, и тем не менее слепая вера в могущество и великодушие богини приводили в ее храм толпы паломников.

Ежегодно с наступлением муссона отмечается джатра — праздник, посвященный великой богине. По горным тропам к храму идут бесконечные вереницы людей, чтобы поклониться Латтанвали Дэви и молить ее о помощи в своих бедах и несчастьях. Ничто не может остановить их — ни опасный путь в суровых горах, ни причуды коварного Биаса, который грозно вздувается в период дождей и в гневе срывает переправы. Стряхивая едкую дорожную пыль, измученные паломники ищут воспаленными глазами древний златоверхий храм. И когда до них долетает, наконец, призывный Звон его колокольчиков, они, воздевая ладони к небу, полные радужных надежд, торопливо карабкаются на холм. С трепетом переступают паломники порог храма, обходят глубокую каменную яму и надают ниц перед пылающим в ней вечным огнем.

А в ночную пору во время джатры горят тысячи костров. Люди взволнованно передают друг другу удивительные истории о чудесах, совершенных великой Латтанвали Дэви. И так было всегда.

С порога своего дома Вир Пракаш любит смотреть на запыленных паломников, на торжественные и шумные джатры. Сейчас, на закате жизни, ему почему-то кажется, что в дни его молодости джатры были гораздо многолюдней и красочней, а гимны в честь богини звучали громче и торжественней. Небо было более синим и глубоким, а поросшие вереском горы куда более зелеными и прекрасными. Кто знает, почему это? Может, изменился мир? Или в старости хуже видят его глаза и слышат уши?

Старый Вир Пракаш скоро и совсем перестал доверять своим глазам. Там, на склоне священного утеса, вдруг появились какие-то ажурные башни. В тихую утреннюю пору, когда воздух совсем недвижим, до него доносились тяжкие удары, глухое урчание, скрежет, шум, пронзительный свист и громкие возгласы. Старик не знал, что и подумать. Не ожили ли ракшасы — злые горные духи,— которые, как говорят, в давние времена полонили богиню? Может, она и борется сейчас с этими демонами, обрушивая на их безобразные головы и спины свою палицу? Или же Латтавали Дэви творит какое-нибудь новое чудо? А может, она хочет выйти из тесных горных недр? О, если бы только она сумела пробиться наружу! Это принесло бы людям великое счастье.

Соседские ребятишки рассказали Бир Пракашу удивительные вещи. По их словам, невдалеке от храма поселились чужие люди. Одни из них говорят на хинди, другие — высокие, светловолосые — на непонятном звучном языке. Они привезли с собой огромные, как горы, машины, построили эти ажурные башни и протянули к ним блестящие железные ленты, по которым без устали бегают металлические повозки. А внутри башен бешено вертятся огромные колеса. Большие сверла день и ночь со скрежетом вгрызаются в гранитную толщу.

Старик безмерно удивлялся. За свою долгую жизнь ему никогда не приходилось ни видеть, ни слышать ничего подобного, а соседские ребятишки, торопливо рассказав старому Пракашу обо всех этих чудесах, вновь убегали к холму богини посмотреть, что там делается.

И старик не выдержал. Однажды рано утром, когда еще пастушата с песнями гнали коз на горные пастбища, он собрался в дорогу. Но дрожащие ноги подвели его. И когда солнце уже стояло высоко, он все еще не прошел и полпути к храму. Пракаш, кряхтя, устроился в тени большого дерева и вытащил свою трубку. И тут он увидел молодого парня в насквозь пропыленной гимнастерке, пробковом шлеме и тяжелых ботинках с острыми шипами. Парень, вытирая потное лицо носовым платком, подошел к старику, сбросил с плеч тяжелую брезентовую сумку и, одернув прилипшую к лопаткам гимнастерку, сложил на груди руки ладонями внутрь.

— Намаете, отец,— произнес он традиционное приветствие.

Всматриваясь в незнакомца, старик пожевал деснами и медленно ответил:

— Намаете. Я вижу, ты устал. Садись, отдохни.

— Спасибо.

Парень стащил с себя пробковый шлем и положил его рядом на землю. Такие шлемы Бир Пракашу приходилось видеть на головах чиновников ангрезов *. В прежние времена ангрезы часто наезжали в долину Кангры. Пустыми холодными глазами смотрели ангрезы на горцев, и непонятно было — видят они их или нет. Но этот парень, хоть и носил такой же шлем, был свой — индус.

* Так в Индии называли раньше англичан.— Прим. ред.

Парень молчал. Он с наслаждением затягивался дымом сигаретки и посматривал по сторонам. Волосы у него были черные, как вороново крыло, руки крепкие, и весь он был налит силой и здоровьем.

Вир Пракаш долго смотрел на него, но мало-помалу погрузился по привычке в воспоминания. Мысли его витали где-то далеко-далеко. Трясущаяся рука, обтянутая блестящей тонкой кожей, едва удерживала трубку. Он что-то беззвучно шептал иссохшими губами.

Всю жизнь Вир Пракаш пас коз. И кто знает, сколько дней провел он со своим стадом в окрестных горах. Он снова увидел себя молодым и сильным. Позвякивая колокольчиками, мирно щиплют траву разбредшиеся по склонам козы. В бездонном голубом небе, широко раскинув могучие крылья, царственно парят грифы. Вдали синеют горы, похожие на мудрых старцев в белоснежных тюрбанах. Но Вир Пракашу нет дела до этой красоты. Его неотступно преследует одна и та же мысль — дома нет денег, и, как видно, придется снова идти к сахукару — ростовщику — в Джаваламукхи, Латтанвали Дэви почему-то всегда обделяет его своими милостями. Вот если бы в этом году пришло больше паломников из Нижней Индии, то можно было бы поправить дело, сдавая дом пришельцам для ночлега и оказывая им мелкие услуги.

Особенно много людей идет в Джаваламукхи, когда в Нижней Индии случается какая-нибудь беда. Не придет в положенный срок муссон — не жди, пахарь, урожая. Солнце испепелит нежные рисовые и пшеничные всходы, а над выжженными, растрескавшимися от солнечного жара полями затанцуют, словно злые ракшасы, пыльные вихри. Пересохнут реки и колодцы. Стон стоит тогда по всей Индии, а у храма Латтанвали Дэви собираются толпы крестьян. Они несут к алтарю монеты, щепотки рису, бананы, кокосовые орехи и бросают эти скромные дары в пламя. Помоги, Латтанвали Дэви! Спаси от голодной смерти! И гимны паломников напоминают голодные стоны.

Но и в урожайные годы немало бед обрушивается на головы бедняков: болезни, немилости господ, неудачи. Сахукары, паучье племя, сосут из человека последние соки, и нет на них никакой управы. Тут бессильна и сама Латтанвали Дэви. Сахукары хитры. Их подношения богине всегда сладки и обильны. Может быть, поэтому она охотнее слушает их молитвы, чем просьбы бедняков.

Старик вспоминал прошлое. Словно стебли тростника, тянущиеся к солнцу, выросли его дети, а потом и внуки. Все разбрелись кто куда в поисках работы, хлеба. Только он, как старый корень, упорно цепляется за родную почву. Куда уйдешь из своей долины, где прожил всю жизнь, где жили и умерли его деды и прадеды? Да и не хотелось уходить от Латтанвали Дэви, должна же она помочь и ему когда-нибудь. Но иногда в голове Вир Пракаша рождались кощунственные мысли. Ему хотелось упрекнуть богиню в несправедливости. Пусть она не была милостива к его дедам-прадедам и ему самому. Но почему не оделить ей хотя бы кусочком счастья его детей и внуков?

— Прости, отец. Давно ли ты живешь тут?

Вир Пракаш, вздрогнув, очнулся от невеселых дум. Прервалась цепь воспоминаний, и он снова увидел знакомую долину, вершины гор, сияние золотых куполов храма, сидевшего рядом молодого парня.

— Давно ли я живу здесь? — переспросил он,— Давно. С тех пор, как помню себя.

— А сколько лет этому храму?

— Люди говорят, что стоит он больше четырех веков. А там, кто его знает? Может, и больше.

— Гас ли в нем когда-нибудь огонь?

— Что ты! Такого не бывало. Огонь этот вечный.

— А не появлялись ли такие же синие огни где-нибудь в другом месте?

Старик задумался.

— Сам я не видал,— сказал он, наконец.— Но люди говорят, что, голубые огни вспыхивают иногда то тут, то там. Наверное, это Латтанвали Дэви хочет выйти из гор, да никак не найдет дорогу. Видишь ли, в давние времена ракшасы загнали ее в глубь пещеры и завалили вход камнями. Осталась одна только щель. Через нее-то и дышит богиня своим огненным дыханием.

— Кто же построил этот храм? — не унимался прохожий.

— Люди говорят, что махараджа Карак Синг. Видал ты красивую серебряную дверь в храме?

— Видал.

Ну, так вот. Подарил эту дверь богине махараджа Карак Синг. Бывал, говорят, здесь сам падишах Акбар. Приезжал поклониться богине и лев Пенджаба — махараджа Ранджит Синг. Все они почитали богиню и щедро ее одаривали. Хотя, говорят, поначалу Латтанвали Дэви крепко невзлюбила Ак-бара.

— Что ж так? Не угодил ей?

Парень устроился в тени. Он сидел, опершись спиной о ствол дерева. На его лице играла мягкая усмешка, а в глазах светилось неподдельное любопытство.

— Да. Акбар, как видно, не верил в величие и силу Латтанвали Дэви. Давно это было, лет четыреста назад. Акбар приехал сюда с пышной свитой. И теперь еще вспоминают о его приезде. Впереди скакали лихие совары — кавалеристы. Кони у них были — что лебеди. А сами совары были разодеты в шитые золотом наряды. За их спинами висели щиты, у поясов — кривые сабли, пики они держали наперевес. За ними следом шли сипаи — пехотинцы, бравые усачи и храбрецы. А за целым лесом пик и алебард выступал белый слон, на котором сидел в золоченом хоудахе сам седоусый Акбар — падишах всей Индии.

Вот подошло войско к храму, и заревели трубы, загремели барабаны. Слон поднял хобот и затрубил, возвещая о том, что прибыл сам Акбар — великий падишах. Брахманы с ног сбились, готовясь достойно встретить его. Сошел Акбар со слона и по алой ковровой дорожке направился прямо к храму. Огонь в ту пору горел куда ярче. Начали брахманы рассказывать Акбару, что огонь вырывается прямо изо рта великой богини. А великий Акбар усомнился, сказал, что это вранье, и... засмеялся. Вслед за падишахом рассмеялись и его шут — раджа Бирбаль, сардары *, совары, сипаи. Будто бы сказал тогда Акбар: «Можно погасить это пламя!» И тут же повелел закрыть рот Латтанвали Дэви большой каменной плитой. Вот какое кощунство совершил Акбар. Рассказывать и то страшно!

Вир Пракаш покачал седой головой и замолчал. Потом вставил в рот трубку и глубоко затянулся.

— Исполнили слуги повеление Акбара. Но вдруг неведомая сила отшвырнула плиту в сторону, да так, что чуть самого Акбара не придавила, а пламя вспыхнуло еще ярче. Все затряслись от страха. Мыслимое ли дело — сердить богиню! Один только Акбар — тень бога на земле — не испугался. Он приказал залить огонь водой. Только все впустую. Что ни делали, как ни старались верные слуги Акбара, им так и не удалось погасить священное пламя.

— Ну, а что же Акбар?

— Сдался Акбар. Понял, что богиня сильнее его. Тогда повалился он перед вечным пламенем усами в пыль, стал просить у Латтанвали Дэви прощения.

Много лет он задабривал богиню. Однажды падишах привез золотой зонт, но не приняла его подарка богиня. Видно, сильно на него сердилась. Только слуги внесли этот зонт в храм, как вдруг у всех на глазах он превратился в медный. Так и уехал ни с чем Акбар. В другой раз падишах словно нищий дервиш, пешком, босой, явился на поклон к богине. Ну, вроде бы отошла тогда богиня — сменила гнев на милость. И после того Акбар царствовал долго и славно. Вот какие бывали тут дела, сынок!

Бир Пракаш, замолчав, достал кисет и начал снова набивать трубку. Пальцы у него дрожали. Парень тоже молчал, видно, осмысливая только что услышанную легенду,

— А Ранджит Синг? — наконец спросил он.

Ранджит Синг— совсем другое дело. Он всегда почитал Латтанвали Дэви и всегда посылал ей богатые подарки. Оттого и боялись враги его острого клинка. После одной, особенно славной победы велел он выложить крышу храма листовым золотом. Гляди, как горит она на солнце»

Старик подумал немного,

— Вот, почитал Ранджит Синг нашу богиню, и потому правил тоже долго и был удачлив во всем. Когда же он ушел из этого мира и не стала богиня получать прежних богатых подношений, разгневалась она на людей. Земля в долине оскудела, народ обнищал. Люди стали уходить из долины!. Там, внизу, легче найти работу, и землю там пашут на железных быках. Правда это или нет — не знаю. Одно верно, что с тех пор, как люди забыли о Латтанвали Дэви, счастье отвернулось от них.

* Сардар — начальник.

Пока старик говорил, к нему подошло несколько пастушат, и стали внимательно слушать рассказ. Сухая рука старика ласково опустилась на голову стоявшего рядом мальчика, совсем голого. Только большой его живот был перевязан тоненькой веревочкой.

— Вот ему и всем детям Джаваламукхи тоже придется испытать гнев богини, хотя они ничем и не провинились перед ней. Придется им тоже ковырять здешнюю убогую землю, пасти коз и собирать сушняк. А как устанут они от такой жизни, то разбредутся по всей Индии. Не видать им милостей от Латтанвали Дэви!

— Зачем пророчить детям такую тяжкую долю? — негромко спросил незнакомец. — Скоро, очень скоро здесь все переменится. И не нужно будет уходить отсюда на поиски работы. Хватит ее с избытком и здесь, в долине. А будет работа — будет и пища, и одежда!

Старик с удивлением посмотрел на незнакомца. Почему он говорит так? Откуда такая уверенность? А парень сидел спокойный и задумчивый. Во рту у него тлела сигаретка, он, прищурившись, смотрел вдоль пыльной дороги, туда, где высились неведомые башни.

— Да исполнятся твои слова, сынок! Но кто ты и откуда?

— Я геолог, отец. А пришел я во-о-н оттуда! — сказал парень. Он поднялся, расправляя пятерней волосы.— От тех высоких башен. Напрасно ты говорил, что люди совсем забыли о великой богине Латтанвали Дэви. Ты рассказывал, что злые ракшасы заточили богиню в каменный холм вместе с ее несметными богатствами. Мы явились ей на помощь. Богатства богини называются нефтью и газом, отец. Мы бурим глубокие скважины. И скоро нефть и газ могучим потоком хлынут наружу и по трубам потекут к заводам. Оживет весь этот край. Люди будут работать на новых заводах, сядут на машины и будут возделывать эту неподатливую землю. Сюда никогда не придет больше голод. Так великая Латтанвали Дэви принесет людям счастье.

По морщинистым щекам Вир Пракаша потекли слезы. Он утирал их рукавом рубахи и, глядя на горящую золотом крышу храма, шептал;

— Слава тебе, великая богиня!

А парень меж тем уже собрался в дорогу. Он взвалил на плечи сумку, надел на голову зеленый шлем.

— Сбудутся ли твои слова, сынок? Уж не смеешься ли ты над стариком?

— Непременно сбудутся. Поверь мне — богиня еще сослужит людям хорошую службу.

Случайный собеседник, простившись, вышел из тени на опаленную солнцем дорогу и пошел было прочь. Но старик окликнул его:

— Послушай-ка, сынок! Ребятишки толкуют мне, что будто видели у твоих вышек ангрезов. Что же они добрее стали?

— Это не ангрезы,— откликнулся тот.— Это наши русские братья, которые живут там, на севере, за Гималаями. Они пришли к нам на помощь.

— Да благословит богиня тебя и твоих братьев! Будь милостива к ним, Латтанвали Дэви,— шептал старик, глядя вслед незнакомцу, который широко и уверенно шагал туда, где вздымаются ажурные вышки и могучие машины сверлят гранит, добираясь до сокровищ великой Латтанвали Дэви.