Мир путешествий и приключений - сайт для нормальных людей, не до конца испорченных цивилизацией

| планета | новости | погода | ориентирование | передвижение | стоянка | питание | снаряжение | экстремальные ситуации | охота | рыбалка
| медицина | города и страны | по России | форум | фото | книги | каталог | почта | марштуры и туры | турфирмы | поиск | на главную |


OUTDOORS.RU - портал в Мир путешествий и приключений

Глава шестнадцатая

Амулеты - Выносливость Маненко - Идол - Оружие балонда - Дождь - Голод - Палисадники - Густой лес - Ульи - Грибы - Жители деревень дают нам крыши от своих хижин - Ворожба и идолы - Капризы Маненко - Ночная тревога - Послы и подарок от Шинте - Как мы подходили к деревне - Обитатель морских глубин - Вход в город Шинте; его вид - Балонда - настоящие негры - Торжественный приём у Шинте - Его котла - Церемония нашего представления ему - Ораторы-женщины - Музыканты и музыкальные инструменты - Неприятное требование - Беседа с Шинте - Дарю ему быка - Плодородие почвы - Новая хижина Маненко - Разговор с Шинте - Балонда пунктуально соблюдает требования этикета - Торговля детьми - Похищение детей - Шинте предлагает мне рабыню - Задержка - Самбанза возвращается пьяным - Последнее и самое большое доказательство дружбы Шинте

Утром 11 января 1854 г. мы должны были переехать на челноке через речку, находившуюся позади деревни, принадлежащей Нямоане. Прежде чем Маненко решилась сесть в челнок, знахарь обвешал её всю амулетами, и она взяла ещё несколько амулетов в руку. Один из моих людей, стоя около корзины этого знахаря, говорил с кем-то очень громко. Знахарь сделал ему за это выговор и сам разговаривал только шопотом, оглядываясь всё время на свою корзину, как будто он боялся, чтобы кто-то, находящийся в ней, не услышал его.

На юге люди не были такими суеверными. Я упоминаю об этом случае для того, чтобы указать на разницу, существовавшую в сознании и мировоззрении этих людей, с одной стороны, и кафров и бечуанов - с другой.

Маненко ехала в сопровождении своего мужа и барабанщика; последний всё время бил изо всей силы в свой барабан, пока не пал густой туман с дождём и не заставил его прекратить бой. Муж Маненко попытался разогнать дождь воплями и заклинаниями, но дождь лил не переставая, и наша амазонка, одетая в самую лёгкую походную форму, продолжала ехать с такой скоростью, с какой мало кто мог ехать. Следуя верхом на быке, я держался довольно близко к нашей предводительнице и, осведомившись у неё, почему она не оделась в такой ливень, узнал, что вождю неприлично казаться подобным женщине. Он или она всегда должны казаться молодыми и сильными и переносить все неприятности, не показывая виду. Мои люди восхищались её выносливостью и часто говорили: "Маненко - настоящий воин". Все мы, насквозь промокшие и продрогшие, были рады-радёхоньки, когда она предложила, наконец, остановиться и приготовить ночлег на берегу одной небольшой реки.

Страна, по которой мы ехали, представляла собою, как и прежде, постоянное чередование леса с открытыми полянами. Почти все деревья принадлежат к вечнозелёным и достигают порядочной, хотя и не гигантской высоты. Поляны покрыты очень густой травой. Мы проехали мимо двух деревушек, окружённых насаждениями кукурузы и маниока, и около одной из деревень я в первый раз увидел безобразного идола, постоянно встречающегося в Лунде, сделанного из глины в виде фигуры, напоминающей крокодила. Остов его был сделан из травы, облепленной сверху глиной; вместо глаз, вставлены две раковины, около шеи натыкано много толстой щетины, взятой из хвоста слона. Если бы нам не сказали, что эту фигуру называют львом, то можно было подумать, что это крокодил. Он стоит под навесом, и балонда молятся ему, а если у них кто-нибудь заболеет, то они целую ночь бьют перед ним в барабан.

У некоторых из спутников Маненко были щиты прямоугольной формы, около 5 футов [1,5 м] в длину и 3 футов [около метра] в ширину, очень искусно сплетённые из тростника. Эти воины, со своими щитами, короткими и широкими мечами, со связками остроконечных стрел, казались с виду, пожалуй, свирепыми. Но обычай постоянно носить с собой оружие есть, вероятно, только замена храбрости, которой они отнюдь не отличаются. Когда мы подходили, бывало, к деревне, то, прежде чем войти в неё, мы всегда клали и оставляли на земле своё огнестрельное оружие и копья, в то время как балонда, посещая нас в нашем лагере, всегда приходили к нам в полном вооружении, пока, наконец, мы не потребовали от них, чтобы они складывали своё оружие, или не подходили близко к нам.

На следующий день мы ехали по такому густому лесу, что по нему невозможно было пробираться без топора. Лес затоплен, но не разливом реки, а ежедневными ливнями, и это обстоятельство сильно задерживало продвижение тех из нас, на ком промокла одежда. В этом лесу я ощутил сильный запах сероводорода, который прежде часто ощущал и в других местах.

11-го и 12-го мы были снова задержаны на месте дождём, который шёл не переставая; на юге я никогда не видел таких ливней.

Мы миновали несколько больших деревень. Каждая хижина в них была обнесена плотным частоколом. Сама дверь в хижину являлась просто рядом плотно вбитых в землю кольев. Дверь никогда не бывает открыта; когда хозяину нужно войти в хижину, он вынимает два-три кола, пролезает через образовавшуюся щель внутрь и затем снова втыкает колья на место так, чтобы для врага, подошедшего к хижине ночью, трудно было обнаружить, где находится вход. Эти частоколы говорят о чувстве неуверенности в своей безопасности; очевидно, здесь никто не считает себя и своё имущество гарантированным от покушений со стороны своих сограждан. Диких животных, которые могли бы беспокоить людей, здесь нет. В уничтожении хищников луки и стрелы оказались здесь столь же эффективными, как ружья на юге. Но для нас отсутствие диких животных было большим разочарованием: мы ожидали, что на севере везде полно дичи, как действительно и было, когда мы дошли до слияния Леебы с Лиамбье.

В этих местах в изобилии растёт один вид серебристого дерева, который есть и в Кэпе (Leucodendron argenteum). В Кэпе оно растёт на Тэйбл Маунтин на высоте от 2 000 до 3 000 футов [от 600 до 900 м] над уровнем моря, а на северном склоне гор Кашана и здесь - значительно выше - 4 000 футов [более 11 200 м]. Когда-то я считал быстрое течение Лиамбье доказательством сильного поднятия поверхности страны в той местности, откуда она идёт, но теперь по точке кипения воды я нашёл, что это мнение было ошибочным1.

По мере того как мы пробирались на север, лес становился гуще. Мы ехали больше во мраке леса, чем под открытым небом. Продвигаться можно было только по очень узкому проходу, проделанному в лесной чаще с помощью топора. Вокруг стволов и ветвей гигантских деревьев обвивались, подобно боа-констрикторам, толстые ползучие растения. Эти растения действительно душат деревья, благодаря которым они растут, а задушив их, сами становятся прямыми. Кора одного очень красивого дерева, растущего здесь в изобилии и называемого "мотуя", употребляется племенем бароце на изготовление лес и сетей для ловли рыбы. В большом изобилии растёт здесь также дерево "моломп", которое по своей лёгкости и эластичности незаменимо для изготовления вёсел.

Встречались здесь и другие деревья, совершенно не известные моим спутникам, достигающие 50 футов [15 м] высоты; они имеют одинаковую толщину снизу доверху и совершенно лишены ветвей.

В этих лесах нам впервые встретились ульи, сделанные руками человека. Они встречаются здесь на всём пути вплоть до самой Анголы. Длина улья - 5 футов [1,5 м]. Изготовляют их следующим образом. На дереве делают два поперечных кольцевых разреза коры на расстоянии 5 футов [1,5 м] один от другого; затем между ними делается ещё один по длине дерева; после этого кора по обе стороны продольного разреза приподнимается и отделяется от ствола, причём всё время тщательно следят, чтобы не нарушалась целость коры, пока она не сойдёт, наконец, со ствола вся. Снятая кора, в силу своей эластичности, принимает ту же самую форму, которую она имела на дереве; щель зашивается или зашпиливается деревянными шпильками, а с обоих концов вставляются кружки, сделанные из кручёной травы. В центре одного из этих кружков делается леток для пчёл, и улей готов.

Ульи укладываются на высоких деревьях в горизонтальном положении. Таким именно образом и собирается весь воск, экспортируемый из Бенгвелы и Лоанды. Он целиком является продуктом свободного труда. К стволу, дерева, на котором находится улей, всегда привязывается какой-нибудь амулет, и этот амулет оказывается достаточной защитой от воров. Туземцы очень редко крадут друг у друга; все они верят в то, что волшебные средства могут навлечь на них болезнь и смерть. Считая, что такие средства известны очень немногим, они на деле предпочитают руководствоваться той мыслью, что самое лучшее - никого не трогать. Мрак, царящий в этих лесах, усиливает у людей суеверные чувства.

Так как теперь был сезон дождей, то нам попадалось очень много грибов. Мои спутники ели эти грибы с большим наслаждением. Съедобные виды грибов растут всегда на термитниках; шляпка у них достигает размеров тульи шляпы; они белого цвета и очень вкусны, даже если есть их сырыми. Некоторые несъедобные грибы имеют яркокрасный цвет, а другие - синий.

Несмотря на дождь и возобновившуюся у меня лихорадку, зрелище этих новых мест доставляло мне большое удовольствие. Глубокий мрак, царивший здесь, представлял сильный контраст с ослепительным блеском солнца и полным отсутствием тени в пустыне Калахари, оставившими у меня неизгладимое впечатление. По временам мы выходили из лесного мрака в какую-нибудь маленькую прелестную долину с водоёмом в середине, который теперь был наполнен водой, а в другое время является просто колодцем.

Мы переехали на челноках через одну небольшую, никогда не пересыхающую речку, носящую название "Лефудже", или "быстрина". Она течёт с высокой красивой горы, называемой "Монакадзи" (женщина), которая, по мере того как вырастала перед нашими взорами в двадцати или тридцати милях на восток от нашей дороги, представляла собой приятное и услаждающее взоры зрелище. Эта гора имеет удлинённую форму и возвышается над окружающей её равниной, по меньшей мере, на 800 футов [около 240 м].

Название реки Лефудже происходит, вероятно, от быстрого течения на всём её коротком пути, который она должна проходить от горы Монакадзи до Леебы.

Около долины встречаются всегда небольшие деревушки. В некоторых из них мы отдыхали. Когда мы решали остановиться в какой-нибудь деревне на ночь, то жители её предоставляли нам для устройства ночлега крыши своих хижин, похожие по форме на шляпу китайца. Крыши при желании можно снимать со стен. Хозяева хижин снимали крыши и приносили их к тому месту, которое мы выбирали для ночлега, и мои люди устанавливали их на колья, после чего мы спокойно устраивались под ними на ночь. Всякий, кто приходил приветствовать Маненко или нас, тёр золой верхнюю часть своих рук и груди, согласно существующему здесь обычаю, а кто хотел показать более глубокое уважение, растирал золу также и на лице.

Около каждой деревни мы видели всегда идола. В стране, населённой племенем балонда, этот обычай распространён повсюду. Когда нам попадался в лесу идол, то мы всегда знали, что находимся в пятнадцати минутах ходьбы от человеческого жилья. Однажды нам попался чрезвычайно безобразный идол, установленный на бревне, укреплённом на двух подпорках. К бревну были привязаны две верёвки для подвешивания жертв. Когда я заметил своим спутникам, что хотя у этих идолов есть уши, но они не могут слышать, то узнал, что балонда и даже бароце верят, будто бы посредством этих чурбанов, сделанных из дерева и глины, могут совершаться предсказания и что хотя само дерево не может слышать, но у его владельцев есть волшебные средства, посредством которых можно заставить идола слышать и давать ответы на вопросы, так что, если к деревне приближается какой-нибудь враг, то её жители всегда располагают сведениями об этом.

14 января день выдался удивительно прекрасный, и солнце так сияло и грело, что мы могли обсушить своё платье; многие вещи от продолжительной сырости заплесневели и гнили. Несмотря на то, что ружья каждый вечер смазывались маслом, они совсем заржавели.

Однажды ночью мы все были разбужены отчаянным криком одной из спутниц Маненко. Она визжала так громко и так долго, что мы все решили, что её схватил лев; мои люди, проснувшись, схватились за оружие. Они всегда кладут оружие так, чтобы при первой тревоге быть сразу готовыми бежать на выручку. Но, как оказалось, причиной всей шумихи был один из наших быков, который просунул свою морду в хижину, где спала эта дама, и обнюхивал её, а она, коснувшись рукой его холодного мокрого носа, решила, что пришёл её конец.

В воскресенье после полудня прибыли послы от Шинтё. Он выражал одобрение намерениям, которыми мы руководствовались, совершая наше путешествие, и передал нам, что он очень рад иметь возможность увидеть белых людей. Благосклонность, с которой меня везде принимали, была в значительной мере обязана тому обстоятельству, что прежде чем входить в каждый город или в деревню, я всегда посылал посыльных, чтобы объяснить цель своего приезда. Когда мы подходили к какой-нибудь деревне настолько близко, что нас могли оттуда видеть, мы садились в тени дерева и посылали вперед человека, чтобы сообщить жителям деревни, кто мы такие и с какими намерениями к ним идём. В ответ на это старшина деревни присылал наиболее уважаемых в деревне людей, чтобы приветствовать нас и указать дерево, под которым нам можно спать.

Прежде чем я мог извлечь для себя пользу из очень утомительных уроков, преподанных мне Маненко, я иногда входил в деревню без предупреждения и создавал там тревогу. Её жители в этом случае относились к нам всё время подозрительно.

Мне сказали, что Шинте будет иметь высокую честь принять в своём городе сразу троих белых людей. Двое других белых известили его о своём приближении с запада. Как приятно было бы встретиться с европейцами так далеко от родины! Под наплывом нахлынувших на меня мыслей я почти забыл о жестоко мучившей меня лихорадке.

"Они такого же цвета, как ты?" - "Да, точно такого же". - "И у них такие же волосы". - "А разве это волосы? Мы думали, что это парик; мы никогда не видели прежде таких волос; этот человек должен быть из тех, кто живёт в море". С этих пор мои люди всегда громко рекомендовали меня как подлинный образчик разновидности белых людей, которые живут в морской воде. "Вы посмотрите только на его волосы, они образованы морскими волнами".

Вновь и вновь объяснял я им, что выражение "мы приехали из-за моря" вовсе не означает, будто бы мы появились из-под воды, но, несмотря на это, во внутренней Африке укоренилось и широко распространилось мнение, будто настоящие белые люди живут в море, и этот миф был слишком хорош, чтобы мои спутники не воспользовались им в своих целях. Я имею основание думать, что, когда я не мог их слышать, то они, невзирая на мои приказы, всегда хвастливо заявляли, будто бы их ведёт настоящий обитатель морских глубин. "Вы посмотрите только на его волосы!" Если я возвращался к ним после короткой прогулки, то они всегда говорили мне, что людям, с которыми они перед этим вели беседу, очень хочется посмотреть на мои волосы. (Относительно двух других белых людей впоследствии оказалось, что это были не европейцы, а африканцы смешанной крови.)

16 января. Пройдя очень немного пути, мы подошли к прелестнейшей долине, которая имела полторы мили в ширину и тянулась к востоку вплоть до постепенно снижавшейся горы Монакадзи. Сбегая вниз, к центру этой прекрасной зелёной долины, извивалась небольшая река, а около небольшого потока, который впадает в эту реку с запада, стоит город (12°37'35" ю. ш., 22°47' в. д.) вождя Кабомпо, или, как он предпочитает называться, Шинте. Когда солнце поднялось настолько высоко, что наше вступление в город, по мнению Маненко, должно быть удачным для нас, мы тронулись в путь и увидели этот город в глубокой тени бананов и других густолиственных тропических деревьев. Улицы в нём прямые и представляют полный контраст с извилистыми улицами бечуанских городов. Здесь мы впервые увидели туземные хижины с квадратными стенами и круглыми крышами. Дворы вокруг хижин обнесены прямыми изгородями, сделанными из вертикально поставленных жердей с промежутками в несколько дюймов между ними и из переплетённой с ними жёсткой травы или веток кустарника. Внутри двора за этими плетнями сажают табак, небольшое растение из семейства паслёновых,которое балонда употребляют в качестве приправы к пище, а также сахарный тростник и бананы. Многие из жердей изгороди начинают снова расти и давать побеги. Для того, чтобы было больше тени, вокруг изгороди сажают деревья, принадлежащие к семейству Ficus indica. К этому дереву все туземцы относятся с каким-то благоговением. Они считают, что оно одарено волшебными свойствами. Всюду бродят козы, ощипывая молодые побеги. Когда мы появились в городе, к нам кинулась толпа негров в полном вооружении, как будто намереваясь уничтожить нас; у некоторых из них были ружья, но было видно, что их владельцы привыкли больше владеть луком, чем европейским оружием. Окружив нас, они в течение часа разглядывали нас, затем разошлись.

Балонда являются настоящими неграми. Их курчавая шевелюра гораздо гуще, и вообще они более волосаты, чем бе-чуаны и кафры. Кожа у них очень тёмная, хотя среди них встречаются люди и с более светлым оттенком кожи. Голова у них несколько вытянута кзади и кверху, губы толстые, нос сплющенный, но попадаются также и приятные на вид, хорошо сложенные головы и фигуры.

17-е, вторник. Около одиннадцати часов вождём Шинте нам был оказан торжественный приём. Котла, или место аудиенции, было обширной площадью приблизительно в 100 кв. ярдов [около 80 кв. м]. На одном конце этой площади стояло два красивых дерева из породы баньяна; под одним из них на своеобразном троне, покрытом шкурой леопарда, восседал Шинте. На нём была надета какая-то клетчатая куртка и короткая юбочка из яркокрасной байки с зелёной каймой; на шее у него висело несколько ожерелий из крупных бус, а на руках и на ногах надето было множество медных браслетов и колец; на голове красовался шлем, искусно сплетённый из бус и увенчанный большим пучком гусиных перьев. Рядом с Шинте сидели трое молодых людей с большими связками стрел и луками на плечах.

Когда мы подошли к котла, то все люди, прибывшие вместе с Маненко, захлопали в ладоши, а её муж, Самбанза, выразил почтение растиранием золы по своей груди и рукам. Под вторым деревом место было свободно, и поэтому в поисках тени я отправился туда, а за мной и все мои люди. Мы находились приблизительно в 50 ярдах [45 м] от вождя и могли видеть всю церемонию. Сначала по площадке прошли различные подразделения племени, и старшина каждого из них приветствовал вождя обычным растиранием золы, которую он нёс для этой цели с собой; затем явились вооруженные до зубов воины, которые с обнажёнными мечами в руках бросились с криками в нашу сторону, стараясь придать своим лицам самое свирепое выражение, как будто они хотели заставить нас обратиться в бегство. Так как мы не убежали, а спокойно оставались на месте, то они повернулись к Шинте и приветствовали его, а затем удалились. После этого перед нами были продемонстрированы любопытные воинские упражнения. На середину площади выскочил человек и начал воспроизводить ряд боевых поз и телодвижений, которые бывают необходимы в действительном бою. Он делал вид, будто бросает своё копьё во врага и в то же время отражает щитом удар на себя, отскакивал в сторону, чтобы избежать другого удара, бросался то назад, то вперёд, делая огромные прыжки во все стороны, и так далее.

Когда это окончилось, то Самбанза и представитель Нямоаны, горделиво выступая, подошли к Шиите и громким голосом объявили во всеуслышание все то, что они знали обо мне, о моих спутниках, о моём прошлом, о моём желании открыть путь в эту страну для торговли и о желании белого человека, чтобы все племена жили в мире друг с другом; может быть, белый человек лжёт, может быть, нет; они скорее склонны думать, что он говорит правду; но так как у людей балонда сердце доброе, а Шинте никогда не делал никому вреда, то ему следует хорошо принять белого человека и предоставить ему итти дальше своим путём.

Позади Шинте сидело около сотни женщин, одетых в лучшие свои платья, которые у всех у них случайно оказались из одной и той же красной байки. Впереди них сидела главная жена Шинте, которая была из племени матабеле или зулусов; на голове у неё была надета красная шапка какой-то причудливой формы. В антрактах между выступлениями эти дамы пели какие-то заунывные песни; невозможно было понять, в честь кого пелись эти песни, - оратора, Шинте или в честь самих себя. Здесь я в первый раз увидел женщин, присутствующих на общественном собрании. На юге женщинам не разрешается приходить в котла, а здесь они выражали своё одобрение ораторам, хлопая в ладоши и встречая их радостным смехом. Шинте часто оборачивался и говорил с ними.

Вокруг котла несколько раз обходила партия музыкантов, в составе трёх барабанщиков и четырёх исполнителей игры на туземном фортепиано, услаждая наш слух своей музыкой. На барабаны, вырезанные из дерева, натягивают кожу антилопы. Чтобы она была тугой, её подносят близко к огню, и она сжимается. При игре на барабанах пользуются палками.

Туземное фортепиано, называемое "маримба", состоит из двух узких деревянных полос, положенных параллельно друг другу; у балонда эти полосы делаются совершенно прямыми, в то время как на юге их делают изогнутыми, напоминающими по форме половину колёсного обода. Поперёк этих параллельных полос к ним прикрепляются около пятнадцати деревянных клавиш от 2 до 3 дюймов [от 5 до 7,5 см] шириной и от 15 до 18 дюймов [от 40 до 45 см] длиной. Толщина их зависит от высоты желаемого тона. Под каждым клавишем прикрепляется тыква. Ближе к концам каждого клавиша вырезаются выемки для насаживания их на продольные полосы и образования резонирующей пустоты. Выемки делаются тоже разной величины, в зависимости от высоты требуемого звука. Музыкальные звуки извлекаются из клавишей ударами барабанных палочек. Музыка эта приятна для слуха. Особенное восхищение у туземцев вызывает быстрый темп игры. В Анголе даже португальцы танцуют под звуки маримбы.

Когда девять ораторов один за другим произнесли приветственные речи, Шинте встал, а за ним встали и все. Во время этой церемонии он держался с достоинством. Мои люди заметили, что он едва бросал иногда свой взгляд в мою сторону. На площади, по моему подсчёту, присутствовало около тысячи человек простого народа и триста воинов.

18-е. Ночью нас разбудил посыльный от Шинте, с приказанием, чтобы я шёл к нему в такой неурочный час. Я был в поту после очередного приступа лихорадки, а тропа к городу шла через сырую долину, поэтому я отказался итти. Колим-бота, который хорошо знал требования местного этикета, настаивал, чтобы я шёл. Но, независимо от болезни, я считал, что мы вправе поступать, как нам угодно, чем рассердил Колим-боту. Как бы то ни было, утром в 10 часов мы пошли к Шинте. Нас провели к его двору, высокие изгороди которого были сделаны из прутьев, искусно сплетённых между собой. Внутри двора вдоль изгороди было много деревьев, дававших приятную тень. Деревья эти были специально посажены здесь. Вокруг них была насажена трава с целью защиты почвы от зноя. На улицах города пустые места засаживаются сахарным тростником и бананами, большие яркозелёные листья которых всюду поднимаются над изгородями.

У индийского фикуса, под которым мы теперь сели, были очень крупные листья; дерево обнаруживало своё родство с индийским баньяном, потому что оно выпускало свои ветки вниз, к земле. Скоро к нам подошёл Шинте. По наружности это был человек лет двадцати пяти, среднего роста, с искренним, открытым выражением лица. Он был, повидимому, в хорошем настроении. Оказывается, он ожидал вчера, что я подойду к нему поближе и буду беседовать с ним. Когда я шёл вчера на этот торжественный приём, то я и сам хотел иметь с ним личную беседу, но когда мы пришли на площадь и нагляделись на все их устрашающие приготовления, когда увидели, что даже его люди держатся от него, по крайней мере, на сорок ярдов, то я уступил просьбам своих людей и оставался всё время под деревом против Шинте. Его упрёк укрепил во мне прежнее убеждение в том, что самое лучшее средство завоевать симпатию африканцев состоит в том, чтобы быть с ними совершенно откровенным и безбоязненным. Теперь я лично изложил ему цель своей поездки, и на всё, что я ему говорил, вождь выражал своё согласие и одобрение, хлопая в ладоши. Он отвечал мне через уполномоченное лицо. В заключение нашей беседы с ним, все присутствовавшие при ней также захлопали в ладоши.

После того как окончилась деловая часть беседы, я спросил его, видел ли он когда-нибудь прежде белого человека. Он ответил мне: "Никогда; ты - первый, у кого я вижу белую кожу и прямые волосы. Твоя одежда тоже отличается от всего, что я до сих пор видел".

Узнав от некоторых, что "у Шинте горько во рту, оттого что он не отведал говядины", я подарил ему, к великому его удовольствию, быка. Так как его страна представляет наилучшие условия для разведения скота, то я посоветовал ему купить у макололо коров. Эта мысль ему понравилась, и когда мы возвращались с морского берега обратно, то увидели, что он воспользовался данным ему советом, потому что к этому времени у него было уже три коровы, одна из которых оправдывала моё мнение об этой стране: по своей упитанности это была одна из тех коров, которые получают на выставках призы. После нашей беседы с ним Шинте прислал нам корзину варёной кукурузы, корзину маниоковой муки и небольшую птицу. Здешняя кукуруза и маниоки очень крупны. Чернозёмная почва в долинах здесь чрезвычайно плодородна и не требует удобрений. Мы видели маниок 6 футов [почти 2 м] высотой, а это растение может вообще расти только на самой лучшей почве.

В продолжение этого времени Маненко со своими людьми была занята сооружением прелестной хижины, окружённой двором. Хижина была предназначена служить ей резиденцией на всё время, пока здесь будут белые люди, которых она сюда привела. Когда она услышала, что мы подарили её дяде быка, она явилась к нам с видом человека, обиженного нами, и разъяснила, что "этот белый человек принадлежит ей, она привела сюда белого человека, и поэтому бык принадлежит также ей, а не Шинте". Она приказала привести быка, заколоть его при ней и подарила своему дяде только ляжку. Шинте, кажется, был этим обижен.

19-е. Меня очень рано разбудил посыльный от Шинте, но так как у меня только что окончился очередной приступ лихорадки и я весь был в поту, то я сказал, что приду к нему через несколько часов. Но вслед за первым посыльным скоро явился другой: "Шинте желает сказать тебе сейчас же то, что ему нужно сказать". Это было слишком интригующее предложение, и поэтому мы тотчас же пошли к нему. Он ожидал нас, держа в руках курицу, а рядом с ним стояла корзина с мукой из маниока и тыква, наполненная мёдом. Относительно мучивших меня приступов болезни он сказал, что лихорадка - это единственное, что может помешать успешному окончанию моей поездки. У него есть люди, которые знают все дороги, ведущие к белым людям, и они могут быть нашими проводниками. Будучи молодым человеком, он сам совершал далёкие путешествия. На мой вопрос, что он может посоветовать мне против лихорадки, он сказал: "Пей больше мёду. Когда ты весь пропитаешься им, он прогонит лихорадку". Это очень хмельной напиток, и я подозреваю, что он очень любил это лекарство, хотя у него и не было лихорадки.

Когда мы проходили через деревню, то нас поразила приверженность балонда к установившемуся этикету. При встрече с высшими людьми на улице они падают на колени и растирают пыль на груди и руках, и пока эти люди высшего ранга продолжают итти, они всё время хлопают в ладоши.

Мы видели несколько раз женщину, которая занимает у Шинте должность водоноски. Когда она идёт с водой, то звонит в колокольчик, предупреждая всех, чтобы они сходили в сторону с дороги. Если бы кто-нибудь подошёл к ней близко, то это считалось бы большим преступлением, потому что его близость может оказать вредное действие на воду, которую будет пить вождь. Я думаю, что самые ничтожные проступки такого рода используются в качестве предлога для того, чтобы продавать таких людей или их детей работорговцам из племени мамбари.

За время нашего пребывания у Шинте здесь произошёл такой случай, который совершенно неизвестен на юге. Двое детей, один семи, а другой восьми лет, вышли из дома, чтобы набрать в лесу дров. Их дом находился на расстоянии четверти мили [около 0,5 км] от деревни. Когда они отошли недалеко от дома, то были схвачены и утащены, и их непредусмотрительные родители не могли найти их следов. Это было так близко к городу, что не может быть и мысли о нападении на детей хищного зверя. По нашим предположениям, в этом деянии должны быть повинны какие-нибудь люди высшего круга, близкие ко двору Шинте; они могли ночью продать детей.

Мамбари сооружают специальные большие хижины четырёхугольной формы, в которых помещают украденных детей; детей кормят там хорошо, но выпускают на воздух только ночью. Частые похищения детей, имеющие место во всей этой области, сделали понятным мне, для чего около деревень существуют стоккады, которые мы так часто видели здееь. Родители не могут возбуждать дела, потому что и сам Шинте склонен, повидимому, заниматься этими тёмными делами. Однажды он прислал за мной ночью, хотя я всегда заявлял ему, что предпочитаю действовать всегда открыто. Когда я пришёл, то он подарил мне рабыню, девочку лет восьми; при этом сказал, что он всегда дарит своим посетителям ребёнка. В ответ на выраженную мной благодарность и на мои слова, что я считаю дурным делом отнимать детей у их родителей и что я советую ему вообще отказаться от такого дела и начать вместо него торговлю слоновой костью и воском, он настаивал на том, чтобы подаренная мне девочка осталась у меня, "была бы моей дочерью и носила мне воду". Он убеждал меня в том, что у всякого знатного человека должен быть ребёнок, который исполнял бы эту обязанность, а у меня совсем нет ребёнка. Когда я отвечал ему, что у меня четверо детей и что я был бы огорчён, если бы мой вождь отобрал у меня мою маленькую девочку и подарил её другим, и что поэтому я предпочитаю, чтобы подаренная мне девочка оставалась дома и носила воду для своей матери, то он решил, что я недоволен ростом ребёнка и велел привести другую девочку, которая была на голову выше первой. После долгих моих разъяснений о том, как отвратителен сам факт продажи человека человеком, и о том, как ужасно причинить матери ребёнка такое горе, я отказался также и от этой девочки.

От этих вождей невозможно было уехать скоро, они считают за честь для себя, когда иностранцы долго остаются в их деревнях. Кроме того, была ещё одна причина нашей задержки: здесь часто шли дожди, не проходило суток, чтобы не было ливня. От сырости портится всё. Хирургические инструменты покрываются ржавчиной, на одежде появляется плесень, обувь быстро рвётся; моя палатка вся была в маленьких дырках, и при каждом сильном дожде на моё одеяло опускался густой туман из мелких брызг, заставляя меня прятать под одеяло свою голову. По утрам даже внутри палатки всё было покрыто густой росой. Солнце показывалось только после полудня на самое короткое время, но даже это короткое прояснение неба прерывалось грозовыми ливнями, лишавшими нас возможности просушить наши постельные принадлежности.

Северный ветер всегда нагоняет густые тучи с дождём, а на юге проливные дожди всегда приходят с северо-востока или с востока. Когда нет солнца, то термометр падает до 72° [27°,1 С], а когда небо бывает ясное, то он и в тени поднимается до 82 [30°,9 С] даже по утрам и вечерам.

24 января. Мы думали отправиться в путь сегодня, но Самбанза, который рано утром был послан за провожатыми, вернулся только в полдень без них и мертвецки пьяный. В этой местности мы в первый раз за всё время увидели пьяного и услышали его бессвязное бормотание.

Боялоа, или пиво, изготовляемое в этой стране, оказывает скорее притупляющее, чем возбуждающее действие. Любители пива обычно быстро валятся с ног и засыпают мертвецким сном. Часто молено видеть их лежащими на земле вниз лицом, в состоянии глубокого сна.

Самбанза опьянел от мёда, похожего на тот, которым нас угощал Шинте. Этот напиток крепче, чем боялоа. Насколько мы могли понять из бессвязной речи Самбанзы, Шинте сказал, что нам нельзя пускаться в путь в такой сильный дождь и что проводникам необходимо время для сборов в дорогу. Так как почти весь день лил дождь, то нам не трудно было принять его совет и остаться. Самбанза, шатаясь, направился в хижину Маненко. Его супруга, которая никогда не давала торжественного обещания "любить, почитать и повиноваться ему", не питала против него гнева, поэтому она хладнокровно втащила его в хижину и уложила спать.

Желая доказать мне свою дружбу, Шинте сам пришёл ко мне в мою палатку, которая с большим трудом могла вместить двоих людей, и с большим интересом осмотрел все новые для него и любопытные вещи: ртуть, зеркало, книги, расчёски, гребешок, карманные часы и т. д. Затем он закрыл вход в палатку так, чтобы никто из его людей не мог быть свидетелем проявленной им безумной расточительности, в которой его могли обвинить, извлёк из-под полы нитку бус и срезанный конец морской раковины, которая считается огромной ценностью в областях, далёких от моря. Он повесил мне бусы и раковину на шею и сказал: "Вот тебе доказательство моей дружбы".

Мои люди сказали мне, что раковина эта, в качестве почётного знака отличия, является в этой местности большой ценностью: за одну-две таких раковины можно купить раба, а пять раковин являются хорошей ценой за бивень слона, который на Деньги стоит девять фунтов стерлингов. Во время нашего последнего разговора с Шинте он назначил главным проводником для нас Интемесе, человека лет пятидесяти. По словам Шинте, Интемесе приказано быть с нами до тех пор, пока мы не дойдём до самого моря. Шинте просил меня, чтобы отныне, если, мне нужна будет какая-нибудь помощь, то я обращался бы только к нему; он всегда будет рад помочь мне. Это была только вежливая форма, посредством которой выражалось пожелание успеха. Проводники, которые должны были помочь мне дойти до моря, на самом деле имели распоряжение дойти со мной до следующего вождя - Катемы.






 
Рейтинг@Mail.ru
один уровень назад на два уровня назад на первую страницу