ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Такое несчастье, что "Призрак" потерял мачты. А то мы могли бы уплыть на нем отсюда. Как вы думаете, Хэмфри?

Я взволнованно вскочил на ноги.

- Надо подумать, надо подумать! - вскричал я и зашагал взад и вперед.

Глаза Мод расширились, она с надеждой следила за мной. Она так верила в меня! Мысль об этом придавала мне силы. Я вспомнил слова Мишле: "Для мужчины женщина то же, чем была Земля для своего легендарного сына: стоило ему пасть ниц и прикоснуться губами к ее груди, как силы возвращались к нему". Только теперь по-настоящему понял я глубокий смысл этих слов. Нет, мало сказать "понял" - я ощутил это всем своим существом! Мод для меня была тем, о чем говорил Мишле: неисчерпаемым источником силы и мужества. Взглянуть на нее, подумать о ней было для меня достаточно, чтобы почувствовать новый прилив сил.

- Надо попытаться, надо попытаться, - рассуждал я вслух. - То, что делали другие, могу сделать и я. А если даже никто этого раньше не делал, все равно я сделаю.

- Что именно? Ради бога, не томите меня, - потребовала объяснения Мод. - Что вы можете сделать?

- Не я, а мы, - поправился я. - Как что? Ясно - установить на "Призраке" мачты и уплыть отсюда.

- Хэмфри! - воскликнула она.

Я был так горд своим замыслом, словно уже привел его в исполнение.

- Но как же это осуществить? - спросила она.

- Пока не знаю, - сказал я. - Знаю только одно - я сейчас способен совершить все, что захочу.

Я горделиво улыбнулся ей, чрезмерно горделиво, должно быть, потому что она опустила глаза и некоторое время молчала.

- Но вы забываете, что существует еще капитан Ларсен, - сказала она.

- Слепой и беспомощный! - не задумываясь, отвечал я, отметая его в сторону, как нечто совсем несущественное.

- А его страшные руки! А как он прыгнул через люк - вы же сами рассказывали!

- Но я рассказывал еще и о том, как мне удалось выбраться из кают-компании и удрать от него, - весело возразил я.

- Босиком, без башмаков!

- Ну да, башмакам не удалось удрать от него без помощи моих ног!

Мы рассмеялись, а потом стали уже всерьез обсуждать план установки мачт на "Призраке" и возвращения в цивилизованный мир. У меня еще со школьной скамьи сохранились кое-какие, правда, довольно смутные, познания по части физики, а за последние месяцы я приобрел некоторый практический опыт в использовании механических приспособлений для подъема тяжестей. Однако когда мы подошли к "Призраку", чтобы основательно осмотреть его, то один вид этих огромных мачт, покачивавшихся на волнах, признаюсь, чуть не поверг меня в отчаяние. С чего начать? Если бы держалась хоть одна мачта, чтобы мы могли прикрепить к ней блоки! Так ведь нет! У меня было такое ощущение, словно я задумал поднять сам себя за волосы. Я понимал законы рычагов, но где же было взять точку опоры?

Грот-мачта была длиной футов в шестьдесят - шестьдесят пять и у основания, там, где она обломилась, имела пятнадцать дюймов в диаметре. Весила она, по моим примерным подсчетам, никак не менее трех тысяч фунтов. Фок-мачта была еще толще и весила верных три с половиной тысячи фунтов. Как же подступиться к этому делу?

Мод безмолвно стояла возле меня, а я уже разрабатывал в уме приспособление, которое моряки называют "временной стрелой". Но хотя стрела давно известна морякам, я изобрел ее заново на Острове Усилий. Связав концы двух стеньг, подняв и укрепив их на палубе наподобие перевернутой буквы "V" и привязав к ним блок, я мог получить необходимую мне точку опоры. А к первому блоку можно будет, если потребуется, присоединить и второй. Кроме того, в нашем распоряжении был еще брашпиль!

Мод видела, что я уже нашел решение, и с горячим одобрением взглянула на меня.

- Что вы собираетесь делать? - спросила она.

- Обрубать снасти! - ответил я, указывая на перепутавшиеся снасти, висевшие за бортом.

Мне самому понравились эти слова - такие звучные и решительные. "Обрубать снасти!" Ну кто бы мог еще полгода назад услышать такую подлинно матросскую фразу из уст Хэмфри Ван-Вейдена!

Вероятно, и в голосе моем и в позе было нечто мелодраматическое, так как Мод улыбнулась. Она мгновенно подмечала все нелепое и смешное, безошибочно улавливала малейший оттенок фальши, преувеличения или бахвальства. Это находило отражение и в ее творчестве и придавало ему особую ценность. Серьезный критик, обладающий чувством юмора и силой выражения, всегда заставит себя слушать. И она умела это делать. Ее способность подмечать смешное была не чем иным, как свойственным всякому художнику чувством меры.

- Я припоминаю это выражение, оно попадалось мне в книгах, - с улыбкой обронила она.

Но чувство меры достаточно развито и у меня, и я сконфузился. У горделивого повелителя стихий вид в эту минуту был, вероятно, самый жалкий.

Мод с живостью протянула мне руку.

- Не обижайтесь! - сказала она.

- Нет, вы правы, - не без усилия промолвил я. - Это хороший урок. Слишком много во мне мальчишеского. Но это все пустяки. А только нам придется все же обрубать снасти. Если вы сядете вместе со мной в шлюпку, мы подойдем к шхуне и попытаемся распутать этот клубок.

- "В зубы нож - и марсовые лезут снасти обрубать", - процитировала Мод, и до конца дня мы весело трудились.

Ее задача заключалась в том, чтобы удерживать шлюпку на месте, пока я возился с перепутавшимися снастями. И что там творилось! Фалы, ванты, шкоты, ниралы, леера, штаги - все это полоскалось в воде, и волны все больше и больше переплетали и перепутывали их. Я старался обрубать не больше, чем было необходимо, и мне приходилось то протаскивать длинные концы между гиками и мачтами, то отвязывать фалы и ванты и укладывать их бухтой на дне лодки, то, наоборот, разматывать их, чтобы пропустить сквозь обнаружившийся узел. От этой работы я скоро промок до нитки.

Паруса тоже пришлось кое-где разрезать; я с великим трудом справлялся с тяжелой намокшей парусиной, но все же до наступления ночи сумел вытащить все паруса из воды и разложить их на берегу для просушки. Когда пришло время кончать работу и идти ужинать, мы с Мод уже совершенно выбились из сил, но успели сделать немало, хотя с виду это и не было заметно.

На следующее утро мы спустились в трюм шхуны, чтобы очистить степсы от шпоров мачт. Мод очень ловко принялась помогать мне. Но лишь только взялись мы за дело, как на стук моего топора отозвался Волк Ларсен.

- Эй там, в трюме! - долетело к нам с палубы через открытый люк.

При звуке этого голоса Мод инстинктивно придвинулась ко мне, как бы ища защиты, и, пока мы с Ларсеном переговаривались, она стояла рядом, держа Меня за руку.

- Эй там, на палубе! - крикнул я в ответ. - Доброе утро!

- Что вы делаете в трюме? - спросил Волк Ларсен. - Хотите затопить мою шхуну?

- Напротив, хочу привести ее в порядок, - отвечал я.

- Какого дьявола вы там приводите в порядок? - озадаченно спросил он.

- Подготавливаю кое-что для установки мачт, - пояснил я как ни в чем не бывало, словно поставить мачты было для меня сущим пустяком.

- Похоже, что вы и впрямь твердо стали на ноги, Хэмп! - услышали мы его голос, после чего он некоторое время молчал.

- Но послушайте, Хэмп, - окликнул он меня снова. - Вы не можете этого сделать.

- Почему же не могу? - возразил я. - Не только могу, но уже делаю.

- Но это моя шхуна, моя частная собственность. Что, если я не разрешу вам?

- Вы забываете, - возразил я, - что вы теперь уже не самый большой кусок закваски. Это было раньше, тогда вы могли, по вашему выражению, сожрать меня. Но за последнее время вы сократились в размерах, и сейчас я могу сожрать вас. Закваска перестоялась.

Он рассмеялся резким, неприятным смехом.

- Ловко вы обратили против меня мою философию! Но смотрите, не ошибитесь, недооценив меня. Предупреждаю вас для вашего же блага!

- С каких это пор вы стали филантропом? - осведомился я. - Согласитесь, что, предупреждая меня для моего же блага, вы проявляете непоследовательность.

Он будто и не заметил моего сарказма и сказал:

- А если я возьму да захлопну люк? Сейчас вы уж меня не проведете, как в тот раз, в кладовой.

- Волк Ларсен, - решительно сказал я, впервые называя его так, как привык называть за глаза. - Я не способен застрелить человека, если он беспомощен и не оказывает сопротивления. Вы сами убедили меня в этом - к нашему взаимному удовлетворению. Но предупреждаю вас, и не столько для вашего блага, сколько для своего собственного, что при первой вашей попытке чем-нибудь повредить мне я застрелю вас. Я и сейчас могу сделать это. А теперь, если вам так хочется, можете попробовать закрыть люк.

- Так или иначе, я запрещаю вам, решительно запрещаю хозяйничать на моей шхуне!

- Да что с вами! - укорил я его. - Вы все твердите, что это ваш корабль, так, словно это дает вам какие-то моральные права. Однако вы никогда не считались с правами других. Почему же вы думаете, что я буду считаться с вашими?

Я подошел к люку, чтобы увидеть его лицо. Это было совсем не то лицо, которое я видел в последний раз, когда втайне наблюдал за ним: сейчас оно было лишено всякого выражения, и вызываемое им неприятное ощущение еще усиливалось устремленным в одну точку взглядом широко открытых, немигающих глаз.

- И даже жалкий червь, как Хэмп, его корит с презреньем!.. - насмешливо произнес он, но лицо его оставалось бесстрастным.

- Как поживаете, мисс Брустер? - помолчав, неожиданно проговорил он.

Я вздрогнул. Мод не издала ни звука, даже не шевельнулась. Неужели у него еще сохранились остатки зрения? Или оно снова возвращалось к нему?

- Здравствуйте, капитан Ларсен, - ответила Мод. - Как вы узнали, что я здесь?

- Услышал ваше дыхание. А Хэмп делает успехи, как вы считаете?

- Не могу судить, - промолвила она, улыбнувшись мне, - я никогда не знала его другим.

- Жаль, что вы не видали его раньше!

- Я принимал лекарство под названием "Волк Ларсен", и в довольно больших дозах, - пробормотал я. - До и после еды.

- Я еще раз повторяю, Хэмп, - угрожающе проговорил он, - оставьте мою шхуну в покое!

- Да разве вам самому не хочется выбраться отсюда? - удивленно спросил я.

- Нет, - ответил он, - я хочу умереть здесь.

- Ну, а мы не хотим! - решительно заявил я и снова застучал топором.