Т.З. Семушкин. АЛИТЕТ УХОДИТ В ГОРЫ.

Книга первая. Часть первая

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

В стойбище Янракенот день проходил не совсем обычно. Во всех ярангах говорили о том, что жена Каменвата "дала слово" и собирается уходить к "верхним людям".

Она уже много дней была больна. На руках и ногах ее были отеки. Лицо выражало безразличие. Какой-то злой дух вселился в ярангу Каменвата, и жизнь стала очень трудной.

Соседи, боясь злых духов, перестали заходить к нему. И только изредка к яранге подходил Айе и оставлял в сенках кусок мяса и немного жира. Сам Каменват никуда не выходил, боясь навлечь беду на сородичей.

Больная старуха хорошо понимала, сколько горя и страданий она причиняет близким ей людям.

"А зачем? Зачем отягощать людям жизнь? Ведь есть же почетная добровольная смерть", - думала старуха.

И это было ясно всем людям стойбища. Все сходились на одном: что старухе, пожалуй, надо уходить к "верхним людям". Но каждый человек - сам хозяин своей жизни. Все ждали, когда старуха сама попросит смерти.

И вот однажды утром, когда Каменват проснулся и стал заправлять светильник, он услышал голос старухи.

- Каменват, - сказала она. - Мне нужно уходить. Время пришло. Пора. Ждать больше нельзя. Еще вчера в мыслях я дала это слово, а теперь говорю языком.

- Может быть, подождешь еще немного? Может быть, злые духи уйдут из нашей яранги и ты не покинешь меня одного? - тихо спросил Каменват.

- Нет, - твердо ответила старуха. - Я много думала вчера. Эту ночь я совсем не спала, готовясь сказать "слово". Теперь я еще раз говорю: пора мне уходить к "верхним людям".

Каменват решил послать за Тыгреной. Алитет также должен присутствовать и помочь "уйти близкому человеку" к "верхним людям".

В тот момент, когда они разговаривали о предстоящем, в сенки вошел человек. Человек кашлянул, давая знать о своем приходе. Давно никто не заходил сюда, а Каменват перестал узнавать пришедшего по шагам и кашлю. Наверное, Айе положил в сенки мясо.

- Айе, не ты ли пришел? Отзовись хоть!

- Нет, не Айе. Пришла Тыгрена.

- Что слышат мои уши? - шепотом обратился Каменват к старухе. - А ты тоже слышала ее голос?

- Да, я слышала. Наверное, сердце сказало Тыгрене о моем большом дне.

Каменват торопливо приподнял шкуру полога, выглянул в сенки и вскрикнул:

- Тыгрена!

- Да, это я пришла, - устало ответила она.

Тыгрена вползла в полог и, увидев обезображенную, больную мать, отшатнулась назад. Она слышала, что мать больна, но никак не ожидала увидеть ее такой.

В пологе воцарилось молчание. Люди были несчастны, и каждый по-своему. Никто из них не решался первым подать голос.

Наконец заговорила мать:

- Ты приехала, Тыгрена. Ты хорошо поступила. Сегодня большой у нас день. Вот ту новую шкуру положи Алитету.

Тыгрена молча покачала головой.

- Алитета здесь нет. Не надо его. Он в Энмакай... Я убежала от него.

Каменват посмотрел на Тыгрену и в большом смятении спросил:

- Что я слышу? Или вселился в мои уши келе? - Каменват говорил низким, расслабленным голосом. - Тыгрена, что теперь будет? Так никогда еще никто не делал из нашего народа. Или злые духи указали тебе эту дорогу бегства? Тебе надо скорей вернуться назад.

- Нет, Каменват, я не вернусь. И мышка имеет сердце, и мышка может разозлиться, - оправдывалась Тыгрена.

- Сколько горя мне! Зачем так много для одного человека?

Больная старуха не стала говорить о поступке дочери. Она уже все равно не успеет предотвратить его. Она думала только о своем слове, данном сегодня утром.

- Люди, торопитесь! Мне пора. Нужно скорей готовиться, чтобы не опоздать! - быстро и взволнованно проговорила старуха.

Сейчас же начались приготовления "к последнему чаю". Моржовый ремень был в хозяйстве. Не хватало лишь оленьего выпоротка, которым нужно обвернуть шею старухи. И самое главное - не было еще одного близкого человека.

Тыгрена подвесила чайник над светильником и вышла из полога.

Она остановилась у наружных дверей яранги. На улице показались люди. Они издали приветствовали ее, но никто близко не подходил к яранге Каменвата.

Заметил Тыгрену и Айе.

- О, какомэй, Тыгрена! - взволнованно сказал он, подойдя к ней.

- Айе, у нас в яранге смертный день. И нет у нас близкого человека, чей голос последний раз услышит моя мать. Только один ты по-прежнему живешь вот здесь у меня. - И она показала на свое сердце.

- Тыгрена, пусть она услышит мой голос, - поспешно сказал Айе.

- У нас нет оленьего выпоротка, чтобы обвернуть шею матери.

- Я сейчас сбегаю. Есть у меня два выпоротка...

- Подожди, Айе! В нашей яранге большое горе.

- Разве наш народ перестал считать за большое счастье, когда человек спешит к "верхним людям"? - удивился Айе.

- Горе для Каменвата, - сказала Тыгрена.

Айе стоял удивленный, ничего не понимая.

- Наверное, в голове моей разум высох? - недоумевающе спросил Айе. - Я совсем ничего не могу понять!

- Ночью... я убежала от Алитета, - прошептала Тыгрена.

В стойбище Янракенот все были поражены этой новостью. В каждой яранге, в каждом пологе только и разговаривали о Тыгрене, видя в ее поступке нехорошее предзнаменование. Бегство Тыгрены затмило даже сегодняшнее, такое все же редкое событие, как добровольная смерть, на какую обрекла себя жена Каменвата.

Когда все приготовления были закончены, в пологе начался "последний чай". Здесь было четыре человека: старуха, Каменват, Тыгрена и Айе. Все они сели полукругом, и возбужденная Тыгрена разливала чай. Это был даже не чай, а травка из дальней тундры, которую заваривали в горячей воде еще до прихода на эти берега торговых белолицых людей. И сахар не полагался. Прощальный день должен быть таким, каким был много, много лет назад, когда еще на Чукотской земле не было ни одного таньга.

Старуха сидела в новом меховом керкере* и новых камусовых торбазах. Эта одежда была приготовлена давно. Все остальные люди - "неуходящие" - были в обычных одеждах: Тыгрена с набедренной повязкой, Каменват и Айе в легких меховых штанах.

* Меховой комбинезон.

Чай пили при полном молчании. Наконец старуха, не допив чай, передала свою кружку Тыгрене и сказала:

- Люди, довольно. Тыгрена, возьми себе мою кружку. Тебе еще долго придется пить чай.

Посуду быстро убрали, и старуха передвинулась на середину полога.

На лице ее было выражение полного равнодушия к окружающим людям, будто она уже находилась в пути, оставив навсегда нелегкую земную жизнь. Она смотрела на близких людей и уже не замечала их. Никто больше не услышал ее голоса. Старуха молча повалилась на оленью шкуру и закрыла глаза.

Тыгрена в слезах обвернула шею матери шкуркой молодого теленка, муж Каменват накинул петлей ремень поверх шкурки, и, когда Айе сел верхом на колени старухи и крепко взял ее руки в свои, придавив их к полу, петля затянулась.

С улицы донесся вой собак. Одна за другой они выли протяжно, нагоняя тоску и отчаяние.

Труп увезли в горы и положили среди камней. Каменват изрезал одежду, чтобы облегчить доступ к трупу зверям и хищным птицам. Тыгрена оставила здесь же чайную чашку с блюдцем, иголку и немного ниток, скрученных из оленьих жил.

На склоне горы показалась упряжка сильных собак. Это в погоню за Тыгреной мчался Алитет.